Мы

— Ты знал об этом? Нежный голос дёргается от волнения на середине фразы, и Тина кидает в мою сторону полный растерянности взгляд. Но пока моя мама лихо отплясывает на сцене под свадебную песню, я успеваю заметить в любимых глазах удушающий страх. Он, словно грёбаная змея из библейских рассказов, кольцами окутывает разум моей девочки и вот-вот сожмёт хват сильнее. Дёргаю плечами и старательно изображаю безразличие. Пытаюсь через собственное показное спокойствие передать малышке хотя бы частичку уверенности, но выходит у меня паршиво. Подрагивающие пальчики в отчаянии цепляются за подлокотник кресла, выискивая там опору. Балаган вокруг нас усиливается, и я знаю наверняка, что сейчас Тина готова променять все свои награды на возможность провалиться сквозь землю. Боже. Это должно было произойти совсем не так. Всего этого вообще не должно было случиться! Разум услужливо ввинчивает в меня зачатки самобичевания, напоминая, что именно мне принадлежала идея кормить семью полуправдой. Так опасался очередного урагана, на борьбу с которым у нас с малышкой попросту не хватило бы сил, что довёл собственную мать до сговора со сценаристами. Я её не виню. Она хорошо помнит, насколько тяжело мне дался прошлый год, и просто хочет помочь. Но, похоже, поможет она теперь только забить последний гвоздь в крышку моего гроба. Дима неловко переминается на сцене, сигнализируя мне о необходимости что-то делать. Все разборки с продюсерами и тиниными тараканами приходится отложить, и я силюсь понять, переживу ли вообще эти съёмки. Бросаю вопросительный взгляд на свою девочку, пока она нервно перебирает по поверхности столика. На её лице неоновым свечением загорается один-единственный вопрос, на который ни я, ни Орлов, ругающийся с кем-то по телефону под сценой, не можем ответить. Что же нам теперь делать? Шоу должно продолжаться, малышка. Теперь эта фраза так кстати подходит для того, чтобы быть выгравированной на моей могильной плите. Протягиваю руку к Тине и вижу на её лице отблеск болезненного принятия. Прости, любимая, нам некуда бежать с этой цирковой арены. Она заливисто хохочет, раздвигая губы в искусственной улыбке, всеми силами демонстрирует радость и смущение, хотя вся дрожит от страха. И в исступлении сжимает мою ладонь, пока мы поднимаемся по ступенькам под всеобщий гогот. Приходится отпустить её руку, и я с опаской наблюдаю за девочкой. Сейчас ничто не мешает ей упасть в обморок или пуститься наутёк отсюда. Что-то громко твердит про мою маму, опираясь на моё плечо в поисках поддержки. Шепчу ей на ухо тысячу извинений и лишь потом вспоминаю о том, что всё ещё не избавился от дурацких микрофонов. Но, похоже, в общем шуме этого безумства мои слова слышит лишь она. — Вы так похожи, — выталкиваю из себя, стремясь хоть немного скинуть градус её напряжения. Тинина лихорадочная нервная улыбка скребёт когтями по моей душе, и я злюсь от собственного бессилия. Если бы мог, я бы сам украл невесту, малышка, надеюсь, ты это знаешь… Она уносится в гримёрку с такой скоростью, что я едва успеваю заметить на краю сцены качнувшиеся пшеничные локоны. Вездесущий палач, хмурый и озадаченный, стремглав бежит за своим маленьким боссом, а я остаюсь обниматься с мамой под раздражающие шутки Потапа. — Сынок, надеюсь, сюрприз был приятным? — материнский голос вырывает меня из раздумий, пока мы медленно движемся по коридору и здороваемся со всеми подряд. — Ну конечно, — останавливаюсь, чтобы затянуть её в крепкие объятия. Она хотела помочь. Хотела, как лучше. Откуда же ей было знать, что этот сюрприз пробудит древнее зло в одной маленькой пугливой девочке, — сюрприз был приятным и неожиданным. Я по тебе очень скучал! Гладит меня по спине и слегка похлопывает, пока я судорожно продумываю план борьбы с проснувшимся вулканом по имени Тина. — Она такая, как ты и говорил, — тихо произносит мама, отстраняется и подмигивает мне, — и даже лучше. — Надеюсь, получится вас познакомить как следует, — предпринимаю попытку звучать уверенно, но мама, кажется, всё же замечает, что меня всего лихорадит от нервов, — ты заходи пока в гримёрку, чувствуй себя как дома, а я пойду за Тиной. Эта фраза даже в моей голове звучит дико. Мысленно обещаю купить Орлову что-нибудь жутко дорогое и ненужное за то, что принял первый удар на себя. Если, конечно, у меня получится пробиться через огромный китайский забор его маленького босса. По лицу Паши стекает пот, и, когда мы с ним сталкиваемся в коридоре, в первый миг он меня даже не распознаёт. Затем его зрачки сужаются, полосуя моё нутро. Ничего не говорит и никак не препятствует моему проникновению в тинину гримёрку, и я понимаю, что свой лимит слов на сегодня он уже исчерпал с лихвой. Машинально закрываю дверь на замок, упираясь глазами в затылок малышки. Она кутается в свой огромный белый халат и буравит взглядом пол под ногами. Даже не пытаюсь подойти ближе, про себя отмечая, что отсутствие истерики, в принципе, хороший знак. Наверное. Девочка медленно поворачивается ко мне и демонстрирует печальное уставшее лицо. Вздыхает, рассматривая меня, что-то проговаривает у себя в голове. Мои виски пульсируют, с дикой скоростью разгоняя кровь, и я опасаюсь, что из-за этого шума не услышу больше ничего. — У меня есть пара минут? — она произносит это отчётливо, немного механически, будто читает с листа. Сжимает руки в кулаки и обнимает себя ими, формируя защитную позу. — Пара минут? Я проговариваю её слова, пытаясь разложить их на все возможные смыслы. Боюсь даже представить, что происходит в голове у Тины, но внешне она словно замирает, напряжённо пропуская через себя потоки кислорода. — Перед тем, как познакомиться, — прокатывает последнее слово на языке медленно и неуверенно, и отводит взгляд в сторону, — это ведь должно было случиться. — Но не так, — с шумом выпускаю воздух из лёгких и делаю осторожный шаг к девочке. Она боязливо косится на меня, но не отстраняется. — Всё всегда происходит так, Дан, — приглаживает тонкими пальчиками ткань моего пиджака, мнёт нижнюю губу и продолжает отводить взгляд, — так, как нужно. Накрываю её руку своей, слегка сжимая. Безумно хочу зацеловать эту мудрую девочку от макушки до пяток, но не позволяю себе ничего большего. Вожу большим пальцем по тыльной стороне её ладони, наслаждаясь крохотной передышкой между разгулами стихии. Весь мир вокруг нас двоих сейчас настолько хрупок и неустойчив, что я боюсь даже лёгкого дуновения ветерка. Теперь разрушить всё под силу даже ему. — Ты ничего не должна, и никто тебя не просит о том… — Ш-ш-ш, — прижимает пальцы свободной руки к моим губам и легонько надавливает на кожу, заставляя меня замолчать на полуслове, — она проделала долгий путь не для того, чтобы ждать, когда я буду готова. Никогда не буду. Идём. Сплетает наши пальцы и выводит меня в коридор, на ходу запахивая свой халат. Мы моментально встречаемся взглядами с моей мамой, которая тоже покидает гримёрку в сопровождении ассистентов. Уже укутанная в верхнюю одежду. Не хотела никого напрягать своим присутствием. Тина дёргается, расплывается в своей настоящей улыбке и оставляет мою руку, чтобы успеть перехватить мою сверхтактичную мать. Я порываюсь следом, чтобы поддержать малышку, но замечаю на другом конце коридора Вову. Не могу допустить, чтобы своим присутствием он сейчас навредил нам всем ещё больше. Волна злости, недоумения и возмущения прокатывается по позвоночнику, и я успеваю сформулировать десяток обвинительных фраз, пока он сокращает расстояние между нами. Бросаю взволнованный взгляд на Орлова, и он понимает меня без слов. Молчаливой тенью движется вслед за маленьким босом и по пути натягивает уж слишком официальную улыбку. — Дан, ну как тебе сюрприз? — Вова хлопает меня по плечу, заставляя оторваться от наблюдения за двумя главными женщинами в моей жизни, — было здорово, а? — Я, кажется, уже говорил, что не устраивался сюда клоуном. Он озадаченно рассматривает мою хмурую физиономию, но у меня нет времени на его светские разговоры. Разворачиваюсь на пятках, чтобы поскорее добраться до Тины, и едва не врезаюсь в её хрупкую фигурку. Семенит на своих высоченных каблуках и виновато улыбается мне, скрываясь за дверью гримёрки. Подрываюсь следом, на ходу договариваясь с мамой о том, что она дождётся меня в машине, и ныряю в тускло освещённую комнату наших пыток. Дверь захлопывается, гремя выстрелами над моей головой, и за те секунды, пока я не вижу тининых глаз, мне кажется, что потолок вот-вот обрушится на нас, не в силах сдерживать накопившееся здесь напряжение. Но она поворачивается, и я замечаю лишь растерянность. Болезненную, приправленную маниакальностью, такую до колик знакомую по прошлой жизни, в которой нас ещё не существовало — были только она и я. — Тань, поговори со мной, — осторожно начинаю я, когда от гнетущего молчания между нами становится нечем дышать. — У тебя замечательная мама, — устало выдыхает и прикрывает глаза, словно тоже ощущает давящую силу потяжелевшего воздуха вокруг нас, — я наговорила ей какой-то чепухи, даже не могу воспроизвести. Слабо улыбаюсь и прислоняюсь спиной к стене, стараясь успокоить бешеную пульсацию внутри. Не удивлюсь, если завтра обнаружу себя наполовину поседевшим — этот чёртов день вот-вот измотает меня до последних крупиц терпения. — Спасибо, что сделала это. Я знаю, это было для меня. — Не только для тебя, — наконец, Тина отвечает на мою улыбку и стягивает халат с хрупких плеч. Он послушно повисает на согнутых локтях, и оголившаяся кожа манит меня. Аккуратно шагаю, ощущая себя акробатом без страховки под самым куполом цирка, и внимательно отслеживаю каждую эмоцию на любимом лице. Моя девочка закусывает губу, поглядывает на мою приближающуюся фигуру и слегка наклоняет голову. Тянусь рукой и с величайшей осторожностью провожу кончиками пальцев по выступу ключицы. Всё моё существо замирает в ожидании приговора. Малышка подаётся вперёд и утыкается лбом мне в грудь, шумно вздыхая. В ответ стискиваю её объятиях с такой силой, что наши кости едва не хрустят под моими ладонями, но сейчас это не имеет никакого значения. Безостановочно целую пшеничную макушку, медленно покачиваю нас и убаюкиваю пережитое беспокойство. Чувствую, как маленькие ладошки скользят по моему позвоночнику, добираются до лопаток и поглаживают, и губы сами растягиваются в блаженной улыбке. Боже, неужели и эту бурю мы пережили? — Тебе пора к другой женщине, — с усмешкой произносит Тина и немного отстраняется, чтобы рассмотреть моё лицо. Наверное, мой придурковатый и совершенно счастливый вид перекрывает всю перенесённую сегодня нервотрёпку, и девочка заливисто смеётся. — Не хочу тебя оставлять. Шепчу и снова притягиваю малышку к груди. Её сердце бешено колотится, а дыхание по-прежнему неровное, и мне безумно страшно передавать её в компанию вездесущих тараканов. — Придётся тебя выталкивать, если не уйдёшь по-хорошему, — продолжает смеяться, обдавая мою рубашку горячим дыханием. Наклоняюсь к любимому лицу, как следует заполняя лёгкие ароматом желанной женщины. — Поцелуй меня. С улыбкой прижимается своими губами к моим и замирает, растягивая секунды блаженства. Я тоже не спешу углублять поцелуй, просто наслаждаюсь таким необходимым сейчас единением. Чувствую, как нетерпеливый язык прочерчивает влажную дорожку по моей нижней губе, и сдаюсь без сопротивления. Вжимаю хрупкое тело в себя, затягиваю нас обоих в безудержный обмен удовольствием. Мы сплетаемся языками, ласкаем друг друга ладонями везде, где только можем дотянуться. Дышим и двигаемся в унисон, будто были созданы именно для такого нехитрого соединения. Слегка прикусываю пухлую губу и слышу полный наслаждения вздох. Тина разрывает поцелуй, прижимаясь лбом к моему подбородку, часто-часто дышит, восстанавливая дыхание, пока мои руки безостановочно блуждают по её телу. — Я серьёзно, Дан, не заставляй её ждать, — поглаживает мои плечи и осторожно отодвигается, заглядывая в глаза. — Это мамская солидарность? — с напускной обидой в голосе произношу я, и поглаживания мгновенно превращаются в отрывистый шлепок по руке. — Дурбецало, — она улыбается и подталкивает меня к выходу, старательно блокируя любые мои попытки пробраться ближе к вожделенной плоти. В последний раз срываю короткий поцелуй с её губ и окунаюсь в холодную полутьму коридора. Если бы я тогда знал, чем обернётся этот тяжёлый день, то ни за что на свете не позволил бы себе отпустить её. Осознание наступившей беды настигает меня следующим утром, когда Тина отклоняет мой вызов в двадцатый раз. Уже по пути к машине решаю позвонить Орлову, на ходу набрасывая на себя пальто. В лицо летит мокрый снег, но мне плевать абсолютно на всё вокруг. В голове пульсирует сгущающееся облако бессильной досады, и я не замечаю, как от нервов прокусываю лишь недавно зажившую губу. — Паша, в чём дело? Тина не берёт телефон, а собиралась приехать ко мне сегодня. — Во-первых, доброе утро, — палач растерянно вслушивается в моё прерывистое дыхание и отчего-то медлит с ответом. — Где она, Паш? — В самолёте, думаю. Регистрация на рейс уже закончилась. Вселенная кружится безумным вихрем вокруг меня и растекается по организму кипящей смолой. От наступившего шока мне даже не удаётся с первого раза завести автомобиль, но Орлов мгновенно реагирует на звук работающего двигателя и устало выдыхает в трубку. — Дан, не делай глупостей, ладно? Как улетела, так и прилетит, не в первый раз ведь… — Во сколько у неё грёбаный вылет? — не дожидаюсь, пока он закончит фразу, и обрубаю бессмысленный поток уговоров в зачатке. Выжимаю педаль газа практически до отметки в двести километров в час, молясь о том, чтобы успеть. — Через сорок пять минут. Вы оба как дети, ей-богу! Тут же отключаюсь, выкидывая телефон на пассажирское сидение. Вслушиваюсь в рёв мотора и вдруг осознаю, что этот звук — ничто по сравнению с воющей во мне досадой. Как я мог оставить её на растерзание внутренним демонам? Должен был раньше догадаться, что она снова испугается и спрячется настолько глубоко, насколько это вообще возможно. Должен был понять это, почувствовать. Я ведь не смогу без неё. Как мне теперь вернуть нас? Нет, нет, нет, этого просто не может быть! Врываюсь в здание аэропорта, бросив машину в неположенном месте и наплевав на конспирацию. Табло вылетов мигает перед моими глазами, обновляя информацию, и я забываю, как дышать. Рейс в Лондон весело переливается отметкой «Отправлен». Каждая из этих букв стреляет мне прямо в грудь навылет, вытряхивая жизнь. Опоздал.