Das Ende ist der Anfang

Барселона, ноябрь 1974 Язык Дика скользит по коже Кройфа, тщательно вылизывает, и каждое его прикосновение вызывает короткий спазм остаточного блаженства. — Да… — шепчет Кройф, вцепившись в его волосы. — Вот так. Ещё. Ван Дайк трепетно и кропотливо собирает языком его семя с его живота. — Всё слижи. — Йохан стискивает его волосы в кулаке. — Вообще всё. — Конечно… — отзывается Дик, целуя его живот. — Ты слишком вкусный, чтобы хоть что-то упустить. — Да. — Кройф устало отпускает его и приподнимается навстречу его языку. — Всё это твоё. Забирай. — Ох… — Язык Дика вычерчивает длинные линии на его коже. — Обожаю тебя. — И я — тебя, — стонет Йохан, запрокинув голову. Всё тело пропитано им — его поцелуями, его прикосновениями, его семенем. Может ли быть что-то лучше.       — Куда это ты собрался? — спрашивает Кройф, затянувшись сигаретой. — Ты что, приехал из Мурсии, чтобы побыть со мной всего пару часов? На очередной конспиративной квартире даже слишком светло — она под самой крышей, и окно смотрит прямо в небо. Толку его занавешивать. Из мебели тут только кровать да старый сундук в углу. Всё более сюрреалистичные места выбирает Дик для свиданий… — К тебе я бы и на полчаса приехал, — смеётся Дик, надев штаны. — И даже за полчаса ты кончил бы со мной как минимум дважды… Но, увы, мне действительно уже пора. — Охренеть. — Кройф тушит сигарету в пепельнице, стоящей на полу возле кровати. — Ты не можешь как-то получше планировать своё время? Мы не каждый день видимся. — Приложу все усилия, — обещает Дик, застёгивая ремень. — У тебя другие планы в Барселоне? — щурится Йохан. — Кройф, господи… — Ван Дайк, присев на край кровати у его ног, бережно берёт его ступню и подносит к губам. — Ты что, ревнуешь? Никаких конкурентов у тебя нет и быть не может. — В этом я не сомневаюсь. — Кройф довольно усмехается, когда Дик обхватывает губами его большой палец. — Слушай, если ты собрался встретиться с Неескенсом — говори прямо. Не люблю, когда мне врут. — Кто тебе врёт? — оскорбляется Дик, гладя его ступню. — Ты же знаешь, я не могу тебя обманывать. Да, я собираюсь увидеться с Неескенсом. В центре. В кафе. Просто поговорить с ним. Ты не можешь запретить нам общаться, Йохан, серьёзно. Я не намерен его настраивать против тебя или спать с ним. Но он — мой друг. — Знаю я, какой он тебе друг, — морщится Кройф, резко отдёрнув ногу. — Я не могу отвечать за то, как он меня воспринимает и что записывает в дневнике, — вздыхает Дик. — Но для меня он — очень близкий и очень дорогой друг. Мне хочется с ним поговорить. Ну, может, он и прав. Разлука с Диком, наверное, только будоражит сумасшедшее воображение Йохана Второго, и чёрт знает, какие сцены с участием ван Дайка он проживает в своей голове, если Дик так и остался для него запретным плодом. Может, лучше не мешать? Теперь ван Дайк — любовник Кройфа, все их конфликты остались в прошлом. А в Неескенсе Йохан Первый уверен, как в себе самом. — Не хочу с тобой ругаться по этому поводу, — говорит Дик, подползая к нему поближе и укладываясь на живот рядом с ним. — Поэтому лучше признай, что мы с Неескенсом имеем право дружить, встречаться и разговаривать. Мы будем это делать, даже если ты не разрешишь. Но тайком от тебя. — Моё слово вообще хоть что-то для тебя значит? — возмущается Кройф, взяв его за подбородок. — Я уважаю и ценю тебя, — отзывается Дик, глядя ему в глаза. — Но твоя воля заканчивается там, где начинается чужая свобода. Он не ребёнок, я тоже ответственный взрослый человек. Мы не будем усложнять наши и без того запутанные биографии адюльтером и не собираемся тебя обманывать. Неескенс пусть думает, что ты не в курсе, он тебя до сих пор боится, а я считаю правильным, чтобы ты знал. Лично мне ты ничего не можешь ни приказать, ни запретить. Очень прошу тебя: давай не будем ссориться из-за этого. — Не люблю, когда ты мне руки выкручиваешь, — хмуро отзывается Кройф, скользнув пальцами по его щеке. Пожалуй, прикосновение получилось слишком нежным для тона их разговора. — Зато любишь многое другое, что я с тобой делаю, — усмехается Дик, целуя его ладонь. — Именно поэтому уверен, что мы договоримся. Отсутствие социальных связей между ними, оказывается, имеет свои минусы — например, у Кройфа нет рычагов давления на Дика и он никак не сможет его покарать за непослушание. От тела его отлучить — это наказание в том числе для самого Кройфа, который склонностью к мазохизму не страдает, а больше ничего ему и не сделаешь. — Ты понимаешь, наглый сукин сын, чего ты просишь? — интересуется Йохан, запустив пальцы в его пышную шевелюру. — Требуешь от меня смириться с тем, что ты сбегаешь с нашего свидания раньше времени, чтобы встретиться с моим же собственным любовником! Ты охренел, ван Дайк. Не улавливаю, в какой момент разрешил тебе из меня верёвки вить. — Признаю, что напортачил с планированием, — отвечает Дик, тихо застонав, когда Кройф крепко стиснул в кулаке его волосы. — И этого не повторится, обещаю, что будет дольше и качественнее. Но в остальном — разве я чего-то фантастического требую, Кройф? — Считаю, ты окончательно распустился, — тяжело вздыхает Кройф, глядя ему в глаза. — Но пороть тебя, наверное, уже бессмысленно. — Как и тебя, — улыбается Дик. — И зачем ты мне вообще это сказал? — Сам напросился, — шепчет Дик и, почувствовав, что Кройф ослабил хватку, тянется к нему. — Никто тебя за язык не тянул, ты задал вопрос — а я ответил. — Хорошо устроился, — констатирует Йохан. — И ты действительно думаешь, что я тебя отпущу? — Что ты хочешь в обмен? — шепчет Дик, упёршись подбородком ему в грудь. — Сам знаешь — я всё сделаю. — Провоцируешь? — Кройф с удовольствием сжимает его волосы крепче. — Есть такое, — стонет Дик, глядя ему в глаза. Кройф тихо смеётся в ответ.       Когда они вместе выходят на свежий воздух, Неескенс берёт Дика под руку, и тот, усмехнувшись, касается его ладони — а что такого, просто двое подвыпивших приятелей пытаются сохранить равновесие. — Так смешно, — говорит Неескенс на ухо Дику. — До сих пор не могу поверить во всё это. Что ты… и я… в Барселоне… вместе… Я о таком и мечтать не мог. — Знаю, — отзывается Дик, мягко приобняв его — так надёжнее. — Не боишься в центре ходить? На сувениры не разорвут? — Ой, вообще — могут. — Йохан Второй торопливо надевает солнцезащитные очки, хотя сегодня небо покрыто облаками, и с моря прохладный ветер — всё-таки осень. — Но ты же со мной. Ты меня в обиду не дашь. — Ни за что. — Дик крепче прижимает его к себе. Они долго просидели в тесной полуподвальной забегаловке — хоть она и недалеко от туристических троп, про такое маленькое и неприметное место знают только аборигены. Народу не очень много для центра Барселоны, выпивка вкусная, закуска простая и душевная. Жаль только, что в принципе люди там есть, и нельзя облизать пальцы Неескенса, которыми он аппетитно лопает креветки. Ох, да Неескенса везде хочется облизывать. Всего. Полностью. Но нельзя. — Дик, — смеётся он, повернувшись к ван Дайку, и тот видит своё отражение в стёклах его очков, — а куда мы сейчас пойдём? — Проветримся немного, — отзывается Дик, с трудом избежав столкновения с идущей навстречу шумной компанией. — А там, если замёрзнем, снова спрячемся в какой-нибудь уютный кабак… Время у меня ещё есть. Слушай, а мы точно в правильную сторону идём? На Пасео де Грасиа выходить неохота, там такие толпы… — Погоди, — говорит Неескенс, остановившись. — Посмотри туда. Они вышли на небольшую, но людную улицу, полную магазинов и забегаловок. — Куда? — не врубается Дик. — Вон, — кивает Неескенс. — Посмотри на мужчину, который у витрины магазина одежды. Тебе не кажется, что ты его знаешь? Так, ну, со спины особо и не поймёшь, но… Тёмные волосы, чуть вьющиеся, пижонская чёрная куртка с белыми вставками, джинсы клёш. Вроде знакомый облик, но, пока он не прекратил разглядывать витрину и не продолжил свой путь по улице, позволив себя увидеть хотя бы в профиль, Дик его не опознал. — Твою-то мать, — выдыхает он, поняв, кто это. — Тихо, он нас увидит, — Неескенс тянет Дика спрятаться за щитом с рекламой ближайшего ресторана. — Не увидит, — возражает Дик. — Он идёт в другую сторону и сюда не смотрит. Пошли за ним? — Пошли, — кивает Неескенс. Йохан Второй так сжал локоть Дика, что тот поморщился от боли. Понятно, почему Прекрасный принц так встревожен. Дик и сам взволнован не меньше. — Какого хрена он тут делает? — бормочет Неескенс. — Думаешь, он приехал к Кройфу? — спрашивает Дик, не отрывая взгляда от приметной куртки с белыми полосами. Хорошо, что он так броско одет, меньше шансов слиться с толпой. — А к кому ещё? — пожимает плечами Неескенс. — Точно не ко мне. Может, ты ему встречу назначил? — Нет, я — нет, — открещивается Дик. — Мы не общались с тех пор, как я уехал. Неужели Кройф… Нет, это бред какой-то. Дик в Мурсии живёт, и то не наездишься, а затевать междугородний роман такого размаха — это как-то совсем нелепо. С другой стороны, это Кройф. Он всегда делает то, чего ждёшь от него меньше всего. Что на поле, что в жизни. — Красивый, гад, — вздыхает Неескенс, высунувшись из-за афишной тумбы. — Тебе с ним было хорошо? — усмехается Дик. Вим Сурбир не спеша примеряет солнцезащитные очки возле уличного лотка — выбирает, долго смотрится в зеркало, скептически пожимает плечами и берёт у продавца следующие. Ну, самое время, перед зимой их отдают за полцены, о чём и сообщает нарисованный от руки плакат. — Не знаю, кому с ним может не быть хорошо, — отзывается Неескенс, покосившись на Дика. — Он умелый и чуткий. Да бери уже любые, твою мать! — шипит Йохан Второй, выглянув из-за тумбы. — Подлецу всё к лицу… Наконец, Сурбир покупает достойные его солнцезащитные очки, небрежно цепляет их на ворот куртки и неторопливо следует дальше, оглядывая витрины магазинов. Ведёт себя как обычный турист. Будто его и не в чем подозревать… — Хм, — удивляется Неескенс, когда он заходит в ювелирный. — Чего это он. — За отчётным подарком для жены, — вздыхает Дик, остановившись поодаль. — Точно тебе говорю. — У тебя есть версии, что он может тут делать? — спрашивает Неескенс, встав рядом с ним. — Ни одной. — Что-то мне это не нравится, — тихо говорит Неескенс, сдвинув очки на нос и посмотрев Дику в глаза. — Во время Чемпионата я заметил, что они с Кройфом сблизились. Дику это тоже не нравится. Он и Йохан Второй сейчас думают одно и то же: «Он, сукин сын, приехал к моему Кройфу!» — и ситуация настолько нелепая, что даже смешная, но смеяться совсем не хочется. Сурбир умный, обаятельный, талантливый и сексуальный, кого угодно может соблазнить, а учитывая, что они с Кройфом уже встречались в юности и весьма долго… Как показывает опыт Дика с тем же Кройфом, в одну реку два раза входить не только можно, но и очень даже приятно. «Чего он может хотеть и как себе это представляет?» — нахмурившись, соображает Дик. — Давай выберем самый простой вариант, — предлагает Неескенс, коснувшись плеча Дика. — Подойдём и спросим, какого чёрта он здесь делает. Вдруг у него есть убедительная причина тут находиться? А даже если и нет — пусть знает, что мы в курсе его приезда. — Что ж, пожалуй, — кивает Дик. — Лучшая защита — это нападение. Дождавшись, пока Вим выйдет из магазина с аккуратным бумажным пакетом, Неескенс и Дик быстрым шагом нагоняют его. — Сурбир, это ты или мираж? — громко спрашивает Йохан Второй, почти поравнявшись с ним. Вим оборачивается и встречает их широкой радостной улыбкой: — Вот это да! Не думал, что ты по этим улицам ходишь… О, ты ещё и не один! — Показываю Дику злачные места Барселоны, — смеётся Неескенс, вплывая в его объятия. — Давай хоть с дороги отойдём… Сграбастав Неескенса в охапку и взяв Дика за локоть, Вим отходит с ними в сторону от людского потока, к цветочному магазину на углу. Дик наблюдает, как Сурбир ласково целует Йохана Второго в губы — совсем коротко, но выразительно. Может, он со всеми своими бывшими так здоровается? — Привет, Дик. — Дику Сурбир оставил только быстрое рукопожатие и лёгкое прикосновение губ к щеке. — Чем обрадуете, как ваши дела? — Встречный вопрос: что ты делаешь в Барселоне? — спрашивает Йохан Второй. — Приехал на короткие каникулы, — пожимает плечами Вим. — Развеяться, сменить обстановку, свежим воздухом подышать. — Один? — подозрительно интересуется Дик. — Что ж ты Майю с собой не взял? — Она предпочла остаться в Амстердаме, — невинно улыбается Вим. Дику ещё не встречался человек, который в ноябре добровольно предпочёл бы Амстердам Барселоне. — У неё там дела, — добавляет Сурбир. — Вот, подарок ей как раз покупал. — И демонстрирует пакет из ювелирного. — А почему не позвонил мне или Кройфу? — спрашивает Неескенс. — Встретились бы, погуляли, выпили. — Я просто хотел побыть один, — говорит Сурбир. — Не знаю, знакомо ли тебе это чувство, дорогой, но меня оно иногда посещает. Так что извини, в другой раз. Побыть один? Сурбир, душа компании, заводила, один из самых общительных людей, которых Дик в принципе встречал? Что-то здесь не сходится. Взгляд Неескенса тоже полон здравого скептицизма. — Ребят, а вы каким образом оказались тут вместе? — спрашивает Вим, слегка склонив голову набок. — Насколько я помню, Дик играет за клуб из Мурсии, а это довольно далеко отсюда. — Выдалась пара свободных дней, вот и приехал встретиться с другом, — пожимает плечами Дик. — А, — многозначительно двигает бровями Сурбир. — Ну да, конечно, понятно. А вы не боитесь, что вас увидят? — На что-то намекаешь? — уточняет Неескенс, скрестив на груди руки. — Боже упаси, — вздыхает Вим, бросив взгляд на часы. — Простите, друзья, мне уже чрезвычайно пора. Позвольте обнять вас и откланяться. Для экономии времени он притягивает к себе Неескенса и Дика одновременно: Неескенса снова одаривает нежным поцелуем в губы — Йохан Второй даже успевает ответить ему, Дика опять целует в щёку. — Вим, — тихо говорит Неескенс, удержав его за руку, пока он не отстранился. — А что ты делаешь сегодня вечером? — Хочешь что-то предложить? — смеётся Сурбир. — Слушай, сними очки, а то я как будто сам с собой разговариваю. Неескенс, сдвинув очки на макушку, шепчет несколько слов на ухо Сурбиру. Тот ласково улыбается, крепко прижимая Неескенса к себе, — и его ладонь уже сползла с талии Неескенса на его бедро. — Прости, мой хороший, — отвечает он, заглянув в глаза Йохану Второму. — Сегодня никак, у меня скоро рейс в Амстердам. Но ход твоих мыслей мне нравится, я бы с удовольствием. Позвони мне как-нибудь. «Вот только этого ещё не хватало», — думает Дик, представив, до чего эти двое могут договориться по телефону. Сурбир, помахав им, быстро удаляется и садится в первое же такси, стоящее у обочины. — Хочет от нас гарантированно оторваться, — констатирует Йохан Второй, надевая очки обратно. — Ладно. В целом, мы и так достаточно узнали. Никаких причин тут быть у него нет. — А чего ты ему на ухо шептал? — спрашивает Дик и понимает, что его вопрос прозвучал резче, чем должен был. — Ох, Дик. — Неескенс торопливо берёт Дика под локоть и прижимается щекой к его плечу. — Просто решил проверить, как он отреагирует. — Ты не ответил, — ворчит Дик, глядя в сторону. — О господи, ну какая разница, — вздыхает Йохан Второй. — Сказал, что хочу ему… ну, в общем, что хочу его. Какое это имеет значение? — А если бы он согласился? — Переспал бы с ним ещё раз, — пожимает плечами Неескенс. — Разом больше, разом меньше — что бы это изменило. Может, удалось бы вытянуть из него какую-нибудь информацию о том, зачем он сюда припёрся. Дик в этом сильно сомневается. Вим умный, внимательный и опытный. Такой не проболтается. — То есть, он типа пригрозил сдать Кройфу нас с тобой, если я скажу кому-то, что его тут видел, — вздыхает Неескенс, одной рукой гладя локоть Дика, а вторую засунув в карман — что-то стало холодать. — Блефует, — уверенно говорит Дик. — Никогда он тебя не сдаст. — Почему это? — спрашивает Неескенс, повернувшись к Дику. — Ты ему нравишься, — усмехается Дик. — Да и если он что-нибудь про тебя скажет после твоих слов — никто ему не поверит, это будет выглядеть как месть. А кому ты собрался про него рассказывать? — Припру Кройфа к стенке, скажу, что видел Вима в центре, и посмотрю, как он отреагирует на новость, что Сурбир разгуливает по Барселоне, — тихо, но решительно говорит Неескенс.

***

Роттердам, ноябрь 1974 Взяв коктейль на стойке бара, Неескенс оглядывается в поисках Йохана Первого. Игроки сборной рассредоточились по бару и лобби отеля, в котором остановились на время очередного отборочного матча, — уже стартовала подготовка к Евро-1976. Сегодня они играли с Италией, победили 3:1. Счёт открыл Ренсенбринк, а Кройф оформил дубль. Самое время отпраздновать, пусть тихо и без особых излишеств — Михелса в сборной сменил Кнобель, он ошибки предшественника учитывает и воли не даёт игрокам, раз те пока не умеют с ней обращаться. Йохан Второй пристально осматривает компании, занявшие диваны и кресла. Кройфа нигде нет. Да что ж за проклятие такое, то он в эпицентре, то вообще пропадает! И тут в дальнем конце зала, ближе к дверям веранды, Неескенс замечает Сурбира — вернее, его приметную чёрную куртку с белыми вставками — а рядом с ним обнаруживается и Йохан Первый. «Да какого хрена!» — мысленно орёт Неескенс и спешит к ним. После встречи с Сурбиром в Барселоне Йохан Второй некоторое время раздумывал, как ему лучше поступить, но вечером, подробно описывая в дневнике очередное свидание с Диком, в которое привнёс страсти, ярких красок и бурного секса, решил, что Кройфу надо рассказать. Хотя бы для того, чтобы увидеть его лицо в этот момент. На следующий день, по окончании тренировки, Неескенс дождался, пока Кройф обсудит с Михелсом все вопросы от тактики команды до вероятности мировой революции, а потом поймал Йохана Первого и сообщил ему о визите Сурбира в столицу Каталонии. Кройф обалдел — во всяком случае, так это выглядело. «Считаешь, он ведёт переговоры с руководством клуба, даже не предупредив нас?» — тихо спросил он Йохана Второго. Тот пожал плечами. Кройф покачал головой и задумался. Неескенс с минуту наблюдал, как он нервно тёр нос, искал зажигалку, прикуривал, а потом услышал от него краткий вердикт: «Поговорю с ним сам в Роттердаме». Конечно, Йохан Второй отлично знаком с хитростью Кройфа и его актёрскими навыками, поэтому не знает, верить его картинному удивлению или нет. Но разговор он представлял себе как-то иначе — полагал, что Кройф разрешит ему присутствовать, а Кройф, на ходу надевая куртку, выходит на веранду — там холодно и дождь. Сурбир подзывает Крола и, что-то сказав ему, уходит вслед за Кройфом. Нахмурившись, Неескенс идёт в дальний конец зала, где царит интимный полумрак, направляется к двери веранды, но у самого выхода ему преграждает дорогу Крол. — Нет, — спокойно говорит он, отхлебнув своего коктейля. — У них конфиденциальный разговор. Сначала в Неескенсе горячей волной поднимается гнев: кто он такой, этот Крол, чтобы не пускать его к Кройфу?! Но любопытство пересиливает. — А ты их, значит, охраняешь? — с вызовом спрашивает Йохан Второй. — И что такого они там могут обсуждать, чтобы я не имел права это услышать? — Ты имеешь доступ ко всем тайнам Кройфа, которыми он захочет с тобой поделиться, — признаёт Крол. — Но там разговор пойдёт не о его тайне. — Да что ты говоришь?! — Неескенс с трудом удержался, чтобы не выплеснуть коктейль ему на рубашку. — Скажи мне, Прекрасный принц, ты чего такой злой? — проникновенно интересуется Крол. — У тебя мечта сбылась, твой… даже не знаю, как назвать… муж твой, короче, увёз тебя в Барселону, у вас всё хорошо. Зачем ты заложил Вима Кройфу? Нахрена рассказал? — А что он делал в Барселоне? — возмущается Неескенс и присасывается к своему коктейлю через соломинку. — Если он приезжал не ко мне, то к Кройфу. — Не нужен ему твой Кройф! Если бы Вим хотел его получить, Кройф был бы уже у его ног, — заявляет Крол. — А если и не к Кройфу, значит, он вёл сепаратные переговоры с руководством «Барсы»… — Да какого ж хрена ты так узко мыслишь? — закатывает глаза Крол. — Вас с Кройфом там что, всего двое, кого он знает? — А кто ещё? — хмурится Неескенс. — Ну подумай. Больше вроде никого из их профессиональной сферы. Эмбарго только-только сняли, они с Кройфом были пионерами на новой территории. — Включи мозги, — стучит пальцем по виску Рууд. — Ты этого человека каждый день видишь, кроме выходных, наверное. Вы плотно общаетесь, потому что принадлежите к одному клубу. До Неескенса медленно доходит, кого он имеет в виду. — Да ладно, — ослабевшим голосом говорит он. — Присядем, — вздыхает Рууд, кивнув на низкий подоконник. — Тут не на пять минут разговор будет. Они располагаются на широком подоконнике. Сквозь стекло хорошо видно Кройфа и Сурбира: они о чём-то разговаривают, точнее, говорит Вим, а Кройф прикуривает — вспыхнул огонёк в его ладонях, засветилась красноватая точка на кончике его сигареты. — Начнём с начала, — говорит Рууд, хлебнув коктейля. — Для меня начало было, когда я пришёл в «Аякс» и Сурбир меня озарил светлым лучом своего внимания. Он, как ты знаешь, был у меня не первым, но я был очень молодой, жизнерадостный и глупый. Я влюбился в Вима по уши. Даже хуже, чем ты в Кройфа, наверное. Он для меня был всем, и я с ума сходил по нему. Вёл себя, как собака: носился рядом с ним, в глаза заглядывал, руки ему лизал и мечтал только об одном — ни на секунду от него не отходить. Неескенс, кивнув, косится в окно — Кройф взял свой стакан, который стоял на широких перилах веранды, отхлебнул и поставил обратно. Вим продолжает говорить. Кроме них, там никого нет — уже поздняя осень, погода отвратительная, всю мебель оттуда убрали, а дверь, видимо, не запирают только для того, чтобы посетители бара имели возможность выйти на воздух, не покидая территорию отеля. — Но Сурбир старался держать дистанцию, — продолжает Крол. — Отвоёвывал себе личное пространство. Он не всегда был рад, если я хотел его проводить домой после тренировки или провести с ним выходной. Старался меня приучить, что у нас с ним должен быть самостоятельный досуг, свободный друг от друга. А я был юным параноиком, мне стало казаться, что он меня избегает, и я не понимал, почему. Мы никогда не ссорились, в койке было всё супер, я ему ни в чём не отказывал, готов был в любой позе и в любом месте. Когда ты совсем молод и твой любимый кажется тебе единственным смыслом твоей сраной жизни, такое отстранение тревожит и наводит на мысли. Я решил, что у него либо другая пассия, либо дрянная история, в которую он легко мог вляпаться с его-то характером. И в том, и в другом случае было логично его выследить — чтобы либо разрушить его параллельные отношения, либо помочь ему. Пока всё понятно? — Ага, — кивает Йохан Второй, отпив ещё глоток коктейля. — Хорошо, ты предупреждай, если вдруг запутаешься. — Крол закидывает ногу на подоконник, приваливается спиной к стене и тоже прикладывается к своему стакану. — В общем, я собрал достаточно данных, чтобы заподозрить такую штуку, которая мне показалась невероятной. Было трудно поверить собственным глазам, хотя вроде всё было ясно как день. Если они видятся… Вим бывает у него… они куда-то вместе ездят… проводят вместе много времени… и я даже видел, ты прикинь, как он касается Вима точно так, как я мечтал его касаться, — приобнимает нежно, заботливо поправляет ему воротник куртки, ну я просто завывал, когда видел, как Вим реагирует ласковой улыбкой на каждый его жест… как смотрит на него… — Крол тяжело вздыхает. — Короче, я припёр Сурбира к стенке, изложил ему всё и спросил прямо. Уверен, сейчас он уже придумал бы, как выкрутиться, но тогда и он был намного моложе. — И он признался? — тихо спрашивает Неескенс. — Ага, — кивает Крол и, оглянувшись по сторонам, вытаскивает из внутреннего кармана пиджака фляжку. — Давай-ка добавим градуса, вижу, тебе нелегко всё это слушать. И мне силы пригодятся — я ведь никогда и никому это не рассказывал… Посмотрев в окно, Йохан Второй видит, как Кройф выбросил окурок и сразу закурил следующую сигарету. Сурбир нервно мерит шагами веранду. — Виму было на тот момент двадцать три, — сообщает Крол, подливая содержимое фляжки в свой стакан, потом в стакан Йохана Второго. — А Михелсу — сорок. И встречались они уже не первый год. — Охренеть, — бормочет Неескенс. — Именно это я и сделал, — соглашается Крол. — Понял, что своими дурацкими играми в детектива я сам себе жизнь испортил, а мне теперь с этим знанием жить. Было ясно, что если кто-то узнает, то всему конец — и Виму, и Генералу, и нашему «Аяксу». Так что я поклялся хранить их тайну и оберегать её всеми силами. — О господи, — выдыхает Йохан Второй. — Ну, — пожимает плечами Рууд. — Мои отношения с Вимом в тот момент изменились раз и навсегда. Я мог стать отвергнутым бывшим, чего мне вообще не хотелось, либо срочно переквалифицироваться в друга. Я выбрал второе, чтобы остаться с ним хоть в каком качестве. Получилось. Понемногу перенял его модель поведения, стал таким же лёгким и непринуждённым в отношениях, как он сам. Стал тем, кем он хотел меня видеть, — идеальным напарником, которому всё можно рассказать и спланировать вместе следующие приключения. Но насчёт Кайзера мы не спорили! — поднимает палец Крол. — Всё брешут. Это была исключительно моя инициатива. — Так, допустим, — тормозит его Неескенс. — А что творилось у Вима и Михелса? — Всё то же самое, — отмахивается Рууд. — Они продолжали тайно встречаться, и никто не мог их спалить. Это любовь, уж поверь. Та самая любовь, которой я всегда от Вима хотел, но так и не добился. Во всяком случае, никакой выгоды с этого Вим не имел. Он никогда не был любимчиком Генерала, никаких особых привилегий не получал, потому что они не были ему нужны. Сам вспомни — вряд ли ты замечал даже их взгляды, которые тебе о чём-то могли бы сказать. Я, конечно, улавливал, но только потому что знал. Видно было, что Вим любуется им… — Крол грустно улыбается. — И его можно понять. Генерал всегда был привлекательным мужчиной — статный, подтянутый, обаятельный. Не то удивляло, что Вим втрескался в него, по Генералу, наверное, не он один вздыхал, а то, что Михелс на такой риск пошёл… Наверное, тоже влюбился. Больше ничем это объяснить не могу. — Обалдеть, — ошарашено качает головой Неескенс. — Не можешь представить Генерала влюблённым? — усмехается Крол. — И я не мог. Но это с нами он был такой строгий и грубый, как ещё заставить толпу юных балбесов тебя слушаться. А на самом деле — они отлично друг другу подходят, оба умные, весёлые, с отличным чувством юмора, авантюрные и заводные. Он ведь тоже человек… Йохан Второй только моргает в ответ. Для него тот факт, что Михелс — не просто человек, а такой же человек, как они, оказывается внезапным открытием. Он привык, что у Генерала есть очень милая и приятная супруга, которая в нём души не чает, которую он очень любит и бережёт, а вот что у Михелса есть парень… это, мягко говоря, ново. Да ещё какой парень! Главный секс-символ «Аякса», боже! Значит, они делают всё то же самое. Так же занимаются любовью. Сурбир так же ласкает его, так же отдаётся ему. Например, очень легко представить, как Вим делает минет Генералу, — и это зрелище неожиданно оказывается настолько возбуждающим, что дыхание перехватывает. Получается, у Йохана Второго и Михелса был общий любовник. Это производит сильное впечатление. «Сука, и как я теперь к нему на тренировку пойду, — мысленно стонет Неескенс, — буду смотреть на него и думать, как он Сурбира…» — В семьдесят первом Генерал нас бросил и ушёл в «Барселону», — продолжает Крол. — Я надеялся, что наши с Вимом отношения переменятся и он сменит мой статус в своём окружении. То есть, спать-то он всегда со мной спал, он же у нас человек широких взглядов и свободных нравов. Ему ничто не мешало пользоваться моим обожанием. Сам понимаешь, стоит ему посмотреть на меня — и я готов на всё. Но таким на всё готовым был не только я. — Понимаю, — вздыхает Неескенс. — Вот, — кивает Крол. — Вим у нас красавец, умница, звезда, но при этом такой лёгкий, спокойный, ни к чему не обязывающий, не тиран, не помешанный на власти маньяк вроде Кройфа. С ним переспать — и почётно, и достойно, как знак качества. Кто б ему отказал. Само собой. Иначе Йохан Второй не выбрал бы Сурбира своим соседом на последние полгода в «Аяксе» — секс-рабы вроде Хаана, Шильхера и Джонни ему осточертели, хотелось нормального траха с опытным мужчиной, чтоб был в меру груб, в меру нежен и знал толк в удовольствии. В «Аяксе» таких двое, но Крола невозможно было рассматривать всерьёз из-за Джонни, который шёл с ним в комплекте, а вот Сурбир — другое дело: чертовски привлекателен, всегда открыт для новых приключений, по слухам, чрезвычайно хорош в койке и старше Неескенса на шесть лет. Сурбир обговорил условия с Йоханом Вторым сразу: «Надеюсь, ты не будешь по ночам строить из себя недотрогу? — смеялся он. — Если собираешься меня динамить, самое время сказать, тут очередь стоит со мной пожить, есть из кого выбрать». Неескенс заверил, что он в курсе, зачем люди селятся с Сурбиром, и тот согласился делить с ним комнату — но только после долгого собеседования и подробного обсуждения всех деталей. Кажется, многие себе супругов менее тщательно выбирают, чем Сурбир — соседей. Йохан Второй от одних разговоров с ним уже завёлся. «Ты глотаешь, детка?» — вкрадчиво спрашивал Сурбир, внимательно глядя ему в глаза, и проглотить хотелось немедленно, не дожидаясь ночи. «Твою — буду глотать», — отвечал Неескенс, обольстительно улыбаясь, и Вим гладил его по щеке: «Правильный ответ, умница». В первую же ночь Йохан Второй в полной мере ощутил, что значит попасть в руки сильного, уверенного и опытного мужчины. Сурбир исследовал его тело и подмечал его отклик на ласки, делал незамысловатые, но приятные комплименты, уточнял, нравятся ли Неескенсу его действия, во время отдыха расспрашивал о фантазиях и желаниях, предлагал, как их можно воплотить или обыграть. И всё это спокойно, без суеты, вдумчиво. Чувствовалось, что его удовлетворение Вим рассматривает как интересную задачу, которую можно решить разными способами, — и ему нравится эти способы искать, применять на практике, смотреть на результат. Охренеть. Такой сервис Йохану Второму и не снился. Выползая из его кровати, Неескенс честно сказал: «Сурбир, вообще-то, за такое качество надо деньги брать». — «Ну что ты, мой хороший, — потягиваясь, отозвался довольный Сурбир, — я делаю людей счастливыми совершенно бескорыстно. — И, зевнув, добавил: — С утра не торопись на завтрак, дождись, пока проснусь. Хочу попробовать тебя в ванной». В общем, Неескенс даже пожалел, что отвёл ему так мало времени. И прекрасно понял, почему Кройф, в целом, не возражавший против того, чтоб Неескенс жил с Сурбиром, не посоветовал ему Вима сразу, а навязал для начала Шильхера. Хорошего понемногу. — Но даже после того, как Михелс ушёл из клуба, Вим по-прежнему воспринимал меня как друга с набором дополнительных функций. В общем, всё осталось как было, — говорит Рууд. — Он компостировал мозги Майе насчёт того, что ему тоже светит переход в «Барселону», и летал в Каталонию, чтобы с Генералом видеться. Хотя Михелс ему никогда ничего не обещал. Вим знал, что «Барсе» он не нужен. — И что, три года… — Да, почти три года, — кивает Крол. — Он мотался в Барселону, а я тут строил отношения с Джонни. Всё пытался как-то выкарабкаться, но понимал, что не смогу без Вима, — Рууд вздыхает. — Тебе и объяснять не надо. Сам знаешь. Господи, так вот о ком Рууд грустил, пока они с Неескенсом жили в одной комнате. Вот о ком он думал, подолгу глядя в окно. Вот почему он не хотел селиться с Джонни, вот для кого ему нужно было время. Как всё просто оказалось, а Неескенс-то думал, что он в Кайзера влюблён… — А в феврале перед Чемпионатом Михелс возглавил сборную — и понеслась, — напоминает Рууд. — К счастью, в сборной ты жил с Кройфом, а я — с Вимом, и никто не видел, как он возвращался в номер уже после отбоя, счастливый, и заваливался спать. — И как Джонни на всё это реагировал? — спрашивает Йохан Второй. — Он вроде был твоим парнем, и ваши отношения со стороны вполне серьёзно выглядели… — Знаешь, Джонни неожиданно молодцом оказался, — усмехается Крол. — Он быстро понял. Хоть и сам не понял, что именно понял. Но про меня и Вима догадался. И про то, что я хочу быть с Вимом, но не могу, тоже понял. В общем, стал мне сопереживать и поддерживать меня. Мы становились всё больше друзьями, чем любовниками, и я ему за это благодарен. Так что он адекватно отнёсся, хотя часто ходил с нами третьим, и вы с Кройфом нас нещадно подкалывали на эту тему. На веранде Сурбир замер, глядя в сторону, а Кройф, зажав сигарету в зубах, нарезает круги вокруг него. И периодически то головой мотает, то руками размахивает. Видимо, Сурбир и ему правду рассказал. — Ну извини, выглядело это действительно, хм, странно, — вздыхает Неескенс. — И, значит, теперь… — Генерал покинул сборную после поражения в финале, — кивает Рууд. — Пусть и говорил духоподъёмные речи — его это уязвило. И всё стало как раньше. Именно поэтому Вим приехал в Барселону. Он хотел увидеться с Михелсом. Просто увидеться с ним, понимаешь? А ты раздул из этого целый заговор… — А что ещё я должен был подумать? — разводит руками Неескенс. — Ну, не знаю, — пожимает плечами Рууд. — Что угодно. Вим разве похож на того, кто стал бы за твоей спиной с Кройфом крутить? Или вести переговоры с «Барсой»? Я тебя умоляю, мой дорогой. Если бы Вим захотел, он бы в два счёта оттёр тебя от Кройфа и сам сыграл бы твою роль, чтобы уехать к Михелсу в Барселону. И Кройф уволок бы его, хотя «Барсе» защитники не нужны, там хотели именно вас двоих. Но это не для Сурбира, понимаешь? Он хочет быть собой. Хочет жить своей жизнью, даже если это тяжело. — А ему тяжело? — спрашивает Неескенс, покосившись в окно. — Он никогда этого не показывал, — вздыхает Рууд, — и делал вид, что всё в порядке, что даже Михелс для него — один из многих, но я не верю. Он для Вима главный. И мне кажется, они с Михелсом лучшей доли заслуживают. — Слушай, и, значит, в семидесятом, когда Михелс типа нас застукал… — нервно смеётся Неескенс. — О да, и отыграл свою роль сурового Генерала! — закатывает глаза Рууд. — Мне в жизни так смешно и стыдно не было. Особенно когда я к нему ходил прощения просить. Но нельзя же было, чтоб он понял. Я еле сдерживался, чтоб не заржать. Хорошо вы меня тогда развели. — Ой, меня развели так же, как и тебя, — вздыхает Йохан Второй, хлебнув той адской бодяги, в которую Крол превратил коктейль своим «секретным ингредиентом». — Только потом дошло. — Ну да, — кивает Крол. — Ты тогда такой молодой был. Хорошенький… на погибель всему живому… Йохан Второй грустно усмехается. — Мы с тобой во многом похожи, Прекрасный принц, — сообщает Крол, отпив из своего стакана. — Оба всю жизнь при наших сильных и независимых мужчинах, как оруженосцы… или мужья, не знаю. И страшно боимся их потерять, потому что они все из себя такие самодостаточные, а мы — да сколько нас таких вокруг вертится. Помнишь, как ты рыдал, когда я тебя припугнул, что Кройф клеит Джонни? А я сам сколько так же плакал, когда казалось, что Вим мне замену нашёл? — Ну и надо ли было на мне отыгрываться? — упрекает Неескенс. — Меня Кройф тогда попросил так сказать, — вздыхает Крол. — Точнее, не попросил, а… Сам понимаешь. — Это он так свою интрижку с Шильхером прикрывал, — кивает Неескенс. — Да, теперь знаю. А ведь… Крол, ты понимаешь, что, если бы ты тогда ко мне не подошёл, Дика не отправили бы в Ниццу? — Да вы бы с ним всё равно сошлись, раз судьба у вас такая, — отмахивается Крол. — Кстати, как он? Вы общаетесь… теперь? — У него хорошо всё, — уклончиво отвечает Йохан Второй. — В Испании сейчас играет, видимся иногда. — И Кройф не ревнует? — Кройф не знает, — ухмыляется Неескенс. — Ну смотри, — качает головой Крол. — Просрёшь Кройфа — второго такого не будет. — А второй ван Дайк будет, что ли? — грустно смеётся Неескенс. — Поди тут выбери. И только тут он вспоминает, что хотел сказать Рууду. — Слушай, — говорит Йохан Второй, прежде чем Крол успел ответить. — А ты в курсе, что Джонни… — Звонил Костеру? — перебивает Крол. — Просился к вам в Испанию? Знаю. Ну и что? Он свободный человек. Если «Аякс» стал тонущим кораблём, на котором скоро не останется ни крыс, ни экипажа, — что тут делать молодому талантливому парню. Даже Кайзер ушёл… Пит, оскорблённый тем, что ему не дали сыграть на Чемпионате, резко завершил карьеру месяц назад. Кройф, узнав об этом из новостей, сказал, что Пит сдержал обещание, которое они дали друг другу ещё совсем юными, — уйти из футбола в тридцать один год. — Ладно, пусть так, — наклоняется к нему Неескенс. — Но когда мы тебя-то заберём? — Пока он тут — я не уйду, — отзывается Рууд, кивнув в сторону окна. Неескенс смотрит на веранду — там Кройф, остановившись перед Сурбиром, бурно жестикулирует, что-то доказывает ему, а Сурбир, судя по плавным движениям его рук, пытается Йохана Первого успокоить. — Ты не молодеешь, — вздохнув, напоминает Йохан Второй. — И я боюсь, что, когда ты соберёшься уходить, будет уже поздно. А ты достоин большего, правда… — Спасибо за заботу, Прекрасный принц, — усмехается Крол. — Но это моя жизнь. И давай я как-нибудь сам решу, что и как мне делать. Пойми, я ни о чём не жалею. И тебе меня жалеть не позволю. Я жил, как хотел, и дальше буду жить, как мне вздумается.       Ещё раз пройдясь туда-сюда по скрипучему полу веранды, Кройф останавливается перед Сурбиром и заглядывает ему в глаза. Вим тихо смеётся — видно, что реакция Кройфа на новую информацию его забавляет. Нет, ну, может, он и привык жить в такой ситуации, а по меркам Йохана Первого — это что-то такое, чему он даже не может подобрать название. — Слушай, — говорит Кройф, закурив. — Чего ты в эти шпионские страсти играешь? Если ты всё равно будешь к нему ездить, так приезжай открыто, ко мне в гости. Останавливайся у меня, в моём доме достаточно комнат. Я тебя со всеми познакомлю, ребята от восторга помрут, когда тебя увидят. И мешать вам не стану, будешь проводить с ним столько времени, сколько захочешь… — Господи, — закатывает глаза Сурбир. — Вот поэтому я столько лет держал всё в секрете. Хрен с ней, с репутацией, но доброжелатели советами замучают… — Я хочу помочь! — А мне не нужна твоя помощь, ты способен это понять? — резко спрашивает Вим. — Всё, чего я от тебя хочу, — молчание и совсем чуть-чуть понимания. Мне, честно говоря, совершенно всё равно, что ты о нас подумаешь, мы как-нибудь сами разберёмся. — Да не лезу я в ваши дела, просто предлагаю… — Кройф. — Вим касается его плеча. — Остановись. Я не собираюсь впутывать тебя в эту историю. Понимаю, что тебе интересно поиграть в конспирацию, но для меня и для него это не игра, а наша жизнь. И мы её будем жить сами. Раз столько лет без тебя обходились, обойдёмся и дальше. — Ты мой друг, — возражает Кройф, положив руку ему на плечо. — И мне не всё равно, что у тебя происходит. — Ты ни о чём не догадывался, поводов для беспокойства я не давал. Теперь узнал и всполошился. — Сурбир вздыхает. — Угомонись. Если я буду к тебе ездить, пойдут слухи, что я намылился в «Барселону», чего мне совершенно не хочется. Три года, блин, я отлично летал в Каталонию, всё было надёжно скрыто, и никто ничего не знал. Если бы не твой глазастый друг, — Сурбир кивает в сторону окна, — всё было бы в порядке. Кройф смотрит в окно — на подоконнике ведут беседу Крол и Неескенс. И у Йохана Второго лицо весьма сложное. Наверное, как и у Кройфа. — Я разрешил Рууду рассказать твоему принцу обо всём, — добавляет Сурбир, тоже покосившись на них. — А то с ума сойдёт от ревности. — А мне, значит, сам поведал свою захватывающую историю, — бормочет Кройф, доставая сигареты. — Ну да, из первых, так сказать, уст. — Вим нагло засовывает руку ему в карман, вытаскивает зажигалку и даёт Кройфу прикурить. — И, если бы ты меня не припёр к стенке подозрениями в переговорах с «Барселоной», ты бы никогда в жизни не узнал. Мы привыкли к конспирации. «Мы». Господи, Кройф никак не может уложить в голове эту новость. Михелс ему, вообще-то, как отец родной. Строгий, но заботливый. Пока у Кройфа не было водительских прав, он подвозил Йохана домой после тренировок, ездил с ним врачу — из-за хрупкого телосложения Йохана постоянно мучили травмы. Присматривал за ним, контролировал и опекал — это и нравилось, и бесило. У Михелса был целый штат шпионов, которые проверяли дисциплину его игроков и докладывали ему о нарушениях. По вечерам его разведчики объезжали дома аяксидов, чтобы поглядеть, чьи машины отсутствуют после положенного отбоя. К тем, чьих автомобилей во дворах не было, Генерал являлся лично — и был не самым приятным гостем. Купив собственную машину, Кройф стал нарочно прятать её подальше от дома, чтобы задёргать тренера окончательно и убедить, что этот метод контроля не работает. Но, несмотря ни на что, Кройф искренне восхищался Михелсом, уважал его и был лучшим проводником в жизнь его новаторских идей. Генерал ему, фактически, заменил отца, которого Кройф потерял в двенадцать лет. Поэтому сейчас Йохан не представляет, как усвоить полученную от Вима информацию. Понятия «Михелс» и «роман с одним из игроков», причём с очень близким Кройфу игроком, вообще не сочетаются в его восприятии. И он, сам того не зная, спал с тем, кто принадлежит Генералу. Господи, это примерно как делить любовника с отцом. Какая пошлость. Кройф же виделся с ними обоими каждый день в течение многих лет. И ничего, вообще ничего не замечал. Он даже не представляет, насколько хорошо надо себя контролировать, чтобы ничем не выдать ни любимого человека, ни самого себя. Сурбир рассказал всё Кройфу в общих чертах, обрисовал, как развивались события, но наотрез отказался сообщать какие-то подробности. «Даже не проси, — сухо сказал он, хотя Йохан и не собирался его особенно расспрашивать. — Никаких деталей. Думаю, сам понимаешь, что я не стал бы столько лет встречаться с мужчиной, если бы он не был лучшим во вселенной. По всем параметрам». Кройф уважительно присвистнул и пожал плечами. «И это не реклама», — добавил Вим. «Да ты чего, да я бы никогда», — пробормотал Кройф. Нет, ну, в целом понять можно… Когда Генерал пришёл в «Аякс», ему было всего тридцать семь, а Виму — двадцать… Ну, в принципе, не такая уж и страшная разница в возрасте — всего семнадцать лет, ха-ха. Сейчас Генералу сорок шесть, а Виму, соответственно, двадцать девять… И, если они до сих пор вместе, наверное, уже знают, что делают. Но это ж охренеть что такое! — Господи, как тебя угораздило, — вздыхает Кройф, выдохнув дым. — Завидуй молча, — рекомендует Сурбир, опершись на столб, поддерживающий крышу веранды. — Тебе всё равно ничего бы не перепало, он терпеть не может курящих. — Это ты мне рассказываешь? — смеётся Кройф, которому постоянно прилетало от тренера за курение, особенно если Кройф курил в перерыве матча. Тут и подзатыльник можно было огрести, если ему на глаза попасться. — Ну, теперь я хоть понял, что меня спасло. — А, то есть, ты бесишься, что он выбрал не тебя? — толкает его в бок Сурбир. — Чего, комплекс отличника? Типа, если ты лучший футболист Европы, а то и мира, всё должно быть только твоё? Ну, Кройф, так неинтересно, обязано быть что-то, тебе неподвластное. Например, он. — Да нет же! — протестует Кройф. — Я просто хочу понять, почему ты не уговорил его забрать тебя. — Да потому что у «Барселоны» всего два места для легионеров, и твой трансфер даже не обсуждался, а с тобой должен был поехать Неескенс. Не я, — пожимает плечами Вим. — Ты пытаешься обвинить меня в том, что я вас с Йоханом Вторым не разлучил? Ну, знаешь… — К чертям благородство, если твой мужчина за столько километров от тебя, — возражает Кройф. — Ты, конечно, поступил бы иначе, — ухмыляется Вим. — Но я — это я, извини. — Не понимаю, почему ты не боролся. — Откуда ты знаешь, что не боролся? — язвительно интересуется Сурбир. — Завязывай. Я не собираюсь тебе тут всю свою историю вываливать. Есть, знаешь, вещи слишком личные… — Так. — Кройф, выдыхая дым, снова принимается нарезать круги по пустой веранде. Шуршит унылый осенний дождь. Холодно. Вим засовывает руки в карманы куртки и выдыхает пар. — А если он вернётся? — спрашивает Йохан, остановившись возле него. — Какого чёрта? — морщится Сурбир. — У вас там триумф за триумфом, что он забыл в нашем полудохлом «Аяксе». — Ну, мы можем и перестать выигрывать всё подряд, — пожимает плечами Кройф. — Не говори ерунды, — отмахивается Вим. — Это твой клуб. Ты туда поехал не для того, чтобы занимать в Ла Лиге место ниже первого. Живи своей жизнью, мой хороший. А я со своей как-нибудь разберусь. — Почему ты не хочешь, чтобы я помог? — требовательно спрашивает Кройф, добив сигарету в две затяжки. — Потому что мне не нужна твоя жалость, — отвечает Сурбир, глядя ему в глаза. — И сочувствие твоё не нужно. А участие твоё — тем более. Мне вообще не хочется превращаться для тебя в какого-то романтического страдальца, который тут слёзы льёт в разлуке. У меня всё в порядке, Йохан. Я живу, как хочу. И я своей жизнью вполне доволен. — Да что ты говоришь, — вздыхает Кройф, выбросив окурок в урну у крыльца. — Именно то, что хочу сказать. — Вим поправляет ему воротник. — Теперь ты знаешь мою тайну, а я знаю твою. Давай сохраним это хрупкое равновесие и не будем ситуацию усугублять. Я счастливый человек, пойми. И тебе желаю быть таким же счастливым. — У меня другое счастье, — отзывается Кройф. — Тоже верно, — соглашается Вим. Долгий взгляд друг другу в глаза. У Сурбира они такие светлые, ясные, чистые. Как вода того бассейна, в котором они были вместе в июле. — Поцеловал бы тебя сейчас, — признаётся Кройф. — Но смотрят наши драгоценные мужчины, — смеётся Вим. — Смотрят, — вздыхает Кройф, покосившись в сторону окна. — Ну хоть обними, — приглашает Сурбир, и Йохан заключает его в объятия. Крепко прижимая его к себе, чувствуя, как Вим гладит его спину, Кройф думает, что Сурбир точно не такой счастливый и не такой железный, каким хочет казаться. Но раз хочет — пусть остаётся таким. Кройф его выбор уважает.       Свет погашен, в номере отеля тишина. Йохан Второй и Йохан Первый лежат рядом на привычно сдвинутых кроватях и смотрят в потолок, будто пересчитывают пять лампочек люстры, раз за разом, по кругу. Кройф гладит волосы Неескенса, уютно приткнувшегося к его плечу. Они не могут ни уснуть, ни поговорить. За этот вечер они узнали много нового, только не в курсе, сколько и какой информации получил другой. Поэтому непонятно, с чего начинать разговор, — и стоит ли его начинать. Нужно ли обсуждать такое. Корректно ли это. Может, нужно просто постараться как можно скорее всё забыть. — Слушай, — наконец, нарушает молчание Йохан Первый. — Это их дело, их частная жизнь. Мы не должны об этом говорить. Мы ничего толком не знаем. Он — наш тренер, и нам нельзя опускаться до сплетен о нём. Наша задача одна — чтобы дальше нас это не ушло. — Да, — отзывается Неескенс. — Ты прав. Опять повисает тишина. Кройф, приподнявшись, находит на тумбочке свои сигареты и зажигалку, прикуривает. — И всё-таки — охренеть, — добавляет Йохан Второй. — Да не то слово, — выдыхая дым в потолок, отзывается Кройф.