Разбитое зеркало

— Райли это женское имя. Таким заявлением одергивает Беккета Хэнсен после того, как пилот Бродяги вновь исправляет ненавистное «Рэй» на «Райли». — Что, прости? Райли опускает от неожиданности руки и тут же забывает тему их спора. Хэнсена она тоже, кажется, теперь не тревожит. Он видит озадаченное лицо Райли и растягивает губы в довольной ухмылке, издевательски повторяя: — Райли — имя девчонки. Райли категорически не понимает. С чего это вообще его имя женское? Он его носит, и он вроде как мужчина, значит слова Чака пустышка, не больше, очередная попытка вывести из себя. Ему просто нужен повод поцапаться. А иногда и не нужен. Иногда Хэнсен, когда находится в особо дурном расположении духа, подходит к Райли, выдаёт что-то подобное и получает по роже. Дерутся они до тех пор, пока их кто-то не заметит или пока у одного на лице не окажется чересчур много крови. Обычно этим одним становится Чак. И Райли честно его не понимает. Чак проигрывает снова и снова, но всё равно напрашивается на драку. Очередной раз набивая ему морду, Райли не может вспомнить за что. У него самого вывихнуто левое плечо и хлещет кровь из носа, но Беккет продолжает бить и бить Чака, глядя, как на лице распластавшегося на полу Хэнсена расцветают синяки и кровоподтёки. Он как будто специально пропускает очередной удар, потом резко перехватывает руку Райли, выкручивает и спихивает с себя Беккета. Райли падает на пострадавшее плечо, шипит и перекатывается на спину, думая, что теперь его очередь побыть грушей. Но Чак рывком встаёт и проводит ладонями по лицу, скорее размазывая, а не стирая кровь. Он шмыгает разбитым носом, сплевывает в сторону и уходит, даже не взглянув на Райли. А Райли так и не может вспомнить, почему они подрались. Райли глубоко вздыхает и пытается не поддаваться на провокации, потому что «он сказал, что мое имя девчачье» слишком уж глупая отговорка для Пентекоста. — Райли — универсальное имя, — кивает Беккет и хочет поскорее свалить, зная, что Чак так просто эту тему не оставит. — Просто признайся, что родители хотели девочку, — говорит Чак. Его лицо приобретает то противно хитрое выражение, которое Райли называет «я знаю, что сказал и что сейчас за это огребу». Но Райли дергает плечом, пострадавшим во время предыдущей драки и отворачивается, бросив: — Не знаю, не жаловались. На следующий день Чак раздражителен настолько, что даже Макс, вечно его сопровождающий, ведет себя необычайно тихо, проникаясь испорченным настроением хозяина. Райли гордится собой. Он не подрался, не получил выговор и вывел Чака из себя. В тот же день Хэнсен ввязывается в драку с тройняшками, и Райли не верит, что всё обошлось без сломанных костей. Зато шутка о его имени, которую успевает услышать весь шаттердом, умирает на целую неделю, а Чак практически не высовывается из комнаты. Райли не хочет признаваться, но без наглой рожи Чака становится скучновато. — Райли, малышка, передай картошку. Возвращается на круги своя всё ровно через неделю, после того как Страйкер отрывает кайдзю три из четырех конечностей. Чак красуется в столовой курткой со свеженарисованной звездой и улыбается так самодовольно, что Райли осознает, чем закончится вечер. На сей раз «что, прости?» кажется ему дико неуместным, поэтому он спрашивает: — Что ты блять сказал? Стол вокруг них затихает, и Райли даже рад, что Герка сейчас нет рядом. Беккету очень хочется выбить пару зубов его сынку. Глаза Чака радостно блестят, но Райли так разозлен, что не придает этому значения. Он поднимается, но чужая ладонь предупреждающе ложится ему на плечо. Тонкие пальцы сильно сжимают и надавливают вниз, заставляя Беккета сесть. Саша неторопливо обходит стол, чтобы встать лицом к лицу с Чаком. Он спокоен, что удивительно, потому что Кайдановская всем своим видом сейчас внушает ужас. Её движения плавные, взгляд наигранно заинтересованный, а на пальцы женщина накручивает цепь, висящую у неё на поясе. — Моё имя считается как мужским, так и женским, — вкрадчиво говорит Саша. — И оно ни опровергает, ни подтверждает тот факт, что я могу надрать тебе задницу, мальчик. Но это факт, смекаешь? Она ставит одну руку на стол и наклоняется к Чаку. Райли отдаёт ему должное, тот выдерживает пристальный взгляд опасной русской женщины и медленно кивает. — Сообразительный, — одобряет Кайдановская и отходит к мужу, предварительно хлопнув Райли по спине. Стол отмирает, преувеличенно громко возвращаясь к разговорам, а Чак внимательно смотрит на Райли. — Так картошку передашь? Райли швыряет тарелку ему в лицо и уходит. То ли Чак обижается на Беккета за картошку, то ли побаивается Саши, но на следующие несколько дней он просто игнорирует Райли. Последнему бы обрадоваться, дать нервам отдхонуть и вздохнуть полной грудью. Но дышать наоборот становится труднее, а когда он видит Чака, отстраненного и равнодушного, хочет ударить его поддых, рессечь губу и может даже сломать ребро. Одним словом Райли заполняет такая ярость, что он начинает делать то, до чего не думал, что опустится. — Я, конечно, идиот, что понял только сейчас, — говорит в пустоту Райли, когда они с Чаком случайно проходят мимо друг друга. Хэнсен невольно останавливается и вздергивает бровь. — Я должен был сразу понять, что у тебя комплексы, — наигранно сочувствующе вздыхает Райли. — Ведь Чарли тоже женское имя. И эмоции Чака стоят всех дней страданий Райли. Его лицо болезненно искажается, сначала становясь каким-то неправильно тоскливым, а глаза выглядят воспаленными, будто он вот-вот заплачет. Длится это не больше секунды. Потом Чак привычно вспыхивает, кривит губы и хмурит брови, из-за чего на переносице появляется резкая складка. Он сжимает зубы, и на его скулах ходят желваки. Райли упивается его гневом и начинает понимать, почему Хэнсен так старался досадить ему всё это время. Чертовски интересно наблюдать за человеком, который не умеет сдерживать свои эмоции. А потом Чак улыбается. Насмешливо, той ухмылкой, которую Райли ненавидит. — Чарли — универсальное имя, — повторяет он за Беккетом. — Тогда я благодарен тебе за то, что ты озаботился нахождением более мужественного прозвища для меня, — усмехается Райли и отвешивает Чаку поклон. — Рад, что ты наконец оценил, — довольно кивает Хэнсен. Оба понимают, почему никак не могут разойтись даже тогда, когда говорить вроде больше и не о чем. Райли не верит своим ощущениям, которые вопят врезать Чаку, потому что это нужно им обоим. Два гребаных мазохиста, которые и дня не могут вынести без травм. Драки, бои в егерях, всё это настолько приелось, что жизнь без всего этого чувствуется, будто ты лег спать, не почистив зубы, — жить можно, но неприятно, да и привычка уже выработалась. Райли нетерпеливо встряхивает запястьем. — Ну что, Чарли, детка, будем драться? Чарли смеётся, так сильно и заливисто, что Райли расслабленно улыбается следом. — Бей, Ра-айли. И Райли бьёт.