Разбитое зеркало

— Мне нравится моя жизнь, — шипит через зубы Чак, хватаясь за холодные поручни с такой силой, что пальцы белеют. Никто не говорил, что ходить с протезом легко. Он и не надеялся, что встанет и побежит, но… это очень неудобно. Непривычно, странно, непонятно. Особенно когда рядом маячит Беккет с дешевым стаканчиком кофе. — Немного практики, и всё получится, — заверяет Райли и делает глоток своей растворимой бурды, запах которой надоедливо щекочет обоняние Чака. — Мне нравится моя жизнь, — повторяет Хэнсен, стараясь не обращать внимания на свидетеля его унижений. Потому что прыгать на одной ноге от палаты до комнаты с этими гребаными поручнями — унижение. На кой черт они ему вообще сдались? Вторая нога-то целая. — Конечно нравится, — вдруг заявляет Беккет и отправляет пустой стаканчик в мусорку. — Ещё бы не нравилась. Чак смотрит на него удивленно и раздраженно одновременно. Райли спешит пояснить: — Ты живой. И живой почти целиком. Уже ходишь. И, как только научишься управлять этой штукой, сможешь дать мне пинка. Чак находит это достаточно сильной мотивацией и отпускает поручни, чтобы переместить часть веса на протез и проковылять несколько шагов. — Так бы сразу, — улыбается Райли.

***

Они сидят на скамейке в маленьком скверике перед больницей, и солнце припекает Чаку макушку. Райли щурится, но подставляет лицо лучам, походя на довольного кота. За решетками забора снуют люди, быстро-быстро, будто на перемотке, а Чак отгоняет сравнение с тюрьмой и осознание, что это вполне себе обычный темп жизни, на который ему нужно настроиться заново. Райли сбоку шелестит каким-то пакетом, и Чак недовольно на него косится. Беккет достает двух разноцветных мармеладных червячков и запихивает в рот. — Тоже хочешь? Чак смотрит на протянутый пакет с опаской. У него что, ПТСР так проявляется? Райли встряхивает кистью, призывая брать угощение быстрее, и Чак вытягивает зеленого червячка. Райли благосклонно хмыкает и продолжает опустошать пакетик, глядя куда-то в запутывающиеся ветви деревьев. Подрезать их надо.

***

Чак кидает Максу мячик, и тот, перебирая короткими ногами, прытко бежит за игрушкой, чтобы послушно принести хозяину. Рядом сидит Герк, и впервые за последние годы Чак отчетливо чувствует, что плечо отца теплое и надежное в том родительско-покровительственном плане, которого так не хватало. Чак замечает, какой он седой. Теперь уж действительно почти что старик. Только называть его так больше не хочется. Они по обыкновению молчат, но теперь ни одному молчание не кажется вынужденным. Геркулес позволяет себе расслабить плечи так сильно, как не всегда позволял даже во сне, потому что Чак рядом умиротворен и выглядит счастливым настолько, насколько вообще может выглядеть счастливым Чак. Макс притаскивает обслюнявленный мяч, и Чак мягко треплет его по загривку. Герк улыбается. — Поехали домой, сын. — Поехали, пап. Чаку нравится его жизнь. И вообще-то у него есть все причины для этого.