КНИГА 1. В СВЕТЕ КРОВАВОЙ ЛУНЫ. ВСЁ РАДИ ЛЮБВИ

Намджун еще долго мучил Кима, то замедляя движения, то ускоряя, заставляя его громко стонать. При этом на лице вампира играла зловещая ухмылка, с которой совершенно не сочетались милые ямочки на его щеках. Поначалу хён еще пытался сдерживаться, но накрывающая его раз за разом волна возбуждения полностью завладела телом. Не выдержав такой сладкой пытки, Джин вцепился в запястья старшего, который крепко сжимал руками его бедра и сам ускорил темп, тем самым приблизив пик оргазма. Старший уже и сам не в силах был сдерживаться, поэтому, взяв Кима за горло, притянул его к себе и, уткнувшись в его шею, зарылся лицом в шикарные волосы. Буквально через несколько секунд вампир зарычал от нахлынувшего на него удовольствия. Джин откинул голову на его плечо и закрыл глаза, тесно прижимаясь к Намджуну и чувствуя, как мелкая дрожь охватывает их тела при каждом толчке. Старший замер и, крепко обняв вампира сзади, покрыл его шею нежными поцелуями, а затем выдохнул в ухо: — Ты даешь мне то, без чего я не могу жить и поэтому я тебя никому не отдам. Ким посмотрел в эти красные глаза, а затем запустил свою пятерню в его волосы и притянув к себе, впился в пухлые губы страстным поцелуем. Чонгук, все это время наблюдавший за ними, закрыл глаза и пожелал умереть как можно скорее, чтобы больше не видеть этого предательства. Если Намджун сказал правду, то Джин для него такой же макнэ как и Чон для хёна, поэтому у их отношений больше нет будущего. Тем временем довольный вампир натянул свои штаны и, застегнув ремень, подошел к юноше. Присев перед ним на корточки, он кончиками пальцев своей руки приподнял его лицо за подбородок и, внимательно всмотревшись в него, сказал: — Симпатичный малый. Жаль, что ты испортил его. Он мог бы прожить долгую и счастливую жизнь. — Намджун, я прошу тебя, сохрани ему жизнь, — взмолился хён. — Джин, ну, ты же понимаешь, что это невозможно. Он знает о нас, а значит должен умереть. — Не должен, если мы обратим его. — Мы? — Да, давай сделаем это вместе. — Но в нем нет ничего особенного. Зачем он нам? — Просто дай ему шанс, и я уверен, что его особенность еще проявится. Кстати, он не так безнадежен, как ты думаешь, потому как совершенно не подвластен моему гипнозу. — Правда? — Да. На самом деле я ему ничего о нас не рассказывал и стер ему память в первую же нашу встречу. Однако он каким-то чудом все вспомнил и поэтому понял, кто я на самом деле. — А может ты просто слабо его гипнотизировал и сам хотел, чтобы он все помнил? — Нет. В гипнозе нет понятия слабо или сильно, он либо есть, либо его нет. Еще когда мы только столкнулись с ним случайно в парке, я почувствовал в нем что-то, что не поддается моему объяснению. — В смысле? — Ну, какая-то скрытая особенность в нем есть и возможно, она проявится после обращения. Видимо, эта способность не предназначена для простого человека и ему просто суждено стать вампиром. Подумай, Намджун, что, если этим он поможет усилить наш клан и тогда никакие оборотни нам не будут страшны. Старший снова всмотрелся в бледное лицо Чонгука, а затем, пожав плечами, сказал: — По мне, так ничего особенного в нем нет, просто ты не хочешь расставаться с этой игрушкой. Тем более, если он не поддается твоему гипнозу, то зачем мне в клане тот, кто не станет мне подчиняться? Нет, я все же намерен его убить. — Стой! — Джин в секунду оказался рядом с макнэ и закрыл его собой. — Предупреждаю тебя в последний раз, если ты сделаешь это, я последую за ним и на этот раз точно не шучу. — Да, на кой черт он тебе сдался? Я ведь уже тысячу раз тебе доказывал, что лучше всяких игрушек. Я тот, кто тебе нужен, ведь я… — Что? — Я… — Ну, скажи это уже наконец. — А, вот не скажу, ибо ты и так это знаешь. Мне нет равных, и я не желаю тебя ни с кем делить, вот и все. — Всемогущий и великий Намджун, гроза всех кланов, беспощадный и жестокий вампир не в силах сказать всего три слова. Они вводят тебя в ступор, и ты словно боишься этого чувства. Почему? Неужели за свою столь долгую жизнь ты никогда и никого не любил? — Это было очень давно, и я не хочу об этом вспоминать. — Так может ты и меня не любишь, а лишь используешь в своих целях? — Ты ошибаешься. — Так докажи это, и я больше никогда не буду требовать от тебя признаний. — Серьезно, заменишь меня этим мелким? — Тебя невозможно заменить, но он даст мне то, что ты не можешь дать и без чего мне так сложно и мучительно жить. — И что же это? — Это чувство, когда ты нужен не за свои способности, а просто так. Когда ты можешь чему-то научить и передать свои знания и наконец это чувство уюта и умиротворения в моей неспокойной душе. — Как-то это больше смахивает на семейные узы. Хотя, постой, ты что предлагаешь мне усыновить его? — Почему бы и нет? Ты знал, как я был привязан к своему младшему брату, но все равно не пощадил его. Я умолял убить меня, чтобы быть со своей семьей, но ты и слушать не стал. Ты просто обратил меня против моей воли, навсегда лишив возможности иметь свою семью. Первое время я пытался привыкнуть к тебе и мне даже удалось понять твои чувства, но ты всегда был со мною груб и резок. Ты держал меня на расстоянии и не давал в полной мере выразить то, что я чувствую, а этот макнэ стал моей отдушиной, той семьей, которой мне так не хватает. Намджун, ты просто не представляешь какие угрызения совести я испытываю, когда вспоминаю, что вся моя семья мертва, а я живу и не могу продолжить свой род. — Короче, Джин, я так понял, ты хочешь ребенка? Хм, ну, в принципе, хотя клан, конечно, не поймет этого. — Пожалуйста, Намджун, если ты действительно меня любишь, сделай это. — Ладно, твоя взяла. Чисто в качестве эксперимента, убить-то я его в принципе в любой момент могу. — Намджун! — и в глазах хёна отразилось неподдельное счастье. — Однако у меня есть условие. — Какое? — Раз уж это наш с тобой совместный ребенок, то ты отдаешь его мне на год на воспитание. — Нет, только не это. Ты же убьешь в нем все человеческое. — Ну, в тебе же как видишь, не убил, так что выбирай: или я убью его сейчас или дам шанс выжить, но на моих условиях. — Тогда обещай мне, что ты не будешь с ним жесток. — Методы воспитания я выберу сам, а ты даже и близко к нему не подойдешь, иначе он будет принадлежать мне еще один год. — Подожди, ты хочешь, чтобы я совсем с ним не виделся за это время? — Правильно мыслишь. Мне нужны сильные, преданные и не подверженные эмоциям воины, а ты плохо влияешь на его психику. Для начала я заколю его дух, а потом посмотрим, как ты сможешь вернуть ему человечность. — Намджун, пожалуйста… — Джин, ты же знаешь, умолять меня бесполезно: или так или никак, выбирай. — Я хочу поговорить с макнэ. — Хорошо, схожу на кухню за вином и бокалами. Как только старший вышел, Джин упал на колени перед Чонгуком, а затем, подняв его тело, прижал к своей груди и сказал: — Прости, Гук-и, прости меня за всю ту боль, что я тебе причинил. Ты не должен был всего этого видеть и знать, а я не должен был вторгаться в твою жизнь, но мои чувства к тебе оказались сильнее меня. Ты подарил мне давно забытые ощущения, и я понял, что уже не смогу без тебя жить. Я очень сильно тебя люблю. — Поэтому ты отдашь меня ему? — хрипло спросил тот. Ким всмотрелся в его приоткрытые глаза и увидел в них глубокую печаль и сожаление. — Если я этого не сделаю, он убьет тебя и обречет меня на вечные страдания. — Лучше уж смерть, чем быть вампиром в его подчинении и знать, что мы с тобой уже не будем так близки как сейчас. — Не говори так. Я знаю, что виноват перед тобой и не заслуживаю прощения, но если ты выдержишь это испытание, то мы сможем быть с тобой вместе уже навсегда. — Я отвечу, как этот упырь, что не хочу делить тебя ни с кем, а он всегда будет стоять между нами. Я так не хочу, — Чон из последних сил протянул руку и погладил хёна по щеке. — Джин, если ты и правда любишь меня, то позволь мне умереть, но не отдавай ему. — Чонгук, я не смогу. Ты для меня все. В этот момент в комнату вошел старший и, поставив на стол бутылку вина и три бокала, сказал: — Ну, Джин, каков будет твой ответ? — Хён, нет, — покачал головой юноша и из его глаз скатились слезы. — Прости меня, макнэ. Я буду ждать твоего возвращения и надеяться, что ты все же поймешь и простишь меня. — Джин! — Я согласен на твои условия, Намджун. — Отлично, — сказал тот, довольно улыбнувшись, а затем прокусив клыками свою вену на руке, накапал из нее немного своей крови в один из бокалов. Он кивнул Джину в знак согласия и тот проделал тоже самое со своей рукой. Крови хватало буквально на пару глотков, поэтому старший взял бокал и, осторожно взболтав содержимое, подошел к Чонгуку, присел перед ним на одно колено и спросил: — Ну, что готов к перерождению, мелкий? — Если ты это сделаешь, вы оба пожалеете, — ответил тот, смело глядя ему в глаза. — Джин, ты все еще хочешь, чтобы он жил? — Да, — уверено ответил тот. — Я никогда тебя не прощу, — сказал макнэ. — Что ж, может оно и к лучшему, тогда из тебя получится настоящий монстр, — сказал вампир и, открыв рот Чона, влил в него содержимое бокала, проследив за тем, чтобы тот все проглотил. Соленый металлический вкус вызвал у юноши рвотный рефлекс, но старший не дал ему вырваться наружу и одним резким движением рук свернул шею. Джин, зажмурившись, отвернулся и, услышав хруст позвоночника, понял, что Чонгука больше нет в живых. Хён медленно повернул голову и с такой тоской посмотрел на неподвижное тело макнэ, что сам не заметил, как по его щеке скатилась слеза. — Да, ладно тебе, Джин, — сказал Намджун, подходя к столу и налив в оставшиеся два бокала вина. — Стоит ли плакать из-за того, что скоро станет твоим навечно. — Он уже не будет прежним и никогда не простит мне этого, — печально ответил он. — Ну, ты же сам этого хотел, вот и будешь с ним нянчиться, правда после того, как он усвоит мое воспитание. Что ж, давай выпьем за рождение нашего сыночка и за нового воина, который, я надеюсь, сможет принести пользу нашему клану. Намджун чокнулся своим бокалом о бокал Джина и, сделав пару глотков, стал наблюдать за макнэ. Поначалу ничего не происходило и старший, заскучав, принес с кухни два стула, присел на один, а второй предложил своему парню. Включив плазму, чудом уцелевшую на стене, вампир стал щелкать по каналам и потягивать вино из бокала. Хён сел так, чтобы видеть тело Чона и практически вот уже как полчаса не сводил с него встревоженных глаз. — Почему так долго? — не выдержав, спросил он. — Может, нашей крови было недостаточно? — Расслабься, Джин, — ответил старший. — Ты же знаешь, что капля нашей крови может вылечить раненого за секунды и для обращения ее тоже много не надо. — Но почему так долго? Обычно хватало нескольких минут, ну, максимум минут десять, чтобы обратиться, а уже прошло полчаса и ничего не происходит. — Возможно, ты прав и этот мелкий действительно особенный. Его нежелание становиться вампиром ослабило действие крови и, может быть, он правда умер? — Нет, я не верю! — Джин подбежал к Чонгуку и потряс его за плечи. — Ну, же, макнэ, давай, очнись! Ты сильный, ты справишься, я верю в тебя! — Отличная мотивация, — сказал Намджун. — Учитывая еще то, что ты для него уже никто. Ким наклонился к уху юноши и прошептал: — Я знаю, что ты слышишь меня. Что бы ты не говорил и что бы не думал обо мне, я знаю, что ты еще любишь меня. Гук-и, я тоже тебя люблю и буду любить, несмотря ни на что. После этих слов Джин поцеловал макнэ в его холодные губы, а затем отвернувшись, подошел к столу и залпом выпил свой нетронутый бокал с вином. — О, великая сила любви, — сказал весело старший и кивнул в сторону Чона. — Кажется, шоу начинается. Хён обернулся и увидел, как тело юноши начало биться в конвульсиях. Его то скрючивало, то выгибало и при этом из его горла вырывался хрип, но уже через минуту макнэ перевернулся на спину и, выгнувшись, громко закричал. Хотя его крик больше походил на рычание, а в открытом рте были уже видны белоснежные клыки. Чонгук открыл глаза и Джин поразился их такому ярко-красному цвету. Дрожащими руками Чон уперся в пол и попытался сесть, но эта попытка удалась ему не с первого раза, поэтому Ким поспешил к нему на помощь. Новорожденный вампир удивленно смотрел на него и не понимал, что с ним происходит. Что-то знакомое мелькало в образе этого хёна, но юноша никак не мог вспомнить, кто он такой и почему заботится о нем. Тем временем Джин помог макнэ встать и, придерживая его за локоть руки, чтобы тот не упал, довел до стола, усадив на свой стул. Он с надеждой всмотрелся в его напуганные и ничего непонимающие глаза, но Намджун разочаровал его, сказав: — Даже и не надейся, он не помнит тебя. Его память вернется позже, когда он научится заново мыслить, как вампир. — Можно я хоть иногда буду издалека смотреть на него? — спросил Ким. — Смотреть можно, но приближаться и разговаривать с ним нельзя, иначе сам понимаешь. — Хорошо, спасибо и на этом. — Ну, раз все так благополучно разрешилось, мы, пожалуй, пойдем. — Подожди, нужно как-то замаскировать весь этот погром, да и семье сообщить о его смерти. — Так спусти лавину с ближайшего склона и говорить ничего не придется. Все будет выглядеть правдоподобно, а то, что тела не найдут, так это не редкость в горах. — Ты хочешь, чтобы я это сделал? — Джин, ты уже большой мальчик, убери хотя бы раз за собой и так, чтобы мне не пришлось подчищать. — Хорошо. Хён присел перед Чонгуком и, взяв его за руки, с теплотой посмотрел в такие детские и невинные глаза. — Ничего не бойся, Гук-и и помни, что ты — не монстр, — сказал он, а затем поцеловал его в губы и прошептал на ухо: — Я люблю тебя. — Ну, хватит уже нежностей, — сказал старший и, схватив макнэ за руку, потащил его к выходу. Юноша не сопротивлялся, но посмотрел на Джина печальным взглядом и протянул к нему руку на прощание. Когда за ними закрылась дверь, Ким, упав на стул и закрыв лицо руками, впервые за триста лет разрыдался.