Мы

Возвращаюсь в квартиру уже глубокой ночью. С половиной гардероба Тины и пакетом еды от её домашних. Эту девочку повсюду окружают тёплой заботой, потому что она и сама не умеет иначе. Утыкаюсь взглядом в опустевший диван и понимаю, что семейство решило перебраться в спальню. Продвигаюсь по паркету, едва дыша, так осторожно, что перестаю слышать собственные шаги. Но блестящие глаза Тины мгновенно обнаруживают меня в темноте комнаты и заставляют забыть о тишине и с шумом выпустить воздух из лёгких. Она смотрит на меня с какой-то отчаянной нуждой, молчаливо подзывает ближе. Аккуратно стягиваю с себя лишнюю одежду и опускаюсь на одеяло за её спиной. Тянусь руками к стопам и по очереди стягиваю мокрые носки, заставляя малышку вздрогнуть. Она нервно сжимает пальчики на ногах, а затем выпускает тихий смешок, когда чувствует тепло на коже. Надеваю пушистые носки, напоследок немного пощекотав стопу, и вижу краешек блаженной улыбки на девочкином лице. На ощупь протягивает руку и хочет меня коснуться. Наклоняюсь и быстро чмокаю тыльную сторону ладони, устраиваясь за спиной малышки. Просовываю руку под живот, впечатываю в себя и вдыхаю такой необходимый мне запах родного человека. Девочка вздрагивает от моих движений и жмётся ближе, укладываясь поудобнее. Накрывает мою руку своей, слегка сжимая пальцы. Чистейшее наслаждение. Засыпаем под тихое сопение Вени, которого Тина ни на секунду не выпускает из объятий. Зарывается носом в его макушку, пока я безостановочно целую её волосы. Эти мучительные дни завершаются неожиданно тёплым, семейным финалом, и я восстанавливаю раненую душу, вслушиваясь в размеренное дыхание самых важных людей в своей жизни. Возвращаюсь в мир, когда спальню вовсю окутывает утренний свет. Солнечные лучи бодро бьют мне в лицо, и я морщусь, часто моргая. Малышка по-прежнему прижимается спиной к моему торсу, но в комнате, кроме нас двоих, больше никого нет. — А где ребёнок? — спрашиваю хриплым шёпотом. Знаю наверняка, что Тина не спит. — Уже давно в школе, а мы в роли бездельников, — чувствую, как на ней расцветает улыбка, хотя всё ещё не вижу лица. Протягиваю руку и провожу пальцами по любимым губам, нащупываю радость и удовлетворённо ухмыляюсь. — Такая роль меня вполне устраивает, — оставляю поцелуй на макушке, постепенно обретая мысли и воспоминания. В голове проносятся события вчерашнего вечера, и я вновь прижимаю хрупкое тело к себе, — я виноват перед тобой. — И да, и нет, — она хмыкает и поплотнее обхватывает пальцами мои руки. — Сердишься? — И да, и нет, — тихо хихикает в подушку, и я, не сдерживаясь, вторю её смеху. Зарываюсь носом в пшеничные волосы и глубоко вдыхаю. — Я не подумал, что он может воспользоваться своим подарком так. — Я умирала снова и снова, Дан, — девочка перестаёт смеяться и подозрительно сжимается в моих объятиях. В голове вновь возникают удушающие воспоминания, и я чувствую, как спину пробирает неприятными мурашками, — пока не появился ты. Пришёл и спас нас всех. — Я должен был приехать раньше, я обещал тебя не оставлять. Заканчиваю фразу, и Тина резко поворачивается в моих руках, демонстрируя нахмуренное личико. Внимательно разглядывает мою виноватую физиономию и тянется пальцами к треснувшей губе. Ласкает, поглаживает кожу и не спускает с меня глаз. — Ты вообще не должен был приезжать, — наконец, произносит она, и мой лоб прочерчивают озадаченные морщины, — из-за меня, трусихи, у тебя вечно проблемы. — Моя единственная проблема — это когда ты не рядом. Так что давай найдём для тебя уголок трусости где-нибудь поближе к Киеву, ладно? — Ладно, — протягивает малышка и оставляет на моём заросшем щетиной подбородке короткий поцелуй, — ты колючий! — И дико сексуальный, — резко прижимаю её к себе и переворачиваю нас, подминая хрупкое тело под себя. Тина пищит от неожиданности и слабо сопротивляется, пока я захватываю пальцами тонкие запястья. Тяну наши руки вверх и укладываю на подушки, скользя кончиком носа по пульсирующей шее. Девочка вздрагивает и шумно вздыхает, мгновенно покрывается мурашками и облизывает пересохшие губы. Обвожу языком трепещущую венку и слегка посасываю кожу, срывая первый стон с любимых уст. Оставляю мокрые поцелуи вниз до ключицы, и вдруг замечаю, что малышка по-прежнему напряжена. — Мне нужно в душ, я вся грязная, — она смущённо лепечет, когда замечает мой внимательный взгляд на своём лице. Осторожно ёрзает подо мной, стремясь выбраться, и заливается краской. — Тогда допачкаем тебя до конца, а потом сходим вместе, — игриво вожу бровями вверх-вниз, и Тина сокрушённо кивает, продолжая стремительно краснеть. Не могу удержаться. Тянусь и целую пунцовые щёки, заставляя их хозяйку замереть в наслаждении. Деловито стягиваю с любимого тела пушистый свитер и покрепче перевязываю им покоящиеся на подушках руки. Малышка часто дышит и смотрит с предвкушением, но во мне закрадывается подозрение, что мыслями она витает где-то далеко за пределами этой комнаты. — Расскажи-ка, что может быть интереснее, чем раздевающий тебя Дан Балан? — заглядываю в задумчивые зрачки, и девочка снова закусывает губу. — Мы так и не поговорили, а я приготовила речь. — Ну, раз леди желает декламировать, — поднимаю вверх обе ладони, сдаваясь без боя, а затем под тихий смех укладываюсь щекой на обнажённый живот. Тина предпринимает попытку освободить перемотанные свитером руки, но досадливо хмурится и ёрзает ногами. — Я поступила с тобой жестоко и глупо, мне так жаль, Дан! Я сбежала и сразу пожалела, но потом… не знаю…. Мне было так стыдно. — Трубку ты тоже поэтому не брала? — медленно выпускаю воздух в нежную кожу и прокручиваю в голове высыпающиеся на меня откровения. Логическая последовательность тининых действий по-прежнему остаётся за пределами моего понимания, но мне до дрожи важно знать о её тревогах. — Не брала, потому что было страшно. Не знала, что тебе сказать, я ведь пообещала твоей маме, что приеду, а потом как представила её вдохновлённое лицо…. Мне казалось, я не справлюсь. — Теперь кажется по-другому? — Теперь всё по-другому, — её голос вздрагивает, и я машинально поднимаю голову, чтобы упереться взглядом в раскаивающуюся девочку. Смотрит на меня испуганно и виновато, восхищённо и тревожно, и меня крутит в этом вихре её эмоций, словно в водовороте. — Между прочим, мама от тебя в восторге, — аккуратно произношу я в попытке погасить зарождающуюся истерику. — Она просто ещё не знает, какая я ненормальная. — Она просто видит меня, думаю, ей вполне достаточно. — Видит тебя? — Счастливого и живого, — пожимаю плечами и оглаживаю пальцами рёбра малышки. Она поджимает губы и вдруг всхлипывает, чем отрывает меня от пересчёта её косточек. С мгновенным волнением провожаю глазами одинокую слезинку, плывущую по щеке. Автоматически тянусь и стираю влагу, и Тина моргает, высвобождая поток слёз. — Я такая дура, — шепчет сквозь тихие рыдания и сглатывает ком в горле. Развязываю тинины руки и усаживаю нас на одеяло, наклоняя девочку к себе. Укачиваю, словно убаюкиваю ребёнка, и она постепенно успокаивается в моих объятиях. — Ты — мой подарок, о котором я даже не смел просить, так что хватит реветь, я ещё тебя не распаковал, — стремительно запускаю пальцы к голым рёбрам, и малышка дёргается подо мной, смешно возмущается и пытается выбраться. Бьётся между моих рук и заливается уже не слезами, а смехом с примесью облегчения. Тяжёлая буря позади. Тянусь к молнии на её джинсах, но тут же получаю решительный отпор. Тина шлёпает меня по тыльной стороне ладони и продолжает хохотать мне в ухо. — Сначала я иду в душ, ковбой! — Зануда, — бормочу я, и перемотанный пушистый свитер летит мне прямиком в лицо. Девочка торопливо забирает с полки моё самое большое полотенце и покачивает бёдрами в сторону ванной комнаты. Откидываюсь на подушки с блаженной улыбкой на лице, и только тогда ощущаю дискомфорт в боку. Воспоминание о том, что до сих пор лежит в моём кармане, заставляет зашевелиться волосы на голове. Вытаскиваю из укрытия маленькую коробочку с кольцом и внимательно проверяю содержимое. Пронесло. Дан Балан, дурья твоя голова, как можно было забыть? Провожу пальцами по гладкому переливающемуся металлу и выдыхаю. Мать вручила мне его, когда мы, окрылённые, покидали съёмочный павильон после нокаутов. Тогда мы ещё не знали, что в тех стенах уже началась война миров, чуть не разрушившая всё на своём пути. Тогда я был так счастлив, что едва мог говорить. Почти как теперь. На мамином лице не утихал немой вопрос, который она так и не решилась задать вслух. Ведь это Санда сняла фамильную драгоценность с безымянного пальца и велела матери везти кольцо в Киев. Тогда весь смысл этих свадебных песен, наконец, стал для меня очевиден. Санда, в отличие от остальных домашних, знала почти всё. Знала, насколько сложно нам даётся каждый день вместе, знала, что за час блаженного воссоединения мы порой платим неделями разлуки и ссор, знала, как хрупок этот мир между нами. И всё равно передала мне это кольцо. Самый важный подарок, который когда-либо получала. Без звонков, записок и лишних слов. Я был глупцом, когда считал, что она знала почти всё. Вопреки здравому смыслу, моим многочасовым жалобам и нашим вечным эмоциональным качелям, Санда знала куда больше, чем я сам. Она знала абсолютно всё. Теперь знаю и я. Из ванной звучит мелодичный голос Тины, воспроизводящий какой-то новомодный американский трек смешным акцентом, и вырывает меня из плена размышлений. Поглубже прячу в карман драгоценную коробочку, стягиваю футболку и ухожу на кухню разбираться с привезённой едой. Девочка появляется за моей спиной как раз тогда, когда я дорезаю помидоры для салата, и обхватывает руками, прижимая ладошки к моему голому торсу. — И зачем ты только оделась? — с напускным возмущением ворчу я, поворачиваясь в любимых объятиях. Смущённая малышка разглядывает свои ступни, пока я скольжу голодными глазами по её прикиду. Эта соблазнительница надела мою футболку на голое тело. Низ живота мгновенно реагирует на откровенный вид, а мои губы расплываются в улыбке. — Ты, кажется, что-то там готовил, — она по-хозяйски кивает подбородком на кухонную тумбу за моей спиной, но не разжимает объятия. — Хочешь помочь? — игриво интересуюсь я, параллельно скользя руками по обнажённым бёдрам. Тина закусывает губу и силится не реагировать на весь этот разврат, но бегающие по её коже мурашки не могут скрыть от меня растущее возбуждение. В голову приходит дикая, абсолютно порочная мысль, и я быстро опускаюсь на пол у девочкиных ног. Губы прямо напротив едва прикрытого футболкой клитора. Удобно. Малышка смотрит на меня сверху вниз ошеломлённо и растерянно, и впивается пальцами в столешницу, когда я забираюсь руками под края ткани. — Дан, — пытается мне что-то сказать, но я не жду продолжения и оставляю поцелуи на внутренней стороне бедра. — Давай нарезай, я не буду мешать, — соблазнительно улыбаюсь, поглядывая на девочку, а затем с разбега впиваюсь губами в теплую плоть. Она уже вся предельно мокрая, дрожащая, просящая продолжения. Мы одновременно стонем, переплетая общее растущее желание. Провожу языком по влажной пульсирующей коже, смакую вкус её возбуждения и пускаю в ход руки. Стискиваю пальцами упругие ягодицы, скольжу ниже, и затем ввожу палец в податливую плоть. Её хриплый стон и ворох моих мурашек. Выдох. Как же мы скучали друг по другу. Усиливаю нажатие языком и прихватываю клитор губами, и Тина опускается локтями на кухонную тумбу, не сдерживая полный удовольствия всхлип. Добавляю второй палец, растягиваю пульсирующие стенки. Они сжимают меня с такой неистовой силой, что становится нечем дышать. Джинсы уже до невозможности тесны, но я продолжаю изводить любимое тело, впиваясь снова и снова. Глубже. Развязней. Выпивая её всю. Девочка напряжённо сводит ноги, сигнализируя мне о надвигающейся разрядке, и я увеличиваю скорость проникновения. В очередной раз замыкаю влажный круг языком на центре её удовольствий, и затем малышка выпускает громкий стон. Чувствую, как продолжительно и сильно трясутся её ноги, и готовлюсь ловить сползающую ко мне на пол Тину. Она часто-часто дышит, сносимая долгим оглушающим оргазмом, и стыдливо закрывает пунцовое лицо ладошками. Сидит на корточках между моих ног и трясётся в удовольствии, безостановочно улыбаясь и кусая губы, а у меня в голове вертится один-единственный вопрос. Когда, если не сейчас? Молниеносно достаю из кармана коробочку, открываю и размещаю на вытянутой ладони. Перестаю дышать, и моё сердце колотится так сильно, что кажется, будто вот-вот вырвется из груди и выпадет наружу. Но, наверное, даже это обстоятельство не сможет сдвинуть меня с намеченного курса. Девочка, наконец, отнимает от лица дрожащие ладошки и тут же упирается взглядом в содержимое моей руки. Несколько раз моргает, и, похоже, тоже забывает о необходимости делать вдохи и выдохи. Вся вселенная вокруг нас сжимается до размеров поблескивающего на свету кольца и замирает. Время останавливается. Мир кружит перед глазами, но я держу в фокусе свой собственный центр и вдруг осознаю, что совершенно не испытываю страха. Как будто его весь вытрясли из меня предыдущие вихри, и осталась только чистота. Тина переводит на меня свой сверкающий шоком взгляд и размыкает губы, будто пытаясь что-то сказать. Судорожно проматывает мысли в своей голове, пока не слышит мой глубокий вдох. — Мне не нужны от тебя ни признания, ни ответы. Просто останься со мной, пожалуйста. Хотя бы до конца этой жизни. Она смотрит на меня с обнажённой решимостью, и до меня доходит, что она тоже не боится. Я тысячу раз прокручивал в голове возможные варианты её ответов, но не учёл одной важной детали. Мы, похоже, уже вытрясли друг из друга последние крупицы сомнений, разметали их обоюдными вихрями, и не осталось ничего, кроме сияющей истины. Протягивает мне пальцы правой руки, которые больше не дрожат. Не сводит с меня глаз, которые и не думают плакать или смущаться. Две обнажённые души наконец-то выползли из своих разрушенных ураганами укрытий, чтобы построить что-то настоящее. Важное. То, ради чего были рождены и к чему так долго и мучительно прорывались. Кольцо занимает своё место на безымянном пальце Тины с такой лёгкостью, будто было создано специально для неё. Она подносит его к лицу и целует, по-прежнему удерживая меня в фокусе своих голубых океанов. Тянусь к ней, обхватывая хрупкое тело, и накрываю её губы своими. И это, чёрт возьми, так правильно. Так, как и должно было быть.