***
Барселона, сентябрь 1977 Неескенс заходит в комнату, окидывает её внимательным взглядом: вдруг на свежую голову удастся заметить детали, которые упустил в прошлый раз? Мало ли что может быть. Забытая вещь, неубранный им самим стакан или чашка, волос чей-нибудь — он не заметит, а вот кто-то другой ещё как может. Ладно, вроде чисто. Йохан Второй открывает шкаф, экзаменует свои наряды. Ещё вчера начал думать, что надеть, но так и не смог сообразить, что же подойдёт лучше всего. Тяжело сосредоточиться. Подавленное состояние Йохана Первого действует и на Неескенса. Начало сезона Кройф полностью пропустил из-за травмы, а как только жизнь начала налаживаться — в его дом ворвался мужик с пистолетом, связал Кройфа, угрожал и Йохану Первому, и Данни, и детям. Если бы Данни не удалось сбежать и отвлечь его, чёрт знает, чем дело бы кончилось. Хорошо ещё, что это был обычный похититель, которому они были нужны живыми для выкупа, а не псих какой-нибудь. После этого семью Кройфа взяли под охрану, у них в гостиной ночуют двое полицейских, Данни и детей сопровождают, да и Кройфа тоже — только для Неескенса Йохан Первый выбил право подменять полицейских и лично возить его на матчи и тренировки. Иначе Кройф совсем сошёл бы с ума от этой непрерывной слежки. Неескенс отвечает за Кройфа, Марианна — за Данни. Задача их обоих — поддерживать семейство Кройфов и помогать им в эти сложные дни. Больше никому полиция не разрешила говорить о мерах безопасности, они должны держаться в секрете, иначе какой в них толк. Йохан Первый взвинчен, напуган, зол. Он больше не может распоряжаться самим собой, полиция контролирует каждый его шаг, это его бесит, он не привык перед кем-то отчитываться. Кройфу очень тяжело — и это, само собой, сказывается на его игре. Неескенс должен не только поддерживать его морально и мириться с его неизбежной агрессией, но и страховать его как капитана команды, как игрока, следить за его состоянием на поле и за его действиями. Многовато ответственности для одного, но пока Неескенс терпит. И ему помогает то, что у него в жизни есть ещё один крайне важный человек, кроме Кройфа. Теперь Кройф сбегает сюда из своей жутковатой реальности — там он в постоянном напряжении, а тут может расслабиться. И для Неескенса эта квартира — портал в другой мир, в его тайную жизнь, о существовании которой Кройф, конечно, догадывается. Но сейчас личные проблемы отвлекли его, и он хотя бы вслух не высказывается на эту тему. Ну, а Неескенсу стало тяжелее сбежать из-под его контроля — стоит исчезнуть, как сразу ты ему нужен, чтобы куда-то отвезти, и «Вот, мне опять пришлось ездить как под конвоем, где ты был, когда тебя не было», но это просто упрёки, отвечать на этот вопрос не обязательно, Йохан Первый занят в основном собой. Зато когда всё-таки получается урвать несколько часов вожделенной свободы, она кажется ещё слаще… Так, ну что же выбрать? В гардеробе есть и обтягивающая чёрная кожа, и роскошные летящие халаты из ярких тканей, и всякое такое хулиганское, сверкающее, отвязное в стиле диско, и, конечно, модные сапоги-чулки на каблуках… Чёрт, ничего не ложится в настроение, придумать образ так, сходу, не получается. Может, вот это? Шорты такие короткие, что больше похожи на трусы, и тёмно-синяя туника практически в пол. И туфли, те самые, васильковые. Давно хотел попробовать. Остальное будет лишним. — Допустим, — вздыхает Неескенс, одевшись, и располагается на стуле перед зеркалом. Совсем скоро он придёт, и надо быть великолепным для него. Каждый раз нужно что-то придумывать и заморачиваться, но ведь понятно, зачем он сюда приезжает. Его нужно удивлять, будоражить, иногда забавлять этими контрастами между тем идеальным Неескенсом, который беспрекословно выполняет его указания на тренировках, воплощает его идеи на поле, и тем Йоханом Вторым, который ждёт его тут, в этой маленькой квартирке, чтобы отдаться ему. Всё остальное у него и так есть. У него есть Сурбир, чёрт возьми, это самое лучшее, что можно в принципе себе представить. Но, наверное, Вим ему уже приелся за столько лет, да и видятся они теперь редко. Почти октябрь — а Сурбир всё ещё безработный. Неескенс общался с Вимом в Неймегене, на матче с Исландией. Кройф не поехал из-за травмы, вторая койка в номере Неескенса пустовала, и Сурбир традиционно навещал его по вечерам. Он такой же бодрый и смешливый, как раньше, но чувствуется, что встревожен. Вим отдал и дом, и машину, и прочее имущество — а всё равно остался должен. Майя грозит судом, может, надеется, что муж одумается и вернётся. Чёрта с два, Сурбир для себя всё решил. Живёт он в той же квартире, которую снимал для встреч с Генералом, и, видимо, деньги ему высылает именно Михелс — Виму точно нечем за такие апартаменты платить. В общем, Сурбир всё ещё в поиске нового клуба, и что-то не видно очереди желающих его заполучить. Скоро ему придётся соглашаться на любые варианты, или… Неескенс даже представить не может, что — или. Сам Йохан Второй из благополучной, хоть и скромной семьи, у него есть родители, есть брат, племянник подрастает. А Сурбир вообще один, ему даже пойти некуда. Его родители умерли, когда он был ещё мальчишкой, никаких родственников у него вроде нет — во всяком случае, он о них никогда не говорил. Разве что Кайзер по старой дружбе его переночевать пустит. — Не я в этом виноват, — вздыхает Йохан Второй, глядя в глаза своему отражению. — Он сам всё это себе устроил. Пути Генерала неисповедимы, никто не в силах влезть ему в душу и дознаться, чем именно он руководствуется, принимая решения. Конечно, Сурбир считает, что он остался в Барселоне именно из-за Неескенса, но это не так. Йохан Второй не в курсе, что стало истинной причиной, по которой Михелс подписал новый контракт. Машинально поправляя причёску, Неескенс смотрит в зеркало и вспоминает, как всё это началось — страшно подумать — почти год назад.***
Барселона, ноябрь 1976 — Неескенс, зайди ко мне. Что? Ему точно не послышалось? Генерал бросил это, проходя мимо после тренировки, резко перейдя с певучего испанского на хрипловатый голландский. Учитывая, как долго Неескенс ждал чего-то в таком духе, и до слуховых галлюцинаций можно было докатиться. Йохан Второй обернулся, но Михелс уже исчез вместе со своими помощниками в подтрибунных помещениях. И чего теперь? И как дальше? Это оно? То самое? Пока не доказано обратное, надо считать, что да. И куда идти, в его кабинет? Наверное, куда ещё. И как всё произойдёт, как-нибудь банально и пошло, как обычно происходит в таких историях? Да откуда Неескенсу знать, как оно происходит, у него же ни разу в жизни такого не было… «Боже, зачем я всё это затеял», — в панике думает Йохан Второй. Так, после душа, значит, надо укладку сделать — причёска у него теперь другая, это длинные лохмы сами по себе красиво лягут или сойдут за романтическую растрёпанность, а этой длине надо объём придать. А если он не дождётся, а если уедет? Нет, не уедет. Решения Генерала окончательные и обжалованию не подлежат. Господи. В душевой Неескенс подставляет лицо струям воды, делает похолоднее, но это не отрезвляет. Ему, наверное, даже перед финалом ЧМ-74 так страшно не было. Ещё от Кройфа надо как-то отвязаться. Дьявол. Словом, пришлось нелегко, но, наконец, Неескенс оказался перед дверью кабинета Генерала — с более-менее приличной причёской, в дурацкой яркой рубашке, какие нынче в моде, в самых банальных клёшах и без единой мысли в голове. Кажется, его вторая личность, которая уверенно чувствует себя в обществе Генерала, куда-то отлучилась (потому что она такое не носит, чёрт возьми!), а как себя вести без неё — непонятно. «Я идиот, — думает Йохан Второй, чувствуя, как внутри всё холодеет и превращается в застывшую от ужаса пустоту. — Самонадеянный идиот. А если я облажаюсь? Как тогда дальше, как с ним работать, как жить вообще?» Ладно, поздно об этом думать, надо идти и делать, разберётся по ходу. Он решительно поднимает руку — кажется, что на ней висит десятикилограммовая гиря — и стучит в дверь кабинета. — Заходи, открыто, — слышит он изнутри бодрый голос Генерала. Переведя дух, Неескенс мягко приоткрывает дверь и просачивается внутрь. Он ещё ни разу здесь не был, сюда, в святая святых, игроков не пускают, даже если есть конфиденциальный разговор — Генерал предпочитает провести его на нейтральной территории. Тут игрокам не место. Только Кройф на правах капитана может сюда зайти. Михелсу удалось выгнать всех своих помощников, и в кабинете только он. Ну да, конечно. Как ещё могло быть. Несколько очень долгих секунд они смотрят друг на друга. Он ещё не переоделся после тренировки, так и сидит за столом в своём адидасовском спортивном костюме, а перед ним — куча бумаг, раскрытый блокнот, книги. На отдельном столе Неескенс замечает ту самую доску, на которой он готовит схемы для будущих матчей, — и картонные фишки с наклеенными на них фотокарточками игроков. Наверное, с точки зрения Генерала, ситуация выглядит так, будто Неескенс вдруг волшебным образом вырос из этой крохотной фигурки в полноценного человека и требует внимания к себе. Ладно. Всё нормально. Неескенс долго работал над тем, чтобы изменить свою социальную функцию в жизни Генерала, чтобы он перестал воспринимать Йохана Второго просто как винтик в своей системе, идеальную деталь своего «Заводного апельсина», как их называли на ЧМ-74. Вот и возможность проверить результат. — Ручку поверни, — говорит Генерал, захлопнув блокнот, и кивает на дверь позади Неескенса. Хорошо, что жестом продублировал, до Неескенса могло сейчас и не дойти, что он просит запереть дверь. Так, ну, раз он велит закрыться, значит, всё понятно, да? Выполнив его указание, Йохан Второй подходит ближе, останавливается возле его стола. Пусть посмотрит на него ещё раз. Пусть видит, чем будет обладать. Пусть берёт прямо здесь, если хочет. А раз позвал сюда, значит, хочет. — Безопасное место есть? — спрашивает Михелс, глядя ему в глаза. — Есть, — без колебаний отвечает Неескенс. — Оно точно безопасное? — Проверенное, — подтверждает Йохан Второй. Генерал, кивнув, протягивает ему клочок бумаги и карандаш: — Пиши адрес. Неескенс, наклонившись к столу, пишет. Цепочка выскользнула из-под ворота рубашки, и он заметил, как посмотрел на неё Михелс, — будто прикидывает, не схватить ли его за эту цепочку прямо сейчас. Но, разумеется, он такого не сделает, если уже решил, что всё будет иначе. — Хорошо, — говорит Михелс, прочтя адрес. — Через три часа встречаемся там. — Слушаюсь, — отзывается Неескенс, выдохнув. Значит, есть ещё время приготовиться. — Избавься от этого. — Генерал протягивает ему бумажку с адресом. — Как скажете, — отвечает Йохан Второй, спрятав листок в карман. — Особые пожелания есть? — Например? — усмехается Михелс, подперев кулаком подбородок. — А вдруг, — улыбается Неескенс в ответ. — Вино, шампанское, крепкий алкоголь, верёвка, наручники, хлыст… — Думаешь, я с тобой так не справлюсь? — поднимает бровь Генерал. — Придумай что-нибудь сам — посмотрю, на что ты способен. — Бросает взгляд на часы. — Ещё вопросы? — Почему сейчас? — тихо спрашивает Неескенс. Он, признаться, уже почти отчаялся. — Потому что пора, — просто отвечает Генерал, глядя ему в глаза. — Ладно, понял. — Ничего не понял, на самом деле, но кто ж в таком признается. — Жду вас. — Иди, — кивает Михелс. Йохан Второй не припомнит, чтоб когда-либо так волновался. Это первые отношения, которые он завязал сам. В первый раз он самостоятельно определил цель, долго старался, чтобы его заметили, сам сделал первый шаг и получил желанный отклик. До этого у него было всего два опыта серьёзных отношений: Кройф и Дик ван Дайк, оба выбрали его сами и сделали всё за него, ему оставалось только отвечать на их действия. Сурбира никак нельзя ставить в один ряд с ними, это, скорее, дружба, чем любовная связь, Ари Хаан — эксперимент другого порядка, да и человек другого сорта, ну, а всех остальных поставлял ему Кройф. Йохан Первый выбрал Неескенсу жену, свёл его с Шильхером, подогрел его недружелюбный интерес к Джонни до нужного градуса. Сейчас Неескенс, мягко говоря, растерян: ему нужно действовать самому, Генерала удалось завлечь — а теперь надо зафиксировать его внимание, чтобы после первого раза он захотел продолжить, и Йохан Второй очень плохо понимает, как именно это сделать. Остаётся только пойти на поводу у его второй сущности, которая вела дневник о Генерале. Даже если всё кончится провалом, по крайней мере, он не сможет упрекнуть себя в том, что не пытался. Плотные шторы задёрнуты, ранние ноябрьские сумерки уже сгустились — можно включить неяркие светильники на стенах и переодеться. Генерал должен увидеть именно того Йохана Второго, который появился благодаря ему. Интересно, услышав стук каблуков из-за двери, Михелс не подумает, что ошибся квартирой? Ладно, снимать туфли и идти открывать босиком уже поздно. Самое время поблагодарить Сурбира, что потратил время и силы, чтобы научить Неескенса красивой походке, — Вима это забавляло, им нравилось так развлекаться. Ах, знал бы Сурбир, как Йохан Второй будет использовать полученные навыки… Отперев дверь, Неескенс отступает, чтобы впустить Генерала в квартиру. Жаль, что он не любит табачный дым, было бы эффектнее немного сгустить атмосферу. Пару мгновений Михелс обозревает открывшуюся ему картину, потом всё-таки оборачивается к двери — и Неескенс слышит щелчок замка. Значит, отступать не намерен. Уже хорошо. Йохан Второй делает пару шагов назад — пусть полюбуется. Те самые туфли василькового цвета. Чёрные чулки — полупрозрачные, с тонкими чёрными линиями вдоль, Неескенс выбрал такие, чтобы его мускулистые ноги казались в них чуть грациознее. Пояс для них не нужен, держатся на бёдрах за счёт плотной резинки, замаскированной кружевами. Сетчатые у него тоже есть, но это если будет настроение сыграть отвязную шлюху — или если придётся на панель пойти от безденежья, слишком похабно смотрятся. Сейчас такая пошлость только отпугнёт. Трусы чисто символические, просто для эстетики, чтобы ничего не болталось, а задницу ему прикрывать не нужно, она слишком хороша, чтоб её прятать. Слава магазинам интимных товаров Амстердама и Барселоны — там всегда найдутся и правильные чулки, и стринги, и всё, что угодно душе и телу. Венчает образ элегантный пиджак молочного цвета, который случайно оказался у Йохана Второго в машине — забрал его на неделе из чистки, он висел на крючке за водительским креслом, и Неескенс постоянно забывал забросить его домой, а тут он внезапно пригодился. Генерал внимательно оглядывает его с ног до головы. И обратно. И ещё раз. Неескенс молча улыбается ему, ожидая реакции. — А пиджак зачем? — наконец спрашивает Михелс. — Чтобы вы спросили про него, а не про всё остальное, — смеётся Йохан Второй, небрежно облокотившись на стену. — Снять? — Сам сниму, — говорит Генерал, расстёгивая плащ. — Иди сюда. Ах, ну да. Нужно поухаживать за дорогим гостем, помочь ему снять верхнюю одежду, как положено. Приблизившись к нему, Йохан Второй вдыхает запах его парфюма, блаженно улыбается, коснувшись ткани его плаща — это ему уже доводилось делать, и знакомые тактильные ощущения успокаивают. Пока Неескенс бережно снимает с него легендарный плащ и аккуратно расправляет его на вешалке у двери, Генерал продолжает пристально рассматривать детали его образа. Он не спешит, но Неескенс чувствует — по его дыханию, по его взглядам и даже по его запаху — как его заводит то, что он видит. А он не стал выряжаться — обычная рубашка, брюки, всё стандартно, ну и правильно. Ему-то зачем, Генерал всегда великолепен. Развернув его спиной к себе, Михелс снимает с него пиджак, и Неескенс глубоко, нервно вздыхает от каждого его прикосновения. Господи, он же чувствует, что Йохан Второй напряжён, как струна, неужели даже после долгих лет ожидания этого момента он считает, что Неескенса надо ещё помучить? Но, если честно, Йохану Второму и самому хочется немного отдалить неизбежное, насладиться в полной мере тем, что его хотят, что им любуются, что он желанен именно таким, каким показал себя Генералу. Избавив его от пиджака, Михелс прижимает его к себе плотнее, гладит его тело уверенно, с напором, так, чтобы Неескенс чувствовал его желание, — боже, Йохан Второй и так весь будто вывернут нервами наружу, каждое прикосновение, каждое нажатие и поглаживание в любом месте для него — как разряд тока, и уже от этого он забывает, как дышать. А когда Генерал берёт его за подбородок и заставляет развернуть голову к нему, чтобы принять его поцелуй, — на секунду в глазах темнеет, и Неескенсу кажется, что он сейчас умрёт от переизбытка ощущений. Он сразу даёт Неескенсу то, чего тот ждёт, — без долгих нежностей раздвигает его губы языком, целует его глубоко и властно, так, что Неескенс едва успевает отвечать, только гладит его пальцы, стиснувшие подбородок Йохана Второго, и без слов умоляет продолжать. Ладонь Генерала на его животе, бёдра Генерала, прижатые к его заднице, это всё слишком хорошо, и Неескенс, в принципе, готов хоть здесь нагнуться и принять его в себя, тем более что для этого достаточно просто отодвинуть тонкую полоску ткани. Убедившись, что Неескенс сполна насладился его железной хваткой, Генерал убирает руку с его подбородка и роняет ладонь ему на бедро, чтобы коснуться кружева, погладить выше него и прижать Йохана Второго плотнее к себе. Неескенс стонет в его губы, жадно вдыхает его запах, гладит его руки, требуя касаться его ещё и ещё. — Пойдём, — говорит Генерал, кивнув в сторону комнаты. Всё как в мареве, всё как во сне, как в тех безумных сценах, которые Неескенс записывал в свой второй дневник. Он здесь, он наслаждается телом Неескенса, предвкушает, что скоро будет им обладать, ведёт себя с Неескенсом именно так, как тот хотел, — властно и жёстко, и Йохан Второй дождаться не может, когда Генерал его возьмёт. Но, чтобы получить желаемое, сначала надо и свои таланты продемонстрировать. Хорошо, что Неескенс уже умеет грациозно опускаться на колени, даже когда носит туфли на шпильке. У Йохана Второго руки дрожали, и когда он расстёгивал рубашку Генерала, а сейчас уж тем более. Если бы он раньше не видел Михелса голым, то волновался бы, наверное, ещё сильнее, но в «Аяксе» у них была одна душевая на всех, и тренеры мылись вместе с игроками. Неескенс отлично помнит — у Генерала тогда было такое тело, что его невозможно было отличить от молодёжи, если на лицо не смотреть. И сейчас он выглядит не хуже, учитывая возраст. Простора для самодеятельности минимум, Генерал точно знает, что и как он хочет получить, поэтому приходится в основном слушаться и удовлетворять его запросы — с этим Неескенс вполне справляется, ртом он работает прекрасно и гордится своими навыками. Пусть убедится, что Йохан Второй всё умеет, — и заглатывать до основания, и сосать как следует, и лизать, где надо. Может, в следующий раз и позволит самому проявить инициативу в оральных ласках. «Следующий раз, ха, — осаживает себя Неескенс, преданно глядя Генералу в глаза и щурясь от удовольствия, когда тот крепче стискивает его волосы в кулаке. — Если не выложусь как следует в этот раз, следующего и не будет». На кровать Неескенса швыряют всё так же, крепко схватив за волосы, придав ему нужное направление таким уверенным движением, что оно кажется привычным, — и это вполне соответствует смелым фантазиям Йохана Второго, в которых они уже давно вместе. Генерал снимает с него только трусы, чулки и туфли остаются на Неескенсе, значит, ему нравится. Йохан Второй тихо стонет, запрокинув голову, когда Михелс касается в первый раз его члена открыто, а не сквозь тонкую ткань. Совсем как в своих мечтах, он чувствует прикосновение Генерала к его губам и забирает в рот его сильные, крупные пальцы. Их вкус такой же, как у любого, солоноватый, бледный, но Неескенсу этот вкус кажется лучшим в мире. Сколько он это себе представлял, сколько хотел этого — и вот, наконец, эти пальцы у него во рту, их можно сосать и вылизывать, пока Михелс не уберёт их… — Вот, — шепчет Неескенс, робко указывая Генералу на тюбик, который заранее положил на кровать. — Но, если вы предпочитаете без этого, я не против. — Тогда будет больно, — говорит Михелс, закинув его ногу на плечо. — Ох, что вы, я не боюсь боли, — смело улыбается Неескенс. Хотя страшновато, когда он уже открывает тебя всего, и тебе остаётся только повиноваться. — Это не повод её требовать, — возражает Генерал и тянется к тюбику. Йохан Второй сделал всё, что мог, остаётся только подчиняться ему. Он опытный, он искушённый, можно полностью расслабиться и наслаждаться ощущениями. Как входят в Неескенса его пальцы, обильно покрытые скользкой смазкой, как они движутся в нём. Генерал внимательно смотрит на него, наблюдая за его реакцией. А какая ещё реакция может быть, господи, когда желанный мужчина берёт тебя, впервые входит в тебя, и тебе больно, страшно, потому что ты можешь его чем-то разочаровать и испортить это первое долгожданное единение, но тебе невероятно хорошо от того, что ты видишь свою ногу в чёрном чулке и красивой туфле на его плече и понимаешь, что он тебя принял таким, какой ты есть? Тут не разорваться бы от стольких чувств, которые в тебе все одновременно существуют. Когда он плавно вынимает пальцы и начинает входить по-настоящему, Неескенс едва сдерживается, чтобы не запрокинуть голову, не сдвинуть трагично брови и не закричать. Помогает только то, что Генерал снова коснулся его губ — и Йохан Второй жадно забрал в рот его пальцы, чтобы хоть такими ласками компенсировать свои эмоции. Они всё время в зрительном контакте, Генерал неотрывно смотрит в глаза Неескенса, трахая его, а Йохан Второй смотрит ему в глаза, и это уводит к каким-то запредельным граням восторга и совместного упоения друг другом. Это заставляет поверить, что Неескенс для него не просто тело, не просто любопытная диковинка, но и что-то посерьёзнее, что ему интересно исследовать и проверять на прочность. Чёрт, Неескенс так хотел продержаться с ним подольше, но кончил, как шестнадцатилетний, едва Генерал дотронулся до его напряжённого члена. Причём так эмоционально кончил: застонал, как шлюха, выгнулся весь, голову запрокинул — просто потому что стало слишком хорошо, и само слово «хорошо» ни разу не отражает то, что он в этот миг почувствовал. Секунду Генерал смотрит ему в лицо, но сам ещё сдерживается, хоть по нему и видно, что он в полной мере ощутил, как Неескенс сжался внутри в момент оргазма. Пока Йохан Второй соображает, не умер ли он и не попал ли в рай от передозировки чрезмерно острых ощущений, Генерал снимает с ноги Неескенса, закинутой на его плечо, туфлю, кидает за спину — Йохан Второй слышит, как она упала на пол. Генерал цепляет его чулок за кружева и тянет вверх, пока не стаскивает с него окончательно. Смяв податливую полупрозрачную ткань в кулаке, Генерал собирает скомканным чулком семя Йохана Второго с его живота. Неескенс изумлённо следит за ним и даже не успевает удивиться, когда Генерал использует этот чулок в качестве кляпа, жёстко затолкав его Неескенсу в рот. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если бы Йохан Второй мог тут же кончить ещё раз, он бы сделал это немедленно. И вот после этого, наслаждаясь приглушёнными стонами Неескенса и восторгом в его распахнутых глазах, Генерал доводит дело до завершения — быстрыми, резкими, глубокими движениями в теле Йохана Второго. Неескенс чувствует его тепло в себе, ощущает свой вкус на тонкой ткани, заполнившей его рот, едва дыша, гладит руки Генерала на своих бёдрах и даже не пытается вытащить кляп. Откуда он знает? Не Сурбир же ему рассказал? Вим точно не говорил ему о фантазиях Йохана Второго о нём, он прекрасно понимал, что у Генерала может возникнуть соблазн воплотить их… Значит, догадался? Не читал же он дневник Неескенса? Или он такой и есть на самом деле, Йохан Второй просто угадал? Генерал лежит рядом, смотрит в потолок. Неескенс робко касается его руки — Михелс поворачивает голову к нему, и Йохан Второй встречает его взгляд, чуть затуманенный после оргазма. Устало усмехнувшись, Генерал вынимает чулок из его рта, кидает на пол. «Он не может быть точно таким, каким я его представлял, — думает Неескенс, накрыв его руку своей. — Это слишком великолепно, чтобы быть правдой…» С трудом перевернувшись на живот, Йохан Второй подползает к нему поближе и прижимает его руку к губам. Слёзы благодарности выступают на глазах. Если бы он знал… Кажется, в дневнике Неескенса была в точности такая же запись, и про чулок там точно было, но Йохан Второй не смел мечтать о том, чтобы её воплотить. — Что ты? — тихо спрашивает Генерал. — Мне ни с кем не было так хорошо… — шепчет Неескенс, покрывая поцелуями его пальцы. — Какой я идиот, что сразу не понял… — Всё случается вовремя, — отзывается Генерал. Пару минут они молчат и просто смотрят друг на друга. Неескенс, наверное, должен чувствовать себя по-дурацки в одной туфле и одном чулке, но, как ни странно, такого ощущения нет. Это победа или полный провал? Наверное, не провал, раз всё было так бурно, так горячо. Но почему он тогда ничего не говорит? — На кого оформлена аренда квартиры? Чёрт. После такого секса Неескенс рассчитывал немного другое услышать. — На подставное лицо, — отвечает он. — Со мной это никак не связано. — И какого хрена она так прокурена? — Кройф прокурил, — признаётся Неескенс. — Он часто тут бывает? — продолжает допрашивать Генерал. — Ну… не особо, — пожимает плечами Йохан Второй. — И я могу стащить у него ключи, а потом скажу, что он их сам потерял. — Ладно, — вздыхает Генерал. — Скажи, а как тебе вообще в голову пришло купить такие туфли? — Так мне их Сурбир подарил, — честно отвечает Неескенс. — Ясно, — отзывается Генерал, скептически глянув на него. — Затейник хренов. С этим не поспоришь. — В общем, так, — подводит итог Генерал. — Организуй мне ключ от квартиры, чтобы я не торчал под дверью на радость соседям. И сделай всё возможное, чтобы не спалиться перед Кройфом. О следующей встрече сообщу позже. — Слушаюсь, — счастливо вздохнув, отзывается Неескенс и прижимается щекой к его ладони. — Будет сделано.***
Барселона, февраль 1977 Примостившись на корточках возле костра, Неескенс заворожённо смотрит, как догорает в нём толстая тетрадка в тёмно-зелёной обложке. Дневник, посвящённый Михелсу, стал не нужен и, более того, опасен: теперь это не фантазии, а реальность. То, что раньше было исключительно плодом воображения Йохана Второго, превратилось в вещественное доказательство. От таких предметов нужно избавляться. Что же до той, второй личности Неескенса, которая оживала только на страницах дневника и на свиданиях с Сурбиром, — она воплотилась и гармонично сплелась с самим Неескенсом. Ей больше не нужно отдельное пространство для самовыражения. Она существует, когда рядом Генерал, — а он рядом почти всегда. Пусть они с Неескенсом встречаются на той квартире гораздо реже, чем хотелось бы, они постоянно вместе на тренировках, на матчах, на выездах. Да, они могут коснуться друг друга только во время тайных свиданий, при любых других обстоятельствах Генерал запрещает приближаться к нему, это слишком рискованно. Однако никто не может им запретить хотя бы смотреть друг на друга — и они себе в этом удовольствии не отказывают. Забываться нельзя, но просто обменяться быстрыми взглядами можно. Тем более, Неескенс давно смотрит на Генерала влюблённо и преданно, если он резко перестанет это делать, будет подозрительно. И каждый раз, когда Генерал ловит его взгляд и отвечает ему, Неескенс превращается на мгновение в того, кто встречается с Генералом в маленькой старой квартирке. Сам факт, что они могут хоть секунду побыть собой на виду у всех, будоражит и возбуждает. Восхитительно же смотреть на него и вспоминать, какой он на вкус, как он стонет, когда кончает Неескенсу в рот, понимать, что ласкал и будешь ласкать его языком в таких местах, о наличии которых у него остальные даже не задумываются. Он великолепен. Теперь-то Неескенс понял, что имел в виду Сурбир, говоря, что встречается с лучшим мужчиной во вселенной. Йохан Второй не уверен, разделяет ли Генерал того Неескенса, которого видит на поле, которым командует на тренировках, которому даёт указания перед матчем, и того Йохана, который подчиняется ему в постели, готовый на всё ради его удовольствия. Неескенс не знает, что он такое для Генерала. Просто молодое, гибкое и безотказное тело, с которым он может творить всё, что захочет, экзотическое развлечение, которое дарит ему новые ощущения? Йохан Второй не жалеет сил и времени, чтобы удивлять его, и Генерал с неизменной благосклонностью реагирует на его перевоплощения. К косметике он равнодушен — это непрактично, а вот к другим способам украсить себя, которыми пользуется Неескенс, Генерал проявляет интерес, и Неескенс каждый раз видит огонёк в его глазах, представая перед ним в новом образе. А уж от того, как Генерал ведёт себя с ним, Неескенс просто теряет голову. Михелс отлично контролирует и себя, и Неескенса, никогда не причинит вреда, но делает именно то, чего Йохан Второй так страстно хотел от него. Впрочем, при наличии такого внушительного опыта Генерал точно понимает, каким его хочет молодой игрок, знающий его уже семь лет, и каким его может представлять Неескенс, если сразу обозначил свою готовность к беспрекословному подчинению. Возможно, и в нём Йохан Второй разбудил что-то такое, что было всегда, но ждало своего часа? Какая, к чёрту, разница. Они совпали, и это главное. Йохан Второй ворошит палкой страницы дневника, запихивает их поглубже в огонь. Всё должно сгореть. В честь избавления от улики Неескенс решил устроить себе маленький праздник. Выбрался на природу, прихватил фляжку вискаря, чтобы согреться, — февраль, как всегда, ветреный и промозглый — и даже позволит себе выкурить пару сигарет. В Барселоне такие маленькие радости сопряжены с большим риском, Генерал заметит — уши оторвёт. Дику здесь понравилось бы. Место красивое. Но где сейчас Дик? Нет его рядом. Остался только дневник о нём, который Неескенс по-прежнему прилежно ведёт, — приятно возвращаться в эту романтичную и красивую историю. Реальный ван Дайк приезжает крайне редко, в основном звонит, рассказывает о своём бизнесе, о красивых и знаменитых людях, с которыми водит дружбу в Ницце, которым подыскивает роскошные виллы на Лазурном берегу по их запросам. И даже общаясь с Неескенсом только по телефону, Дик заметил, что Йохан Второй изменился. Стал расспрашивать, Неескенс отшучивался — и Дик вроде бы с этим смирился, но при встрече точно вцепится снова, Дик дотошный, и Йохан Второй даже любит в нём это лёгкое занудство. Только вот сейчас оно совершенно лишнее. Кройф тем более всё заметил. Так-то он вечно занят собой, футболом и коммерческими проектами, но если ситуация задевает его личные интересы — сразу превращается в очень внимательного и неприятного типа. Правда, Неескенс не беспокоится об этом всерьёз: самое криминальное, что Кройф может увидеть, — их с Генералом взгляды друг на друга, то, как они друг другом любуются иногда. Никаких доказательств Кройфу не перепадёт, квартиру Неескенс убирает настолько тщательно, что она аж блестит, ключи, как и обещал, у Кройфа выкрал и заявил, что больше ключей Кройфу не видать, если он разбрасывается ими где попало. Йохан Первый, конечно, обиделся, но Неескенс изобразил более глубокую обиду из-за того, что Кройф редко с ним видится на этой квартире, и уже Кройфу пришлось выкручиваться. С Генералом договорённости всегда железные — если он сказал, что приедет, значит, будет минута в минуту, а вот условившись с Кройфом, вообще не факт, что его дождёшься. Может забыть, забить или просто не успеть. Неескенс даже подумывал о том, чтобы отказаться от этих апартаментов и снять другие, о которых будет знать только Генерал. Михелса тревожит тот факт, что Кройф там бывает и чисто теоретически может появиться в неподходящий момент или выследить их. Но Йохан Второй неплохо знает Кройфа, тот не будет заниматься слежкой лично и побоится доверять такую деликатную задачу наёмным людям. Кройф не получит никаких доказательств, а пока у него нет улик — он ничего не сможет предъявить. Йохан Второй, поворошив палкой костёр, поднимается, чтоб размять ноги. Здесь хорошо и тихо, место уединённое, высоко на холмах над Барселоной. Прекрасный вид на город. Открутив крышку фляги, Неескенс отхлёбывает глоток виски. Вынимает из кармана сигареты, кое-как прикуривает — для этого приходится расстегнуть кожаную куртку и закрыть ею от ветра огонёк зажигалки. Хорошо-то как. Можно, конечно, поскандалить с Кройфом, сменить квартиру, подыскать что-то другое для свиданий с Михелсом — более вычурное, быть может — но тогда надо повышать рентабельность. Они видятся слишком редко. И как заставить Генерала уделять их отношениям больше времени, Неескенс пока не знает. Сурбир в этом году почти не приезжает в Барселону. Неескенс подозревает, что Генерал сам к нему ездит, — он же не отчитывается, и у него, как и у всех людей, бывают выходные, которые он волен проводить, как ему вздумается. Изобрести себе дела в Амстердаме ему нетрудно. У Вима что-то происходит, Неескенс чувствует это, но спросить по телефону не рискует, а возможности нормально поговорить у них давно не было. Они виделись последний раз в Роттердаме на матче с Северной Ирландией — он состоялся аж в октябре. Ещё до того, как у Неескенса и Генерала начался роман. — Да не мешаю я им, — с досадой говорит Неескенс в пространство. Он ценит Сурбира, восхищается их с Генералом историей и вовсе не намерен причинять ему боль. — Я же не претендую на место Вима. Хотя как знать. Вряд ли у Генерала много любовников, он весьма разборчив, если испытывал Неескенса почти два года, чтобы убедиться в серьёзности его намерений. Наверняка он всё понял прямо на той тренировке, когда у Йохана Второго так кстати разболелось травмированное колено, и Генерал подошёл к нему объяснить, что и как делать. Может, надеялся, что перебесится мальчишка, что отпустит его, только вот Неескенс ни разу не перебесился и всё-таки добился своего. Чем очень гордится. Но насколько он виноват перед Сурбиром, трудно сказать. Зависит от того, как Генерал относится к своему новому приобретению, а это пока невозможно понять. Похоже, только время поможет разобраться.