Разбитое зеркало

— Как ты нашел мой дом, Беккет? Чак еле приоткрывает дверь съемной квартиры, но в нее все равно проникают мороз и запах рождественской елки, которые принес с собой Райли. Беккет улыбается чересчур широко даже для очень счастливого человека, будто пытается специально выбесить Чака. Он нагружен пакетами, и Чак совершенно не хочет знать, что в них. — Спросил у Тендо, — с негаснущей улыбкой отвечает Райли и нетерпеливо топчется на месте. Чак практически физически чувствует его восторженное предвкушение предстоящего праздника. — Ты был у Тендо? — спрашивает Чак, устало опуская плечи. Хэнсен жил у Чои некоторое время после расформирования проекта, но съехал, как только представилась возможность. Нет, Тендо не гнал его вон, просто Чак испытывал острую необходимость пожить в размеренном одиночестве. Райли беспечно пожимает плечами на вопрос, как бы отвечая «ну и что с того», и чуть ближе приникает к двери. — Встретил по дороге Санта-Клауса и с большим трудом уговорил вычеркнуть тебя из черного списка. Полагаю, я заслужил, чтобы меня впустили. Чак хочет закрыть дверь, чтобы та непременно прищемила нос надоедливого Беккета. Но вместо этого он открывает ее шире, пропуская в квартиру и Райли, и холод,  и приторно сладкий запах печенья, которое готовит соседка. На периферии сознания Чака мелькает мысль, что он еще успеет пожалеть о своем решении. Беккет удивляется и своего удивления не скрывает. Вероятно, он тоже не ожидал, что Хэнсен так благосклонно отнесется к его вторжению. Райли предельно осторожно ставит пакеты на пол и скидывает куртку. Чак безучастно смотрит, привалившись к косяку, как гость потирает озябшие ладони, и молча указывает на кухню. — Ты ведь даже не собирался праздновать? — спрашивает Райли, когда они оба уже находятся на кухне. Чак не видит смысла отпираться: — Нет. Зачем? Лицо Райли потрясенно вытягивается. Беккет медленно склоняется к одному из пакетов и достает гирлянду. Он распаковывает её и накидывает на Чака. Тот от возмущения даже не может воспротивиться. Как только Хэнсен оказывается основательно замотан проводом с маленькими огоньками, Райли подтягивает его к ближайшей розетке, выдергивает вилку микроволновки и подключает гирлянду. Далее Беккет впихивает ошарашенному Чаку в руки красно-белый леденец. — Стой так и проникайся духом Рождества, — наказывает он и возвращается к разбиранию пакетов. На столе оказываются несколько контейнеров с салатами, пара коробок пиццы, три бутылки шампанского, большая коробка печенья и уже знакомые леденцы. К потрясению Хэнсена, на этом дело не кончается. Райли достает восхитительно пахнущий сверток с жареной индейкой. Из другого пакета появляются два красных колпака, еще одна гирлянда и невероятно стремного вида свитер. Райли гордо поднимает его и заявляет: — Это мой тебе подарок. На Чака одним косым глазом смотрит олень, которого тошнит сладостями. Хэнсену хочется придушить Райли гирляндой, но отчего-то так же сильно хочется его обнять. Но он не может сделать ни того, ни другого, заявляя: — Гирлянда жжется. Райли поспешно выдергивает ее из розетки и разматывает Чака. — Либо сгораешь заживо, либо с улыбкой празднуешь Рождество, — говорит Беккет и крутит концом гирлянды. — Каков твой выбор? Чак, весь месяц раздраженно косящийся на предрождественскую суету на улицах, сейчас смотрит на радостного Райли и уродский свитер в его руках, испытывая непреодолимое желание надеть этот кошмар, опять обмотаться гирляндой и съесть дурацкий леденец. — Второе безопаснее, я полагаю, — наконец отвечает Чак и действительно надевает свитер прямо поверх футболки. Вещь, на удивление, оказывается приятной и мягкой. Райли выглядит страшно самодовольно и собственноручно нацепляет на Чака уже и колпак. И Хэнсену даже не хочется прибить его дверью, потому что на душе становится слишком тепло и невыносимо хорошо от проявления такого внимания. Видимо, его раздраженность по поводу Рождества заключалась лишь в том, что он не знал, с кем провести этот праздник. Тревожить того же Тендо с его второй половинкой не хотелось… а про Райли он и не подумал. Хэнсен, на самом деле, ни о ком и ни о чем не думал кроме того, что это первый праздник без отца. Вот и хотелось забыть о существовании праздников в принципе и утонуть в никому не нужной скорби. Беккет, как всегда, помешал всему и вся. Райли развешивает две гирлянды в гостиной, одну размещая на люстре, а вторую бросая на подоконник. Они, опять же по настоянию Беккета, перетаскивают стол с кухни, и Чак ловит себя на том, что ни разу не возразил. Потому что ему не хочется этого делать. Сейчас ему хочется настоящего праздника, ощущения течения жизни и ощущения нужности кому-то. Вот, например, Райли. Приехал же он с какой-то стати? Что соскучился по общению и веселью, Чак понимает, когда Райли начинает напевать «Let it snow», расставляя на столе всё, что притащил, а он подхватывает. Хэнсен видит, как Райли из последних сил сдерживается, чтобы не подстебнуть его. Но всё-таки сдерживается, за что Чак ему премного благодарен. Чаку нравится, что они ни о чем не говорят. Точнее, они обсуждают какое-то странное шоу, которое крутят по телевизору в преддверии Рождества, ругают отвратительное шампанское, купленное Райли, и спорят об именах оленей Санта-Клауса. Они не вспоминают ни про егерей, ни даже про общих знакомых с базы, которых вроде бы нужно поздравить, не заговаривают о том, как складывается у каждого из них жизнь после пережитого ужаса. Чак рад, что самой тревожащей их обоих темой является метео прогноз на неделю, потому что было бы неплохо смотаться покататься на лыжах. Честно говоря, Чак и подумать не мог, что его Рождество пройдет так. Не в одиночку. Торопливо устроенное руками Райли Беккета. И, честно говоря, кажется, Чаку большего и не нужно было. Ему вполне было достаточно Райли, расслабленно попивающего чай и через слово вставляющего язвительные комментарии, направленные на ведущего идиотского шоу. Чаку вполне хватало того уюта, в одночасье возникшего в его нелюдимой квартирке, чтобы улыбаться и смеяться над всем, что говорит Беккет. Хэнсен вполне был доволен тем, что Райли всегда всё портит. В том числе и его одиночество. Райли поднимает дымящуюся кружку с чаем и говорит: — Теперь у нас всё будет хорошо. И это звучит как обещание.