Мы

Медленно открываю глаза, по миллиметру обнаруживая себя в этом мире. Упираюсь взглядом в мокрые от слёз щёки и в первую секунду не могу осознать, где я нахожусь и что происходит. Всё, что я помню — пронизывающее до костей блаженство и запах любимого человека под моим боком. Что же случилось? — Таня? — полушёпот-полухрип с трудом пробивается наружу через мои сонные губы и заставляет девочку вздрогнуть. Она будто возвращается ко мне из своего собственного чистилища. — Привет, — шепчет и шмыгает носом. По привычке тянусь рукой к нежной мокрой коже и провожу кончиками пальцев, стирая влагу. Поглаживаю скулу, не тороплюсь убрать ладонь. Тина смущённо улыбается и рассматривает моё лицо с таким выражением, словно только что обнаружила нечто удивительное и незнакомое. — Ты чего? Что-то случилось? — я тоже исследую любимые черты, потому что, сколько ни пытаюсь, не могу обнаружить причину для её слёз. Прижимаю ладонь сильнее, и малышка трётся о меня щекой, размазывая подсыхающие слёзы. — Я так виновата перед тобой, — выдыхает, накрывая мои пальцы своими. Стискивает в руке, как будто опасается, что мне придёт в голову прервать наше тактильное единение, — я такая глупая. Хмурюсь и притягиваю девочку ближе, обвивая её сонное расслабленное тело. Ну, теперь картина хотя бы проясняется. Моя королева драмы снова напридумывала себе каких-то ужасов, и теперь сходит с ума сама, а заодно приглашает и меня на свидание в этот ресторан безумства. — Не могу разобраться в себе, а страдаешь ты. У меня просто… не получается, — снова всхлипывает, утыкается влажным носом мне в шею. Оставляю короткий поцелуй на пшеничном затылке и гипнотизирую взглядом штору в попытке подобрать слова. — У тебя есть я, и мы можем разобраться вместе, — осторожно произношу, прислушиваясь к неровному дыханию у себя под подбородком. — Ты же знаешь, — Тина отстраняется и заглядывает мне в глаза, напрочь выбивая из моей головы последние отголоски рассудка. Всё плавится и растекается под напором её чувственности и ядерного коктейля из страха и желания, — есть пути, которые придётся пройти в одиночку. Просто я боюсь, что пока блуждаю, ты устанешь меня ждать в конце. — Я буду ждать тебя всегда, — тянусь губами к тёплому лбу и оставляю долгий поцелуй на коже, — и с чего ты взяла, что я сам по своей тропе не блуждаю? — Потому что я знаю, что ты её уже прошёл. Иначе не смог бы терпеть мои истерики. — Я не терплю, а наслаждаюсь, — с ухмылкой веду руками вниз по её телу, медленно снимая с нас груз непростого разговора. Девочка постепенно оттаивает под моими прикосновениями и растягивает губы в улыбке. — Кстати, пока наслаждался нашей последней встряской, натолкнулся на интересную мысль. Хочешь послушать? Тина опирается щекой о согнутую в локте руку и прикрывает глаза, поглядывая на меня из-под пушистых ресниц. От неё сквозит нежностью и спокойствием, и я осознаю, что мы пережили очередной её маленький шторм. Воздух после бури всегда самый чистый — как и её взгляд сейчас. — С удовольствием, — заинтересованно улыбается, маленькая соблазнительница. Повторяю её позу и облизываю губы. С возрастающей силой хочу поцеловать её как минимум тысячу раз, и держать себя в руках становится труднее с каждым мгновением. Эта наша недельная разлука, как и все предыдущие, исполосовала мне душу, и теперь солёное море слёз и её любви проникало под незажившие раны и мучило меня. Но я уже смирился с мыслью, что в нашей паре роль мазохиста отдана мне, и старался получать удовольствие даже во время наших общих девятибалльных штормов. — Помнишь, однажды ты спросила меня, откуда берёт начало моя любовь? Когда я понял, что чувствую к тебе именно это, — черчу пальцами узоры на талии и забираюсь под свитер, поглаживая кожу. Влажные глаза рассматривают меня с интересом и каким-то детским ожиданием, — но я не смогу ответить, Тань. Потому что я любил тебя всегда, наверное, ещё до своего рождения, только не знал этого. Но знаю теперь. И я не пошутил, когда сказал про наслаждение. Ты думаешь, что делаешь мне больно или заставляешь идти на какие-то жертвы, но это всё не имеет для меня никакого значения. Я ничего не знаю об этой жизни, знаю только, что она не нужна мне, если нет тебя. Мне кажется, я и не жил вовсе, пока тебя не нашёл. — Родной… Её тихий голосок прерывает мой затянувшийся монолог, а трясущиеся губы тотчас захватывают мои в крепкие объятия. Она всхлипывает, но ни на секунду не разрывает поцелуй, задыхается от моего чувственного ответа, но прижимается из последних сил. Тянется руками вверх по шее, пальцы заплетаются в кудрях, а по её щекам с новой силой катятся слёзы. Обвиваю дрожащую девочку и выдыхаю ей в рот. — Хотел вызвать улыбку, а довёл до слёз, — мягко корю себя, плавясь под её лаской. Тина лишь на мгновение отрывается от меня, чтобы глотнуть воздуха, и затем припадает к губам с новой силой. Прихватывает зубами, обводит языком, оттягивает кожу. — Люблю тебя, — жмётся всем телом, перемешивая наши руки. Теряемся друг в друге и целую вечность собираемся по кусочкам, оживая под тёплыми поцелуями. Рвущееся наружу желание бьёт меня дрожью, но эти ощущения настолько незначительны под лавиной ласковой нежности, что я готов провести как минимум век, не отрываясь от любимых губ. — Однажды придёт день, когда я привыкну это слышать, — соединяю наши лбы, давая короткую передышку. Малышка судорожно хватает ртом кислород, продолжает причёсывать мою непослушную шевелюру, — но не сегодня. — Люблю, люблю, люблю. Покрывает мягкими поцелуями мои колючие щёки, а затем снова припадает к губам. Проталкивает внутрь язык, на скорости сплетаясь с моим, и уносит нас обоих куда-то за предел этого мира, где существуем только мы. Температура между нами стремительно повышается, хотя мы не заходим дальше безумных поцелуев. Ощущаю прохладную ладошку на своём животе и не могу сдержать улыбку. Даже желание к нам с ней приходит одновременно. Подрагивающие пальчики сжимают край футболки и тащат вверх. Мне приходится прервать нашу чувственную игру, чтобы скинуть вещи. Тянусь руками к свитеру и снимаю его с девочки, взлохмачивая её волосы. Она вновь прижимается к моему рту и заводит ладони за спину, щёлкая замочек от белья. Лиф капитулирует и молниеносно покидает мою территорию, даря больше простора для касаний. Сжимаю мягкую плоть, притягиваю Тину ещё ближе. Она сладко стонет от моей ласки и продолжает языком стирать с меня последние воспоминания о чём-то кроме неё. Захватываю пальцами сосок, надавливаю сильнее, и девочка прогибается в спине. Знаю, сколько наслаждения приносит ей наше постоянное путешествие на грани боли и удовольствия. Обхватываю грудь и мучаю плоть до тех пор, пока малышка не начинает просить пощады. Её покрасневшая истерзанная моими нетерпеливыми ласками кожа горит и пульсирует, умоляя о спасении. Наклоняюсь. Прижимаю ладони к её лопаткам, формируя опору, и Тина откидывается на мои руки, отдавая себя всю. Тянусь губами к соску и оставляю укус. Девочка вздрагивает и стонет под моими прикосновениями. Оттягиваю зубами сильнее, заставляю её извиваться от наслаждения. Судорожно сглатывает и облизывает губы. Прохожусь поцелуями по каждой родинке, впитывая желанный запах. Слизываю выступающий пот, наслаждаюсь каждым оттенком её вкуса, звучания, чувственности. Она притягивает мою голову ещё ближе. Упираюсь щекой в бешено колотящееся сердце и замираю, прислушиваясь к мелодии. — Я так тебя хочу, пожалуйста… — шепчет, оттягивая мои волосы, и уже в следующий миг оказывается прижатой к простыням. Накрываю её своим телом сверху и скольжу ладонью по бедру, ныряю к животу. Поддеваю пальцами молнию на джинсах, резко опуская бегунок, и Тина томно выдыхает в такт моим движениям. Цепляюсь за края одежды и дёргаю вниз вместе с трусиками. Девочка двигает ногами, помогая избавить себя от мешающей ткани, и стонет, когда вновь чувствует мои ладони на горящих желанием бёдрах. Приподнимает ягодицы, прижимается к моему паху и срывает тихое удовольствие с моих губ. Не в силах больше справляться с бушующим возбуждением опускаюсь на нежное тело и провожу языком мокрую дорожку от плеча вниз по позвоночнику, попутно стягивая с себя остатки одежды. Целую ягодицу, разминая руками кожу, и просовываю руку под тинин живот. Она мгновенно подтягивает колени и прогибается в спине, прижимаясь грудью и рёбрами к простыням. Вид на её кипящее от возбуждения тело едва не заставляет меня кончить. Фиксирую бёдра ладонями, притягиваю жаждущую плоть ближе. Малышка подрагивает под моими руками и рвано дышит, хватаясь пальцами за подушку. Эти секунды до первого толчка распаляют нас и заводят настолько, что плавят пространство вокруг. — Пожалуйста! — долетает до моего опалённого сознания, и я стремительно врываюсь в желанное тело. Растягиваю податливую плоть, заполняя собой до упора. Тина несдержанно стонет и сжимает в руках многострадальную подушку. Поворачивает голову, упираясь щекой в простыни, и едва не кричит в аккомпанемент моему следующему толчку. Медленно скольжу в любимом теле, растворяясь в собственных ощущениях, стискиваю пальцами кожу на бёдрах, насаживая девочку на себя до упора. Звуки её удовольствия ласкают мой слух, погружая в нирвану. Чувствую, как стремительно приближается пик, и ускоряю движения. Малышка поскуливает подо мной, снова и снова впиваясь в ткань. Тянусь выше и накрываю её руку своей, сжимая пальцы. Мы соприкасаемся едва ли не каждой клеточкой и дрожим от вожделения. С трудом контролируя собственное тело она прижимает наши руки к губам и целует, целует, целует. Вздрагивает подо мной и напрягается в захлестнувшем оргазме. Влажная плоть неистово пульсирует вокруг меня, ускоряя мой финал, и уже через пару толчков я достигаю разрядки. Тина продолжает скользить по моей руке искусанными губами, пока я медленно перерождаюсь в её ласке. Целую горячий позвоночник, обводя языком каждую косточку, сминаю свободной рукой упругие ягодицы. Девочка мурчит от моих прикосновений и улыбается. — Мой лучший секс в этом году, — с тоном знатока замечаю я, когда падаю на подушки рядом с малышкой. Она заходится от тихого хохота и краснеет. — Так и знала, что у тебя есть рейтинг! — А у тебя нет? Я думал, все так делают, — касаюсь своим носом её и плотоядно ухмыляюсь, получая в ответ новую порцию смущения. Каким, интересно, образом в этой девочке сочетаются порочность и чистота? Какое-то немыслимое слияние… — Так делают только такие маньяки, как ты, — хихикает и морщится. Целую её в переносицу и снова отстраняюсь, чтобы ещё немного посмущать. — Какие маньяки? Сексуальные? — Дурные и озабоченные! — шутливо пихает меня кулачком в грудь, но по-прежнему крепко держит мою руку в своей. Только сейчас замечаю свой подарок на тонком запястье и расплываюсь в блаженной улыбке. — Всего лишь влюблённые, малышка, — свободной рукой тянусь к ягодицам, прижимаю послушное тело к своему. Тина закусывает губу и вдруг подаётся вперёд, переворачивая нас и припечатывая меня к кровати. Накрывает собой и оставляет лёгкий поцелуй на моей щеке. Твёрдые измученные моими зубами соски упираются мне в рёбра, и я удовлетворённо выдыхаю. Обхватываю девочку за талию одной рукой, а другую, переплетённую с её пальцами, подношу к губам. Наступает моя очередь целовать каждую косточку, и в глазах малышки я замечаю чистейшее наслаждение. Оно мягкой дымкой окутывает нас, обнажённых и переплетных на простынях, и мы почти час проводим в молчаливом диалоге, понятном только нам двоим. Наконец, Тина чмокает меня в подбородок и привстаёт. Заглядывает в глаза, снова соблазняя меня, и хитро улыбается. — Поедем домой? Нас и так кое-кто уже заждался. — Давно хотел позавтракать со всем твоим семейством, — вытягиваю губы, выпрашивая очередной поцелуй, но девочка окидывает меня удивлением и вынуждает пояснить, — Веня сказал, что на праздник у вас собралась вся семья. — Эта ваша осведомлённость о жизни друг друга меня немного пугает, — она смущённо водит пальцем по моей груди, выписывая на коже непонятные символы и вызывая своими прикосновениями табун мурашек, — мы вместе встречали Новый год, но все уже разъехались. Дома только Веня с мамой и Аркаша с Жемукой. — Сто лет не видел тёщу, наконец-то! Тина шлёпает меня ладошкой по плечу и возмущённо качает головой. На всякий случай покрепче обнимаю её за талию, чтобы не вздумала убежать. — Ты когда собирался рассказать мне, что делаешь подарки моим родителям без моего ведома? — Решил, что ты будешь завидовать им, если узнаешь, я сделал крутой подарок, — пускаю в ход пальцы, и малышка дёргается в моих руках от щекотки. Глотает ртом воздух и пытается ослабить хват, но я прижимаю лишь сильнее. — Они так и не сказали мне, что ты им подарил! Ты со всеми моими родственниками решил коалицию создать? — Теперь место любимчика в семье моё, придётся тебе смириться, — с улыбкой наблюдаю, как её напускное возмущение снова и снова разбивается о смех. — Дурбецало! — она вздрагивает, когда мои пальцы перемещаются к рёбрам и продолжают мучить, — Я ведь пытаюсь поговорить серьёзно! — Ты лежишь на мне в моей спальне. Голая. Скажи спасибо, что я вообще с тобой разговариваю сейчас, — приподнимаюсь и врезаюсь в податливые губы. Тина мычит мне в рот слабый протест, но моментально сдаётся напору и отвечает на поцелуй. Втягивает мой язык, распаляя наше общее желание, прижимается ко мне сильнее. — Я обещала, что мы приедем пораньше, — на выдохе говорит мне в губы и облизывается, как кошечка. Знает, что это слабый аргумент, но мне действительно важно быть ближе к её родным, так что едва загоревшуюся страсть приходится приберечь для лучших времён. Моя ладонь путешествует по внутренней стороне её бедра всю дорогу до Зазимья. Девочка изредка закусывает губу и кидает в мою сторону многозначительные взгляды, но даже не стремится прекратить чувственную пытку. На заднем сидении рядом со мной лежат цветы и торт, невольные свидетели нашего бушующего желания. Тина со скепсисом поглядывает на букет, должно быть, в попытке вспомнить, встречал ли я когда-то её мать без цветов. Заносит в дом торт, едва не споткнувшись об обрадованную моим появлением кошку. Пушистое существо трётся боком о мою ногу, пока я ловлю красноречивый взгляд малышки. Одними губами произношу «не ревнуй», и в ответ она лишь посмеивается и закатывает глаза. — Дан, дорогой, ну наконец-то! — моя будущая тёща выглядывает из кухни и быстрыми шагами сокращает расстояние между нами. — Светлана Андреевна, вы потрясающе выглядите! — Ой, да ну брось, — с восхищением в глазах принимает из моих рук цветы и посматривает на мою девочку. Несколько бесконечно долгих мгновений они обмениваются непонятными мне взглядами, и в финале этого немого диалога Тина краснеет, а я бледнею от неизвестности. Но напряжение рассеивается, как только счастливые улыбки обеих возвращаются к моему лицу, — давайте идите за стол, небось, позавтракать было некогда. Она уносится обратно к плите под аккомпанемент моего едва сдерживаемого хохота, а малышка опускает подбородок и смущённо качает головой. Тянет меня за руку на кухню, по-прежнему удерживая огромный торт. — Дан! — Веня вбегает на кухню и мчится ко мне, игнорируя проповеди бабушки о тишине и вежливости. Подхватываю ребёнка в объятия и на секунду застываю от очередной порции пронзительной нежности. — Привет, приятель, — говорю тихо и немного отстраняюсь, чтобы улыбнуться ему. Хотел бы я однажды рассказать Огиру, как важен был для меня каждый его шаг навстречу и насколько я благодарен ему за доверие и веру, — а у тебя новые очки. Крутые! — Заметил, да? Они из магазина комиксов, только мы стёкла поменяли! — Ты теперь стильнее, чем я, — со смехом хлопаю ребёнка по плечу, а он расплывается в улыбке, пока не натыкается на предупреждающий взгляд бабули. Мигом занимает место за столом и принимается за омлет. Похоже, в этой семье поблажки делают только мне. С упоением рассказываю о работе над альбомом, недавней поездке в Камбоджу и участниках своей команды на «Голосе», пока три пары глаз с интересом рассматривают меня. В каждой из них светится нежность и какая-то глубинная благодарность, но под натиском сегодняшнего доброго утра я боюсь делать поспешные выводы. Каким-то образом, по чуть-чуть, эта семья позволила мне интегрироваться в свой круг, приняла и обняла теплом, и каждый раз от мыслей об этом у меня приятно сжимается сердце. Решаю рассказать об этом Тине, когда мы заканчиваем семейный просмотр «Одного дома» и, по иронии, остаёмся в особняке наедине. Бабушка с внуком сообщают, что вернутся только к вечеру, и я силюсь не искать никакой желанной подоплёки в этом их заявлении. — Они тебе доверяют и любят тебя, — кладёт голову мне на плечо и переплетает наши руки. Подношу их к губам и по очереди целую каждый её пальчик. — Настолько доверяют, что оставляют нас одних. А вдруг я буду приставать? — прикусываю мизинец, и девочка забавно ойкает от неожиданности. Дёргает руку, но я держу достаточно крепко, чтобы её попытки оставались безрезультатными. — У меня есть, чем тебя отвлечь, — она немного отстраняется, и я читаю в глазах её скрытое опасение. Неужели снова что-то её тревожит? Молча ведёт меня за собой на третий этаж и сажает на кровать, тут же предусмотрительно отступая. Тянусь руками, но захватываю только воздух, пока Тина покачивает бёдрами в сторону журнального столика. Забирает оттуда перевязанные ленточкой листы и поворачивается ко мне. В предзакатном свете её щёки пылают румянцем так сильно, что мне от этого вида приходится сглотнуть. Медленными шагами приближается, водя руками по бумаге, и кусает губу. Я отодвигаюсь от края, замечая тинин нерешительный мандраж, и стараюсь тёплой улыбкой хоть немного успокоить её волнение. Девочка несколько раз глубоко вздыхает, словно собирается с мыслями, и упирается взглядом в свои руки. — Пришло время для твоего подарка, — говорит шёпотом и продолжает буравить глазами свёрнутую бумагу. Слегка наклоняю голову и рассматриваю сосредоточенно нахмуренный лоб. Протягиваю руку к девичьему подбородку, слегка приподнимая его. Малышка сглатывает и, наконец, решается на меня посмотреть. По позвоночнику кольцами спускается тревога, пока я наблюдаю, как самые разные эмоции сменяют друг друга на любимом лице. — Тебя что-то пугает? — осторожно интересуюсь, не переставая поглаживать подбородок. Тина в ответ машет головой и нервно улыбается. — Только собственные тараканы. Подрагивающей рукой тянется к моим пальцам и обхватывает, ведя к себе поближе. Осторожно перемещает свёрток в мою открытую ладонь, и я ощущаю подушечками, что с внутренней стороны бумажные листы испещрены буквами. — Я писала тебе письма все эти дни. Не знаю, зачем, — девочка вновь опускает голову и говорит шёпотом, аккуратно подбирая каждое слово, — наверное, пыталась разобраться в себе. Снова. Я до сих пор сомневаюсь в том, что тебе стоит это читать, но ты заслуживаешь знать. Честнее, чем здесь, я, кажется, никогда не смогу сказать. — Мне достаточно того, что я вижу в твоих глазах. — Знаю, — поднимает взгляд и скользит по мне теплом, — но это мой оберег во время очередного шторма. — Наш, — поправляю её и накрываю сложенные листки другой рукой. — Наш, — вторит и прижимается лбом к моему, растворяя нас двоих в абсолютной нежности. Сидим так, кажется, целую вечность, изредка прерываясь на короткие поцелуи, пока до нас не доносится шум на первом этаже. Веня с восторгом рассказывает мне о проведённом в городе дне, а женщины понимающе оставляют нас в гостиной и уходят разбирать покупки. Несётся к себе в комнату и возвращается обратно с огромным кожаным конвертом. Смотрит на меня с волнением, совсем как Тина несколькими часами ранее. — Мама рассказывала, что у тебя есть крутой проигрыватель, и я подумал, что ты бы мог ставить эту пластинку, если будет грустно. Там хорошая музыка! — Ты вёз её мне из Лондона? — восхищение прочерчивает счастливую улыбку на моём лице, и я представляю, с какой осторожностью ребёнку пришлось проделать свой путь до Киева, чтобы привезти пластинку в целости и сохранности. Огир смущённо кивает и улыбается мне в ответ, рассказывая о записи и о том, где он раздобыл этот экземпляр. — Вень, это круто! Спасибо тебе, — откладываю в сторону конверт и беру ребёнка за руку, переворачивая ладонь вверх. Затем опускаю свой подарок, — а насчёт послушать, думаю, мы сможем сделать это вместе. — А что это? — Огир озадаченно разглядывает ключ-карту в своей руке. — Когда я был подростком, мне иногда казалось, что весь мир настроен против меня, и никто не сможет понять. Хотелось спрятаться где-то и побыть в одиночестве, но у меня не было такого места. Хочу, чтобы у тебя оно было. Это электронный ключ от моей лондонской квартиры, и она твоя, если тебе когда-то захочется уединения. Ребёнок без слов зажимает ладошкой карту и тянется, чтобы обнять меня. Притягиваю мальчика к себе и счастливо улыбаюсь, утопая в этом моменте. Уже к ночи Огир сядет в самолёт и вернётся в Англию, даже не подозревая о том, как много смысла родилось между нами за эти короткие встречи. «Мы семья» снова пронзает мне сердце сгустком чистейшей радости, и я благодарю каждую секунду своей жизни за то, что мне было даровано услышать эти слова и познать всю глубину чувств, скрытую в них.