Полет Ястреба. Круги на воде.

      Потянулось ожидание. С рубежей доходили вести, приносимые симпатичными птичками-свистушками. Я, кстати, так и не определилась, птички это или что-то еще. Узкое тельце, вытянутый клювик-дудочка, и шесть — шесть! — глазок, по три с каждой стороны. Странненькие, но при этом записки с вестями носили исправно. Написанные летящим почерком записочки, пахнущие табаком и чем-то еще, радовали и успокаивали меня. Значит, живой, значит, все хорошо.       Мне его не хватало. Дыхания в затылок, объятий в постели. Просто родного запаха. Когда накатывала тоска, я тыкалась носом в подушку или выволакивала из сундука старую куртку эльфа и нюхала. Становилось легче.       А еще я ощутила, как в животе зашевелились дети. Да, я сначала ощутила движение вообще, а потом обнаружила, что их двое. И вот тут возникала одна существенная проблемка. Если это последствие моей ночи с Линком, то отчасти можно списать близнецов на мое происхождение. Если это однозначно дети эльфа — опять же можно утверждать, что тут сыграла моя кровь.       До момента их появления на свет я не могу с полной уверенностью сказать, чьи это дети.       Мне, наконец, перешили платья, и я сменила гардероб на более комфортную одежду. Высокая талия, свободный подол, расширенный лиф — у меня начала наливаться грудь.       Я продолжала тренировки и работу с камнем, с техниками Сестер, но в более щадящем режиме.       А потом мне приснился сон…       …Серая, какая-то пыльная равнина… Тусклое солнце сквозь пыльно-дымные тучи, жар, от которого сохнет горло… Какие-то темные тени на краю зрения… шепот, шорох… на грани слуха…       В этом мороке, сумраке проступает тонкая фигура, опознаваемая только по луку — местные были другими и по форме, и по размеру…       Я бегу… по песку?.. пеплу?.. проваливаясь в это что-то сыпучее по щиколотку, по колено, падаю, тяну руку… но фигура тает… рассыпаясь хлопьями пепла…       Я падаю на колени в этот серый шуршащий прах и вижу, как вокруг меня растекается кровь… потоки, море крови… я буквально тону в ней…       Этот сон начал повторяться раз в три-четыре дня, я просыпалась в холодном поту после него, успокаиваясь, лишь прижав к себе вещи мужа, вдыхая родной запах.       А еще у меня начались меняться вкусы. Первый сюрприз случился спустя две недели после отбытия отрядов на границу. Мне дико среди ночи захотелось сырой рыбы. А рыба в замке хранилась на леднике. Так что я отправилась туда… За рыбкой.       Рыбку я нашла. И с удовольствием съела, так что от нее остались горсть чешуи да кости. Но меня удивило собственное желание и откровенное удовольствие, с которым я ела сырую рыбу. У меня рот слюной наполнялся при одной мысли об упругой, чуть солоноватой мякоти рыбины.       Я попыталась отказаться от такого дополнения в рационе и продержалась ровно сутки. Мне банально стало нехорошо — слабость, головокружение, и обычная еда не справлялась с этим. Пришлось после разговора с целительницей просто пойти на поводу у странных желаний.       Еще спустя некоторое время меня потянуло на сырое мясо: заглянув на кухню, я увидела на столе ободранные тушки кроликов. Подойдя ближе, почувствовала запах еще теплого мяса. Рот моментально наполнился слюной, а потом…       Тишина, повисшая в кухне, несколько отрезвила меня, едва ли не с урчанием обсасывающую косточки от лапки кролика. Сырого кролика.       Главная кухарка сглотнула и негромко сказала:       — Сьера, вам бы целителям показаться. Канешн, дамы в положении всякое едят… только… больно жутко это …       Остальные закивали в такт ее словам.       Обтерев лицо врученной мне влажной тканью, я только кивнула.       Целительницу я навестила, только она не нашла ничего предосудительного ни в моем состоянии, ни в моих вкусах. Разве что посоветовала употреблять необходимую еду в более приемлемой форме. Хотя бы с тарелки и нарезанную.       Видимо, в организме не хватало чего-то, что и компенсировалось таким образом.       Пришлось смириться с внезапными вкусовыми пристрастиями, тем более, что по моим смутным воспоминаниям в некоторых мирах сырая рыба и сырое же мясо подавались как деликатесные блюда и за высокую плату. А тут бесплатно.       Со временем я научилась различать вкус речной рыбы и той, что привозили из других мест, делая различие между белой и красной, различая вкус мяса кроликов и добываемых птиц, а также разводимых.       Время шло, малыши внутри меня росли, фигура становилась все более округлой…       А вот вести с границы начали задерживаться. Конечно, я понимала, что не всегда есть время писать, но немного волновалась. А потом в какой-то момент эти послания стали меняться.       На первый взгляд, все было как обычно: короткая записка, что с ним все хорошо, что эльф скучает по мне и ждет возвращения… Но затем я интереса ради достала те, что пришли раньше, и заметила разницу. Новые записки словно писал кто-то другой. Они оставались вежливыми, но ушло нечто важное — теплота, близость, то неуловимое, что связывало нас двоих. Словно писал кто-то, кто должен был повторить стиль и манеру, но не самую суть. Это породило во мне тревогу.       Что-то случилось там, на границе. И что это — я узнаю, только когда он вернется.       Я порой поднималась на крепостную стену, вглядываясь в дорогу, в горизонт, поглаживая уже вполне заметный живот, чувствуя движение жизни внутри. Ожидание меня изматывало, как и возвращающийся сон.       Так хотелось уснуть и проснуться от прикосновения родной руки к волосам, чтобы звучал родной голос на певучем языке, чтобы все тревоги ушли…       Чтоб хоть немного отвлечь себя, я занимала руки и голову обычной домашней работой, не оставив идеи жить в собственном доме.       Женщины замка с удовольствием учили меня готовке, вязанию, шитью и прочим премудростям ведения домашнего хозяйства. Я также готовила кое-что для детей — одеяльца, пеленки, кое-какие вязаные вещички, связала рукавицы и шарф мужу… Это немного отвлекало и успокаивало.       В поисках, чем занять руки, нашла мастера по резьбе и восстановила имевшиеся (как оказалось) навыки, вырезая симпатичные плошки и чашки с орнаментом.       Ко времени второго сбора урожая прилетела долгожданная свистушка с запиской, что скоро возвращение. Эта записка меня и обрадовала, и встревожила. Обрадовала, потому что я могла скоро обнять мужа. Встревожила, потому что эта записка еще более явно показала, что писал ее кто-то другой. Почерк тот же, слова — такие же… но…       Хотя, возможно, я просто себя накручивала.       А может, и нет.