***
— Привет, Йохан. — Костер крепко жмёт Неескенсу руку и удивлённо оглядывает его. — Это у вас в Барселоне теперь все так ходят? Мода такая, да? Отстал я от жизни. — Не все так ходят, — смеётся Неескенс, отдав служанке свою куртку. — В моде по-прежнему клёши и всё такое, но я слегка опережаю события. — Как-то чересчур откровенно, — качает головой Костер. — Ладно, я тебе не папаша, мораль читать не буду, но иногда ты даже меня эпатируешь. — Предлагаете снять брюки? — подмигивает Неескенс, оправляя перед зеркалом воротник чёрной рубашки и проверяя манжеты. — Не надо, — вздыхает Костер. — Ладно, хоть стричься вы нормально стали, а то были похожи чёрт знает на что. — Мне тоже так больше нравится. — Неескенс, пригладив волосы, расстёгивает пару верхних пуговиц, чтоб было видно его любимую золотую цепь на шее. — Не волнуйтесь. Всё пройдёт как надо. Он ещё не приехал? — Нет, конечно, ты же его знаешь — будет минута в минуту. — Костер бросает взгляд на часы. — Пойдём, у нас ещё есть время — успеем обсудить детали. — Я бы хотел поговорить с ним наедине, — предупреждает Неескенс, следуя за Костером в гостиную. — Мне он может сказать что-то, чего не скажет при вас. Всё, что знаете вы, знает и Кройф. — А всё, что знаешь ты, как будто Кройф не знает, — сомневается Костер. — Со мной дело обстоит иначе, — мягко отвечает Неескенс. — Не сердитесь, но я всё-таки с той стороны и с руководством клуба вижусь чаще. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. — Костер усаживается за стол и указывает Неескенсу на стул напротив него. — Ты всё обговорил с Арманом? Всё продумал? — Само собой. — Неескенс занимает своё место. Стол накрыт на троих для лёгкого чаепития. Они здесь соберутся не наслаждаться обществом друг друга, а дела обсуждать. Уже половина сезона прошла. Конфликт Кройфа и Вайсвайлера только усугубляется — оба упёртые и эгоистичные донельзя. Понятно, что Кройфу не ужиться с этим немцем, а тот готов загубить команду, чтобы победить Кройфа. Так дело не пойдёт, остальные не рады быть пешками в этой затянувшейся игре. Все хотят славы, побед, премиальных, в конце концов, а «Барселону» ощутимо ослабило это дурацкое противостояние тренера и лидера. Видимо, единственный тренер, с которым Кройф может сработаться, смирив свою гордыню, — тот, кто уехал спасать «Аякс». Значит, надо вернуть его в Каталонию. Неескенс обсудил эту мысль по телефону с Костером, и тот согласился. Если Кройф упрётся, дойдёт до ссоры с руководством клуба, и «Барселона» может не продлить с ним контракт, который заканчивается этим летом. Нужно заставить Вайсвайлера уйти — это задача посильная. Но перед этим надо заручиться согласием самого Михелса вернуться в «Барселону». Кройфа решили пока не ставить в известность о переговорах — он не слишком хорошо расстался с Генералом, его появление может напомнить о старых ссорах и разногласиях. Неескенс вызвался быть посредником. Костер, помня о его дипломатических способностях, согласился и назначил Михелсу встречу. Но сейчас видно, что Кор засомневался в своём выборе. До прихода Михелса они обговаривают стратегию и тактику. Генерал точно понимает, что его пригласили не чаю выпить, и наверняка продумал свои условия. Надо как-то выйти с наименьшими потерями, хотя положение такое, что впору ему в ноги валиться и вопить: «Помогите». — Это он, — говорит Костер, услышав звонок в дверь. — Я встречу. Ты жди здесь. Надо казаться спокойным, хотя щёки горят, а руки холодеют. Машинально вертя перед собой на блюдце нежную фарфоровую чашку с цветочным узором, Йохан пытается собрать мысли в кучу и сконцентрироваться на своей задаче. Он уже не тот мальчик, который краснел, случайно встретившись взглядом с Генералом, он должен быть другим. Уверенным в себе и в своих целях, знающим, чего он хочет. Неескенс осознал, что его первоначальный план держаться от Генерала подальше, чтобы не порушить образ, сложившийся в его воображении, был хорош только для первых месяцев. Он исчерпал себя. Нужно узнать самого Михелса и понять, каков он на самом деле. Сравнить, изучить, сделать выводы, разобраться, как быть с этим дальше. А для этого Генерала надо вернуть в пределы досягаемости. Сурбир, конечно, не обрадуется. Но Неескенсу надо решать свои задачи, а одного года счастья после долгих лет разлуки Виму пока хватит. Нужно спасать «Барсу», Кройфа и ситуацию в целом. Шаги за дверью. Сейчас они войдут сюда. Неескенс ухмыляется, представив, как он смотрится в уютной гостиной Костера, — абсолютно чужеродный элемент. Йохан Второй поднимается, как только открывается дверь. Для полуофициальных переговоров Генерал выбрал полуофициальный стиль — светлый костюм, тёмная рубашка. Неескенс улыбается ему — и с удовольствием видит, что на секунду Михелс растерялся. Ожидал увидеть кого угодно, кроме него. Прекрасно, любое замешательство оппонента Неескенсу выгодно. — Привет, Йохан, нормально добрался? Ну, хотя бы не «опять ты». Впрочем, на его лице это написано весьма ясно. Нет уж, Йохана Второго этим не смутить. — Всё отлично, спасибо, — кивает Неескенс, пожав ему руку. Костер усаживает Генерала во главе стола, подчёркивая, что он важный гость, на правах хозяина дома наливает им чай. — Как у вас погода? «У нас, Генерал. Барселона — теперь и ваш дом тоже, и я хочу вернуть вас домой». Светские формальности. Собеседникам важно понять настрой друг друга и наладить контакт. Костер переводит задумчивый взгляд с Неескенса на Михелса и обратно. Неескенс кратко обрисовывает живописную, но промозглую и ветреную зимнюю Барселону и переводит разговор на профессиональные темы: интересуется, как дела у «Аякса». Господи, да он сам знает, что не блестяще, но потом Генерал спросит, как там «Барса», и тут главное будет не переборщить с драматизмом. Ну хотя бы не разрыдаться. Костер вроде пока доволен тем, как идёт разговор. Иногда добавляет по ситуации в «Барсе» подробности, которые знает от дочери, но Михелс и сам в курсе — его жена дружит с Данни, они часто созваниваются. Когда Данни была в больнице в Амстердаме после рождения Йорди, супруга Генерала ей полностью пересказывала по телефону матч с «Реалом», и Данни была уверена, что та её разыгрывает, — ну как можно выиграть у мадридского «Реала» пять-ноль? Только вот те времена уже в прошлом. Неескенс, стараясь выбирать более-менее корректные выражения, описывает стиль работы Вайсвайлера, и Генерал, хоть и сочувственно кивает, не может сдержать ухмылку: вот, сволочи, поняли, каково без меня? Сволочи поняли, и Неескенс тут практически легитимный представитель этих сволочей. — Вся команда настроена против Вайсвайлера, — рассказывает он, глядя Михелсу в глаза. — И дело не только в Кройфе, не в том, что он сам в контрах с тренером и других накручивает. Вайсвайлер вообще не наш человек, понимаете. И ребята его никогда не примут. — Значит, опять смените тренера, — пожимает плечами Генерал, будто его это совершенно не касается. — Когда-нибудь найдёте идеального. — Но время уходит, — возражает Неескенс. — Мы теряем авторитет, теряем класс, пока Кройф саботирует тренировки Вайсвайлера. Некогда всех тренеров мира перебирать. — Покину вас ненадолго, — поднимается Костер, уловив подходящий момент. Дверь закрывается за ним. Неескенс и Генерал смотрят друг на друга, и Йохану приходится заставлять себя дышать ровно, будто ничего и не происходит. Кажется, он впервые в жизни остался с Михелсом наедине. — Соскучились, значит? — усмехается Генерал. «Я вот вообще жуть как соскучился», — мысленно стонет Неескенс, но берёт себя в руки и отзывается: — Да. Без вас ничего не получается. В раздевалке только и говорят о вас, о том, что с вами всё было… совсем иначе. — И вы хотите, чтобы я вернулся. — Да, — кивает Неескенс. — Почему тебя прислали? — резко спрашивает Михелс. — Кройфу лень свою царственную задницу от мягкого дивана оторвать? — Он с вами не особо ладил перед тем, как вы ушли, — отвечает Йохан Второй. — Опасно его к вам посылать, вдруг вы опять разругаетесь, и на этом дело кончится. — Ну, а с чего ты взял, что я горю желанием снова с ним работать при таком отношении? — резонно интересуется Генерал. — Он исправится, гарантирую, — клянётся Неескенс. — После Вайсвайлера, после войны с ним он точно вам в ноги кинется, будет шёлковым и послушным, только бы вы нас больше не бросали. — Кройф? Послушным? Ты кому тут сказки рассказывать собрался? — подаётся вперёд Генерал. — Я его вырастил, считай, мне лучше знать, будет он слушаться или нет. — Он всё понял и учёл свои ошибки, — уверяет Йохан Второй. — Постоянно вас вспоминает и жалеет, что так всё получилось. Что вы ушли. Генерал, хмыкнув, откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. — Короче, он не знает, что ты тут, — говорит Михелс, глядя в сторону. — Не знает, — вздыхает Неескенс. — А хоть кто-нибудь знает? Арман в курсе? — Да, — кивает Йохан Второй. Собственно, только менеджер «Барселоны» Арман Карабен и посвящён в их планы — Костер с ним созванивался. — И он, значит, обеими руками за моё возвращение. — Именно. — Очень любезно с его стороны. Особенно после того, как он меня подставил по полной перед Кройфом, — усмехается Генерал. Арман действительно поступил не очень красиво, рассказав прессе после ухода Михелса, что Генерал хотел видеть в «Барсе» совсем не Йохана Первого, а Герда Мюллера из «Баварии». И трансфер Кройфа в Каталонию был заслугой исключительно самого Карабена и Костера, Михелса поставили перед фактом. Кройф, естественно, обиделся, но это многое объясняло. Понятно, кого Михелс видел вторым легионером в составе при таком раскладе. — А Монталь, само собой, ничего не знает. — Да и к чему, — пожимает плечами Неескенс. Президента клуба вмешивать пока рано. — И что же тебя уполномочили мне предложить? — скептически спрашивает Михелс. — Гонорар по вашим пожеланиям, — оживляется Неескенс, облокотившись на стол и чуть не перевернув чашку с остывшим нетронутым чаем. — Ты даже не знаешь, сколько я запрашивал перед тем, как ушёл. — Уверяю, они поняли, сколько вы стоите, — обольстительно улыбается Неескенс. Генерал усмехается в ответ, отодвигает свою чашку и, вынув из кармана пиджака блокнот и ручку, пишет на листке сумму. Показывает Неескенсу. Ого. — Кхм… Это, надеюсь, в год? — похлопав глазами, уточняет Йохан Второй. — В год, — успокаивает Михелс. — Но, надеюсь, ты понял, что это в долларах. — Хорошо, — кивает Неескенс. — Столько — будет. — Уверен? — На девяносто девять и девять десятых, — отвечает Неескенс. — Ну, по крайней мере, в моих силах этого добиться. В серых глазах Генерала мелькает проблеск интереса. Хорошо. Очень хорошо. — Чем ещё тебе велели меня соблазнять? — интересуется Генерал. — Меня не ограничивали в методах, — отвечает Йохан Второй. — Как я уже говорил, обещаю, что Кройф будет вести себя смирно и станет больше внимания уделять вашим указаниям. С ним смогу поработать. Да и целый сезон без вас ему нелегко даётся… Он сам сообразит, что к чему. — А ещё? — Михелс подпирает голову рукой. — Арман говорил, что присмотрел прекрасный дом в вашем любимом районе, — сообщает Йохан Второй. — Как раз к лету его отремонтируют и подготовят для вас. Аренда будет за счёт клуба. — Неужели это всё? — усмехается Генерал. Неескенс медленно поднимается из-за стола. Его обтягивающие кожаные брюки скрипнули в тишине гостиной. Интересно, Костер сейчас подслушивает под дверью? Ладно, чего его стесняться… На войне все средства хороши. — Вы позволите за вами поухаживать? — тихо спрашивает Неескенс, взяв чайник. Генерал успел выпить весь свой чай, пока Йохан Второй ему рассказывал о бедственном положении «Барселоны». Михелс кивает. Неескенс подходит поближе к нему, чтобы наполнить его чашку. Главное — не пролить мимо и в то же время убедиться, что Генерал оценивающе оглядывает его бёдра, обтянутые тонкой кожей. — Я буду в вашем полном распоряжении, — сообщает Неескенс, налив ему чаю и поставив чайник на стол. — Буду ловить каждое ваше слово и выполнять любые ваши приказы. Вы сможете делать со мной всё, что захотите. Пауза. Генерал смотрит на него, проверяя, не послышалось ли ему, а Неескенс смело встречает его взгляд — толку юлить, всё уже сказано. — Ни хрена себе, — помолчав, отзывается Генерал. — А ну сел на место. Йохан Второй, усмехнувшись, отступает и послушно опускается на свой стул. — То есть, ты решил — если я тебе позволил несколько месяцев ходить за мной хвостом и пялиться на меня, значит, мне это нравится? — спрашивает Генерал, отодвинув чашку, будто Неескенс мог туда незаметно добавить приворотное зелье. — Совсем оборзел. Наглый испорченный мальчишка. Неескенс отводит взгляд, чтоб Михелс не заметил, как сверкнули его глаза. Такие слова его только сильнее заводят. — Вот и накажете меня за мою испорченность, — усмехается он, поигрывая цепью на шее. — Поздно уже твоим воспитанием заниматься. — Михелс мученически вздыхает, но Йохан Второй видит, куда он смотрит. Он смотрит на обнажённую грудь Неескенса между расстёгнутых пуговиц чёрной рубашки. — Слушай, Неескенс, я сам выбираю тех, кто делит со мной постель, и не люблю, когда навязываются. — Выбираете вы, разумеется, сами, — признаёт Неескенс, — но ведь нужно предложить вам варианты, чтобы было из чего выбрать. Вот я и предлагаю. — Охренеть какой бонус. — Это исключительно моя инициатива, — заверяет Йохан Второй. — И с чего ты решил, что я обрадуюсь? — Просто рискнул, — пожимает плечами Неескенс. — Я, конечно, не дом в Барселоне, но тоже приятная мелочь. — Псих, — снова вздыхает Генерал. — Твоё счастье, что я сегодня в неплохом настроении. «Ох, вы бы только знали, насколько я в действительности псих», — мысленно усмехается Неескенс. Говорить Генерал может всё что угодно — главное, как он смотрит на Йохана Второго. А в его взгляде Неескенс определённо видит интерес. Будто бы он уже прикидывает, как воспользуется предложением Йохана Второго. И это вдохновляет. — Чего ты в лоб прёшь, как танк? — интересуется Михелс, побарабанив пальцами по столу. — Нельзя было более тонко подкатить? — Вряд ли выпадет другая возможность поговорить с вами наедине в безопасном месте. — Надо быть хитрее, — поучает Генерал. — И в будущем, когда сам станешь тренером, а настырные мальчишки будут тебя клеить, учти, что в такой ситуации ты обязан своего игрока послать куда подальше. «О да, я смотрю, с Сурбиром у вас это прекрасно получилось!» — В данный момент я не ваш игрок, — возражает Неескенс. — Сейчас мы с вами просто знакомые. Михелс, хмыкнув, бросает на него ещё один оценивающий взгляд. К этому Неескенс готов — он не зря делал безупречную причёску и готовил абсолютно неподходящий для деловой встречи наряд. — Вы действительно думаете, что я тоже смогу стать тренером? — тихо спрашивает Йохан Второй. — Вы все обязаны стать тренерами, — отзывается Михелс. — Я выбирал не просто сильных, быстрых и техничных, но и умных. Не зря же я это делал, правильно? «Вы все» — это «Аякс», который он тренировал с шестьдесят пятого по семьдесят первый, само собой. Они его первая профессиональная команда, и они у него самые любимые, это понятно. Ван Дайк, по меркам Генерала, — позор семьи, раз бросил спорт ради бизнеса. Несколько очень долгих минут тишину нарушает только тиканье часов на стене. Михелс задумчиво смотрит в пространство, а Неескенс ждёт, что он скажет. — Ладно, — помолчав, говорит Генерал. — Сначала я должен вернуться в «Барселону» на моих условиях. А потом, так уж и быть, подумаю над твоим опрометчивым предложением. Логично, зачем прямо сейчас отталкивать того, кто так заинтересован в твоём возвращении. Лучше продинамить его потом, когда дело будет сделано. Однако у Неескенса хотя бы есть шанс получить желаемое. — Давайте зафиксируем ваши условия, — встрепенувшись, отвечает Неескенс. Михелс, вырвав из блокнота листок, на котором обозначил гонорар, кладёт его перед Неескенсом. — Вот это, — кивает он на цифры на листке, — и контракт ровно на один сезон. Ни днём больше. До тридцатого июня семьдесят седьмого года. Хочет обеспечить себе возможность свалить быстро и без неустоек, если что-то снова не сложится. Или, быть может, у него свои планы. Надо порасспросить на эту тему Сурбира… — Будет сделано по вашему слову, — кивает Йохан Второй, складывая листок. — Тогда и поговорим. Аудиенция окончена. Выглянув из гостиной, Неескенс просит служанку позвать Костера, чтобы проводить высокого гостя вместе. Спиной (да и пониже спины) он чувствует взгляд Генерала, и это приятно будоражит. Ох, сколько материала для новых фантазий, которые можно будет вечером воплотить с Вимом.***
Ницца, зима 1976 — Ну ничего так, уютно, — одобряет Кройф, оглядываясь. — Я старался, — улыбается Дик. — Больше доверия к брокеру, у которого есть офис, сам понимаешь. Тем более, офис в центре. — Места, правда, маловато, — добавляет Йохан. — Так я и не собираюсь свои объекты здесь размещать, — смеётся Дик, — а для показа фотографий и подписания документов много места не нужно. — Тогда покажи и мне что-нибудь, — подмигивает Кройф, усевшись на диван. В маленькое помещение удалось втиснуть только стол Дика, его кресло, стул для посетителя, шкаф для бумаг, а ещё диван и журнальный столик, на котором Дик планирует ненавязчиво раскидать фотографии соблазнительных домов на Лазурном берегу. — Есть одна вилла, просто мечта, хотел тебе похвастаться… Совсем ван Дайк в бизнес погрузился, перестал намёки понимать. Зато солидный такой, в костюме. Ему идёт. И ещё сильнее его хочется такого. — Вилла подождёт. Сейчас нужно больше приватности, — усмехается Кройф, кивнув на стеклянную стену, отделяющую их от оживлённой улицы. — А, точно, извини. — Дик подходит к окну и опускает жалюзи. — Так лучше? — Намного, — тихо отзывается Кройф. — Иди ко мне. — Нет, ты ко мне, — манит Дик, привалившись к столу. — Чтоб мне было что вспомнить, когда буду сидеть за этим столом… Йохан, усмехнувшись, охотно поднимается, вплывает в его объятия — Дик сразу разворачивается и прижимает его к столу. Кройф хватает его за галстук, тянет к себе, и Дик, довольно урча, накрывает его губы своими. Неескенс уехал в Амстердам на пару дней — вроде по каким-то семейным делам, но Кройф предполагает, что он к Сурбиру намылился, ну и пусть проветрится мальчик. Сам Йохан Первый радостно рванул в Ниццу — Дик сообщал, что обустроил себе контору, и приглашал посмотреть, вот и выдалась возможность, не соврав ничего Неескенсу, тоже смыться из Барселоны. Бизнес ван Дайка понемногу раскручивается — знакомства есть, есть люди, которые советуют его потенциальным клиентам, а это очень важно. Деловая хватка Дика нравится Кройфу ничуть не меньше, чем другие черты его характера. Пожалуй, он лучший партнёр, которого можно представить. Не только в сексе. — Дверь запер? — шепчет Кройф, оторвавшись от его губ. — Да, конечно, — отзывается ван Дайк, расстёгивая его ремень. — Расслабься. Никто нам не помешает. Клиенты пока сюда толпами не ломятся… — Ну, это временно. — Закинув руки ему за шею, Кройф чувствует, как Дик выворачивает из петли пуговицу его джинсов, тянет вниз замок молнии. — Скоро тут отбою от них не будет… — Твоими бы устами… — смеётся Дик, просунув руку под резинку его трусов. — Что моими бы устами? — выдыхает Кройф, обнимая его. — Нет, пожалуй, пока что моими, — шепчет Дик, коротко поцеловав его в губы. — Соскучился по твоему вкусу. Резко стянув с Кройфа до колен джинсы вместе с трусами, Дик укладывает его на стол. — Лучшей церемонии открытия офиса и представить нельзя, — делится впечатлениями Дик, снимая с него кроссовки. — Спасибо, что хоть без публики и красной ленточки, — довольно смеётся Кройф. Его джинсы с трусами летят на пол, и Дик склоняется к нему, чтобы обнять губами его член. Кройф стонет, вцепившись в его волосы, — Дик, шумно выдохнув, скользит вдоль ствола приоткрытыми губами, проходится языком. — Ещё, — требует Кройф, подаваясь бёдрами навстречу его рту. — Ещё. Как же возбуждает то, что от людной улицы их отделяет только стекло, закрытое жалюзи, снаружи долетают гудки клаксонов и обрывки разговоров проходящих туристов. Остаётся надеяться, что Дик хорошо закрепил жалюзи, а то придётся прятаться под столом, — Кройф прикусывает губу, чтобы сдержать смех, представив такую картину. — Красотища, — говорит Кройф, перебирая фотографии. — Я бы и сам на такой пожить не отказался. — А то, других не держим, — довольно усмехается Дик, прижимая его к себе покрепче. — Уже есть покупатель, кстати. — Я его знаю? — оборачивается Кройф. — Такое простой смертный не купит. — Нет, вряд ли, из местных, — отзывается Дик, целуя его плечо. — Занимается грузоперевозками по морю, живёт рядом с Марселем. — Тогда не знаю. — Кройф, кинув фотографии виллы на стол, гладит ладонь Дика на своём животе, касается губами его виска. — Рад, что у тебя всё так хорошо. — Это только начало, — шепчет Дик. — И это ещё не хорошо. Но всё благодаря тебе. — Брось. — Кройф, взяв его за подбородок, прижимает губы к его губам. — Я тут присмотрел для себя сферу интересов. Как тебе Ибица? — Хм, — усмехается Дик. — Жильё там недешёвое, насколько я знаю. — Но у меня есть кому приглядеть за тем районом, пока я буду доигрывать последние сезоны. — Кройф, подмигнув, взъерошивает его волосы. — Может, летом съездим туда, осмотримся? Приметим сами какие-нибудь интересные объекты. Поручу их моему доверенному человеку. — Сильно доверенному? — поднимает бровь Дик, гладя его спину. — Настолько, что ты готов ему рассказать о своих планах? — О тебе ни слова не говорил. Только о том, что хочу заняться недвижимостью. — Это уже немало, — хмурится Дик. — Понимающий человек быстро сделает выводы. — Дик, чего ты? — шепчет Кройф, обнимая его плечи. — Ты что, не хочешь со мной летом на Ибицу? — Да хочу, разумеется, но… — А вот и приличный деловой предлог нашёлся, — смеётся Кройф, целуя его за ухом. — Хватит. Мы ведь не будем ссориться из-за пустяков? Как-то смешно, когда я тут, голый, сижу у тебя на коленях, и ты тоже голый, и… Дик, вздохнув, сдаётся и прижимает губы к его шее. Правда, никуда не годится портить такой момент несвоевременными сомнениями. Кройф сначала хотел спросить его, общается ли он по-прежнему с Неескенсом — и не замечает ли странностей в его поведении. Ему самому кажется, что с Прекрасным принцем что-то не так. Он то витает в заоблачных высях и никакого отклика от него не добиться, то, наоборот, требует внимания и ласки настойчиво, откровенно, тащит Кройфа после тренировок на арендованную им квартиру — и там он такой ненасытный, что его иногда не узнать. Но не хочется сейчас говорить об этом, когда Дик, такой нежный и тёплый, — рядом, из радио на полке шкафа льётся тихая музыка — обволакивающая, приятная, роскошная, будто за окном жаркое лето, а не дождливая южная зима. Кройф снимает руку Дика со своего бедра и кладёт себе на грудь, прижимает его пальцы к своему соску. Дик, лизнув его шею, послушно сжимает его сосок, как Кройфу нравится, ласково пощипывает его. В комнате душно и пахнет ими, пахнет их сексом — эти запахи возбуждают. — Уже хочешь ещё? — шепчет Дик, потёршись губами о его плечо. — Тебя — всегда, — смеётся Йохан. — Тогда иди ко мне… — Дик помогает Кройфу устроиться на нём поудобнее, оседлав бёдра Дика. — Ближе. Да, вот так. Привычно ухватив цепь на груди Кройфа, Дик плавно тянет его к себе, целует его — сначала мягко, потом увлекается, нежно покусывает его губы. Йохан обнимает его и глухо стонет в его рот, когда Дик шлёпает его по заднице. — Резче, — шепчет он, отстранившись, — сильнее. — А волшебное слово? — смеётся ван Дайк, лукаво сверкая тёмными глазами. — Сукин сын, — выдыхает Йохан, чувствуя, как Дик тискает его. — Быстро делай, что сказали, а то слезу и уйду. — С меня не так-то просто слезть, Кройф, — ухмыляется Дик, но делает, что велено, а это главное.***
Барселона, весна 1976 — Не передумал? — тихо спрашивает Кройф, заглушив двигатель. — Ещё чего, — отзывается Неескенс. — Всё делаем, как договорились, — повторяет Кройф, нервно вытаскивая из кармана сигареты. — Сейчас покурим и пойдём. — Дай мне тоже, — протягивает руку Неескенс. Кройф, покачав головой, прикуривает сигарету и отдаёт ему, для себя вынимает новую. Неескенс опускает стекло. Кройф протягивает ему руку, и Йохан Второй вкладывает свою ладонь в его. Кажется, уже много месяцев они не чувствовали себя настолько близкими и едиными. — Всё получится, — уверенно говорит Кройф, сжав его пальцы. Неескенс кивает. У него нет сомнений, что всё сложится именно так, как решили они вдвоём. Только они имеют право определять судьбу «Барселоны». Вернувшись из Амстердама после разговора с Михелсом, Неескенс взялся перебирать варианты скорейшего устранения Вайсвайлера. Беспроигрышным был только один: обострить конфликт Вайсвайлера и Кройфа настолько, чтобы ситуация предельно накалилась и разрешилась как можно быстрее. Иначе до конца сезона Михелсу может сделать соблазнительное предложение другой клуб — а он, желая отделаться от настырного Неескенса, может и согласиться. Ход Неескенса был рисковым. В выездном матче с «Атлетик Бильбао» был назначен пенальти — а Неескенс заслуженно считался безупречным исполнителем одиннадцатиметровых, и к точке традиционно направили его. Привычно установив мяч и взяв разбег, Йохан Второй пробил, как всегда, уверенно, чётко и без колебаний — но мимо ворот. Все ахнули: в «Барсе» Неескенс ни разу не промахивался и безошибочно нащупывал слабые места вратарей любых соперников. Йохану Второму тоже было не по себе — это был его первый незабитый пенальти за три года. Кройф успокаивающе похлопал его по плечу — типа, с кем не бывает, однако Неескенс успел заметить тревогу в его синих глазах. Но результат был важнее статистики. Неескенс рассчитывал, что после игры Вайсвайлер накинется на него, Кройф встанет на его защиту, и это наэлектризует ситуацию, а получилось ещё лучше. Через двенадцать минут «Атлетик» опять нарушил правила, судье пришлось назначить ещё один пенальти в их ворота, и Вайсвайлер со скамейки крикнул Кройфу — бей, дескать, ты, Неескенс чересчур нервный сегодня. Кройф поморщился, почесал нос, развернулся к Неескенсу и, положив руку ему на плечо, сказал: «Не волнуйся, мой Принц. Иди и забивай». Пожалуй, даже если бы лично Иисус Христос сошёл с небес на поле, он не был бы более убедителен, чем Кройф в то мгновение, поэтому Неескенс сделал по слову Йохана Первого: пошёл и забил. Он сработал хладнокровно и спокойно, вратарь ничего не смог ему противопоставить. Оказалось, что забить пенальти Неескенсу проще, чем намеренно промазать. В раздевалке Вайсвайлер устроил настоящий концерт: махал руками, вопил, брызгал слюной. Никакого чувства собственного достоинства, одна истерика. Кройф ржал над ним без всякого стеснения — ему очень нравилось демонстрировать, кто в «Барсе» хозяин и кого тут слушаются, а остальные игроки наблюдали за Вайсвайлером с брезгливостью и сочувственно поглядывали на Неескенса. Понятно, что тот ослушаться Кройфа не мог, а теперь огребает из-за Йохана Первого. Неескенс делал вид, что стал жертвой амбиций Кройфа, пригрозил, что не будет больше исполнять пенальти, раз тренер в него не верит, и вечером в отеле демонстративно сердился на Йохана Первого: ладно, мол, ты с Вайсвайлером не ладишь, но какого чёрта подставляешь меня? Кройфу пришлось постараться, чтобы убедить Неескенса составить ему компанию в открытом противостоянии Вайсвайлеру, и, наконец, Йохан Второй как бы нехотя согласился. Мысленно он, ясное дело, ликовал и открывал шампанское. Дни Вайсвайлера в «Барсе» уже сочтены, против двух Йоханов он ничего не сможет сделать. Вайсвайлер будто понимал, чего от него хочет Неескенс, и рыл себе могилу с поразительной скоростью. Через неделю в матче с «Севильей» он, проигрывая 2:0, заменил Кройфа на семидесятой минуте. Не дать Кройфу доиграть двадцать минут было настоящим оскорблением, а убирать нападающего при таком счёте — чистое вредительство. Проходя мимо скамейки в подтрибунные помещения, Кройф с яростью бросил в лицо Вайсвайлеру: «Сукин ты сын!» Некоторые утверждали, что Кройф ему даже плюнул в морду, но Неескенсу в это верилось с трудом. Разве что если Йохан Первый тоже хотел побыстрее разогреть конфликт до нужной температуры… После этой истории Кройф поспешил сделать громкое заявление для прессы: если Вайсвайлер останется у руля, он уйдёт из клуба по истечении своего контракта — а контракт Кройфа заканчивается 30 июня этого года. Угроза весомая. Они подождали реакции менеджеров и президента «Барселоны». Те отнеслись без энтузиазма: Вайсвайлер не хотел уходить по собственному желанию, потому что в таком случае из его гонорара должны вычесть неустойку, а клуб не торопился его увольнять по тем же причинам — в договоре была прописана круглая сумма в случае досрочного прекращения контракта по инициативе клуба. В общем, все стремились дотерпеть до конца сезона, но Кройф был настроен решительно, и Неескенс — тем более. Посовещавшись, Йоханы выложили на стол ещё один козырь. Неескенс заявил, что если Вайсвайлер останется, то и он уйдёт из «Барсы» вместе с Кройфом. Фанаты взбесились уже после речей Кройфа, а Неескенс подлил масла в огонь. Вайсвайлера теперь ненавидит вся Барселона, ему адресуют оскорбительные плакаты на трибунах, его поливают грязью местные спортивные издания. Чувствуется, что дедушка близок к правильному решению о возвращении на родину. Кройф, подумав и прислушавшись к словам Неескенса, добил: «Я останусь, только если вернётся Михелс». Руководство клуба дрогнуло и назначило Йоханам встречу на нейтральной территории, в шикарном ресторане. Около него и сидят в машине Неескенс и Кройф: приехали заранее, а приходить слишком рано — моветон, надо подождать условленного времени. От Костера Неескенс знает, что с Михелсом уже связались и начали переговоры. Это будет небыстро, да и контракт Генерала в «Аяксе» истекает только 30 июня, поэтому доигрывать сезон в любом случае как-то придётся без него, но главное — уволить Вайсвайлера и подписать Михелса. — Сурбир нас возненавидит, — тихо говорит Кройф. — Сначала отпустили, а теперь обратно. — Да, но у нас нет другого выхода, — вздыхает Неескенс. — Вим поймёт. Кого мы ещё найдём за такой короткий срок. А Генерал согласен вроде. Кройф пожимает плечами. Видно, что он переживает за Сурбира. Да и за Генерала. А может, и за Неескенса — чёрт знает, на что будет способен Йохан Второй, если Михелс снова окажется в пределах досягаемости его цепких рук, под его жадными взглядами. Хоть Генерала и зовут железным, он всё-таки человек… — Монталь сейчас будет руки заламывать и стенать, где взять денег на зарплату Генералу, — невесело усмехается Кройф. — Не платить неустойку Вайсвайлеру, — предлагает Неескенс, выдохнув дым. Он уже всё продумал. — Если клуб разорвёт с ним контракт, придётся заплатить, или он нас засудит. — Он уйдёт сам, — возражает Йохан Второй. — Он баран упёртый, — морщится Кройф, стряхнув пепел за окно. — А мы пообещаем ему всю сумму, хоть он и не отработает до конца контракта, — разводит руками Неескенс. — Пусть только оформит документы как надо. Эти деньги есть, они из прошлогоднего бюджета. Монталь его уболтает, и он их налом заберёт. Нала в кассе хватает. — Откуда ты знаешь? — щурится Кройф. — Карабен сказал, — отвечает Неескенс. — Какой ты у меня хваткий, оказывается, — усмехается Йохан Первый, погладив его ладонь. — Ещё бы, — подмигивает Йохан Второй. — Ну, сыграем пару дополнительных товарняков в межсезонье, вот и наскребём Генералу на коньяк и лобстеров. Он-то точно налом возьмёт. Он не немец, которому надо, чтоб всё по закону, а то на родине вздрючат. Кройф кивает. Уклонение от налогов — их любимый вид спорта после футбола. Неескенс крепче сжимает его руку в своей. Они переглядываются и улыбаются друг другу. Удивительно, как их объединила и сблизила операция по ликвидации Вайсвайлера. Оказывается, нужно совсем немного, чтобы снова почувствовать себя полноценной парой и перестать нервничать из-за того, как мало ты на самом деле знаешь о том, что на уме у твоего мужчины. Просто надо заиметь общую цель, а остальное придёт само собой. Выкинув окурок в окно, Кройф бросает взгляд на часы и касается щеки Неескенса. Йохан Второй подаётся ему навстречу, ловит его губы своими, отвечает на его короткий, нежный поцелуй. — Пойдём, — шепчет Йохан Первый, поправив воротник его рубашки. — Всё будет так, как мы решили.***
Амстердам, июнь 1976 Вим подаёт ему халат — он делает так всякий раз после того, как они принимают душ вместе. Он уже и сам не помнит, с чего началась эта традиция, они оба часто шутят по этому поводу — «Ваш халат, мой господин», «Одеться подано, хозяин» — но сейчас нет настроения для шуток. Вместо этого Вим крепко обнимает его сзади и замирает, уткнувшись в его плечо. Целует его сквозь махровую ткань. — Ну чего ты? — тихо спрашивает он, накрыв руку Сурбира своей. — Ничего, — собравшись, отзывается Вим и отстраняется. — Пойдём кофе пить. Хотя какое, к чёрту, ничего. Ещё как чего. Насыпая кофе в турку, Сурбир слышит, как он отодвинул стул, сел у стола. Видит его, даже не оборачиваясь, слишком хорошо знает, какую позу он принял, как подпёр голову рукой, как смотрит на него. Все его жесты выучил, все позы, интонации, мимику, привычки. Наверное, Вим его смог бы даже в кино сыграть, настолько проникся им за долгие годы. — Не начинай, — говорит Генерал ему в спину. — А я и не начинаю, — отвечает Вим, добавляя специи. — Сам виноват. Нечего было привыкать к хорошему. Корица повисла взвесью над горлом турки, когда в неё полилась вода. Слишком мелкий помол, совсем пыль. Больше не надо такую брать. — Ты же понимаешь, что я не мог поступить иначе. — Это понимаю, — усмехается Сурбир, чиркнув спичкой. Не загорелась. — Но вот как такое может быть, что я сейчас уеду на сборы в Зейст, оттуда на Евро, вернусь, мы увидимся наедине дай бог один раз, а потом ты улетишь в Барселону, и тебя опять тут не будет, и этой квартиры не будет, и ничего не будет — это пока в голове не укладывается. Дай время, привыкну. — Спичка сломалась, Вим раздражённо бросил её возле плиты. — Человек — тварь такая, ко всему привыкает. — В «Аяксе» мне никогда не будут платить столько, сколько там, — утверждает Михелс, пока он зажигает другую спичку. — Знаешь, я иногда скучаю по тем временам, когда ты ездил на бэушной «шкоде», — признаётся Сурбир, поставив турку на плиту. — А я жил один в родительской квартире. И у нас не было ничего, вообще ничего, кроме нас самих. Но мы были такие счастливые, если вдуматься. — Ты так говоришь потому, что всё прошло — и в памяти осталось только хорошее, — вздыхает он. — Вспомни остальное, сразу перестанешь ностальгией увлекаться. — Да мне ничего особенного не нужно, — пожимает плечами Сурбир. — Конечно, снять для нас апартаменты в центре — это здорово, за это я деньгам благодарен. Семью прокормить могу, это тоже круто. Баловать их могу. Мелиссе купить игрушки, платья, всё такое. Но разве я буду свои гонорары вспоминать, когда помирать стану? Я тебя вспомню. И всякую сентиментальную ерунду, типа как ты меня обнял тогда… — Когда? — щурится Генерал. — Ну, тогда, — обтекаемо отвечает Вим, отвернувшись. Не хватало только поплыть и размазаться, Генералу не понравится. — Какая разница, когда. Главное, что обнял. Вот это важно. А деньги — что деньги, ещё заработаю, ещё потрачу… — Мы уже говорили об этом, — напоминает Михелс. — Да, помню, — кивает Вим. — И мне вообще очень повезло, что этот год ты провёл тут. Жаль, что ты потратил столько времени на «Аякс», а он так в жопе и остался. Но, согласись, нам вместе было недурно. Генерал тяжело вздыхает. — Иди сюда, — зовёт он. — Куда я пойду, наш кофе убежит, — отказывается Вим, уставившись в турку. На самом деле ничего там закипать ещё не собирается. — Сурбир, ты всё-таки начинаешь, — констатирует Михелс, поднимаясь. — Ничего я не начинаю, — протестует Вим. Чёрт, он сейчас подойдёт, обнимет и всё. — Я же не сжёг твой паспорт, например, чтоб ты никуда не уехал. — Только потому что не знаешь, где он, — смеётся Михелс, мягко притянув его к себе. — Нет, потому что уже привык без тебя обходиться. — Сурбир как бы нехотя поддаётся ему. — Прекрати злиться. — А шептать в ухо — это вообще запрещённый приём. Сурбир от него тает, как шоколад на батарее. — Я не злюсь, — возражает Вим, погладив его руку на своей талии. — Мне просто немного грустно. И я не хочу, чтобы тебя это огорчало. Пройдёт. — Думаешь, я хочу от тебя уезжать? — Генерал берёт его за подбородок, заставляет посмотреть в глаза. Вим только моргает в ответ. «Если бы ты не хотел, ты мог бы и не уезжать», — думает он, но вслух такое, конечно, не произнесёт. «Вот чего тебе тут не хватает? Скажи, чего? Все тебя любят, восхищаются тобой. — Вим осторожно касается его руки, тянет её выше, к губам. Целует его пальцы. — Я тут и готов для тебя на всё. Почему опять надо уезжать? Чего ради? Там ты уже всё завоевал, всех покорил. Только за деньгами?» Генерал, погладив его по щеке, накрывает ладонью его затылок и касается губами его губ. Сурбир мгновенно улавливает настроение, отвечает: они всегда целуются глубоко и чувственно, порой — медленно и вдумчиво, порой — страстно. Сейчас первый случай. Этот год вместе после долгой разлуки неприлично избаловал их. Всё было почти как в начале. Только Михелс больше не носит смешную, но очаровательную клетчатую кепку — теперь он одевается дорого и стильно, вместо бэушной «шкоды» у него красивая модная тачка, у Сурбира две машины и уютный дом за городом. И осмелели оба — Михелс теперь бог покруче Кройфа, Вим зарекомендовал себя примерным семьянином: жена, дочка, чего там ещё у людей бывает. Это совсем не то, что молодой и хорошенький парень-сирота, живущий один в родительской квартире. Генерал очень боялся, что о них узнают, приезжал только под покровом ночи, спасибо, что хоть через дверь заходил, а не залезал в окно по водосточной трубе, например, с него станется. Они оба стали мягче, пройдя столько испытаний и узнав друг друга. Стали больше друг о друге заботиться. Господи, ну кто ещё сделает тебе обалденный массаж вместо прелюдии? А Генерал это умеет, освоил массаж, когда учился на тренера, и получается у него превосходно. Вим тоже прошёл курс обучения массажу — специально для Генерала, чтобы снимать боль в спине от старой травмы, из-за которой ему рано пришлось завершить карьеру игрока. И Михелс это оценил. Наверное, именно благодаря искренней заботе он так раскрылся перед Сурбиром, подпустил его к такому себе, которого мало кто видел. — Перестал закрывать глаза, когда целуешь? — шепчет Вим, отстранившись. — Смотрю за нашим кофе, — кивает Михелс в сторону плиты. — Ну-ну, — смеётся Вим, коротко поцеловав его в губы. — И как там? — Закипает уже. Я бы на твоём месте снял его с огня. Таким нежным, ласковым и спокойным Генерала знают, наверное, только двое — жена и Сурбир. Совсем не похож на того, кто жёстко муштровал их, начинал тренировки в семь утра, не разрешал ни пить, ни есть, только тренироваться и наращивать собственную мощь да совершенствовать технику обращения с мячом. И за словом никогда в карман не лез, и штрафовал, и наказывал — они были его солдатами, уважали и боялись его, он на любого управу находил. Это было даже больше похоже на армию, чем настоящая армия, которую Вим бросил ради футбола, чуть не дослужив до сержанта. Для своих игроков Генерал железный, суровый, грубый, и от контраста с тем человеком, в которого он превращается рядом с Вимом, сносит крышу. Такой образ едва ли увяжется с тем, каким его видит тот же Неескенс, например. Неескенс. Чёрт. Вим не планировал сейчас вспоминать о нём, но эти мысли не отступают. Точно ли Генерал едет в Барселону только за высоким гонораром и жарким климатом, в котором ему комфортно? — Садись, — тихо говорит Вим, выключив газ. — Кофе принесу. Михелс, неохотно отпустив его, возвращается за стол, а Сурбир достаёт из шкафа чашки. Хорошо было потакать страстям Неескенса, пока Генерал был тут, в Амстердаме, у Вима под боком. Теперь уже Неескенс будет его видеть каждый день, а Генерал, как ни обидно это признавать, будет видеть Йохана Второго. Который красив, сексапилен, моложе Вима на шесть лет — да ещё и пылко влюблён в Михелса, хочет его, жаждет близости и совершенно этого не скрывает. А если Генерал соблазнится? Если западёт на него? Сам Сурбир от Неескенса с трудом отлипает, вдруг и Михелсу понравится Йохан Второй? Такой молодой, безотказный, послушный, с безупречным гибким телом и абсолютным отсутствием каких-либо рамок или ограничений. Всё, что Генералу надо сделать, чтобы его покорить, — оставаться в постели таким же, как на тренировках, а это у него получается отлично, Сурбир на себе проверял. Ему когда-то тоже хотелось именно того Михелса, которого он видел на стадионе. И не ему одному — но из всех мальчишек, которые мечтали под него лечь, Генерал выбрал Вима, и Сурбир безмерно благодарен ему за это. — Значит, опять буду к тебе летать, — задумчиво вздыхает Вим, поставив перед Михелсом чашку кофе. — Я тоже буду приезжать, — пожимает плечами Генерал. «Ох, ты только обещаешь», — мысленно вздыхает Сурбир, но вслух говорит: — Да, было бы здорово. «Вот и куда я эти халаты дену? — приходит в голову неуместная мысль. — Покупал специально для нас с ним, ему бежевый, мне серый, ему так идёт, жалко же выбрасывать. Ладно, спрячу куда-нибудь… Вдруг ещё пригодятся». — Не изматывай себя бесконечными перелётами, — советует Генерал, отпив кофе и поставив чашку на стол — ещё слишком горячо. — Тебе приходится тратиться на билеты, врать Майе. Она точно догадалась, что ни в какую «Барселону» ты уже не перейдёшь. Не надо так часто ездить, как-нибудь переживу твоё отсутствие. А у меня всегда найдётся повод приехать… «Вот, начинается, — холодеет Вим. — Я ему не нужен там. Просит пореже приезжать. Для Неескенса заранее время оставляет». Глупости, конечно, и паранойя, Неескенс Генералу абсолютно не подходит, но никак не заглушить внутренний голос, который твердит — «Всё плохо, Сурбир, всё плохо, тебе уже тридцать один, а ему сорок восемь, в таком возрасте мужчины начинают искать кого-нибудь лет двадцати. Ну, или хотя бы двадцати пяти, как небезызвестный тебе Йохан Второй». — Мне не в напряг, — возражает Сурбир, облокотившись на стол. — Мне нужно видеться с тобой. Тебе так трудно будет выкроить для меня время? — О тебе же забочусь. — С этим я и сам неплохо управляюсь, спасибо. — Вим касается его руки. — Давай не будем загадывать. Мы пока ничего не знаем о том, каким будет следующий сезон. Михелс кивает. Сурбир берёт его за руку и понимает, что не может взгляд от него отвести. Будто пытается впрок на него насмотреться, чтобы в разлуке видеть его, как только глаза закроет. Чушь сентиментальная. Генерал, кажется, улавливает его чувства и ни о чём не спрашивает. Просто смотрит на него. Может, с той же целью. — С тебя за год весь загар сошёл, — усмехается Вим, гладя его руку. — Ты смотри там только не сгори сразу под летним солнцем. — Не учи учёного, — отмахивается Генерал. А Сурбир так привык к его загорелому, бронзовому телу, к белым следам от плавок — очень забавно смотрится, когда раздеваешь его. Виму нравилось целовать его вдоль черты на животе, где смуглая кожа резко контрастировала с нежной белой. Этого не хватало. Теперь опять появится. Ну хоть что-то хорошее… — Мы ещё не прощаемся, — напоминает Генерал. — Ненавижу с тобой прощаться, — закатывает глаза Вим. — Лучше уж сегодня как бы смирюсь, но понарошку, зная, что одна встреча в запасе. Ну да, на Евро увидимся, но это не в счёт, это в толпе, неинтересно… Можно к тебе прямо летом, до сезона приехать? — Нужно, — отвечает Михелс, сжав его руку. — Я тебя тут не брошу. Мы что-нибудь придумаем. Потерпеть осталось недолго — контракт Вима с «Аяксом» закончится через год, летом семьдесят седьмого. И тогда он сможет сменить клуб без проблем и штрафов. «Аякс» за каждого игрока старой гвардии держится мёртвой хваткой, а Сурбир ни разу не Кройф, чтобы другие клубы гасили за него неустойку. Шанс перейти в «Барселону», которая могла бы выплатить необходимую сумму «Аяксу», был упущен — несмотря на все усилия Михелса, руководство клуба выбрало Кройфа, а не Герда Мюллера, и вопрос второго легионера закрылся сам собой. Может, оно и к лучшему. Кройф нашёл своё и сделал «Барселону» великой, пусть и на один сезон. Но время не остановишь, Вим уже в том возрасте, когда многие уходят из футбола. Впрочем, Сурбир сильный, выносливый, мощный, играет в обороне, значит, ему космические скорости не нужны, главное — мастерство, а этого у него в избытке, и он сможет протянуть в футболе дольше, чем нападающий или полузащитник. И контракт Михелса с «Барселоной» истекает ровно через год. Он согласился подписать договор только на один сезон. После этого они планируют воссоединиться. И, желательно, где-нибудь за границей. Скорее бы. Допив кофе, они возвращаются в комнату. Уже надо одеваться и уезжать по домам, но для того, чтобы надеть свою обычную одежду, надо сначала халаты снять. Поймав стальной взгляд Генерала, Вим подходит к нему, развязывает пояс его халата, ныряет ладонями под тёплую махровую ткань и шумно вздыхает. Что ж за колдовство, столько лет прошло, все эти годы они были — так или иначе — вместе, занимались любовью, Вим знает его тело лучше, чем своё и, наверное, проглотил не один литр его семени. Но сейчас, едва коснувшись его, моментально заводится и хочет его так же, как в тот день, когда Генерал впервые переступил порог его квартиры. Михелс накрывает его ладони своими, чтобы подсказать, куда их следует направить, но Вим, хитро усмехнувшись, мягко убирает руки из-под халата Генерала, чтобы, глядя ему в глаза, плавно развязать свой пояс и сбросить на пол халат. — Это самый короткий стриптиз, который я видел, — комментирует Михелс, притягивая его к себе. — О да, ты-то видел больше стриптиза, чем кто-либо в мире, — усмехается Вим, обнимая его. У него восхитительное тело — к себе Генерал относится так же строго, как к своим подопечным, и по нему это сразу видно, как только его разденешь. Если смотреть не на омрачённое избытком интеллекта и тяжёлой жизнью лицо, а на его плечи, грудь, живот, бёдра — и не поверишь, что ему сорок восемь. Они долго целуются в золотистом полумраке — солнце показалось из-за облаков, но в комнату его лучам вход заказан, Вим задёргивает плотные шторы по всей квартире, как только приходит сюда перед свиданием с Генералом. Не отрываясь от его губ, Сурбир раздевает его — халат с коротким шорохом тяжело падает на пол. Скользнув ладонью по груди, по животу Генерала, Вим спускается ниже и начинает ласкать его рукой. Пока медленно, мягко. Куда спешить. — Сурбир, давай хоть раз на кровати попробуем, — шепчет Михелс ему на ухо. — Вот увидишь, тебе понравится, там мягко и удобно. Вим смеётся — шутка слегка устарела, это из их прежней жизни, когда они занимались любовью везде, кроме, собственно, постели. Их первый секс вообще случился прямо у дверей квартиры Вима, хорошо хоть со стороны жилья, а не подъезда. Вим с ранней юности безошибочно чувствовал чужое влечение и уловил, что нравится Генералу так же, как Генерал нравится ему. Подал ответные сигналы, но осторожный Михелс не предпринял никаких шагов к сближению. Тогда Вим заманил его к себе хитростью — взял у приятеля машину погонять, распустил слух, что купил тачку, шпионы Михелса быстро разузнали и доложили Генералу, дом Вима тоже взяли под контроль. Несколько дней Сурбир прилежно оставлял машину возле дома, чтоб прикормить разведку Михелса, а потом вернул автомобиль приятелю, и на следующий же вечер после отбоя у дверей его квартиры нарисовался Генерал. «Да нет у меня никакой машины, — честно сказал Сурбир, впустив его. — И не было никогда». «Я знаю», — усмехнулся Генерал. Оказывается, его шпионы работали ещё лучше, чем представлялось Виму. Он сам запер дверь, рывком притянул Вима к себе, и больше слова им не понадобились. Сурбир даже не успел толком распробовать вкус его губ, а уже был на коленях перед ним с его членом во рту. И взял его Михелс грубо, резко, прижав к стене в коридоре и затолкав пальцы ему в рот, чтобы не стонал слишком громко. Только застёгивая штаны, Генерал заявил: «А машину всё-таки придётся купить, если хочешь, чтобы у меня был предлог приезжать к тебе». Может, он рассчитывал Вима этим отпугнуть, — не на того напал. Проводив его, Сурбир призадумался, был ли он первым, кто использовал с такой целью этот способ вызвать Генерала на дом, но потом решил не грузиться. Как показала практика, правильно сделал. И дальше пошло в том же духе — на квартире Вима Михелс бывал нечасто, чтобы не вызвать подозрений, и порой они занимались сексом в совершенно экзотических местах (нет, не только в технических помещениях стадиона, это так, детский лепет). Чуть насытившись друг другом, они открыли для себя всю прелесть долгих прелюдий и вдумчивых чувственных ласк, но поначалу всё было именно так. — Только ради тебя, — отзывается Вим и тянет его к кровати. Самое приятное, что может быть в жизни, — лежать под ним, вздрагивая от его прикосновений, подставляя всего себя его рукам и губам, чувствуя, как он тебя хочет, и понимая, что можешь дать ему всё, что ему нужно, что прямо сейчас будешь дарить ему удовольствие. Поэтому несколько минут Вим позволяет себе с чистой совестью побалдеть под ним, гладя его тело, стискивая бёдрами его бёдра, и только потом, прошептав: «Хочу тебя», укладывает его на спину, чтобы самому взяться за него всерьёз. «Господи, какое же у него тело красивое, — восхищается Вим, покрывая поцелуями его бёдра. — Если у меня к сорока восьми будет такое же, можно считать, жизнь прожита не зря». Генерал контролирует его, властно придерживая за волосы, но не мешает наслаждаться им в том темпе, в котором хочется Виму, не торопит, не настаивает. А вот когда Сурбир забирает его в рот — сразу тянет его ближе, чтобы заглатывал полностью, не халтуря. Да будто есть смысл выкладываться с ним не на сто процентов! Если бы Вим в постели предпочитал только получать удовольствие, он не стал бы связываться с требовательным Генералом. — Да, — шепчет он, гладя Вима по голове. — Чего «да», я только начал, — возражает Сурбир, скользнув языком вдоль. — Расслабься, я люблю долго. — Если бы ты любил иначе, меня бы тут не было, — тихо смеётся он. Ещё бы. Вим представляет, сколько у него конкурентов, и немало сил потратил на то, чтобы Генералу хотелось возвращаться именно к нему. «И чёрта с два я тебя кому отдам, — думает Вим, глядя на него исподлобья. — Обломаются. Не для того я столько лет изучал твои вкусы, привычки, холил и лелеял тебя». Нет, пожалуйста, он может трахать кого угодно, точно так же, как сам Сурбир волен в своих похождениях, о которых в «Аяксе» легенды слагают. Пусть трахнет Неескенса, Виму не жалко. Пусть сделает это два раза или даже три. Но за Сурбиром закреплено особое место в жизни Генерала, которое он никому без боя не отдаст. Никто из его сверстников не знает Михелса таким, каким знает он, никто не может представить, что, ещё будучи игроком, Генерал шутки ради мог позаимствовать в гардеробе женскую шубу и выйти в таком виде к одноклубникам, мог сигануть в реку во время рыбалки, никто и не подозревает, какой он на самом деле весёлый, безбашенный и юморной. Если бы они родились ровесниками, стали бы, наверное, такими же друзьями-любовниками, как Сурбир с Кролом сейчас. Но всё получилось намного лучше. — А ты собираешься ещё что-нибудь делать сам или будешь только наслаждаться мной? — интересуется Вим, выпустив его изо рта. — Почему спрашиваешь? — смеётся Генерал, коснувшись его щеки. — Потому что знаю твоё тело лучше, чем ты, и сейчас надо решить. — Сурбир целует его ладонь. — Иначе будет слишком быстро… — Не будет, — оживляется Михелс. — Иди сюда. Вим поднимается поцелуями по его животу к груди, глядя ему в глаза. Вылизывает его кожу, будто надеется, что его вкус и запах так и останутся на языке. Принимает позу, в которой хочет его Генерал, впускает его в себя и послушно забирает в рот его пальцы, едва он касается губ Вима. Михелсу нравится быть в нём сразу везде, а Вим любит сосать его пальцы, пока Генерал его трахает. И вроде всё уже знакомо, всё наизусть знаешь, и всё равно каждый раз с ним так же охренительно прекрасен как тот, первый, после которого Сурбиру окончательно снесло крышу от него. «Никогда, ни за что его не отпущу», — думает Вим, отчаянно зажмурившись, и торопливо гонит эти мысли, чтоб не мешали получать удовольствие.