Алфавит

- Ты для барда чересчур угрюм, - делится наблюдением Юлиан, и Геральт смотрит ему в покачивающуюся в седле спину. - Жизнь не сахар, - пожимает он плечами, взбивая сапогами дорожную пыль. Солнце в зените, жарит в полную мощь, и Геральт расстегивает дублет, обмахивая мокрый лоб шапочкой. - И поёшь нечасто, - говорит ведьмак, придерживая Пегаса за поводья. Впрочем, зря: у Геральта шаг широкий и крайне быстрый, и за конём он поспевает даже без одышки. - А ты заплати, я и спою. - Деньжат на подобные изыски не имею, уж прости, - улыбается Юлиан, и Геральт весело хмыкает: - Как на баб тратиться, так у тебя всегда чеканка отыщется. - Ба, Геральт! Мне чудится, или ты ревнуешь? - оборачивается Юлиан, поигрывая бровями, и Геральт, улыбаясь, показывает ему средний палец. Юлиан фыркает, широко улыбаясь: какой же вредный ему попался в компаньоны бард! Однако, ведьмак ни за что бы не променял его компанию на удручающее спокойствие путешествия в одиночку - он насытился этим по самое горло. В Школе Волка все твердили, как мантру: нет опаснее чудовища, чем человек. Но Юлиан, издевательски прозванный язвой-Ламбертом Лютиком (за доброту и умеренную доверчивость), всё равно к ним, к людям, тянулся. И Геральт был единственным, кто не шарахался в сторону, видя его кошачьи глаза. Даже наоборот - он чрезмерно заинтересовался странным, немного манерным, несмотря на его мрачную профессию, ведьмаком и увязался за ним следом. С большими руками, высокий, как дуб, с мощной широкой челюстью, он совсем не походил на человека творческого толка. Однако большие пальцы удивительно ловко порхали по грифу лютни, и пел Геральт, хоть и не идеально, но с душой. Зато выделываться не любил, поэтому исполнял что-то в пути редко и по большей части из-за просьб ведьмака. А просил Юлиан часто, и Геральту было от этого чертовски приятно... и отчего-то слегка волнительно. Впрочем, и сам ведьмак немало удивлял видавшего всякое менестреля. Геральт, развлекая весёлый хмельной народ в тавернах, видел настоящее чудо: Юлиан, холодный, желтоглазый охотник на чудищ, отдаваясь танцу, вколачивал каблуки в дощатый пол, когда веселье кипело и пенилось в крови с такой мощью, что никаких сил держаться не было. Иногда он забирался на столы, опрокидывая сапогами чужие кружки с пивом и плясал, плясал, отводя душу, под музыку Геральта, наслаждаясь тем, что жив, тем, что может ещё дышать и петь, вторя голосу барда... Их как-то, волей случая притянуло друг к другу: молчаливого певца и чувствительного ведьмака. Такие разные, такие отличающиеся даже в среде себе подобных. Геральт любил скрашивать вечное, холодное одиночество Юлиана, давал то тепло, которого тому не доставало. А Юлиан видел под суровой личиной Геральта доброе сердце и прекрасную душу. Ведь кому, как не им, было знать, насколько обманчива бывает порой внешность.