Мышеловка

      Спать не получается, хотя очень хочется. Арсений смирно лежит в кровати, вытянув руки вдоль тела и укрывшись до подбородка. Не открывает глаз, чтобы не начать рассматривать потолок, шторы или тени на стене. Пытается уснуть.       Возбуждение никак не желает отступать, хотя Арсений и так уже воспользовался Сережиной ванной по непрямому назначению, что было очень стыдно, но крайне необходимо после возвращения от Антона.       Арс думает… Мучительно много и обо всем подряд. Но больше всего – о том, как отреагировал бы Сережа, если бы узнал об Арсении правду. Смог бы он дальше дружить с человеком, который спал не только с женщинами, который всю жизнь пытался, но так и не смог перебороть тягу к мужчинам?       Сережа, наверное, попытался бы понять… Не факт, что смог бы, но они с Арсом вовсе не чужие люди и дорожат друг другом. Во всяком случае, в это хочется верить. Впрочем, это не очень важно, Арс никогда не собирался и теперь не горит желанием ни одному из своих друзей в чем-то признаваться. Достаточно того, что обо всем знает жена и парочка людей из прошлого, оставленных в Омске вместе с прежней жизнью.       Арс впервые влюбился в парня, когда ему было шестнадцать. Вадим был на пять лет старше, он носил серьгу в ухе, ездил на ужасно рокочущем мотоцикле и смеялся так громко, так заливисто, что не полюбить этот смех было невозможно. До встречи с ним Арс толком не знал, что такое «гей», а потому поначалу принял свои чувства за восхищение и уважение. С Вадимом хотелось быть рядом. Хотелось уметь шутить так, чтобы ему это нравилось. А еще хотелось, чтобы он не смотрел ни на кого, кроме Арса. Пожалуй, истинную природу теплого чувства под ребрами, которое так и плавило, стоило подумать о Вадиме, Арс понял только тогда, когда уже было поздно. Вадим женился и уехал в Израиль. Тогда это означало навсегда порвать связи со всем, что знал до этого.       Они прощались на вокзале. Вадим мерз в слишком тонкой – зато невероятно модной – куртке и смешно переступал ногами по грязному месиву снега на платформе.       – Не раскисай, – бросил он и толкнул Арса в плечо, – не хоронишь же ты меня.       – Ага, – только и выжал из себя Арсений.       Они постояли еще немного в тишине. Была почти полночь, Арс безбожно опоздал домой, но надвигающаяся выволочка от отца впервые в жизни казалась какой-то совершенно незначительной мелочью. У шестнадцатилетнего Арсения рушился целый мир. Он стоял на платформе погруженного в полумрак вокзала, вдыхал едкий запах рельс, смотрел на растрепанную челку Вадима и понятия не имел о том, как жить дальше.       – Я сказать хотел, – прошептал он, когда проводница крикливо напомнила о том, что поезд вот-вот отправится.       – Стоит ли? – спросил Вадим и уперся взглядом в собственные ботинки. – И так же все ясно.       – Да? – у Арсения закончился в легких воздух и закружилась голова.       – Сень…       Арсений дернулся от подобного обращения. Сеней его звал только Вадим, потому что прекрасно знал, что именно эта форма имени больше всего Арсения злит.       – Сень, тебе шестнадцать, – как-то очень весомо сказал Вадим. – Все у тебя будет хорошо.       – Ага, – снова только и смог произнести Арс.       Больше они ничего друг другу не сказали. Поезд заурчал, как огромный дракон, и Вадим поспешил подняться в вагон. Это был последний раз, когда они виделись. Потом уже, целый миллион лет спустя, Арс нашел Вадима в инстаграме. Тот стал программистом, располнел, завел с женой аж четверых детей и был, кажется, вполне счастлив. Арс так никогда и не написал ему даже простого «привет», хотя иногда ему ужасно хотелось договорить то, что он должен был произнести далекой зимой у вагона.       Потом были другие. И взрослые мужчины, и мальчики на мотоциклах. Были крышесносные влюбленности и парни на одну ночь, о которых Арс потом не помнил ничего, кроме имени. Все было. Но ничто никогда не могло сравниться с тем, как замирало сердце Арса, когда Вадим до слез смеялся над его шутками.       Однажды Арсений даже попал в совсем уж сумасшедшую мясорубку. Матвей учился с ним на курсе, в театральном. Актером он был посредственным, но жил, как непризнанный гений. Тратил молодость на похмелье и сомнительные связи, мечтал, что однажды его заметят, и он станет настоящей звездой. Полумер Матвей не признавал – если пил, то непременно до отключки, если трахался, то так, что разозленные криками соседи грозились вызвать милицию. Они с Арсом однажды чуть не попали за решетку, несколько раз подрались так, что чуть не убили друг друга, и высококлассно, в режиме нон-стоп, трепали друг другу нервы. Именно тогда в жизни Арсения появилась Алена. Тихая и рассудительная, она стала его спасительной гаванью, в которой он надеялся переждать очередную бурю, а остался навсегда, очарованный тем, как гладко может идти жизнь. Банальность этого сюжета скрипела на зубах, но Арс меньше всего на свете в то время хотел искр и страсти. Ему нравилось быть любимым, нравилось, что его, наконец, кто-то понял. Но самым приятным было то, что можно было перестать чувствовать себя дефективным, теперь он мог просто расслабиться и жить, дыша полной грудью, а не прятаться по углам, все время боясь быть застигнутым.       Она приняла его всего, со всеми недостатками и пороками. Отогрела своей тихой и ласковой любовью. Стала его женой. Бросила все, что знала, и уехала за ним в Питер, когда он этого захотел, родила от него дочь. И он очень хотел бы никогда в жизни больше ни в кого не влюбляться. Но появился Антон и все снова пошло наперекосяк.       Шастун буквально свел Арсения с ума. Впитался в самую душу, раскрасил собой целый мир и заставил снова утонуть в давно забытом теплом чувстве. Когда он смеялся, Арс понимал только одно – это и есть счастье, и больше вообще ничего не нужно.       Арсений засыпает только под утро, когда в комнате уже почти становится светло, но слишком скоро просыпается от почти не замолкающего звука уведомлений – телефон вибрирует по несколько раз в минуту. Арс сначала пытается это игнорировать, но не выдерживает и, ужасно злясь, тянется отключить интернет. Правда, так этого и не делает – зависает. На экране все продолжают появляться новые сообщения от Антона.       Шастун путает буквы местами, ошибается в окончаниях и, кажется, очень паникует. Он повторяет «прости» и «стыдно», но даже чаще, чем эти слова, пишет «приезжай» и «нам нужно поговорить».       Арс чертыхается и закрывает глаза. Несколько минут упорно уговаривает самого себя не поддаваться. Вспоминает Алену и дочь. Приводит себе какие-то умные аргументы. И, когда ему кажется, что он все прекрасно понимает, наконец, пишет:       – Буду через час.       Утренняя Москва никогда прежде его так не нервировала. Пока он добирается до дома Антона на такси, у него трижды вконец портится настроение. Шастун ничего не пишет, даже адрес не напоминает – прекрасно знает, что Арс еще не успел его забыть.       В подъезде Арсения совсем накрывает – живот скручивает болезненным спазмом, а руки трясутся так сильно, что не получается даже куртку расстегнуть. Арс садится прямо на ступеньки и обхватывает гудящую голову мокрыми от пота ладонями. В кармане дважды вибрирует телефон – приходит какое-то уведомление из инстаграма. Арс достает смартфон, но в место того, чтобы проверить соцсеть, открывает галерею и долго листает сохраненные когда-то в порыве сентиментальности фото жены и дочери. Ему кажется, что это должно его отрезвить, что лица Алены и Кьяры заставят его одуматься, но почему-то этого не происходит.       Спустя какие-то поразительно длинные пятнадцать минут, он переводит телефон в режим полета и почти бегом бросается по ступенькам вверх – к Антону.       Шастун открывает дверь, едва услышав звонок, и Арсению кажется, что он сидел и ждал прямо в коридоре.       – Привет, – говорит Арс, все еще не переступая порога. – Послушай, ты был вчера пьян и…       Договорить у него не получается – Антон силой втаскивает его в квартиру, всем телом прижимает к стене и целует так глубоко и жадно, что у Арсения отключается мозг. Он ждал этого поцелуя чертову тысячу лет. И теперь просто рассыпается на шипящие искры, как фейерверк. Антон льнет к нему все теснее, порывисто целует подбородок, виски и щеки, рычит что-то нечленораздельное и запускает руки ему под футболку.       – Ты ведь хочешь, – говорит он куда-то в шею Арсу. – Я знаю, что ты хочешь…       Арс перехватывает его запястья и сильно их сжимает – так, чтобы стало больно, чтобы отрезвить. Антон смотрит ему не просто в глаза – прямо в душу.       – Давно ты знаешь? – спрашивает Арс, у которого сердце падает куда-то в район желудка.       – Очень – признается Антон и почему-то краснеет. – Сначала не поверил. Потом разозлился. А потом… Это стало меня затягивать. Все чаще об этом думал. Как будто на репите. А потом вдруг понял, что я и сам…       – Что ты сам? – жестоко спрашивает Арс, которому нужно это услышать. Будто сейчас можно ошибиться или что-то неверно понять.       – Хочу тебя, – шепчет Антон на грани слышимости и снова тянется за поцелуем.       – Стой, – Арс выпускает его руки и упирает ладони ему в грудь – отчаянно пытается держать дистанцию. – Я женат.       – Да, – выдыхает Антон и снова пытается приблизиться, но ему не хватает сил – Арс и не думает поддаваться.       – У тебя есть девушка, – громче, весомее чеканит Арсений.       – Есть, – соглашается он и закрывает глаза.       – Мы вместе работаем, и если сейчас мы…       – Но ты хочешь меня? – спрашивает Антон и смотрит так, что у Арса сжимается сердце.       – Больше всего на свете, – произносит он, сдаваясь. Он обнимает Антона так, что грозит свалить его на пол, наконец, перехватывает инициативу в поцелуе и, не разрывая его, ведет Антона к дивану.       При дневном свете квартира выглядит совершенно иначе, но Арс толком не рассматривает. Добравшись до дивана, он толкает Антона, так что тот мягко падет на постель, и нависает сверху. Жадно целует шею, очень стараясь не оставить на ней засосов, тянет вверх футболку Антона и едва не лишается рассудка, когда наконец ощущает под руками голую кожу.       Воздух вокруг них так наэлектризован, что опасно слишком резко его вдыхать. У Арса стоит так, что это даже больно. Ему никогда не было так хорошо всего лишь от ощущения, что теперь можно. Можно. Какое упоительное, невозможно прекрасное слово!       Арс нашаривает резинку штанов Антона и тянет их вниз сразу вместе с бельем, обнажая стоящий, блестящий от смазки член. Он оказывается невероятно красивым. Может быть, не самым большим и ровным, но почему-то сейчас он кажется Арсу совершенно идеальным. Он даже толком не думает, просто берет его в рот, мгновенно пьянея от терпкого вкуса Антона. Настоящего. Ничем не скрытого. Принадлежащего только ему одному.       – Арс, – выстанывает Антон и до боли сжимает его плечи. – Боже.       Арсений очень давно не был с мужчиной, но прежние навыки никуда не делись. Он ласкает Антона языком и руками, хитро чередует совсем невесомые касания и ощутимый нажим, принимает член глубоко в горло, а потом почти ласково целует головку, скользя языком по уретре.       Антон стонет так громко, что его голос отскакивает от стен, словно резиновый мячик.       – Арс, – почти испуганно шепчет он и весь поджимается и напрягается. – Арс, я сейчас…       Арсений выпускает его член изо рта с ужасно пошлым влажным звуком и улыбается:       – Рано, подожди. У тебя есть смазка?       – Д-да, – кажется, не сразу реагируя на слова, отзывается Антон. – Там. Я сейчас.       – Я сам. Скажи, где.       Антон машет рукой куда-то в сторону полки под телевизором, и Арс принимается там искать, попутно сшибая на пол какие-то книги и парочку журналов – руки плохо его слушаются. Заветный пузырек похабного розового цвета обнаруживается рядом с распакованной и ополовиненной пачкой презервативов, и Арса накрывает горьким чувством вины перед Ирой. Впрочем, это ощущение длится всего секунду или две, потому что потом Арс оборачивается и впивается жадными глазами в Антона, который лежит на уже смятой постели совершенно голый и смотрит такими сумасшедшими глазами, что за этим диким взглядом – хоть в самый ад.       Арсений все еще одет, и это тоже по-своему возбуждает, но он все же поспешно выпутывается из одежды прежде, чем вернуться к Антону на диван.       – Я не… Никогда… Ты понял, – шепчет Антон, следя глазами за каждым жестом Арсения, который садится между его разведенных ног и с громким щелчком открывает флакон смазки.       – Я понял, – заверяет он, щедро обливая слишком резко пахнущей жидкостью свои пальцы. – Я знаю. Все хорошо.       Он наклоняется снова поцеловать Антона, и едва совсем не растворяется в этом поцелуе. Если бы не требующий к себе внимания член, он мог бы целую вечность просто целоваться. Его пальцы – Антон вздрагивает от этого – скользят в ложбинку между ягодиц и легко оглаживают плотное колечко мышц.       – Дай подушку, – шепотом просит Арс и Антон починяется. Арсений заботливо подкладывает ее Антону под бедра и снова гладит его. Совсем невесомо. Очень легко. – Послушай меня. Я не сделаю ничего, чего ты не захочешь. Ты в любой момент можешь сказать мне остановиться. Ты понял?       Антон кивает и закрывает глаза. Когда Арс проникает в него одним пальцем, он так зажимается, что, кажется, даже дышать перестает. Арс первое время даже не шевелится – дает привыкнуть. Потом коротко двигает пальцем внутри, не отводя взгляда от лица Антона. Тот лежит, крепко зажмурившись и закусив губу. Ждет. Арс накрывает его член свободной рукой и мягко двигает ей несколько раз. Потом синхронизирует с этим ритмом слабые толчки пальцем, и Антон заметно расслабляется.       Арсений старается игнорировать собственное тело, хотя это становится почти невозможным. Когда ему кажется, что Антон расслабился, он аккуратно добавляет второй палец. Несколько раз двигается вперед-назад, ощущая, как поддаются мышцы, но тогда Антон вдруг хватает его за запястье и открывает глаза.       – Я не могу, – произносит он шепотом и отворачивается. – Прости… Я…       Арс медленно убирает руку. Его начинает мутить от слишком сильного желания, которому все нет выхода.       – Все хорошо, – шепчет он. Нужно сделать паузу и попытаться еще раз, ощущения для Антона слишком новые и непривычные, логично, что он не может так сразу включиться. – Эй, ты что?       Антон закусывает губу, словно может вот-вот расплакаться. Арс медленно выдыхает и ложится с ним рядом.       – Арс, я хочу. Правда. Очень, – принимается Антон оправдываться. – Так хочу, что аж сводит всего. Но я не могу. Прости. Прости меня. Я не могу.       – Перестань извиняться, – Арс обнимает его так нежно, как только может. Прижимает к себе. – Все нормально. Что я, подросток что ли? Я понимаю. Все нормально.       Это нихера не правда, потому что он хочет так, что его аж тошнит от этого, у него цветные круги перед глазами и ни одной связной мысли в голове. Он знает, что если сейчас настоять, то уже через пару минут Антон справится с дискомфортом и им обоим будет очень хорошо. Но он не может. Только не с Антоном.       Шастун поворачивается в его объятиях, чтобы смотреть в лицо.       – Я могу попробовать… Ну… Ты знаешь… Ртом, – он так смущается, что аж запинается. Арсу хочется выйти в окно.       – Не нужно, – шепчет он. – Дай мне свою руку.       С дрочкой Антон вполне справляется. Даже когда Арс начинает параллельно ласкать его самого, он умудряется держать ритм. Выходит сносно, хотя, конечно, Арсу нестерпимо хочется большего. От этого даже удовольствие кажется каким-то неполноценным, куцым.       Антон кончает раньше. Изливается Арсу в кулак с громким, прерывистым стоном и весь обмякает. Но двигать рукой не перестает и очень скоро заставляет Арса догнать себя и кончить себе на живот и грудь.       Они лежат потом какое-то время рядом, не размыкая кольца рук, и упоительно молчат. Арс заговаривает только когда понимает, что Антон сейчас уснет.       – Нужно сходить в душ.       – Мы не поговорим об этом…всем?       – Нет, не нужно, – шепчет Арс.       – Хорошо. Можно я первый в душ?       – Я надеялся, что он будет совместным, но – как пожелаешь.       Антон улыбается очень трогательной, чуть наивной улыбкой и встает, смешно перебираясь через Арса. Когда спустя несколько минут в душе включается вода, Арс поднимается, не слишком успешно стирает найденной на столе салфеткой уже подсохшую сперму, одевается и тихо выходит из квартиры.       Они ведь взрослые мальчики – они с этим справятся.