Разбитое зеркало

Райли дёргает его новенькие жетоны, подтаскивает их практически к носу, что цепочка впивается Чаку в шею, но он не шевелится. Она долго и пронзительно смотрит, сначала на жетоны, потом в глаза и выдаёт: — Салага. И уходит. Чаку шестнадцать и он впервые в шаттердоме в Анкоридже. Райли двадцать два и на ее куртке четыре звезды. Она носит ее и пояс с насечками, её жетоны всегда находятся поверх одежды, и не нужно быть гением, чтобы понять, как она гордится собой. Чак поражается уровню самовлюбленности и старается не обращать внимания на девчонку. Конечно, из них двоих скорее можно назвать мальчишкой его, чем ее девчонкой, но задиристое поведение говорит об обратном. Она, кажется, вовсе не старается запомнить его имя, при случае обращаясь к Чаку исключительно «салага». Даже ее брат, за что Чак ему премного благодарен, зовет его «Хэнсен». Но не она. Райли будто бы трудно выговорить три буквы, из которых состоит его новое имя. Пусть на жетоне все пять, но Чак не хочет даже смотреть на эти железки. Отец смирился с этим его желанием, а Райли, даже не зная о нем, не попыталась обжечь его болезненным «Чарли». Из женских уст это было бы слышать особенно неприятно. Чак приходит к выводу, что лучше быть Хэнсеном и салагой, чем Чарли. Первый дрифт с отцом проходит тяжело. Они оба знали, что так и будет. Они оба путаются в болезненных воспоминаниях о смерти Анджелы, однако идут вперед по этому шаткому мосту из общих памятных моментов. Им удается установить нейросинхронизацию. И по случайному ли стечению обстоятельств или плану судьбы, но именно в тот момент, когда они находятся в новеньком Страйкере Эврика, из разлома выползает кайдзю третьей категории. Эта маленькая тварь становится дебютом Чака и его первой звездой. В Анкоридже Чака запоминают как самого молодого пилота егеря, а Райли теперь называет его по фамилии. Ну и черт с ней. Вскоре их с отцом переводят на другую базу, и из новостей Чак узнаёт, что Райли потеряла брата и в одиночку добила кайдзю. Честно говоря, он больше не хочет её видеть. Потому что тоже теперь не знает, как к ней обращаться. Райли пропадает с радаров Пентекоста, и Чак не скучает. Ему сейчас не до этой девчонки. Он не вспоминает о Райли пять долгих лет, в течение которых тренировки, война, тренировки. Чак и не помнит другой жизни. Он помнит Лос-Анджелес, Сидней, Токио, Гонконг, но не Анкоридж. Думает, что Райли наверное тоже не хотела бы о нем помнить, потом злится на себя за такие мысли, отвлекающие от дрифта. А на следующий день в последний оплот надежды переводят найденную на какой-то стройке Райли Беккет. Она смотрит устало и уважительно жмет руку Герку своей тонкой ладошкой. Как ее только на стройку взяли? И переводит удивленный взгляд на Чака, когда отец его представляет. Хэнсен не подходит ближе, наоборот, окидывает пренебрежительным взглядом и уходит прочь. В этот же вечер Райли разбивает ему губу за громкие слова о ее брате, но Чак джентльмен и не может ударить девчонку в ответ. Зато её сила и ярость внушают ему странное чувство успокоения от осознания того, что на той чертовой стройке к ней никто и прикоснуться не посмел. Он видит, как Райли заламывает руку кому-то из тройняшек, а потом и на себе испытывает это, уверяясь, что хватка у девчонки железная. Но несмотря на это, Чак совершенно разозлен, когда Беккет находит партнера в лице Мако Мори. Две девки за штурвалом. Что может пойти не так? Да всё, думает Чак на протяжении всего дня, а потом Мако и Райли пробуют дрифт. И после него Чак отвечает ей. Крепко перехватывает запястье и заводит за спину, за что получает в колено пяткой и затылком в переносицу. Райли выворачивается и с размаху бьет его по лицу. Чертовка. Чак блокирует следующие удары и пытается оттолкнуть её, потому что нет, он не будет калечить девчонку. Даже если эта девчонка не прочь искалечить его самого. Чаку двадцать один. У Чака десять высадок и десять побед, он уже не салага, не мальчишка, и даже не парень. Он мужчина. Он смотрит на щуплую фигуру Райли, которая больше не носит ни куртку, ни пояс, а жетонов не видно под мешковатой одеждой, и думает, что она девчонка. Как была девчонкой, так и осталась. Она зовёт его Чаком, когда возникает необходимость, а он кривится, потому что Райли даже не вспомнила, что он и есть тот салага. Из них двоих теперь салагой скорее можно назвать Райли, чем Чака. Райли двадцать семь. У Райли изорванная душа и вся жизнь осталась в кабине Бродяги. Ей больше не нужны ни жетоны, ни куртка, ни пояс, и ей совершенно точно всё равно, кто и сколько кайдзю завалил. Она больше не может установить крепкую связь в дрифте, её еле хватает на управление на пару часов. Крепче чем с Йенси уже не будет. Райли смотрит на Чака и иногда пугается, потому что у него такой же светлый затылок и широкие плечи. Только количество звезд на его спине приводит её в чувство. Три ряда и еще одна на четвертом. Десять убитых кайдзю. У Райли так и не нарисовали пятую звезду, будь она проклята. Райли злится и дергает Чака за жетоны, потому что именно они находятся на уровне ее носа и именно за них цепляется ее взгляд. Они уже не новые, но Райли узнаёт их практически сразу. Чарли Хэнсен. Салага. Самый молодой пилот егеря. Она практически смеется над своей глупостью, понимая, кем стал тот хмурый мальчишка. Потом она удивляется себе еще больше, вспоминая, что и Чак, и тот мальчик, один единственный сын Геркулеса Хэнсена, на которого Райли раньше равнялась. Она успокаивает себя тем, что равнялась на Герка, а не на его сына. Какое ей вообще дело до этого салаги? Райли обжигается, резко выпускает жетоны и опасливо смотрит Чаку в лицо. Она больше не может так его называть. Теперь у Чака опыта побольше, чем у нее. Плечи Райли поникают, и она отступает на несколько шагов. Чак наблюдает за её странными манипуляциями, но никак их не комментирует, а жаль. Райли бы пригодился повод врезать ему. Оказывается обнимать Чака намного приятнее, чем бить. Райли вываливается из Бродяги, перед глазами у нее пелена, не от слез, от воспоминаний. Кайдзю с кодовым именем «Волнорез» протаранил корпус Бродяги насквозь, чуть не задев реактор. Райли трясет, а шрамы начинают ныть. Райли выстрелила в него девять раз. Чтоб наверняка. А потом чуть не выпала из дрифта. Мако умница, Мако поддержала, позвала, не дала утонуть. Райли визгливо просит снять с себя броню, а потом вцепляется в чью-то руку и начинает оседать на пол. У нее гребаная паническая атака. Кто-то рывком ставит ее обратно на ноги и несколько раз встряхивает, держа за плечи. Райли задыхается. Ее зовут по имени и, кажется, даже бьют по щекам. А потом с силой прижимают к себе. В ее нос впиваются знакомые жетоны, а сама она обмякает, полностью опираясь на Чака. — Очнись, девчонка. Райли, мать твою, Беккет, — говорит он ей в макушку, и Райли судорожно вдыхает. Руку сводит, и Райли скулит куда-то Чаку в плечо. Он быстро ее отстраняет, осматривает искаженное гримасой лицо, зовет кого-то, и всё вокруг вертится, смешивается, но Райли из последних сил хватается за рукав Хэнсена и не отпускает. Ей просто нужно еще немного подышать, и всё пройдет. Чак опять обнимает ее, на сей раз слабее, но ласковее, задает ей какие-то вопросы, а Райли мотает головой, не разбирая их. Он кладет руку на шею Райли, запуская ладонь под растрепавшиеся волосы и мягко гладит, пока девчонка не начинает дышать ровнее. Чак не помнит, каким образом смог довести её до медика, но замечает свои подрагивающие руки. Испугался. Райли благодарит его на следующий день, что-то невнятно бормоча. Она лепечет, опустив голову, извиняется, оправдывается и называет его Чарли. Чак моментально теряется в потоке ее монотонного бубнежа, прокручивая в голове своё собственное имя, которое он не слышал давным-давно. Удивительно, что оно не задевает его так сильно, как предполагалось. Он спокойно кивает на заверения Райли и не исправляет. Всё хорошо. И она продолжает звать его Чарли. За Райли пробует Герк, но получает от сына озлобленный взгляд. И больше не пытается. Однажды его так называет Саша, потом видит нахмуренные брови Чака и извиняется. Последний раз пытаются тройняшки, но ничем хорошим это не заканчивается. Райли всё видит и тоже теперь опасается так его называть. Чак чертыхается. Он всё испортил. Он не понимает себя. Он не хочет слышать своё имя, вспоминая, что именно мама так звала его, остальные с детства использовали сокращение — Чак. Отец называл его Чарли, когда злился. Вероятно, сейчас Герк винит себя за это. Впрочем, Чак тоже хорош. Он обращается к Геркулесу «старик», либо вообще не обращается, сразу переходя к сути. Чак злится и начинает звать Райли по фамилии. Они опять дерутся. Чак уже устаёт задаваться вопросом, почему именно Райли Беккет он позволил. В принципе позволил. Позволил пренебрежительно к себе относиться, позволил называть себя Чарли и позволил вернуться к идиотскому «Чак». Спасибо, что не Хэнсен. Уж лучше бы эта девчонка продолжала звать его салагой. Чак не хочет признаваться и не будет, что скучал по такой интонации. Не короткой и резкой — Чак, а плавной и раскатистой — Чарли. Райли каждый раз старалась произнести его имя побыстрее, будто стеснялась, поэтому не всегда четко проговаривала букву «р», отчего Чак незаметно улыбался. Чак не хочет признаваться и не будет, что скучал по своему имени. Райли обижается и тоже начинает фамильярничать. Она опять надевает куртку, и Чак понимает, что всё похерил. У него нет времени на глупые драмы, потому что кайдзю начинают появляться всё чаще. И они становятся сильнее. Страйкер первым выступает против Громобоя и первым огребает. Тварь гигантская, и Чак невольно ужасается, когда её видит. И не зря, потому что она корежит Эврику так, что в один момент и Чак, и Герк думают об одном и том же — это конец. Кайдзю рвет броню егеря как ткань, пока отец и сын пытаются отступить на безопасное расстояние. У Чака голова гудит, он чувствует, как дрифт расходится, отрывается по тонкой ниточке. Герк кричит что-то ему, Пентекосту и спешащим на помощь Кайдановским. Чак из последних сил хватается за связь, чувствуя, как от напряжения у него льется кровь из носа. Он слышит рев, надрывный скрежет металла и неправильно выговоренное «Чарли», прежде чем отрубиться. Он душевно истощен и не может открыть глаза, когда приходит в себя. — Чарли. Сперва Хэнсену кажется, что он в бреду или действительно умер, потому что голос, зовущий его, очень похож на голос матери. — Чарли, — чья-то ладонь невесомо касается его плеча. Чак еле открывает глаза и видит Райли. У нее красные глаза, опухший нос и волосы, собранные в неаккуратный хвост. Она не тараторит его имя, произнося четко каждую букву, и Чак этим наслаждается. — Райли, — почти не слышно отвечает он ей. Девчонка облегченно выдыхает и шмыгает носом, опуская голову. Потом обзывается, кажется, Чак точно не помнит. Но он хорошо помнит, как Райли дрожащими пальцами гладит его волосы и не устает повторять: — Ну ты и гад, Чарли. Теперь они называют друг друга только по именам.