Я найду тебя, гаденыш

Пятый был лёгким. Слишком лёгким даже для худенького подростка с недовесом. А у Пятого нет недовеса, хотя и полным его назвать невозможно. Он потерял слишком много крови. И продолжает терять. Диего рвано выдыхает, пытаясь, отчаянно пытаясь сохранить остатки такого нужного сейчас самообладания. Но не получается. А как может получиться, если сейчас перед тобой, а главное из-за тебя умирает молодой парень, может быть и заслуживший, но никак не хотевший смерти? Эллисон молодец. Кракен готов был простить ей всю ее надоедливость, всю ее одержимость Лютером, ведь сейчас она спасает этого непутёвого подростка, не смотря на легкую неприязнь к нему. Второй кружится рядом с койкой, нервно закусывая губу и заглядывая Пятому в лицо каждый раз, когда Третья отходила от него. Наигранно равнодушный, задаваемый каждые три минуты вопрос «Жить будет?», в котором проскальзывают нотки надежды, конкретно достает девушку, у которой и без Диего руки мелко трясутся от напряжения. – Заткнись и подай нитку. Кракен затыкается, метаясь от стола к Эллисон и подавая ей необходимые материалы. – Так-то лучше. Девушка зашивает плечо мальчика, смешно прикусив кончик языка. – Готово. Он сейчас без сознания, так что не отходи от него. А у меня и без вас дел полно, – С этими словами Третья покидает помещение. Мужчина послушно плюхается на стул рядом с кушеткой, напряжённо всматриваясь в бледное лицо Пятого. Аккуратно протягивает руку, убирая с чистого лба черную прядку, наклоняется ещё ниже, так, что почти касается носом трепещущих ресниц. – Умеешь же ты попадать в неприятности... И сокращая расстояние, оставляет лёгкий поцелуй на щеке подростка. Это будет его тайной, о которой не узнает никто, даже сам Пятый. * * * Ждать пробуждение мальчика долго не пришлось. Тот очнулся через полчаса, а ещё минут через пятнадцать преспокойно шлялся по комнате, бесцеремонно залезая в ящики стола. Диего наблюдал за ним со своего места, поражаясь наглости и прямолинейности парня. – Тебя не колышет, что это невежливо? – А кидать в меня ножи и похищать – вежливо? По сравнению с тобой, я эталон. Кракен пробормотал что-то явно не лестное, но препятствовать Пятому больше не стал. Тот удовлетворённо хмыкнул, изучая скальпель. Дождавшись момента, когда Диего на секунду отвернется, мальчик быстро сунул прибор в карман и, натянув на лицо выражение, а-ля, «А я чё? Я ни чё», отошёл от стола с самым невинным видом. – Хватит строить из себя жертву. Пятый в удивлении поднял брови, повернувшись к Кракену, сгорбившемуся на стуле. – Ходишь тут с несчастной рожей, аж мутит... – Что, все ещё чувствуешь себя виноватым? Я тебя прощаю. – Почему? – За красивые глазки. – Что?!... – За красивые глазки. Не за большой же член, им тебя природа обделила. – Хочешь проверить? – А проверять то нечего. Диего ощерился, резко принимая вертикальное положение. – Ой, ой, ой, как страшно, наш Кракен поднялся на свои кривые, дрожащие ноги. – Ах т-ты, – Диего захлебнулся словами, начав заикаться. Чертов детский диагноз! Он же вроде исчез, речь стала гладкой. А, нет, Пятый пробудил давно забытые комплексы и привычки, и теперь Второй вынужден выдавливать из себя слова, вспоминая наставления Грейс. – Успокойся и вспомни, что ты хотел сказать, – издевательское над ухом. Откуда он знает? Откуда? Мама говорила эти слова только Диего! Мужчина рычит, то ли от бесконечной усталости, то ли от жуткой злобы на Пятого. Как оказывается от жуткой злобы, потому что в следующий момент подросток болтается над полом, поднятый за грудки сильными руками. Он тяжело дышит, все ещё немного дезориентированный внезапным нападением. – Хватит действовать мне на нервы, – заикание проходит, чему Диего несказанно рад. – Кто виноват, что они у тебя такие хлипкие? – Все в тебя. – Это я хлипкий? – Ты, ты. Пятый выдыхает, вылупившись на Второго, как на диковинку в зоопарке. И тыкает длинным пальцем мужчине в грудь. – Это ещё кто хлипкий! Да на фоне Лютера ты просто ребенок... Подросток знает, как ударить ниже пояса так, чтобы заболело до скрипа зубов, так, чтобы получилось подло и грязно. Диего не терпит, когда его сравнивают с Лютером. Сравнивать Диего с Лютером не смеет никто. Табу. А Пятый не просто нарушил этот запрет, он растоптал гордость Кракена, порвав ленточку его самообладания на финише. – Ах ты сучка! Второй припечатывает мальчика к стенке, все ещё не опуская на землю, и шипит в лицо, – Ты просто маленький гаденыш, у которого даже места в этом мире нету. Ты скрываешься по подворотням, подрабатывая киллером, хотя тебя даже там не ценят, я в этом уверен. И знаешь, я их понимаю, потому что никто не хочет иметь дело с такими, как ты. В голубых глазах вспыхивает детская обида, пухлые губы слегка кривятся в гримасе злости, перемешанной с душевной болью. Пальцы нервно вцепляются в черный костюм Диего, ноздри оскорбленно вздымаются. – Я..., – подросток растерян, – Мне.... Ему нечего сказать, потому что в словах Второго есть правда. Киллер - убийца на заказ, неблагодарная работа. Диего несколько секунд смотрит на подростка. Вина тяжёлым грузом валится на его плечи. – Я не это хотел сказать.... – Да брось,ты прав.... Пятый отталкивает мужчину, съезжая по стене, касается ногами земли, покачивается, все ещё зажатый телом Кракена. – Нет, не прав. – Прав, – мальчик упрямо поджимает губы, игнорируя навязчивое жжение в повлажневших глазах. А затем протискивается мимо Второго и исчезает в синей дымке тумана. Молодчина, Диего, ты не просто тяжело ранил Пятого, так ещё и довел его до слез. Ну почти довел. Кубок за самого отвратительного кретина твой, поздравляю. Кракена тошнит от самого себя, он зажимает рот руками, кусая ладони. Ну ты и мудак, Диего....