От тепла и обратно

27 апреля 2020

      Светло-серая река, почти очистившаяся от ледяных оков, мерно дрожала в холодном свете и набегала на ступеньки внизу, где с июля начинали кучковаться не охочие до наживы рыболовы. Алика не могла оторваться от этого вида вот уже минут двадцать. А быть может и больше — словом, достаточно, чтобы руки, сложенные на холодных влажных перилах, начали зябнуть.       Коротко дёрнулся вибрацией телефон. Костик — поздравлял с днём рождения и обещал когда-нибудь запечатлеть улыбку Алики на холсте, аки Леонардо улыбку Джоконды полтысячелетия назад. Алика отмахнулась дежурной благодарностью и парой сердечек.       Телефон возвратился в задний карман джинсов, а Алика — к созерцанию движения вод.       «Самый глупый праздник — это день рождения! — когда-то давно, ещё на заре их знакомства, признался Алике Илья. — Все делают вид, что ты есть и ты важен. Даже если так не считают». Тогда она, как обычно, скептически вздёрнула бровь и недоверчиво хмыкнула.       Алика с детства обожала день рождения больше остальных праздников — больше даже Нового года, завораживающего огоньками и таившимися по углам чудесами. Потому что это был её день. Потому что в этот день внимание окружающих, обычно сосредоточенное на их увлечениях и обязанностях, обращалось на неё, потому что желания, вполне определённые, кстати, но от этого не менее неожиданные, исполнялись пренепременно, потому что любой её каприз воспринимался всерьёз — Алика привыкла быть в центре!       Да и людей, которых хотелось назвать друзьями, тогда было больше. И собрать их вокруг себя было нехитрой задачкой. Купи торт да раздай красивые пригласительные — и вуаля: ты королева бала, а все вокруг думают, как же угодить тебе подарком! Вот только с каждым годом поздравлений было всё меньше и меньше (даже напоминалки ВКонтакте не помогали), и праздник неотвратимо терял своё очарование, медленно превращаясь в один из серых дней. Ну разве что чуть-чуть посветлее.       Сегодня Алика Илью поняла.       Алика задумчиво покрутила на шее тонкую серебряную цепочку без подвески, мамин подарок, запрятанный среди спутавшихся ниток, и невесело хмыкнула.       Сегодня она осталась одна.       Маму как ведущего экономиста компании выдвинули на какой-то семинар, ради которого двое суток нужно было ехать в другой город, и она уехала. От неё Алике достался мини-квест по уборке квартиры для обнаружения подарка и красивая открытка: вокруг одинокой белой лилии плавали чёрные овальные слова, такие знакомые, но такие необходимые каждый год. Бабушка с дедушкой, озабоченные поиском рассады, рассыпались в комплиментах, воздушных поцелуях и обещали заглянуть на днях (то бишь когда вернётся мама, разумеется). Стасик, опять оказавшийся на грани отчисления, зубрил дисциплины и носился с долгами. И хотя на сообщение он время таки урвал, Алике совершенно не хотелось отвлекать ветреного братца лишний раз. Лично её сегодня поздравил только Пашка: по-медвежьи крепко обнял, вручил симпатичные гвоздики, пусть и бижутерию, и умчался в наряд.       Отец, как обычно, забыл… Или забил?..       А больше и некому. Мысль о том, что Илья мог бы поздравить — в конце концов, их отношения снова можно было назвать приятельскими, Алика упрямо отгоняла. Сама-то его не поздравила в день рождения! И не имело значения, любил он этот праздник или ненавидел.       Алика наступила на виток ограждения и осторожно перегнулась, силясь разглядеть в мутной воде себя:       — Вот и выросла девочка, да?.. Чем старше мы становимся — тем меньше людей остаётся с нами рядом.       — Надеюсь, ты не собираешься прыгать!       Знакомый голос ударил в спину так неожиданно, что Алика действительно чуть не потеряла равновесие. Колени предательски подогнулись, пальцы сорвались с шарика перил. Алика устояла. Мягко соскочив на асфальт, она недоверчиво покосилась в сторону звука — налево. К ней широкой уверенной походкой приближалась высокая фигура в пафосно распахнутом сером пальто.       Илья Муромцев. Пришёл к ней на день рождения лично. Умудрился найти её в городе, пускай и не самом большом и когда-то родном.       Уголки губ несмело дрогнули. Алика положительно не знала, что делать: не то широко и приветливо улыбаться, не то самодовольно ухмыляться, не то смеяться над абсурдностью ситуации. Поэтому она прикусила уголок губы изнутри и смерила замершего в паре шагов Илью недоверчивым взглядом.       — Привет, — он улыбнулся первым и пнул болтающийся в воздухе штырь перил.       — Не твой город — не ломай, — буркнула Алика, глядя, как вибрирует в воздухе железка; всё-таки улыбнулась в ответ: — Привет. Какими судьбами?       Илья беззаботно пожал плечами и приблизился к ней. Шажок получился стелющимся, почти незаметным, если не наблюдать за Ильёй, и хищным, если знать его натуру.       Однако Алика не шелохнулась. Только пятернёй пригладила распущенные волосы, в которые нырнул порыв ветра.       — Не ожидала тебя здесь увидеть. Без охраны.       Колкость получилась смазанной и глуповатой, потому что все мысли спутались, стоило Илье подступить почти вплотную и вытащить руки из карманов. На среднем пальце холодно сверкнуло серебряное кольцо, точь-в-точь как у неё. Алика отвлеклась на него и не успела понять, когда Илья сократил дистанцию настолько непозволительно, насколько было позволено ему.       — С днём рождения, Алика, — рассмеялся он, прежде чем утащить её в объятия.       Обнимал Илья не так, как Паша — не невесомо (его ладони вполне ощутимо обжигали теплом талию даже сквозь свитер), но и не как Стасик — не душил до хруста рёбер. Просто прижимал бережно и категорически, так что вывернуться не было возможности. Да и не хотелось. Напряжённая рука безвольно шлёпнулась меж лопаток Ильи, так и не решив, бить его или прижимать в ответ.       Едва Алика более-менее собралась с мыслями, Илья отстранился и с деланной небрежностью поправил капюшон бордовой толстовки. По телу прокатилась жаркая колючая дрожь, и онемевшие пальцы со свистом расстегнули молнию кожанки до конца. Предательски защекотало в носу.       Илья молчал. Озадаченно взъерошивал медно-рыжие пряди и с опаской косился на Алику исподлобья — кары ждал, не иначе. Она тоже промолчала, хотя обычно рычала, как волчица, стоило кому-нибудь коснуться её без одобрения.       «Сегодня — можно, — решила она и почему-то добавила. — Ему можно».       Но вслух лишь беспечно поинтересовалась, каким всё-таки ветром его сюда занесло, и смахнула мелко подрагивающей ладонью с лица смятение и мешающиеся колючие пряди.       — Да просто пока дистант, приехал к матери. А тут, — он притопнул пяткой по асфальту, — тебя искал. Хотел… Поздравить.       — Сталкеришь?       — Нет. Просто знал, что ты тут будешь.       Он сказал это легко и при этом так уверенно, что Алика притормозила на мгновение, чтобы посмотреть Илье в глаза. Он смотрел прямо широко распахнутыми глазами — честными, как показалось Алике. И сегодня этого «показалось» ей было достаточно.       Конечно, Илья знал — все знали! На восемнадцатилетие Алика при самых близких пообещала себе приходить на это место каждый свой день рождения. Что-то родное ей чудилось в стылом воздухе, что-то близкое в дробно волнующейся реке.       — Ну. Так как твои дела? — Алика сердито дёрнула серебряную цепочку и искоса глянула на Илью.       — Ничего сверхъестественного, — пожал он плечами, поворачивая направо. — Жизнь студенческая как она есть, знаешь ли.       — Знаю, — кивнула она.       Они намотали вдоль перил кругов пять, разговаривая о студенческих буднях — таких одинаковых и таких удивительно разных. Небо теряло лазурь, укрывалось сиреневой дымкой. Прибывали на набережную люди, чтобы посмотреть уровень воды и ощутить мягкое дыхание весны, сладость подступающего мая. Кругом скрипели колёса колясок, звенел смех, звякали стеклянные бутылки и трещали велосипеды, рассекающие побитые зимой дорожки.       — Предлагаю спуститься к воде, — своевременно предложил Илья и кивнул в сторону сетчатой ограды.       За ней дремала стройка по благоустройству набережной. Неохраняемая, как и любая стройка в городе, за исключением, разве что, краевой. За сеткой был усыпан сероватым песком и камнями некрутой склон, а вода заманчиво разбивалась бледной пенкой о крупный гравий.       — И как ты это предлагаешь провернуть?       — Там лаз есть, — заговорщицки шикнул Илья, бесцеремонно хватая Алику за запястье, — правда, можно навернуться хорошенько. Что я, собственно, и сделал в марте. Мы ж с пацанами ходили начало дистанта отмечать, вот, ну и Никич предложил пойти купаться…       — Кто бы сомневался…       — Там ступеньки незакреплённые были, деревянные. Да ещё и разбухшие и ледяные. А мы бухие. Ну и ты понимаешь, кто навернулся! — хохотнул Илья и остановился перед проржавевшей сеткой ограды. — Погнали?       Он приподнял сетку. Пришлось пригнуться, наверное, втрое, чтобы нырнуть в лаз, не порвав кожанку и не оставив на ржавом железе волос. Сердце билось часто-часто, разгоняя кровь и трепетный жар под кожей, пока ноги осторожно ступали по деревянному трапу, ходившему ходуном на мёрзлой куче песка. «И чего ты сюда попёрлась?» — мысль застала Алику врасплох на предпоследней ступеньке. Илья же ловко спрыгнул на гравий в обход кучи песка и протянул ей ладонь. Алика проигнорировала. С шорохом спрыгнула на песок и прошествовала к воде, на ходу снимая кожанку. За спиной тихонько хмыкнул Илья.       Свернув куртку вчетверо, Алика уселась на неё в метре от воды: светлые джинсы было слишком жалко пачкать пылью, а в свитере и без куртки она полыхала, как под безжалостным пламенем. Илья приземлился рядом.       Молчали. Вода с грозным шипением взбегала на берег и мягко взрезалась колючими гранями свежего гравия. Между пальцами в задумчивости перекатывался камушек, царапая кожу. Мыслей было так много, что голова казалась совершенно пустой.       Взмах — камешек с жалким хлюпаньем поглотила река.       — Не слишком весело ты выглядишь в свой день рождения…       — Так день рождения грустный праздник — сам же говорил. Забыл? — мрачно отшутилась Алика, прищуриваясь на белёсый диск солнца.       — Для меня — да, — охотно согласился Илья. — Но ты-то его всегда любила.       — Люби-ла, — вздохнула Алика и изо всех сил в реку запульнула в реку следующий камушек. — А теперь не люблю. Мы. С мамой, — уточнила зачем-то, хотя Илья и так знал, что её отец — человек импульсивный и ветреный, — в этот день всегда строили планы на ближайшее будущее. На год. Что хотим и как сделать. Я и сегодня пыталась, но как открыла свой ежегодник — так всё…       — Страх чистого листа? — с видом знатока протянул Илья и тоже швырнул в воду кусочек гравия.       От его камня брызг было больше.       — Можно и так сказать. Просто не знаю, что делать дальше. Чего я хочу. А если хочу — то я ли это. Как жить. Куда?       Неопределённо передёрнув плечами, Алика обернулась к Илье. По его напряжённому выражению лица можно было предположить, что он или из последних сил держится, чтобы не выдать шутку навроде "хто я", или усиленно раздумывает над её словами. Наконец он взъерошил волосы на затылке и, метнув в реку очередной камушек, спросил:       — А это обязательно?       — Что?       — План. Ну… Просто у меня ближайший план — дожить до практики на предпоследнем курсе и пойти на практику к маминому знакомому адвокату. Вредный, но зубастый дядька. А там как пойдёт. Ты не пробовала остановиться на завершении университета?       Алика обиженно фыркнула:       — Ты прям гений. А если я не уверена, чего хочу после университета? Если я не знаю, кем стану. Моя научница говорит, что это пройдёт: всего лишь кризис второго курса. Конечно, всё проходит — и это пройдёт…       — Ну вот видишь. Будешь решать проблемы по мере их поступления.       — Я подумаю об этом завтра? — едко хохотнула Алика и едва не подпрыгнула на месте. — Прости, но Скарлетт О’Хара не входит в число моих кумиров. И вообще, ты знаешь, кто я?       — Чемпионка?       Алика прыснула. За ней расхохотался и Илья. Они смеялись, глядя друг на друга. Первым посерьёзнел и откашлялся Илья. За ним замолчала и Алика. В смущении опустив взгляд на запылившиеся носы кед, она качнула головой:       — По психотипам я стратег. Вечно одинокий и вечно всё планирующий гений.       — И что? Стратег не может влиться в поток жизни?       — Сразу видно, что ты гуманитарий, — сердито проворчала Алика.       — Глупо делить людей на гуманитариев и математиков.       Алика тяжело вздохнула. В чём-то Илья был прав. И ей очень хотелось бы не сражаться с ветряными мельницами в собственных планах — чувствовать жизнь, как Стасик, видеть её, как Пашка, держать под контролем, как мама… Но сейчас казалось, что она не преуспела ни в чём. Пока одногруппницы находили работу, выигрывали конкурсы со своими хобби, играли свадьбы, она сердито вычерчивала на белых листах расчёты и планы пути к успеху.       Хотя прекрасно знала, что даже самый феерический успех ей счастья не принесёт: золотая медаль отличницы учёбы пылилась на балконе среди старых игрушек. Даже при поступлении от неё было мало толку.       Алика покосилась на Илью и вздохнула ещё раз. Он казался самой подходящей кандидатурой для обсуждения её размышлений. Но он и без этого чересчур много о ней знал.       — Я не умею, — сквозь зубы призналась она и резко откинула с лица волосы. — Не умею так. Это как с чистого листа начинать.       — А ты не хочешь попробовать?       — Да даже если и хочу — какая разница! — Алика подскочила и яростно зашвырнула камушек в воду (так что аж тупой болью прошибло плечо). — Это глупо. Забыть всё, что было, и просто начать с пустого листа.       Илья медленно поднялся и, отряхнув бежевые штаны, философски заметил:       — Не обязательно забыть, чтобы начать с чистого листа. Иногда достаточно перелистнуть страницу, — когда Алика от неожиданности поперхнулась воздухом, он поспешил её заверить. — Это не я сказал. Но всё-таки попробуй…       Илья вот уже второй раз за день непозволительно нарушил её личные границы: взял её за руку и вложил в ладонь бархатный чёрный мешочек. Алика хватанула было воздуха, чтобы возмутиться, да так и застыла, приоткрыв рот.       — С днём рождения. Я когда это увидел — подумал, что тебе понравится.       — Нет! — под нетвёрдыми шажками зашуршал гравий. — Не надо… Было… Тратиться. Девушке подаришь. Кто там у тебя уже? Ещё Света или уже Соня?       Промахнулась.       Илья невозмутимо выпотрошил мешочек, на его ладони распластался серебряный круг с чёрным орнаментом. Фигурная лисья морда со сверкающими завораживающей чернотой маленькими глазками.       Попал.       Пальцы скользнули по зачесавшемуся предплечью: так зудела татуировка в первые три дня после нанесения.       — Ну как тебе?       — Надеюсь, это не брюлики, — мёртвым голосом простонала Алика, — иначе я брошусь в воду.       — Судьба лучших русских барышень тебе не грозит. Это агаты. Чёрные. На брюлики, извини, пока не хватает.       Илья обаятельно улыбнулся, Алика нервно хохотнула в ответ. Похоже, хватило б ему на бриллианты, купил бы и с ними. Нужно было отказаться: отмахнуться; соврать, что день рождения любила не из-за внимания или подарков; попросить передарить кому-нибудь…       Расстаться с тем, что было предназначено ей (и никому другому — точно!) Алика не смогла.       Мгновение — и кулон болтался на цепочке, подаренной мамой. А Илья осторожно касался её руки своей, источающей странно успокаивающе тепло. Кончики пальцев к кончикам пальцев. И жжение на груди от серебряного кулона.       — Спасибо. Большое.       Алика выдавила это, стараясь не смотреть на Илью. Небо стало лиловым в белую крапинку редких самых ярких звёзд.       Палец Ильи скользнул под рукав свитера, вычерчивая неровную венку. Алика вывернулась. Подобрав ещё один камушек, с силой сжала его в руке. Острые грани кололись не больно, но отрезвляюще: по крайней мере, вернулась способность мыслить и внятно говорить.       Камушек утонул у самого берега. Алика развернулась к Илье и, заправив за уши закрывавшие пол-лица пряди, несмело улыбнулась:       — Составишь компанию в поедании торта? Я сегодня одна…       — Конечно, — кажется, Илья с трудом сдержал широкую улыбку. — В день рождения никак нельзя оставаться одной. Потеряешься ещё…       «Никак нельзя», — мысленно передразнила его Алика и рассмеялась на удивление легко и счастливо.       Она больше не хотела оставаться одна.