Вечный холод

      Жгучие языки пламени стремились высоко в тёмное, усыпанное звёздами небо. Они будто «лизали» чёрную гладь, после стремясь куда-то в сторону. Медленно забирались на старый забор, которому было пару десятков лет и который уже совсем скоро грозил обвалиться. На всю округу был слышен треск огня, который заставлял людей семьями выходить из домов и созерцать эту картину, написанную яркими оранжевыми красками безумного художника.       Пётр замер, не в силах что-либо сделать. Уголки его губ дрогнули, а глаза медленно опустились вниз. Голос в его голове разрывался от душераздирающего крика. Парень чувствовал дрожь по всему телу, которую, как ни старался, не мог унять. В попытках перебороть страх, он подошёл ближе к остальным людям, приблизив себя к пламени. Красные глаза смотрели перед собой. «Успокойся, придурок, успокойся! Что на тебя нашло?!» — думал он про себя. Хриплый от крика голос в его голове оставлял за собой эхо и звон, от чего голова парня кружилась, набирая новые обороты. Его ноги подкашивались, а мозг медленно отключался от животного страха.       — Интересно, кто это сделал? — спрашивал полный мужчина у стоящей справа от него худощавой женщины. Она лишь пожимала плечами и продолжала наблюдать за острыми, как лезвия, языками пламени.       Со стороны горящего дома послышался сильный треск. Люди, стоящие рядом с ним, с криком отбежали назад, указывая пальцами на здание.       Крыша горящего дома с треском обрушилась. В стороны полетели искры и маленькие опилки старых досок. Из толпы послышались напуганные детские голоса. Юноша отчётливо уловил дрожащий голос маленькой соседской девочки — Насти, которая жалобно просила маму уйти домой, а та, в свою очередь, нехотя соглашалась, желая досмотреть опасный спектакль.       Петр также отошёл, дабы ему не навредил огонь. Сквозь звон в ушах он услышал громкий лай сирены. Парень почувствовал, как дрожь немного унялась, стоило лишь ему взять себя в руки. Голос в его голове всё ещё что-то кричал, но юноша старался не обращать внимания.       Пожарные подъехали, а милиция начала разгонять людей. Они кричали толпе, дабы те отошли и не мешали им работать. Люди в форме задавали вопросы жителям деревни, пытаясь узнать, кто что видел. Очередь дошла и до Петра.       — Здравия, вы видели виновников пожара? — спросил подошедший офицер милиции. Тёмные карие глаза мужчины почему-то показались юноше необычными, а именно — шафрановые отблески, которые не давали ему покоя. Юноша замер, глядя в лицо офицера, слыша, как в его голове с новой силой начинает кричать чей-то голос.       — Здравствуйте, нет… я только с Москвы вернулся, подхожу, а тут такое… — замешкавшись, ответил ему Пётр, отводя глаза на пожарных, которые уже начинали тушение соседского дома. Офицер отошёл к другому мужчине, продолжая свои расспросы.       Юноша схватился руками за голову. «Что происходит?!». Пётр чувствовал сильную боль в затылке, но не мог ничего поделать. Юноша отошёл подальше от огня, чувствуя, как боль сменяется дикой усталостью и истощением.       Медработники выбежали из подъехавшей скорой и направились к пожарным, которые вытаскивали из-под обломков тело пожилой женщины. Сердце парня сжалось сильнее при её виде. Он знал её — Лидия Николаевна была его соседкой, очень доброй и заботливой старушкой; она как никто другой мог выслушать и дать советы. Пётр помнил, как в детстве его оставляли с ней, и как он слушал её рассказы про войну, которую она пережила, будучи молодой девицей.       Парень мог часами слушать рассказы о подвигах солдат, даже прося рассказывать одну историю по нескольку раз. Женщина на это говорила лишь «хорошо, малыш» и начинала свой рассказ. Она всегда с теплотой упоминала отважных солдат, готовых отдать свою жизнь, дабы спасти тысячи чужих. Лидия Николаева рассказывала о своём молодом человеке, которого пришлось отпустить на войну и который так и не вернулся. Она вытирала слёзы, показывая его старые пожелтевшие письма, присланные с фронта. Её боль уже давно прошла и на её место пришли тёплые воспоминания, вслед за которыми по морщинистым щекам бежали одинокие слёзы.       Сейчас эта добрая и сильная женщина лежала на медицинской каталке с закрытыми глазами и ожогами на бледных тощих руках.       Намучившееся сердце парня не выдержало. Его и так красные глаза пропустили тонкие струйки солёных слёз, которые, обжигая кожу, потекли вниз. Перед глазами всё расплывалось, в ушах звенело, но за усталостью последовал гнев. Парень повернул голову на почти уже потушенный старый дом. Ему хотелось прямо сейчас найти виновника пожара и лично разобраться с ним, отомстить за дорогого человека, за его друга детства. Юноша представил, как в этом самом огне сгорает заживо преступник, как он корчится от боли моля о помощи, а Пётр лишь стоит и смотрит на него. Он пытался себя успокоить, но злость была сильнее. Ноги сами повели его к офицеру, стоящему около милицейской машины. Подходя к офицеру, юноша на ходу вытирал слёзы.       — Товарищ офицер, — стараясь скрыть нотки боли в голосе, обратился к нему Пётр. Офицер обернулся к нему и уставился своими карими глазами, которые юноша уже успел запомнить. Даже ниоткуда взятое недоверие к сотруднику милиции было слабее колющего его тело насквозь гнева.       — Да? Говорите, — подняв на него необычные добрые глаза, улыбнулся офицер.       — Вы ещё не знаете причину пожара? — спросил Петр. Офицер вопросительно изогнул бровь и посмотрел на парня, — Лидия была другом моей семьи, близким для меня человеком. Хотелось бы знать, что виновник будет наказан по закону… — добавил юноша и замер в ожидании ответа.       — Добро, я понял вас, но мы только прибыли. Постараемся сообщить вам, если что-то узнаем, — пробурчал себе под нос офицер и, напоследок глянув на лицо парня, направился куда-то к машине. Скорая помощь и пожарные уже медленно уезжали, как, собственно, и люди, которые расходились по домам.       Пётр достал из кармана старых джинс пачку «Красноармейских» и закурил. Чёрный дым его сигареты медленно поднялся в воздух. Парень прокашлялся, сплёвывая гадкую на вкус слюну, привычную для таких, как он — часто курящих. Ветер подул в его сторону. Пётр сморщился, когда тёплый дым сигареты полетел ему прямо в лицо. Юноша снова прокашлялся, тихо матеря погоду.       Пётр делал глубокие вздохи ночного воздуха, втягивая вдобавок сигарету и пытаясь успокоиться. Голос в голове уже оставил юношу в покое, но от этого сильно легче не стало. Наоборот. Парень насторожился, но решил, что недосып и стресс могли сыграть с ним злую шутку. Ночное небо затянулось чёрными тучами, которые угрожали сильным дождём. Пётр выкинул окурок в небольшой мусорный ящик, стоящий у входа на территорию его старой «хаты».       Пётр подошёл к древней, как мир, двери. Из кармана брюк он достал ржавые ключи и уже начал открывать её, как заметил нечто странно лежащее возле его ботинка. Он наклонился, дабы поближе разглядеть предмет.       Юноша поднял белую, сложенную несколько раз бумагу и начал крутить её в руке. Пётр всё же взял её и, лишь зайдя в дом и раздевшись, раскрыл. На помятом листке бумаги было написано следующее:       «Белову Петру Фёдоровичу. Мы знаем о ваших связях с американцами, и, дабы избежать проблем, вы должны отказаться от предложенной сделки. На раздумья мы даём всего два дня, после чего вся советская верхушка узнает о вашем предательстве. Если вы определились, то оставьте свой ответ на этом же листе бумаги. Записку положите у калитки дома и ни в коем случае не вздумайте подсматривать, а то последствия вам не понравятся. Отнеситесь к этой записке серьёзно, ведь мало ли что ещё может загореться».       Пётр вновь и вновь читал зловещую последнюю строчку. Его большие от ужаса глаза быстро бегали по чёрным ровным строчкам. Не в силах себя контролировать, он сжал невиновный лист бумаги, после чего, положив его на стол, подошёл к старому красному телефону и быстро набрал номер, слыша долгие гудки и своё быстрое дыхание, когда на той стороне послышался низкий мужской голос:       — Да?       — Вас беспокоит Пётр Федорович, — сказал парень, наматывая шнур телефона на палец и чувствуя, как тот начинает болеть, но всё равно продолжая это делать. Он не контролировал себя, не мог, не хотел.       — А, Петr, у тебя есть вопrосы? Сrочные?       — Да, мы можем встретиться? — Пётр не хотел обсуждать такое по телефону, он не хотел, чтобы те люди услышали его, не хотел, чтобы показали «что ещё может загореться». Джордж расспрашивать не стал, он сразу понял, что разговор будет серьёзный. Был слышен шелест бумаг и щёлканье ручки.       — Да, конечно. Тогда в rестоrанчике? Как в пrошлый rаз? — спросил американец.       — Да.       — Отлично, жду тебя чеrез полчаса, и будь спокоен. Что бы не случилось — все будет good, Пётr.       Пётр отключился и сел на холодный пол. Он был слишком уставшим, но такое ждать не могло. Парню во что бы то ни стало нужно было поговорить с Мастоном.       Эти полчаса были адом. Пётр ходил кругами по старому деревянному полу, смотря на него и думая о своём. Пару раз ему казалось, что он вот-вот упадёт на мягкий узорчатый ковер и уснёт, но этого не происходило. Дабы хоть как-то освежиться, он окунал голову в холодную воду, чувствуя, как ледяные капли стекают по нежной коже, как мокрые волосы свисают на лоб, а на его тонких губах остаются мелкие капельки. Пётр протёр глаза руками, после, взяв полотенце, начал вытирать лицо.       Парень лёг на диван, положив голову на старую твёрдую подушку. Он посмотрел на стену, откуда на него глядела икона. Его глаза встретились со зрачками Богоматери, и тогда уже Пётр остановил на ней свой взгляд. Юноша медленно встал, на ходу протягивая руки к небольшой старенькой иконе.       Изображение Богоматери он получил от своей любимой бабушки. Ещё при царе её нарисовал известный на то время художник, летописец и иконописец — Иван Владимирович. Старушка часто рассказывала внуку об этом человеке, его жизни, искусстве. Прошло столько лет и теперь в его тонких пальцах было одно из произведений этого великого художника, который и заложил в нём любовь к искусству.       Парень вглядывался в изображение женщины — Девы Марии, державшей младенца на руках. Её глаза, казалось, смотрели на парня, точнее, не на него самого, а куда-то дальше — сквозь него. В какой-то момент юноше даже причудилось, что чёрные небольшие зрачки медленно скользят по полотну и оглядывают комнату за его спиной.       Пётр замер. Он слышал стук своего быстрого сердца: «тук-тук, тук-тук» — ритм лишь ускорился, стоило парню вновь взглянуть на икону. Из глаз Богоматери текли красные вязкие ручьи, медленно стекающие вниз и с мерзким чавканьем капающие на пол. Юноша поморщился, чувствуя, как вокруг его шеи похолодало. Возле ушей послышался тихий колокольный звон, будто на его плече стояла маленькая церковь, а в голове вновь послышались слова, но уже более отчётливые: «Иисус его…». Пётр не мог откинуть от себя икону, но и стоять так тоже не мог. Он наклонился к круглому небольшому столику, аккуратно и неспеша кладя на него изображение Богоматери. Лишь наклонившись и взглянув на пол, юноша заметил чью-то тень, стоящую в дверном проёме. Пётр медленно вставал, пока паника всё сильнее и сильнее нарастала между его рёбер. Потной ладошкой он опёрся о деревянный стол…       Пётр открыл свои глаза, пьянящего кубового цвета. На его бледном вялом лице застыла каменная гримаса страха, ужаса, паники. Он быстро оглядел комнату, остановив взгляд на висевшей на стене иконе. Богоматерь навечно застыла на старинном полотне, глядя вперёд перед собой.       «Что это сейчас было?» — подумал тогда Пётр, медленно вставая, гладя чёрные волосы и глядя на причину его ночных кошмаров. Тогда он быстро метнул взгляд на старинные настенные часы, понимая, что опаздывал уже на десять минут. Юноша проглотил образовавшийся ком в горле и быстро покинул свой старый дом, не забыв прихватить записку.       Пётр впопыхах добежал до места встречи. Уже стоя около ресторанчика, он схватился за бок, чувствуя сильные покалывания. Он дал себе пару секунд отдышаться, привести себя в порядок, и лишь потом зашёл внутрь под звонкий смех колокольчика.       Юноша сразу увидел американца, ведь больше никого вокруг не было. Высокий мужчина поправил галстук делового костюма, после чего сразу взглянул на наручные часы. Пётр не разбирался в таких вещах, но на вид они стоили больше его дома, а то и квартиры в Москве.       Парень подошёл к Джорджу, который тут же повеселел при виде Петра. Он протянул ему руку, быстро пожимая её. Американец бегал глазами по лицу юноши, после чего выдал резкое наблюдение:       — Я заметил, что ты не выспался. Будешь кофе?       Пётр хотел было отказаться, но бодрящий напиток ему бы не помешал. Он коротко кивнул, продолжая рассматривать американца, черты лица, характера и даже одежда которого были такими необычными для него. Джордж повернулся к официанту и щелчком пальцев подозвал его к ним. Американец сделал заказ на два молотых кофе, после вновь повернулся к собеседнику:       — Так, что случилось-то? И да, я пrосил уже пеrейти на «ты», удобнее так, — медленно протянул Джордж Мастон глядя на юношу. Пётр полез в карман и уже через секунду в его руке был лист бумаги, который потом оказался на столе. Американец медленно перевёл взгляд от Петра, на бумагу. Он взял записку, бегая тёмными глазами по строчкам. Под конец записи Пётр заметил, как поменялось лицо Джорджа, как его брови нахмурились, а взгляд совсем изменился. Теперь он уже выглядел более серьёзно, без своей излюбленной голливудской улыбки и весёлого огня в глазах.       — Где ты это взял? И что гоrело? — спросил американец, кладя лист на стол. Пётр не ожидал такой резкости от Мастона, но ответ дал сразу, не замешкавшись:       — Возле входной двери. Горел соседский дом сегодня ночью.       Американец ещё раз разглядел записку, перечитывая её и вникая в слова. Между ними возникла тишина, которая была для Петра неким испытанием. Он обрадовался, когда официант принёс их кофе, и тогда уже американец отложил в сторону лист бумаги. Лицо иностранца показывало смешанные эмоции злости и спокойствия одновременно.       — Бело́в, веrно? — уточнил американец произношение фамилии Петра. Юноша сделал глоток и остановил свой взгляд на лице Мастона.       — Верно, так что по этой записке? — настойчиво спросил Пётр. На вопрос юноши американец ответил неохотно, понимая, что выбора у него нет:       — Это очень плохо и надо что-то делать… К пrимеrу быстrее отпrавляться. Скорее всего, в Антаrктиду поплывёте вы не чеrез две недели, как я говоrил, а чеrез паrу дней, — ответ Джорджа озадачил парня, дав ему новую пищу для размышлений. Пётр изначально волновался, что две недели слишком маленький срок, а тут всего пару дней. Он сделал глоток горячего напитка, после сразу задал последующие вопросы:       — Расскажи тогда подробнее об экспедиции. Ты уже говорил, что мы будем жить во льдах и изучать их поверхность. Я не точно понял, какой будет маршрут, — сказал парень, делая виноватый вид. Он отпил вкусный кофе.       — Это хоrошо, что ты интеrесуешься подrобностями. Смотrи: сначала мы доедем до Чёrного моrя. Пеrеплыв его, мы окажемся в Туrции, где сделаем пеrесадку и поплывем уже по Сrедиземному моrю. Дальше чеrез Гибrалтаrский пrолив, где мы сделаем остановку в испанском гоrоде Гибrалтаr, после мы обогнём Афrику, где, скоrее всего, будет тrетья остановка, потом Южный океан и — Антаrктида, — американец воодушевлённо рассказывал о предстоящем пути, забыв даже об остывающем кофе и о той записке Петра. Он усмехался, улыбаясь во все тридцать два зуба, хотя пару минут назад хмурил брови. Его миндальные глаза светились ярким алым пламенем, таким, какой видел Пётр всего час назад. Юноше такое переменчивое настроение казалось до жути странным. Он следил за каждым словом американца, дабы ничего не пропустить. Джордж же достал небольшую карту, лежащую в красненькой папке. Мужчина развернул её на столе, после взял карандаш и начал показывать стрелочками, как и где они будут плыть. Пётр следил за этим, после задал соответствующие вопросы:       — Я понял; сколько мы будем в пути?       — Больше недели, возможно, две, а то и дольше. Тут всё зависит от погодных условий и пrоблем на гrаницах. Но с последним я rазбеrусь, — его слова ещё раз доказывали влиятельность и состояние мужчины. Американец сложил карту. Он уже было хотел убрать её в папку, но повернулся к Петру и протянул её ему.       — Возьми себе. Тебе будет полезно изучить наш куrс, потому что уже совсем скоrо мы отпrавимся в путешествие. И не волнуйся из-за этой бумажки, мои люди с этим разбеrутся. Как говоrят у меня на rодине: everything will be fine, — он подмигнул парню и, кинув в пепельницу сигарету, встал. Американец поправил чёрный деловой пиджак и, постукивая каблуками туфель, пошёл к выходу. Проходя мимо официанта, он протянул ему купюру с короткой фразой: «за нас двоих, сдачи не надо»; оставив большие чаевые персоналу, он вышел на улицу и медленно пошагал под свет ночных фонарей.       Пётр опустил тяжёлый взгляд на полувыпитый кофе. Он оставил его одиноко стоять на столе и, забрав карту, быстро пошёл домой. Встреча с американцем оставила смешанные эмоции, которые, даже если бы попросили, он бы не смог описать. Юноша лишь больше задумался о правильности своего решения и о последствиях, а так же о сне. Всё, что произошло за день, сильно давило на него, и Пётр уже не мог даже здраво мыслить.       Парень зашёл в дом. Он опёрся плечом о старую стену. Его голова кружилась, от чего Пётр еле как смог добраться до своей кровати. Он не переоделся, а лишь кинул на стул пиджак и оставил у кровати ботинки, после сразу укрылся одеялом. День выдался тяжёлый, поэтому много времени ему не понадобилось, чтобы погрузиться в долгий сон.