***
Барселона, июнь 1976 — Господи, как? Откуда? — садится на койке Йохан. — А ты уже забыл, как меня зовут, или совсем не рад меня видеть? Генерал убойно смотрится в белом медицинском халате. Сюда, в палату, наверное, без такого и не пускают. — Я рад, — заверяет Кройф. — Нет, правда, рад, но не думал, что так рано, контракт с «Аяксом» ещё не истёк, и… Подождите, как вы узнали вообще? — У меня везде свои люди. — Михелс придвигает стул к его койке, усаживается. — Это твоя первая операция? — Такая, запланированная — первая, — вздыхает Кройф, коснувшись своего колена, которое сегодня будут чинить. — Врачи сказали, надо сделать, но это же ерунда… Не стоило беспокоиться, правда. — Кройф, запомни, — говорит Генерал, пристально глядя на него. — Когда сам станешь тренером, ты своим игрокам будешь учителем, наставником, а если надо — и отцом, и матерью. И в те моменты, когда они чувствуют себя уязвимыми, ты обязан быть рядом. А любая, вообще любая операция — это именно такой момент. Ты ничего не контролируешь, вынужден доверять себя чужим людям, страшновато, что в тебе будет кто-то копаться. Вдруг сломает. Я прав? — Как всегда, — признаёт Кройф. — И что, вы будете рядом? — Само собой. И в операционную с тобой пойду. Пусть попробуют при мне сделать что-то не так. — Только не убивайте там никого, — смеётся Йохан. Действительно — стало заметно легче. — Спасибо… — Злишься? — внезапно спрашивает Михелс. — Из-за чего? — хмурится Кройф. — Из-за всей этой истории с трансфером Мюллера. — А, ну, злюсь, конечно, — нервно почёсывает нос Йохан. — Ладно, проехали. Надеюсь, в итоге вы не пожалели, что клуб вместо него купил меня. — Тысячу раз пожалел, — мученически вздыхает Генерал. — Но что толку. Теперь мы опять будем работать вместе, и между нами не должно быть никаких старых обид. От старых Йохан и сам рад избавиться, но тут новые грозят подоспеть. Например, вся вот эта история с Неескенсом. Но не спросишь же Михелса в лоб — что там у вас с Йоханом Вторым? Покрутит пальцем у виска и пошлёт по матери. Детектора лжи рядом не завалялось. Пока не будет стопроцентных доказательств, ничего ему и не предъявишь. А зная Генерала, можно предположить, что таких доказательств не будет никогда, только если Неескенс проколется. — Мир, — улыбается Кройф, протягивая ему руку. — Вот и славно, — кивает Генерал, сжимая его ладонь. — Я действительно себя вёл не лучшим образом в том сезоне, — признаёт Кройф. — Только не обещай исправиться, не поверю. — Тогда не буду. — Молодец. — Генерал устраивается поудобнее. — Давай рассказывай, что у вас нового, кроме того, что ты Вайсвайлеру руку не пожал, когда он со всеми вами прощался после увольнения. — Неужели я и за это сейчас огребу? — возмущается Кройф. — Это тебя не красит, — строго замечает Михелс. — Ох, а я что, должен всем нравиться, быть воспитанным и безупречным? — морщится Кройф. — Где бы я был сейчас, если бы казался паинькой… Генерал только усмехается в ответ, обозначив, что горбатого могила исправит, и Йохан радостно улыбается. Вдруг стало так хорошо и спокойно, когда он появился. Правда, за Неескенсом придётся действительно следить в оба. Глядя на Генерала, Кройф, к своему неудовольствию, отмечает, что Михелс и в самом деле ещё весьма и весьма хорош собой, и, пусть Сурбира понять легче, чувства Неескенса тоже имеют право на жизнь. Но сейчас задумываться некогда — Генерал тормошит, требует доложить обстановку, и Кройф принимается рассказывать.***
Барселона, осень 1976 — Не смей ко мне приближаться в людных местах. Шикарное начало разговора. Впрочем, Неескенс не для того вляпался в эту историю, чтобы наслаждаться жизнью, он понимал, что легко не будет и всего придётся добиваться, даже права просто поговорить с ним. — Простите, вы назвали людным местом парковку возле стадиона, на которой в такое время нет никого, кроме нас? — поднимает бровь Неескенс, привалившись к капоту своей машины. Только их машины остались у «Камп Ноу» — Михелс, видимо, работал допоздна в своём кабинете, куда Неескенс не рисковал ломиться. Уже стемнело, в ближайших зарослях орут цикады, что думает о пропавшем муже Марианна — и представлять не хочется, но Неескенс упорный, он решил сегодня досидеть до победного. — За нами могут наблюдать чёртовы журналисты, например. — Генерал, даже не посмотрев на него, вынимает из кармана ключи от машины. — Их точно заинтересует, что мы тут делаем вдвоём. Готов украсить первые полосы жёлтой прессы? На здоровье, но без меня. — Ладно, где мы можем нормально поговорить? — спрашивает Йохан Второй. Генерал одарил его таким взглядом, что будь Неескенс прежним собой — наверное, протрубил бы очередное бесславное отступление. Нет уж. Раз затеялся играть в эту игру, надо идти до конца. Поняв, что Неескенс не отвалит, Михелс подходит ближе, но останавливается примерно в метре от него и интересуется: — А какого хрена тебе надо? Такого. Неескенс сделал красивую укладку, оделся пока без эпатажа, но на грани дозволенного, и ему хочется, чтобы его перестали игнорировать. — Прошлой зимой мы кое о чём договорились, — напоминает Йохан Второй. — И я выполнил все свои обязательства. — Допустим, — пожимает плечами Генерал. — А теперь вспомни, что именно я тебе обещал. — Вы обещали подумать над моим предложением. — Неескенс эту расплывчатую формулировку не забыл. — Вот именно. Подумать, — кивает Генерал. — Пока у меня не было времени, сначала надо разобраться с тем, что вы тут без меня натворили. А, вот как, значит. — И когда же мне, в таком случае, ждать вашего решения? — максимально вежливо спрашивает Неескенс. Время уходит. У Михелса контракт всего на один сезон, и надо приложить максимум усилий, чтобы он летом продлил договор с «Барсой». — Я сам тебя вызову, когда ты мне понадобишься, — отвечает Генерал. — До той поры не ходи за мной и не пытайся меня преследовать, это не повысит твои шансы на успех. — А что повысит? — усмехается Йохан Второй. Михелс окидывает его долгим взглядом и, вздохнув, отвечает: — Серьёзное отношение к тренировкам и стопроцентная самоотдача в игре. Усёк? — Усёк, — вздыхает Неескенс в ответ. — Значит, всё-таки будете меня воспитывать, хоть и говорили, что уже поздно. — Вот и проверим, — усмехается Генерал. — За что? — качает головой Неескенс. — Чем я заслужил такое пренебрежение? — Погоди сокрушаться, я ещё не дал ответ. — Да, вы просто собираетесь меня бесконечно мариновать в ожидании, а потом, наконец, послать к чёрту. — Йохан Второй нервно смеётся. — Не понимаю, что я делаю не так. — Подумай, — предлагает Михелс, и в его серых глазах Неескенс видит насмешку. — Только об этом и думаю. — Тогда наоборот — перестань зацикливаться на мне и отпусти ситуацию. Вдруг поможет. — Вы надо мной издеваетесь, — вздыхает Йохан Второй. — Господи, я же не замуж вас зову! Просто попробуйте меня, не понравлюсь — всё, отступлю, перестану вам надоедать… — Так я тебе и поверил, — смеётся Генерал. — Вот тогда ты от меня точно не отвяжешься. — Всё будет по вашему слову, — тихо говорит Неескенс, глядя ему в глаза. — Как и всегда. — Тогда по моему слову — езжай домой. — Михелс бросает взгляд на часы. — Отбой скоро. Отлично поговорили. Неескенс хмуро наблюдает, как Генерал садится в свою машину, заводит мотор и трогается с места. — Неескенс, ты обещал слушаться, — напоминает он, проезжая мимо Йохана Второго. — Ага, — вздыхает Неескенс. Прекрасно, чудесно, охренительно. С начала сезона Неескенс выкладывается, как никогда в жизни, — не только в футболе, но и в плане внешности. И Генерал это прекрасно видит. Йохан Второй ловит его внимательные взгляды, отвечает на них, понимает, что за ним пристально наблюдают, но Михелс не делает никаких шагов к сближению — и Неескенса только что послал далеко и надолго, едва Йохан Второй попытался сделать что-то сам. Всё это похоже на полное и безоговорочное поражение, и, если бы Неескенс привык быстро сдаваться, он уже сложил бы лапки и признал себя побеждённым. Но он не из таких. Вынув из бардачка пачку сигарет, Неескенс вытаскивает одну, прикуривает от завалявшейся в машине зажигалки Кройфа. Ужас как хотелось курить, пока ждал его, только нельзя было, Генерал убил бы его на месте, если бы учуял. Появилось волнующее чувство между ними — у них теперь есть тайна, есть договорённости, и Генерал знает, что Неескенс смотрит на него не только потому, что его угораздило влюбиться в собственного тренера. Теперь у Неескенса есть права, есть то, что ему обещано, он ждёт. И Михелс знает, что он ждёт. Поэтому иногда Йохан Второй ловит в его стальном взгляде знакомый проблеск интереса, любопытства, с которым Генерал разглядывал его после того, как Неескенс впервые решился предложить ему себя. Йохан Второй понимает: Михелс ещё не решил, что делать с таким прилипчивым и настойчивым мальчишкой. Быть этим наглым юнцом чертовски приятно. Пока Дик строит свой бизнес и появляется в Барселоне только по большим праздникам, пока Кройф занят семьёй, самим собой, съёмками в рекламе и контрактами, у Неескенса наконец-то появились свои цели. Ему есть куда расти.***
Барселона, март 1977 — Собери мои тоже, — просит Йохан Первый, заметив в зеркале, что Дик сгребает в свой портфель фотографии новых объектов, которыми хвастался Йохану. — Кто их для тебя ищет? — в пятьсот восемьдесят седьмой раз, наверное, спрашивает Дик. Кройф корчит рожу своему отражению. Сколько можно. — Летом познакомлю, — обещает он. — Вот как только, так сразу. Может, на Ибице все и встретимся? — Гм, — отзывается Дик, складывая в отдельную стопку фотографии, которые демонстрировал ему Кройф. — Если мы туда доедем когда-нибудь. До сих пор дуется за то, что сорвалась поездка прошлым летом. Ну кто знал, что Кройфу придётся оперировать колено, потом долго восстанавливаться, потом ехать с Данни и детьми на Майорку, а там уже предсезонка начнётся? Да и не хочет Кройф знакомить Дика со своим новым агентом. Костер остался в Амстердаме, и их контакт с Кройфом практически сошёл на нет. Сколько можно прятаться за спиной тестя? Пора своим умом жить. Данни совершенно согласна, ей тоже не терпится вырваться из-под крыла папаши, хотя Кройф подозревает, что ей просто симпатичен его новый агент. Понравиться Данни непросто, так что это само по себе отличная рекомендация. Да и почему нет? Данни тоже человек, тоже имеет право на лёгкие увлечения, и пусть лучше это будет кто-то, кого Кройф хорошо знает, кто всегда на виду, чем непонятный случайный тип. Может, ей по душе, что он из её любимой Франции приехал, что его зовут Мишель, или она просто балдеет от того, что этот высокий красивый блондин дарит ей цветы и целует руки. Что ж, её право, ей Кройф доверяет. В прошлом году новым контрактом Кройфа занимался уже Мишель, и, кстати, он выбил для Кройфа такой гонорар, какой Костеру и не снился. Рекламные договора Кройфа тоже ведёт именно он, логично, что и создание агентства недвижимости Кройф намерен поручить ему. Но Дик изначально настроен скептически, и Йохан опасается, что посредника он воспримет в штыки, кем бы тот ни оказался. Лучше потянуть время, пока все дела не будут улажены, а потом поставить Дика перед фактом. — Ты сейчас к Неескенсу? — спрашивает Кройф, приглаживая волосы перед зеркалом. — Ммм, ну да, вообще собирался, — отвечает Дик, поднимая с пола свою рубашку. — Но ты вроде не возражал. — Я и сейчас не возражаю, — вздыхает Кройф, придирчиво оглядывая свою причёску. — Даже наоборот, я обеими руками за. — Но у тебя есть какие-то особые пожелания, — договаривает за него ван Дайк, отряхивая рубашку — она долго провалялась на полу. — Ага, — признаёт Йохан, обернувшись к нему. — Вы близко общаетесь? — Давай без этого, — морщится Дик. — Мы нормально общаемся. Как друзья. Чего тебе надо? Кройф, прислонившись к стене возле зеркала, хмурится и подбирает слова. — Ты ничего странного в нём не замечал? — тихо спрашивает он. — В смысле? — Дик, надев рубашку, проверяет пуговицы на манжетах. — Мы стали реже встречаться, когда я вернулся во Францию и открыл бизнес. Созванивались — вроде в разговорах он был всё тот же. В целом… иногда мне казалось, что он какой-то отстранённый, но я думал, у него проблемы, о которых он не хочет говорить. С тобой, с клубом или с Марианной. Чёрт знает. — И ты не пытался его расспросить? — Шутишь? Пытался, и не раз. Но он закрывается, как только я затрагиваю в нём какие-то болевые точки, и злоупотреблять этим методом боюсь — он может вообще в панцирь залезть и показать оттуда кукиш, а может обозлиться, — вздыхает Дик, застёгивая рубашку. — Поэтому закономерность уловить не получается, он дёргается от самых разных раздражителей. — Дик, слушай… — Кройф переводит дух. — Можешь его всё-таки разговорить? Любыми методами. — В смысле? — Ван Дайк, бросив встревоженный взгляд на Кройфа, заправляет рубашку в брюки. — Он что, вляпался в какую-то историю? Изволь объяснить. Йохан Первый, нашарив в кармане сигареты, прикуривает, глубоко затягивается дымом, и Дик терпеливо ждёт окончания этой драматической паузы. А Кройф не может придумать, как ему правильно объяснить. Неескенс сосредоточился на чём-то другом. Не на футболе, не на Кройфе, не на семье, а на чём-то ещё. Это видно по его упрямому взгляду, это заметно по его холодности и задумчивости. После той ночи в Загребе, когда Сурбир заставил Йохана Второго обнажить перед Кройфом свои тайные желания, Неескенс стал вести себя чуть спокойнее — вот, теперь Кройф узнал о нём много нового и нормально это воспринял, мир не рухнул. По возвращении в Барселону Кройф прямо спросил: если у Неескенса есть такие потребности, если ему нужно, чтобы его подавляли и подчиняли, обращались с ним жёстко и властно, значит ли это, что им надо откатиться в своих сексуальных отношениях в семьдесят первый год, когда Кройф вёл себя с Неескенсом совершенно иначе? Йохан Второй нежно улыбнулся и сказал, что с Кройфом его всё устраивает и ничего менять не надо. То есть, с Кройфом ему всё нормально, пусть будут равные партнёрские отношения — а вот эти свои желания он будет удовлетворять с кем-то ещё. И хорошо, если с Сурбиром… Наблюдая за Неескенсом на тренировках, Йохан Первый порой подмечает, как Неескенс переглядывается с Михелсом, и, если раньше это были просто влюблённые взгляды обожателя с нулевым откликом объекта, теперь они кажутся осмысленными. Этих двоих что-то объединяет. Какая-то тайна, в которую Кройфа не посвящают. А что они оба могут скрывать от Кройфа? Только порочную связь. В конце концов, Михелс тут предположительно один, Сурбир наверняка бывает у него нечасто, а Неескенс хорош собой. У них вполне мог завязаться роман. Как это ни назови, Йохан Первый догадывается, что в их отношениях появилось что-то новое. Он заметил это осенью, и к весне они, кажется, только сблизились. При любой попытке разузнать, что да как, Кройф натыкается на яростное сопротивление. Неескенс огрызается, что его достали однообразные приколы Кройфа на эту тему, и ломится в ответную атаку — «Если твой новый агент настолько крут, почему я до сих пор под крылом Костера, почему бы не поручить ему и мои дела? Может, этот твой Мишель никакой и не агент тебе, а подстилка, оттого и делиться не хочешь?» Когда Неескенс закусит удила, против него не попрёшь, приходится сворачивать разговор, на его глупые обвинения Кройф отвечать не собирается — как ответишь на такую чушь? Да и вообще, Йохану Второму теперь надо информацию дозированно выдавать — он много общается с Костером по телефону, может лишнего сболтнуть. И переводить его к новому агенту пока рановато. Мало ли как жизнь повернётся. — Есть подозрение, что у Неескенса серьёзный роман на стороне, — помолчав, признаётся Йохан Первый. — Улик никаких, одни домыслы. Может, он хоть тебе расскажет, ты же ему вроде как друг. — Так-так. — Дик, глядя в зеркало, поправляет воротник рубашки. — И кому же повезло, могу я узнать? — Не можешь, — качает головой Кройф. — Это только подозрения. Может, они ничего общего не имеют с действительностью, но ты и сам заметил — с Неескенсом что-то не так. — И какие методы ты мне предлагаешь применить? — интересуется Дик. — Любые, — вздыхает Кройф. — Напои его, затащи в постель, только вытряси из него информацию. Мне надо знать наверняка. — Какой ты умный, — говорит Дик, скептически покосившись на него. — А мне-то что с ним потом делать? Он же повиснет у меня на шее и спросит, когда свадьба. — Значит, выйдешь за него замуж — и будем жить втроём, как ты и предлагал, — невесело смеётся Кройф. — Ван Дайк, ты хитрее меня самого. Скажешь, что это была ошибка, не сдержался, чего, мне тебя учить, что ли? — А ты о самом Неескенсе подумал? — упрекает Дик. — Он тебе кто, любимый человек или как? Ты можешь представить, каково ему будет, если я с ним обойдусь подобным образом? Он меня в лучшем случае убьёт, а в худшем — превратит мою жизнь в ад. И будет прав. — Господи, неужели дружеский секс в вашей системе ценностей — прям смертный грех? — выдохнув дым в лицо Дику, спрашивает Кройф. — В нашей — да, — строго говорит Дик. — Нам такие вещи нельзя. — Даже если я разрешу? — шепчет Кройф, подходя к нему вплотную. — Особенно если ты разрешишь, — отзывается Дик, обнимая его. — Тогда ты будешь с нами третьим. — А тебя это смущает? — Кройф мягко трётся губами о его губы. — Можем рассмотреть и такой вариант. — Не подлизывайся. — Говорить он может что угодно, а сам уже целует Йохана — запах табака заводит его моментально. — Такими вещами заниматься не буду. — Но?.. — уточняет Кройф, затянувшись. Дик млеет от того, как Йохан Первый обхватывает губами сигарету и вдыхает дым, это на него действует гипнотически — особенно если слегка наклонить голову, подставив его взгляду шею. — Но, сам знаешь, для тебя я готов на всё. — Дик поддаётся на уловку и припадает губами к его шее. — Значит, поговоришь с ним, — закрепляет итог Йохан. — Поговорю в любом случае, — обещает Дик. Зажав сигарету губами, Кройф накрывает ладонью руку Дика на своей талии и перемещает её ниже. — Кройф, какая пошлость — пользоваться своим телом, чтобы получить то, в чём я и так тебе не могу отказать, — вздыхает Дик, гладя его задницу. — Брось, — шепчет Йохан Первый, дотянувшись до пепельницы и кое-как затушив окурок. — Ты же знаешь, не могу видеть тебя одетым. Сразу всё с тебя снять хочется… — Ну и зачем я тогда потратил столько сил, одеваясь? — возмущается Дик. — Не знаю, — смеётся Кройф, запустив ладонь под его рубашку. — Совершенно бессмысленное занятие.***
Барселона, апрель 1977 — Ты так давно не приезжал, — тихо говорит Йохан Второй, гладя грудь Сурбира. — Соскучился, мой хороший? — ласково отзывается Вим, коснувшись его носа. — Очень. — Неескенс целует его плечо. — Волновался, вдруг что-то случилось. Хотел позвонить, а потом думал — ну что я такой паникёр. Так у тебя всё в порядке? — Ну, как тебе сказать. — Сурбир проводит кончиками пальцев по его гладкой спине. — Есть некоторые обстоятельства. — Какие? — приподнимает голову Неескенс. — Я развожусь, — сообщает Вим. — Как? — шепчет Йохан Второй, распахнув обманчиво невинные глаза. — Что случилось? — Мне надо уехать из Амстердама, — отвечает Вим. — К нему? — выдыхает Неескенс. — Слушай, детка, ты задаёшь столько вопросов, что я чувствую себя не в постели с любовником, а на допросе, — устало смеётся Сурбир, поднеся к губам его тонкие пальцы. — Время покажет. Есть вещи, которые нельзя контролировать или предсказывать. Пока ясно одно: сейчас я не могу позволить себе семью. — А развод позволить, значит, можешь? — уточняет Неескенс. — А ты с какой целью интересуешься? — не выдерживает Вим. — Возможно, мне скоро пригодится твой опыт. — Глаза Неескенса затуманиваются лёгкой грустью. Или обидой. Или разочарованием. Не создан он всё-таки для брака. — Ты у нас старый и мудрый, так поделись. — Дорогое удовольствие, — признаёт Сурбир. — Майя меня отпускать не хочет. Видимо, придётся отдать ей всё, только бы отвязалась. — Но у тебя же дочка, — хмурится Неескенс, коснувшись его щеки. — Мелисса. Хорошая такая. — Она останется с Майей, вопрос решённый. — Наверное, это… это тяжело, — шепчет Йохан Второй, отведя глаза. — Будут у тебя дети — сам поймёшь, — вздыхает Вим. — Лучше разведись, пока до них не дошло. Тяжело, конечно, а как ещё быть? Судиться с Майей? Тащить с собой ребёнка чёрте куда? Я сам не знаю, что дальше со мной станет, нельзя в это втравливать её… Сейчас Неескенс меньше всего ассоциируется с тем, у кого вообще когда-нибудь будут дети. Он, конечно, и в самом деле очень молод, ему только осенью стукнуло двадцать пять, но в данный момент он выглядит неприлично юным. Лежит рядом на животе, скрестив ноги в воздухе, весь невесомый и нереальный, как холодное, сияющее божество. Если найти в себе силы приподнять голову, можно увидеть туфли сумасшедшего василькового цвета на высоком каблуке, которые валяются на полу возле кровати. Те самые, что Вим купил ему в Амстердаме вечность назад. Они Неескенсу безумно понравились, и он уволок их с собой в Барселону, спрятал в этой квартире, на которой встречается с Кройфом. И с Сурбиром. А может, и с кем-то ещё. — Ему сказал? — спрашивает Неескенс. — Сказал. — А он чего? — хлопает глазами Неескенс. — Господи, ну, а чего он мог сказать, кроме «Твоя жизнь — сам решай»? — пожимает плечами Вим. — Я не об этом с ним поговорить ездил. — О трансфере, — догадывается Неескенс. — Есть варианты? — Вилами на воде, — уклончиво отвечает Вим. — Пока не могу ничего сказать. — А он сам останется тут или уедет? Сурбир выразительно смотрит на Неескенса — тот глядит на него, будто не понимает. — А это разве не у тебя надо спросить, мой хороший? — тихо говорит Вим, проведя пальцами по его щеке. Доказательств нет никаких ни у Сурбира, ни у Кройфа — они обсуждали ситуацию на днях по телефону. Но есть чутьё, и оно очень настойчиво утверждает: тут что-то нечисто. К Михелсу не придерёшься, он ведёт себя как обычно, а в Неескенсе что-то изменилось — и такое не предъявишь. Это и в слова тяжело облечь. Но, в конечном счёте, именно неясная тревога из-за того, что может происходить в Барселоне, заставила Вима захотеть избавиться от всего. От семьи, собственности, прочих нажитых благ. Стать полностью свободным, чтобы в любой момент сорваться и уехать за Генералом хоть на край света. Теперь Михелс знает, на что он способен, чтобы не потерять главное. И Неескенс должен осознать: Вим так просто не сдастся. — Ты о чём? — хмурится Неескенс. — Не понимаю тебя. «Да всё ты понимаешь, мой хороший». Ни Неескенс, ни Костер — ему, вероятно, Неескенс позвонил — не проявили особого рвения, чтобы пристроить Вима в Испанию на следующий сезон. Обещали поискать клуб, на том дело и закончилось. Кройф попытался, но сказал, что всё безуспешно. И сам Генерал ответил примерно то же. — Ладно, — усмехается Вим. — Не хочешь — не говори. — Ну ты серьёзно, что ли? — В нервной усмешке Неескенса больше обиды, чем иронии — как, дескать, ты мог меня в таком заподозрить! — Кто я и кто он… — Не скромничай. — Вим тянет его к себе. — Иди ко мне поближе. Йохан Второй послушно подползает к нему, ложится рядом, устроив голову на его плече, закинув колено ему на живот. Вим гладит его бедро. — Ты правда думаешь, что я на такое способен? — шепчет Неескенс, заглядывая ему в глаза. — Вим… Слушай, я, конечно, думаю о нём… смотрю на него… представляю себя с ним… он вдохновляет меня на те фантазии, которые мы с тобой воплощаем. Но, как и обещал, никогда между вами не встану. «Ну да, конечно». — Ты мне очень дорог. — Йохан Второй коротко касается губами его губ. — И наши отношения — это потрясающе, правда. Думаешь, я всем этим рискну ради того, кто вряд ли сможет дать мне то, что ты даёшь? — Мой хороший, только в любви не признайся случайно, — смеётся Вим, вернув ему поцелуй. — Такую дружбу испортишь. — Не перегибай. Я тебя хочу — да. У нас потрясающий секс — да. Я тебя обожаю, восхищаюсь тобой, любуюсь тобой, ты мне нужен — да. Всё. Больше ничего ты от меня не услышишь. — Слава богу, детка, слава богу… — выдыхает Вим, прижав его к себе. — Уж испугался, что ты, услышав про развод, захочешь сам меня захомутать. — Тебя захомутаешь, — тихо смеётся Йохан Второй. — Если даже Кролу это не удалось… Кстати, как он там? — Да взрослый уже, справится, — отвечает Сурбир, стиснув его бедро. — Это его выбор, не жалей его. А как там Дик, если на то пошло? — А что Дик? — приподнимает бровь Неескенс, подаваясь навстречу руке Вима, чтобы его ладонь переползла выше. — У него всё нормально, живёт в хорошем доме в красивом французском городке, занимается недвижимостью, вроде всем доволен. — Вы видитесь? — Да, но редко, когда он сюда приезжает. — Слушай, а зачем он вообще сюда ездит аж из Ниццы? — интересуется Вим. — Неблизкий путь. — Чтобы встретиться со мной, — пожимает плечами Неескенс. — В таком случае он, наверное, очень любит тебя, — усмехается Вим. — Либо у него ещё какие-то дела в Барселоне. — На что ты намекаешь? — щурится Неескенс. — Ни на что, — невинно улыбается Сурбир. — Просто рассуждаю логически. Нет, если он говорит, что ездит в Барселону только ради тебя, наверное, так оно и есть. Сдавать Йохану Второму Кройфа с Диком — дело последнее, но лёгкие намёки никто не запрещал, а их уже достаточно, чтобы поселить сомнения и беспокойство в душе Неескенса. Пусть подумает на эту тему. Иначе нечестно: Кройф и Вим нервничают, а этот, значит, жизнью наслаждается. — Если ты параноик, это не значит, что все вокруг обязаны быть такими же, — помолчав, отмечает Йохан Второй. — Ну какой же я параноик, детка, — смеётся Вим. — Будь я параноиком, пытал бы тебя вовсю, ибо ты увиваешься вокруг моего любимого мужчины не первый год. Но я вроде только потакаю тебе. — И говоришь гадости, — ворчит Йохан Второй, но укладывает голову обратно ему на плечо. — Да ладно тебе, — миролюбиво говорит Сурбир, перебирая его волосы. — Я же не заявляю открытым текстом, например, что Дик — твой запасной аэродром, и прекрасно понимаю, что держать резервного парня на коротком поводке глупо, он волен делать, что хочет… — Ох, замолчи. — Неескенс, тряхнув головой, сбрасывает его руку. — Он мой друг. Просто друг. — Верю, — вздыхает Вим. — Целиком и полностью верю. Может, пока отдыхаем, поделишься новой фантазией? Чем удивишь меня на этот раз? — Ммм, вот на такие темы мне нравится с тобой беседовать гораздо больше, — обольстительно улыбается Йохан Второй. — Надень туфли, — шепчет Вим, погладив его губы. — Полюбуюсь тобой, пока будешь рассказывать… — Надень их на меня сам, — отзывается Неескенс, лизнув его пальцы. — Ох, детка, — усмехается Сурбир, — так у нас до разговора может и не дойти.***
Барселона, июнь 1977 Прессы в зал набилось столько, что дышать нечем, но игроков «Барселоны» здесь только двое — Йохан Кройф и Йохан Неескенс. Они тут присутствуют в качестве земляков и сподвижников виновника торжества. Сейчас под непрерывный стрёкот фотокамер Михелс подпишет новый контракт с «Барселоной» — ещё на один сезон. На более долгий срок связывать себя с клубом он отказался, но это уже победа. Удалось и руководство «Барсы» продавить, и самого Генерала удержать. Неескенс такой гордый, будто это лично его заслуга. Впрочем, может, и вправду его — что Кройфу известно об истинных причинах, по которым Генерал не спешит расстаться с «Барселоной»? Сезон был далёк от совершенства. Да, мадридский «Реал» разгромили, но ничего не завоевали. Кройф был практически безупречен — и в игре, и в поведении. Сорвался он один раз — зато как! Снова в матче с «Малагой», снова из-за гола соперника, забитого рукой, только теперь уже не в гостях, а дома, на «Камп Ноу». Красная карточка, возмущённые фанаты, прорвавшие кордон полиции и побежавшие на поле бить судью, так ещё и обвинение арбитра — Кройф, заявил он, его сукиным сыном назвал. Кройф всё отрицал. Михелс, разумеется, был на стороне Кройфа и на публике утверждал, что Кройф адресовал свои слова не арбитру, но, когда прессы рядом не было — эмоций не сдерживал. Кройф огрёб по полной и, наверное, справедливо. Он был дисквалифицирован на три матча, в которых «Барсе» удалось набрать всего одно очко — поэтому чемпионство и уплыло к «Атлетико Мадрид». Йохан Первый полагал, что Генерал не простит ему такую выходку, обещал же исправиться — и опять за старое, театральные эффекты, игра на публику, всё только для себя, а не для клуба… Но Михелс относительно быстро остыл. Может, оценил то, что в остальное время Кройф действительно старался для команды, а может, его кто-то успокоил. Да что далеко ходить, вот он, этот «кто-то», стоит рядом с Кройфом в пижонском светлом костюме, и имя ему Йохан Неескенс. Покосившись на него, Йохан Первый видит, как он смотрит на Генерала, смотрит с нежностью, с обожанием, и Кройфу очень хочется то ли врезать Неескенсу, то ли демонстративно отвернуться, то ли взять его за руку и увести отсюда. А с другой стороны, если Йохану Второму нужен именно такой мужчина — старше его на двадцать три года, авторитетный, деспотичный, влиятельный и строгий — может, пусть идёт к нему? Почему не отпустить Прекрасного принца, если он нашёл себе совсем другого короля? Кройф никогда не заменит ему Михелса, можно даже не пытаться. «Ага, и сейчас я такой подвожу Неескенса к нему, соединяю их руки и благословляю их союз перед богом и людьми», — ярко представляет Кройф, и его разбирает нервный смех. — Чего ты? — шепчет Неескенс, повернувшись к нему, и от его уютного родного шёпота только хуже становится. «Я люблю тебя, идиот, остановись, одумайся, пока не поздно!» — хочет сказать Кройф, но, разумеется, просто отмахивается. Наверное, Неескенс уйдёт сам, когда настанет время. Не надо облегчать ему задачу. Пусть помучается. Все попытки взять его с поличным провалились. Дик, засланный к Неескенсу в марте, оказался не лучшим разведчиком: он позвонил Кройфу из Ниццы и удивлённо сообщил, что Неескенс провёл с ним не так уж и много времени, пил мало — говорил, что не хочет нарушать режим, много смеялся — актёр он прекрасный, и было совершенно непонятно, нарочитое это веселье или нет. Дик даже пустил пробный шар и предложил уединиться, но Неескенс отказался, сославшись на спешку. В общем, он ничего не рассказал Дику. У Кройфа не было ни времени, ни сил выслеживать Неескенса — к такой деликатной задаче не подключишь посторонних людей — а сам Прекрасный принц обеспечивать его уликами не собирался, был бдителен и аккуратен. Но Кройфу никакие доказательства уже и не нужны — что у него, своих глаз нет? Генерал ставит подпись в контракте, и Неескенс вздыхает так взволнованно, будто Михелс ему душу продал, а не остался в «Барселоне» ещё на год. «Что ж будет с Вимом, — думает Кройф, раздражённо покосившись на него. — Сейчас он уйдёт из «Аякса», но Костер ему до сих пор не нашёл новый клуб. Сурбир наверняка уже договаривается через других агентов или сам, через знакомых. В Испанию его протащить нереально, все варианты мы перебрали… Нашёл он, конечно, время развестись, Майя его без гроша оставит, и чего дальше, он будет без работы и без денег сидеть? Парикмахерскую он давно закрыл, спортивный магазин у него тоже не пошёл — ну, не повезло, нет у него такого хваткого брата, как у меня, которому можно это дело поручить… Господи, он наверняка рассчитывал, что Генерал уйдёт из «Барселоны» и возьмёт его с собой в новую команду… Почему Михелс этого не сделал? Почему остался, почему подвёл Вима?» Ладно, Сурбир боец, он так просто не сдастся, может наверстать упущенное за следующий год — смотря где осядет и как часто сможет Генерала навещать. Только б у него всё получилось… Больше надеяться особо и не на кого. Михелс пожал руку президенту клуба, тот позвал Кройфа в кадр, пришлось тоже сделать счастливое лицо перед камерами. Пора расходиться. Кройф пристально наблюдает за Йоханом Вторым и Генералом: вот их взгляды встретились, Неескенс скромно улыбнулся, чуть заметно наклонил голову — и как бы вежливо кивнул, ничего особенного, но чёрт знает, что это значит для них. Может, Йохан Второй подтвердил вечернее свидание в условленном месте. Может, сообщил, что соблюдены какие-то другие их договорённости. Кройф даже не знает, что унизительнее всего в этой ситуации: то, что его обманывают, то, что он не может это доказать и предъявить претензии, или то, что у него уводит любовника их тренер, который Неескенсу в отцы годится. — Ты идёшь? — спрашивает Йохан Второй. Генерал уже удалился, и Неескенс проводил его мечтательным взглядом, но сам не пошевелился, ждёт Кройфа. — Иду, — отзывается Кройф, протискиваясь к нему через толпу журналистов. Ничего ещё не закончилось. Отступать рано. Следующий сезон покажет, во что всё это выльется.