Мы

— Снято, спасибо, перерыв пятнадцать минут! Отлипаю от телефона, возвращаясь в реальный мир. В нём холодная и неприступная Тина Кароль кидает в мою сторону предупредительный взгляд, слегка наклонив голову. В её глазах — страхи, вечные спутники этих голубых океанов. Выдавливает из себя искусственную улыбку, поправляет волосы. Не женщина, а картинка. А тем временем я сжимаю в руках доказательство существования её иной версии. Таня Либерман пишет мне письма, пропитанные любовью и надеждой, и воспоминания о них отдаются таким теплом, что жгут мне ладони. С интересом наблюдаю за тем, как девочка деловито раскидывает обязанности между ассистентами, твердит про поплывший макияж и перекидывается с нашими коллегами десятком ничего не значащих фраз. Она так мило опасается, что моя горящая счастьем физиономия привлечёт к себе их внимание, что даже готова играть в экстраверта. Но я-то знаю, что по душе ей совсем другие игры… — Дан, ну ты разошёлся, конечно, — Настя с присущей ей бесцеремонностью врывается в поток моих мыслей и встаёт между нашими с Тиной креслами, — решил всех красоток себе забрать? Вздыхаю и предусмотрительно прячу телефон в карман. Моя кудрявая коллега следит за мной с возбуждённым интересом, словно ребёнок, который тягает кота за хвост и хочет узнать, что будет дальше. Касаюсь беглым взглядом своей девочки, которая изображает незаинтересованность в нашем разговоре, и раздвигаю губы в ухмылке. — Такая у меня судьба — красоток притягивать. Малышка сглатывает, прекрасно расслышав мой ответ, и силится не улыбнуться. Напротив неё Потап продолжает рассказ о каких-то проблемах со своими артистами, а сияющий Дима переводит взгляд с меня на Тину, и затем обратно. Вездесущий святой человек всегда видит глубже, чем показывает. — А что, одной уже недостаточно? — хихикает Настя, поворачивая голову в поисках поддержки от мужа. Он удовлетворённо улыбается ей в ответ, вгоняя меня в недоумение. За эти два бесконечных съёмочных дня я уже устал догадываться, когда «главная пара года» шутит, а когда пытается вывести меня на эмоции. Чем дольше я анализировал свои с ними разговоры, тем хуже различал границу между невинным подколом и осознанной манипуляцией. — Паша! Тина резко нарушает затянувшееся молчание и протягивает руку к палачу. Орлов по привычке вприпрыжку добирается до своего маленького босса, подавая ладонь. Девичьи пальцы стискивают локоть помощника, и стройный силуэт растворяется в темноте коридора. — Белая королева не в настроении, — с улыбкой резюмирует Потап, забирая Настю со сцены. Мы с Монатиком остаёмся в тени погасшего на время перерыва помещения и перекидываемся парой смущённых взглядов. Знаю, что он никогда первым не спросит о личном. Коротко улыбаюсь и тоже поднимаюсь с кресла, похлопывая Диму по плечу. — Весёлые у нас будут съёмки, — тихо заключает он, пропуская меня вперёд по коридору. Ещё спустя мгновение я остаюсь в полутьме ступенек совершенно один. Бреду мимо технического персонала, уворачиваясь от бесконечных кранов, проводов, световых панелей. Замираю перед собственной гримёркой, проверяя ощущения. Пахнет Тиной. Так ярко и чётко, что я никак не могу отпустить мысль, что она стоит прямо за моей спиной. Поворачиваюсь, окутывая себя любимым запахом ещё сильнее, но обнаруживаю позади лишь пустоту. Ты совсем спятил, Балан. Дёргаю за ручку и скрываюсь за деревянной дверью. Моему существу хватает доли секунды на то, чтобы обнаружить в темноте укротительницу моих демонов. Она сидит на диване, вытянув ноги, грызёт ноготь и смотрит куда-то перед собой. Защёлкиваю замок и медленно опускаюсь на мягкую подушку напротив Тины. Девочка тут же переводит сосредоточенный взгляд на меня и шумно выдыхает. Без спроса тянусь пальцами к застёжкам на её босоножках и снимаю обувь. Нежные пальчики сразу же шевелятся, почувствовав свободу, и я провожу по ним рукой. Поглаживаю каждый, разминаю, скольжу ладонью по стопе и легонько сжимаю. Глаза малышки по-прежнему держат меня в фокусе, выдавая её глубокие размышления. — А ты знала, что только кажется, будто у пингвинов нет коленей? — убаюкивающим тоном отвлекаю Тину от её раздумий и растираю кожу на стопе. — Просто они запрятаны под перьями, и их совсем не видно. — Чего? — на её лице высвечивается откровенное недоумение, вмиг прекращая все внутренние метания. Я уже успел понять, что дезориентация — один из наиболее быстрых и простых способов вывести малышку из плена мыслей. — Мы с тобой как эти пингвиньи колени, я об этом. — Дурбецало, — на любимом личике расцветает рассеянная улыбка. Девочка откидывается на подушки и посмеивается от моей неловкой попытки разрядить обстановку. Протягивает ближе ко мне вторую ногу, намекая на продолжение массажа, и я без колебаний захватываю вторую стопу рукой. Жму, а затем легонько щекочу, чем вызываю тинин писк. Покрепче обхватываю тонкие лодыжки и тяну на себя, заставляя малышку упасть с подушек. Ткань её кремового платья в полутьме переливается сотней крошечных солнечных зайчиков и рассыпается по потолку скоплениями звёзд. По мере того, как ноги девочки оказываются всё ближе ко мне, юбка начинает собираться в складку и открывает мне всё больше простора для поцелуев. Не могу отказать себе в удовольствии касаться её. Наклоняюсь, провожу губами по прохладной коже, награждаю долгими прикосновениями коленку, веду выше, по пути делая короткие остановки на каждой родинке. Тина прерывисто дышит под моими ласками и разводит бёдра. Пропускает меня вперёд. Притягиваю свою девочку максимально близко, задирая подол платья до талии. Закладываю в рот два пальца, обвожу языком, и малышка приоткрывает губы. Догадывается, где эти пальцы скоро окажутся, и двигает ногами. С плотоядной ухмылкой тяну руку ниже, отодвигаю край трусиков и без церемоний ввожу во влажную плоть сразу оба пальца. Малышка прогибается в спине и ловит ртом воздух от такого стремительного проникновения. Выхожу, а затем вновь резко погружаюсь в её тело, срывая с губ приглушённый стон. — Ты с ума сошёл? — хрипло интересуется, когда я раз за разом повторяю свои рваные движения. Горячие стенки сжимают мои пальцы и требуют большего. — Я же сейчас кончу! — А ты думаешь, я тут шутки с тобой собрался шутить? — добавляю третий палец, располагая его на клиторе, и нажимаю. Всхлип её удовольствия ласкает мой слух, в очередной раз подтверждая, что кнопки Тины Кароль работают идеально. — Перерыв вот-вот… кончится, — прерывисто выпускает совершенно ненужные слова в попытке контролировать сознание. Чувствую, что она вот-вот рассыплется на части, и ускоряюсь. Девочка постанывает в моих руках, сжимая бёдрами мой торс. Наклоняюсь ближе к раскрасневшемуся лицу, чтобы не пропустить ни единой эмоции, которая отразится на нём во время пика. Пульсация под пальцами усиливается в геометрической прогрессии, лишая Тину контроля над собственным телом. Она упирается затылком в диван, поднимая подбородок, и впивается руками в подушку. Взрывная волна оргазма соскакивает с искусанных губ, вихрем проносится по низу живота и накрывает малышку. Ловлю кожей каждое её сокращение, продолжая неторопливые движения по пульсирующей плоти. Тина отпускает подушку и дрожащей рукой тянется к моим погружённым в неё пальцам. Переплетает со своими, прикрыв глаза. Вместе тонем в блаженной тишине момента, пока идиллию не нарушает громкий стук в дверь.Чёрт. — Уже иду! — восклицаю в пространство, окончательно разрушая наш хрупкий магический мирок. Глаза Тины распахиваются и скользят по мне удивлением. Она заливается краской, пока я деловито поправляю трусики на бёдрах. Тянет подол вниз, закрывая вместе с запретными зонами все мои фантазии. Закусываю губу и разглядываю полыхающие щеки, и мой вожделенный взгляд не укрывается от девочки. — Я чувствую себя заядлой должницей, — произносит осторожно и выпускает меня из объятий бёдрами. Ухмыляюсь ей в ответ и киваю. — Отдашь натурой потом, — моя плотоядная улыбка врезается в любимые губы, сминая и подчиняя. Девочка движется мне навстречу, пускает в ход язык и заставляет меня в исступлении терзать податливый рот, извлекая наружу тихое удовольствие. Маленькая ладошка поднимается вверх от моего живота к груди, ласкает пульсирующую шею и останавливается на подбородке. Слегка надавливает пальцами, разъединяя наши губы. Пронзает меня насквозь своими сияющими глазами и в последний раз чмокает в приоткрытый в восхищении рот. Наскоро выбирается из объятий и останавливается напротив зеркала, поправляя платье. Скольжу взглядом по любимым изгибам, встречаясь с голубыми океанами в отражении. — Не выходи за мной сразу, ладно? — Тина хихикает, взмахнув рукой перед моими застывшими в мыслях глазами. Вырываюсь из потока вожделения к этой девочке и успеваю зубами прихватить за ускользающий палец. Исчезает в дверном проёме, оставляя меня справляться с нахлынувшими эмоциями в одиночку. Провожу по волосам в попытке пригладить хаос на голове, но бросаю это дело незавершённым. Откуда-то из коридора до моих ушей доносятся отзвуки разговора на повышенных тонах, и я слишком хорошо знаю, кому принадлежат голоса. Стремглав мчусь к двери, по пути додумываюсь проверить, все ли пуговицы на мне застёгнуты. Этих секунд промедления оказывается достаточно, чтобы опоздать. Ловлю в тени коридора блестящие глаза своей девочки и чувствую, как болезненная ярость языками пламени выжигает узоры в горле. Сглатываю. Перевожу взгляд на виновника слёз. Потап безмятежно улыбается, внимательно осматривая мой внешний вид. Клокочущая внутри пульсация добирается до челюсти и обдаёт язык жаром. — Что ты ей сказал? — почти выкрикиваю, по пути теряя все тормоза и здравые смыслы. Влажные от обиды глаза срывают во мне последние тумблеры, оставляя в живых лишь один инстинкт — защищать своё. — Потише, Дракула, — Потап поднимает руки и продолжает издевательски ухмыляться мне. Крошечная фигурка Тины маячит за его широкой спиной и безрезультатно стремится пробраться ближе, — чего это ты такой возбуждённый? — Что ты сказал ей?! — Да это всё шутки, чего ты вскипел? Ну не понимает наша Тина приколов, что теперь поделать? — будто специально он отодвигается назад, позволяя малышке увидеть мою лихорадочную ярость. Она скользит испуганным взглядом по моему лицу и робко приближается. Нашептывает что-то, но я ничего не могу разобрать. Виски бешено пульсируют в приступе злобы, и я одним шагом максимально сокращаю пространство между нами с Потапом. — Не смей открывать свой грязный рот в её сторону, ты понял? — медленно, едва справляясь с клокотанием внутри, произношу я. Глаза Потапа округляются от моих слов, но выражение лица остаётся неизменным. Удивлённо и удовлетворённо он наблюдает за моими эмоциями. Затем, вдоволь налюбовавшись, равнодушно пожимает плечами и удаляется. — Боже, Дан, ты в своём уме? — тихий голос Тины раздаётся где-то на обочине моего разъярённого сознания, и я с плохо контролируемыми эмоциями опускаю взгляд. Голубые океаны смотрят с укоризненным шоком и только подливают масла в огонь. — Он тебя обидел? Что он сказал? — Ничего он не сказал, я тебя прошу, успокойся, — она торопливо оглядывается по сторонам, проверяя, не маячит ли на горизонте кто-то особо любопытный. Затем снова скользит глазами по мне с таким выражением на лице, будто видит меня впервые. — Я совсем дебил, по-твоему? — резко провожу по волосам в попытке контролировать агрессию. Не хочу срываться на свою девочку, но её реакция сводит меня с ума. — Ты вот-вот разревёшься, но он ничего не сказал?! — Ты не мог бы орать громче? Ещё не весь павильон в курсе! — Мне это нахер не интересно! — встречаюсь лопатками с живительной прохладой стены, потому что чувствую, что сейчас взорвусь. — Я не позволю никому тебя обижать! — Разве я просила тебя вмешиваться? Впиваюсь взглядом в напряжённое лицо Тины. Она то и дело нервно мечется глазами по коридору, обхватывая себя руками. Какого чёрта она несёт эту чушь? С каких пор лысому увальню позволительно плеваться ядом направо и налево, не встречая сопротивления? — Ты моя женщина. Было бы странно, если бы ты просила, — чеканю эти слова, прожигая тинино раздражение своим. Мы стоим и буравим друг друга взглядами, не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями. — Зато орать на весь павильон — ни черта не странно! — Ты серьёзно сейчас? — мой лоб прорезают озадаченные морщины, пока я пытаюсь разобраться в хитросплетениях её обвинения. То есть, всё, что её волнует — нарушенная тишина? Неужели она настолько боится привлечь случайных свидетелей, что готова терпеть эти омерзительные шуточки в свой адрес? — Если это единственный способ заставить его запихать язык обратно в задницу, я могу орать и громче. Зато ты у нас, видимо, готова проглотить любое его дерьмо, только бы не шуметь, да? — Прекрати… — мои слова ожидаемо неприятно затрагивают её самолюбие, но я просто не могу сдерживать в себе клокочущее негодование. — Ты ещё и посмеялась бы вместе с ним, да вот только зрителя не было, а? — Дан… — Тебе это доставляет удовольствие, скажи мне? Бьют по одной щеке, а ты и рада подставить другую? — Дан! — до меня доносится тихий всхлип, и вся взъерошенная ярость со скрежетом трескается и осыпается к моим ногам. Словно в замедленной съёмке наблюдаю за одинокой слезинкой, которая прочерчивает влажным следом кожу на щеке. Машинально тяну палец, чтобы стереть, но девочка отстраняется и закусывает губу. Посылает меня ко всем чертям своим затравленным молчанием, разворачивается на каблуках и медленно движется по коридору, на ходу стирая доказательство причинённой боли. Я с силой бьюсь затылком об стену, проклиная самого себя и весь мир вокруг. Осознаю, что так глупо попался на очередную удочку провокатора и довёл свою девочку до слёз. Чёрт возьми, Балан, ну почему же ты такой придурок? «Весёлые у нас будут съёмки». Недавняя фраза Димы крутится на карусели моей головной боли, с каждым витком обретая всё новые и новые смыслы. Напророчил.