Аконит

- Счастье. Какое же это счастье найти тебя. Быть с тобой. Знать тебя.       Огромный черный гибкий Зверь кувыркался по лежаку и терся о него в глубокой теплой пещере, иногда замирая и принюхиваясь у изголовья настила из веток и листьев. - Какой чудесный. Чудесный ты и твой запах, и твой вкус, - Зверь зарылся носом в пряно пахнущую листву, ловя тонкий отголосок аромата, уловимого только его острым обонянием. Волшебного, дивного аромата волос, тела, крови, дыхания своего Хозяина. - Наконец-то! Наконец-то! Хозяин. Нашел. Я нашел тебя. Мой. Мой Хозяин, - урчал Зверь, чуть облизывая особо остро пахнущую веточку с остатком крови на ней. - Дышать тобой. Жить тобой. Быть с тобой. Мой. Счастье мое. Жизнь моя. Хозяин мой, - Зверь терся о листву и ветки, стараясь сильнее изваляться, пропитаться единственным божественным запахом. Теплом, радостью, покоем.       Он выбежал из пещеры и понесся через высокие травы, рассекая воздух. Вместе с ветром и небом он словно летел, подпрыгивая, бегал кругами, зарываясь в душистые цветы, скалясь завистливой Луне, одинокой и холодной, как и он когда-то. Но не теперь! Нет! Теперь он не один. Теперь он больше не обреченный, мечущийся дух сверхъестественной плоти. Нет. Он наконец наполнен до краев, до самого сердца, наполнен счастьем и любовью. Теперь у него был Хозяин. Теперь он не был обречен. Теперь он принадлежал Ему! Громкий яростный, вой оглушил всю лощину, словно радостный клич один на все времена. Звонкий призыв Предназначения, сбывшегося знака Судьбы. Гарри Поттер резко сел в своей постели и долго пытался отдышаться и успокоить стучащее в груди сердце. На висках у него выступила испарина, он вглядывался в сумерки комнаты, но, будто еще и не проснувшись, видел поле и тёмный, едва тронутый рассветом горизонт. Сердце колотилось, выпрыгивая игривым мячиком, качая молодую горячую кровь. Во рту было вязко и сладко, словно он выпил медовухи. Какое-то тревожное томление разливалось в животе, что-то влекло его, звало, что-то ждало его вот-вот... словно шепча в окно сквозь развевающиеся легкие занавески: — Скоро, скоро, мой, мой, скоро... На крыше дома номер двенадцать на площади Гриммо мелькнула большая изогнутая тень, царапнув поверхность острыми когтями... На построении Гарри был сам не свой. Не потрудившись после почти бессонной ночи даже умыться и причесаться, он выглядел усталым, помятым и растерянным. Вдобавок, злясь на себя самого за эту расхлябанность, он накричал, срывая раздражение, на своих парней. Заставил внепланово готовиться к сдаче норматива по физической подготовке и гонял их по тренировочной площадке битых два часа. К слову, ребята его были в отличной форме — в утренних лучах солнца, разгоряченные, накаченные тела являли собой оду физической красоте, силе и мужественности. Уровень тестостерона на площадке сшибал с ног. — Любишь попялиться на потных мускулистых мужиков, Потти? — раздался ехидный голос из-за спины. Поттер от неожиданности даже вздрогнул. — Субординация, рядовой Малфой! — гаркнул он с досады. — Почему не на площадке? — сурово окинул он взглядом свежего, как с картинки о волшебных утренних купаниях нимф, Малфоя. — Я был в отделе артефактов по приказу Стоуна, — невозмутимо ответил Драко, — а вы, я смотрю, с утра пораньше развлекаетесь, сэ-э-эр, — он растянул губы в похабной улыбочке. — Да-а, — в тон ему ответил Гарри, — ты абсолютно прав, люблю мускулистых, смуглых, горячих парней, не падающих на живот после трех отжиманий. Выносливость, знаешь ли, не последнее дело... — он цокнул языком, — так что ты можешь идти в штаб, Малфой. В твоем случае мне любоваться нечем. То ли свет так падал, то ли он и впрямь не выспался, но Гарри показалось на секунду, что во взгляде его рядового промелькнули обида, растерянность и будто сожаление. Как-то горько и нервно дернулись желваки на его лице, и, резко кивнув, он зло сказал: — Есть, сэр, — и быстрым шагом направился в здание Аврората. И будь Гарри проклят, если почувствовал в этот момент ликование от удачного язвительного пассажа или волну удовлетворения от невысказанной обиды оппонента. Нет. Все, что он в этот момент испытывал, это внезапное, почти непреодолимое желание рвануть за этой прямой, худой, угловатой спиной. Не мускулистой, точно не смуглой, холодной, невозможно другой, невозможно не его, невозможно красивой в этом обычном, как у всех, бордовом кителе. — Поттер! — отвлек его голос заместителя главы Аврората Оливера Стоуна, — Хватит на сегодня этих скачек, собирайте группу ребят, пусть отправляются в Лютный. Там опять торгаши распоясались. А вы сами, Поттер, должны сдать отчет к вечеру о последнем рейде. Удобоваримый и без сантиментов. Министерство ждет хоть какую-то информацию, так что постарайтесь уж. И да, попросите писать Картрайда, у него самый красивый почерк. Выполняйте, капитан. Гарри тут же крикнул ребятам об окончании тренировки и, вкратце сообщив своему лейтенанту задачу, полностью на него теперь полагаясь в текущих делах, сам отправился в кабинет, захватив витиевато пишущего вышеупомянутого Стоуном Картрайда. В кабинете он усадил юного помощника за стол сбоку от себя и выдал ему пачку листов, а сам, вынув из ящика предыдущий свой отчет, стал бегло его читать, думая, как бы получше составить новый. Это было самое нелюбимое и тягостное занятие из всех его обязанностей. Мутная бесконечная волокита с подбором слов, терминов и оборотов, скрашивающих грязные кроваво-неприятные подробности рейдов. Бесполезный поиск нужной формы описания для не подготовленных к тяжелой, порой устрашающей реальности, министерских глаз и ушей. За полчаса он не продвинулся ни на йоту, его мысли блуждали где-то бесконечно далеко. Нечеткие образы, неясные фрагменты, обрывки: какая-то каша из недодуманного и недопонятого. Тут в дверь постучали, и на пороге возник высокий силуэт Малфоя. Из окна в его сторону бил солнечный свет, от которого тот на мгновение сощурился, привыкая к яркости в помещении после более темного коридора. — Стоун послал меня разобрать отчеты за последний месяц для выявления совпадений и, может, каких-то пропущенных зацепок по Тихим совам, сэр, — сказал он с порога. Гарри поднял на него глаза и замер — внезапное, неконтролируемое волнение словно выбило воздух из его легких. И что-то, пугающее своей неопределенностью, ворованное, тайное, пронеслось в его голове, возникая перетекающими как лава образами: Мягкая, ломкая нагота. Светлые, грустные глаза. Тонкий рот. Нежная шея. Переплетение длинных пальцев. Очертания, одни сменяющие другие, тающие в темноте, сулившие непонятную, но отчетливую сладость. Ямочка на щеке. Пересохшее горло. Прекрасные, ничего не значащие образы. Никакого смысла в них не было, вообще ничего не было, кроме света. Света в этом дверном проеме. Прочистив запершившее горло, Гарри хрипло сказал: — Проходи. Все отчеты за полгода на стеллаже, — он опустил глаза, делая вид, что поглощен чтением, сам же пытался глубоким дыханием восстановить взбесившейся вдруг пульс. Весь следующий час Гарри листал бумаги, но не мог прочитать ни строчки — буквы прыгали перед глазами, воздух был невыносим и наполнен горьким, терпким запахом. Гарри словно пил его, без остановки, вдруг четко вспомнив, что именно напоминает ему этот аромат. Как-то в детстве в гостях у Молли Уизли он попробовал дивную редкость, смутившую его своей необычностью как состава, так и вкуса. Варенье из роз. Перетертые с тростниковым сахаром розовые лепестки. Гладкая, едкая горечь. Необычное, неописуемое наслаждение. Вкус и аромат... Вкус и аромат Драко. В голове все гудело. Он слышал, но не слушал, как переговариваются между собой за работой Малфой и Картрайд. Поттер продолжал смотреть в отчет мутным, ничего не видящим взглядом, отчаянно пытаясь сосредоточиться, наполнить голову хотя бы чужим невнятным бубнежом. — Сэр. Сэр! — словно издалека он услышал голос Малфоя, не сразу поняв, что обращаются к нему. — Вам нездоровится, сэр? — настороженно спросил голос. — Может, кофе? Гарри встряхнул головой и поднял наконец глаза от прыгающих букв. — Сэр, я хотел как раз просить разрешение отлучиться, — подал голос Картрайд, вопросительно посмотрев на Поттера, — время обеда, — глянул он на часы на стене, — могу захватить вам ланч и кофе, если хотите, — он встал из-за стола в ожидании. — Да, конечно, — поспешно ответил Гарри, — иди. И нет, мне ничего не надо, спасибо. Я сам позже схожу. Картрайд быстро сложил все бумаги возле себя в аккуратную стопку и, накинув мантию, вышел за дверь. Гарри тоже встал со своего места. Разминая затекшую шею, он подошел к окну и настежь раскрыл его, впуская в кабинет поток свежего воздуха и шум с плацдарма внизу. Как можно глубже вдыхая, он пытался избавиться от навязчивого, окутавшего его со всех сторон, преследующего запаха. — Все в порядке, сэр? — спросил его Малфой. Гарри раздраженно сморщился, потирая переносицу. Как же он его достал, достал, достал уже! — Хватит, Малфой, сэркать, — нервно дернул он плечом, — сэр, сэр... бесит уже! В кабинете послышался шорох и звук отодвигаемого стула. За окном громко крикнула чайка. Гарри облокотился о низкий подоконник и вдруг почувствовал, что сзади кто-то стоит. Почти вплотную. Он выпрямился и сильнее вцепился в деревяшку подоконника. Прямо за его спиной в считанных миллиметрах стоял Малфой, расстояния между ними почти не было, ткань кителя на спине Гарри едва-едва соприкасалась с тканью формы Драко. Они оба стояли, не шевелясь. У Гарри бешено стучало сердце, он вдруг почувствовал себя словно голым. Как наяву ощутив жар тела позади себя, будто к его голой спине прижались обнаженной грудью, обвились руками вокруг одеревеневшего тела. Все мышцы были напряжены до предела. У Гарри закатились глаза, он вцепился до белых костяшек в спасительный подоконник, ярко видя себя словно со стороны, голым, перегнутым через окно, продавленным в пояснице белой узловатой рукой. Он почувствовал разрывающий жар и сильный глубинный толчок, увидел свои искаженные страстью губы, кричащие, умоляющие: — Трахни, трахни меня! Пальцы на ногах поджались, видение было таким четким и натуральным, что он, прикусив нижнюю губу, чуть подался вперед, понимая, что его член стоит как каменный, позорно выпирая и утыкаясь в стенку под окном. — Тогда как? — прошептал голос позади него, и будь он проклят, если этот голос не говорил с томным придыханием, словно забираясь в его голову и видя все те же картинки и дразня его, специально играя с его обезумевшим воображением. — Как мне называть тебя? — слышал он слова прямо у своего уха и чувствовал легкое дыхание и щекотку у шеи. Они по-прежнему стояли, не шевелясь, не двигаясь, но Гарри просто изнывал. Внезапная дикая, нерациональная волна возбуждения сбивала его с ног, жар охватил весь низ живота, так, будто его долго-долго кто-то ласкал до этого, подводя к оргазму. Жар рвался наружу уже вполне конкретно пульсируя. — Может, мне звать тебя Гарри? — услышал он тихий шепот над ухом. И взрывающая предоргазменная волна вновь прокатилась от затылка к члену. Это была совершенная дичь. Невообразимая. Он, словно девственник, впервые увидевший в журнале фотографию с голыми сиськами, был на грани. Едва-едва из последних сил сдерживая себя, пытаясь сократить мышцы в ногах и паху. — Или, может, мой командир? — продолжал касаться его уха сладкий шепот. И Гарри сильнее сжался, вцепившись в подоконник, шумно выдыхая горячий воздух, облизал губы, уже четко чувствуя все тщетность остановить свое физиологическое помутнение. Это было невероятно! Нелогично. Необъяснимо. Но он был в секунде от оргазма. Он это понимал и не мог, не мог уже бороться. Затылок чуть вспотел, сердце уже не поддавалось внятному ритму. — А может, господин Поттер? — мочки уха на секунду вскользь коснулось что-то мягкое, влажное — доля мгновения, может, даже показалось. Но этого хватило, чтобы Гарри сдался. Его глаза пронзила яркая вспышка, пальцы похолодели, член запульсировал в такт с сердцем быстро-быстро-быстро, дико, сладко. И когда он услышал томное? — А может, Хозяин? То, вновь почувствовав легкий холодок у основания шеи, он стал кончать. Сильно, долго, мучительно, заливая белье и брюки, шумно дыша через приоткрытый будто в болезненном спазме рот. Запрокинув голову к теплому шепоту, ничего не видя, не соображая, только сильные, долгие, сладкие сокращения мышц и дрожь. Невероятная дрожь по всему телу.... И так же резко все кончилось. За спиной уже никого не было. Он глубоко дышал в окно, пытаясь унять сердцебиение, возвращая себе возможность связно мыслить. Быстрым вороватым движением он наложил на себя очищающее заклинание и, не оборачиваясь, собрав всю волю, он четко произнес. — Нет, рядовой, пожалуй, лучше все же обращайтесь ко мне «сэр». Дверь хлопнула. Вошел Картрайд, наполняя кабинет ароматом свежего кофе. — Вы правы, — уже спокойно говорил Поттер, — мне нездоровится. Закончите сами, а я, пожалуй, возьму отгул на сегодня. Он быстро схватил мантию, укутываясь в нее наглухо, и выбежал из кабинета на ватных непослушных ногах. — Поправляйтесь, сэ-э-эр, — услышал он уже в дверях тихий бархатный голос и, если бы обернулся, то увидел бы, как на секунду глаза его аналитика полыхнули зеленым пламенем ему вслед.

Как мне назвать тебя, моя радость, Моя самая сладкая боль? Кем мне стать, чтоб тебе не в тягость? Твой навек? Простой рядовой? Кем мне стать, чтобы ты ответил, Чтоб собой заменил страх, Чтобы ты наконец заметил Блеск зеленый в моих глазах?