Das Ende ist der Anfang

Роттердам, 24 марта 2007 Марко лежит в объятиях ван Перси, отдыхая после долгого секса, а Робин вдумчиво, не спеша ласкает его соски. Они вместе не первый месяц, но видятся редко и помалу, поэтому каждый раз Робин словно открывает тело Марко с нуля, исследует его реакции и пристрастия, терпеливо выясняет снова и снова, что ему нравится, что его возбуждает. Вот и сейчас Робин пробует по-разному: пощипывает, щекочет лёгкими прикосновениями, сжимает, покручивает, добавляет боли и грубости, чтобы посмотреть, как Марко отреагирует. Что его заводит, а что — наоборот. Удостоверившись, что всё работает с одним соском, Робин принимается за второй. Шумно вздохнув, Марко касается его пальцев, подсказывает, как надо, и балдеет дальше в его руках. Робин всё делает так неторопливо, будто впереди у них как минимум вечность, а не одна-единственная ночь в роттердамском отеле после неудачного матча с Румынией. Господи. Какая-то хренова Румыния, и нулевая ничья в итоге. Робин должен бы злиться, что Марко вызвал его, а сам не выпустил, но любая травма игрока, даже самая ерундовая, заставляет Марко стать предельно осторожным. Если есть хоть малейшая вероятность рецидива, он лучше пожертвует матчем, чем Робином. Он не хочет испортить жизнь ни одному из своих игроков, тем более — этому. Он не Кройф. Пусть когда-то Йохан сказал о Марко ту роковую фразу: «Да это же я», пусть Кройф остаётся главным футбольным кумиром и ролевой моделью Марко, есть моменты, в которых ван Бастену очень хочется от Кройфа отличаться. Например, в нюансах взаимоотношений со своим фаворитом. То, что один из них тренер, а другой — игрок, диктует им определённые правила в повседневной жизни: Марко отдаёт приказы, Робин слушается (или не слушается, чтобы спровоцировать Марко назначить ему наказание, это же, чёрт возьми, так возбуждает). Но, едва они остаются вдвоём и дверь комнаты Марко закрывается за ними, расстановка меняется на прямо противоположную. В сексе Марко предпочитает подчиняться, позволяет Робину распоряжаться им, и это невероятно заводит обоих. Если на тренировке Марко замечает, что Робин халтурит, и велит ему выполнить штрафные упражнения, у Робина глаза сверкают, словно он уже представляет, как Марко за это поплатится ночью, и от его взгляда Марко моментально воспламеняется. «Прекратите, вы же палитесь», — шипит Джон на ухо Марко, но ван Бастен уверен — ни хрена подобного, если не знать наверняка, никто ничего не заметит. Да, пожалуй, это слегка отвлекает, трудно смотреть на Робина и не предвкушать, как всё будет вечером. Как Робин постучит в дверь, как Марко выйдет ему навстречу из ванной в одном полотенце вокруг бёдер — и как Робин сорвёт с него это полотенце, а потом опустит его на колени перед собой, чтобы трахнуть в рот. К счастью, Марко достаточно взрослый, чтобы себя контролировать, а вот Робину приходится на ходу учиться скрывать, что, глядя на Марко, он строит планы на вечер. Но, по мнению Марко, они оба неплохо справляются. Робин касается его губ, Марко послушно облизывает его пальцы, и Робин продолжает ласкать его соски. Марко, вздохнув, трётся затылком о его плечо, чувствует прикосновение его губ к своим волосам, его дыхание. — Они тебе нравятся? — шепчет Марко, запрокинув голову. — Да, — отзывается Робин, сжав его соски. — Очень. — Я уже весь завёлся, — смеётся Марко, глядя ему в глаза. — У тебя на меня большие планы? — Ну конечно, мы ведь только начали. Заманчиво. Им так редко выпадает шанс провести время вместе, что каждую ночь надо использовать по полной программе. Тем более, сейчас, когда Марко весьма загружен личными и профессиональными проблемами, а Робин это чувствует. Он не рискует спросить, опасаясь реакции, но напряжение Марко передаётся ему, и это плохо. Лучше отвлечься и заняться чем-то приятным. Поводов для беспокойства у Марко предостаточно. В первую очередь его тревожат перспективы его отношений с Сильвио: пересечь итальянскую границу Марко по-прежнему не может, подвижек в разрешении конфликта с итальянской налоговой на данный момент нет, а у Сильвио снова проблемы с Вероникой. В январе она сделала громкое заявление, причём сразу в прессе — её открытое письмо вышло в газете La Repubblica. С точки зрения Марко, повод был смехотворен: ну, флиртовал Сильвио с девками на одном мероприятии, он всегда себя так вёл, трахал всё, что двигалось, кадрил всех красивых особей женского пола, которые попадали в поле его зрения. В этом весь Сильвио, он хочет всем нравиться и быть для всех желанным. Пытаться его приватизировать и перевоспитать — глупо и наивно. Но Вероника не поскупилась на обидные слова, в своём письме она задавалась вопросом, должна ли считать себя «половиной от ничего». Господи. Ну что за чушь она несёт? Марко даже позвонил ей. С ним Вероника поговорила холодно, сухо и аккуратно. «Марко, мы с тобой не враги, — сообщила она, — и я не хочу тебе навредить. Но это моя личная война, и, если ты будешь лезть в это дело, я могу сказать прессе больше. Намного больше». «За что ты его так? — горько спрашивал Марко. — Он всегда был ветреным, не смеши людей, говоря, что ты заметила его истинную сущность через двадцать с лишним лет совместной жизни». «Ты многого не понимаешь и многого не видишь. Для тебя он совершенно другой человек, а я знаю его таким, каков он на самом деле. Шут, фигляр и ничтожество». «Он совсем не такой! — возмущался Марко. — Он добрый, умный, щедрый, пусть он совершенно не умеет хранить верность в браке — он надёжный и ответственный, а это намного важнее. Ты ранишь его тем, что вытащила всё на публику, ты причиняешь ему боль своими словами, он ведь очень чувствительный, он переживает». «Ну, пусть теперь и ему будет больно», — усмехнулась Вероника, и на этом содержательная часть их разговора закончилась. На фоне личных драм Сильвио стал нервным и переменчивым. Марко очень тревожит его эмоциональное состояние, он может натворить дел, поэтому надо как можно чаще ему звонить и стараться его успокоить. Если бы Марко мог въехать в Италию, всё было бы намного проще, он просто перебрался бы в Аркоре и не отходил от Сильвио ни на шаг, уезжая только на матчи сборной, но в данный момент это невозможно. К счастью, Сильвио придумал для них один способ видеться, но этого мало, Марко должен постоянно ему напоминать словом и делом, что Сильвио лучший, что он любим и желанен, что бы там ни наговорила обозлённая Вероника. А вместо этого приходится сидеть в Амстердаме и переживать, кто ещё может подобраться к Сильвио с утешениями, пока Марко далеко. На этом поводы для волнения не заканчиваются, ведь в жизни Марко ещё есть Кройф, а с ним уж тем более — постоянно как на вулкане. Ещё осенью, когда Марко был у Кройфа в гостях в Барселоне, они мчались в машине Йохана по улицам этого удивительно обаятельного города, было солнечно, радостно и тепло, пахло морем, и Кройф вдруг спросил: «Марко, тебе нравится Барселона? Ты хотел бы сюда переехать?» К такому повороту ван Бастен не был готов и слабенько отшутился, но с тех пор Йохан не раз закидывал эту удочку. Спрашивал, хочет ли Марко пожить в столице Каталонии — для начала пару лет, а там как пойдёт, и предлагал поработать с «Барсой». Чисто теоретически — может быть, но Марко пугает такая перспектива. В быту Марко предпочитает рутину и стабильность. Переехать в чужой город, где говорят на двух незнакомых языках, взяться за работу с клубом, который является главным национальным достоянием воинственных и гордых каталонцев, а главное — снова оказаться в постоянном контакте с Кройфом, видеть и слышать его каждый день, терпеть его постоянное вмешательство и в твои тренерские решения, и в твою жизнь, и в тебя самого? Твою мать. Это будет ох каким стрессом, ведь семья Марко останется в Амстердаме, там он будет совсем один, и Кройф заполнит собой всё пространство, не оставив воздуха. А он, кажется, решил, что может творить с Марко всё, что ему вздумается, после того как ван Бастен прогнулся и возглавил по его желанию национальную команду. Нет, Марко нравится, когда Кройф им распоряжается в постели, Марко заводит, когда его подчиняют, в такие игры он с удовольствием играет и с Кройфом, и с Сильвио, и с Робином. Это кайф. Но в остальное время ему хочется свободы, он должен сам принимать решения — в работе, в жизни. А Кройф собрался окончательно подмять его под себя и не оставить ему никакой самостоятельности. И страшно представить, как отреагирует Сильвио, если Марко возьмёт и переедет в Барселону. Он сейчас нервный, может вообще пристрелить, если решит, что Марко собирается покинуть его, — не доставайся же ты, ван Бастен, никому, пока и ты в La Repubblica открытое письмо не накатал. И будет прав, пожалуй. От одной мысли, что Марко может причинить Сильвио боль таким решением, у Марко сжимается сердце, он хочет прямо противоположного, с ним Сильвио должен чувствовать себя самым счастливым мужчиной в мире. Но как об этом Кройфу-то сказать? В общем, есть куча проблем, которыми с Робином не поделишься, и есть одна, о которой он знает, — это ван Нистелрой и его поведение. Вроде в декабре нормально пообщались, Рууд обещал вернуться в сборную, а теперь опять кочевряжится и отказывается, когда Марко его вызывает, — мол, у него неразрешимые противоречия с тренером. Эдвин ван дер Сар пытается их помирить, названивая то Марко, то Рууду, но пока толку нет. Можно догадаться, в чём дело, да и Робин особо не отрицает, что у ван Нистелроя были кое-какие виды на него, а теперь Робин достался Марко. Об отношениях Марко и Робина вслух никто не говорит, но все догадываются и громко молчат, — шила в мешке не утаишь, главное, чтобы ни у кого не появились доказательства их связи. И чувства ван Нистелроя к самому Марко тоже странные. Кройф прав, тут такая любовь-ненависть. Рууд вряд ли сам понимает, чего хочет от Марко, и ван Бастену непонятно, как правильно себя вести в такой ситуации, но в сборной ван Нистелрою некомфортно. А надо ли его вообще вызывать, если он так настроен к Марко и Робину? Чёрт разберёт. Марко тяжело вздыхает и жмётся покрепче к Робину. Как хочется просто обо всём забыть хотя бы на несколько часов, не думать ни о чём, только наслаждаться им. Робин снова гладит губы Марко, и тот охотно забирает его пальцы в рот, сосёт их, не прекращая смотреть на Робина. — Как ты хочешь? — спрашивает Марко, поцеловав его руку. — А ты на всё согласен? — усмехается Робин. Не то чтобы он сомневался, ему просто нравится, когда Марко подтверждает свою готовность. — Вроде я тебе ни в чём ещё не отказывал, — напоминает Марко, и это правда. — Только не говори, что я опять должен отсосать, сколько можно-то, уже два раза было. — Твой рот хочется трахать вечно, — вздыхает Робин. — С этим не поспоришь, он у меня точно лучший на континенте, — признаёт Марко, — да и в Англии ты вряд ли такой найдёшь. — Где ты всему этому научился? — интересуется Робин, гладя его лицо. — Тебе лучше не знать. — Марко трётся о его ладонь. — Наслаждайся. Так что мне для тебя сделать? — Трахни меня языком, — шепчет Робин, взяв его за подбородок и заставив посмотреть ему в глаза. — О, вот это с удовольствием, — одобряет Марко. — Ты готов, можем начинать? — Само собой, когда я к тебе не готовым приходил? — возмущается Робин. Это так, когда он является к Марко — всегда благоухает гелем для душа, чист и вымыт во всех местах, чтобы его всего можно было ласкать и целовать. Марко очень нравится и сам Робин — как личность, и его знаменитый сложный характер, и, разумеется, его тело. В зрелом возрасте у Марко ещё не было таких молодых любовников, он ценит опытных мужчин, а Робина пришлось всему учить, но Марко остался доволен и процессом, и результатом. Робин техничен и талантлив, что в игре, что в койке. Что до эмоциональной стороны их отношений, они редко говорят об этом. В декабре, когда Робин припёрся без предупреждения, чтобы поддержать Марко во время встречи с прессой, они свалили оттуда вместе и занимались сексом в машине Марко, на берегу моря. После поехали на амстердамскую квартиру Марко. Ван Бастен был в разобранном состоянии и в растрёпанных чувствах, поэтому наговорил Робину лишнего, да и ван Перси всякое успел сказать. Странно, что после такого количества бухла и травы они вообще могли разговаривать. Никто из них позже не возвращался к тому, что оба несли в ту ночь, но порой Марко очень живо вспоминает лицо Робина, когда он говорил: «Я люблю тебя и никогда не оставлю, что бы ни случилось». И это придаёт сил в такие непростые времена. Наверное, Робин тогда был искренен, а уж Марко тем более говорил только то, что думал. Когда ты такой убитый, врать просто невозможно. Марко, погладив бёдра Робина, поднимает его ноги так, чтобы отверстие было в доступе, и кивком просит его самостоятельно придержать своё тело в комфортном для них обоих положении. Робин, подхватив себя под коленями, открывается ему. Вот, так хорошо. Можно начинать. Марко припадает к нему губами, облизывает дырку и входит в него языком. Для начала легко, чуть, чтобы дать ему прочувствовать. Проходится языком вверх — отверстие, мошонка, член. И ещё раз, и ещё раз, чтоб у него встал как следует. Облизывает его яички, берёт в рот, посасывает их. Чёрт, Робин слишком хорош, чтобы думать с ним о ком-то ещё, Марко любит его вкус и запах во всех местах, но вот сейчас невозможно не вспомнить о Сильвио. Ведь именно для него Марко старался научиться делать всё наилучшим образом. — Твою мать, — шепчет Робин, возвращая Марко в реальность. — Это надо на камеру снять. Я хочу видеть всё крупным планом. Как твой язык это делает… — Чувствуй, — отзывается Марко, лизнув его. — Этого тебе хватит. — Хочу видеть, — настаивает Робин. — Только если в прямой трансляции, — предлагает Марко, погладив губами отверстие. — И без записей. — Можно так, — соглашается Робин и откидывается на подушку, когда язык Марко снова проникает в него. Ох, чёрт. Он важен для Марко, хочется доставлять удовольствие именно ему, не улетать в фантазии, в иллюзии, но невозможно. Входя в него языком, Марко неизбежно вспоминает, как это нравится Сильвио. Слышит его бархатистый шёпот, гладящий слух. Слышит его голос, повторяющий имя Марко и всякие ласковые tesoro, amore, всё такое. Потому что скучает, чёрт побери, и чем больше они с Робином вместе выпивают перед сексом, тем сильнее Марко уносит, а он не хочет так, он хочет трахать именно Робина и думать только о нём. Откуда-то издалека, будто из другого мира, долетает странный, неприятный звук: вибрация мобильника на тумбочке. — Посмотри, кто, — говорит Марко, приподняв голову. — «Луи»? — спрашивает Робин, взяв телефон. — Кто ещё такой «Луи»? — Иностранные языки — не самая сильная твоя сторона, да? — смеётся Марко, протягивая руку. — Не «Луи», а «LUI». По-итальянски это значит «ОН». Дай сюда. Иногда кажется, что Сильвио где-то на теле Марко — или в его мозгу — сигнализацию поставил, умеет вовремя объявиться, но раньше, когда Марко бывал с Робином, он не звонил. — Добрый вечер, Presidente, — интимным шёпотом отзывается Марко, лизнув член Робина. — Нет, ты ни в коем случае меня не разбудил. Да, могу говорить. Нет, ничем не занят. Робин навострил уши, хотя Марко продолжает тереться о его половые органы то губами, то лицом — да и говорит по-итальянски, значит, ван Перси ни слова не понимает, но происходящее его настораживает. — Я в Роттердаме, — сообщает Марко, прижав член Робина к щеке. — В отеле, после матча. Да, мне он тоже не понравился. Нет, не грущу. Делаю выводы. Ван Перси, приподнявшись, наблюдает за Марко, будто пытается по его интонациям угадать содержание разговора. — Да, завтра буду в Амстердаме, — подтверждает Марко, поцеловав яички Робина. — Конечно, можешь забрать меня оттуда. В любое время, как тебе удобно. Оооох, вот как только Марко слышит его голос — тепло во всём теле, Марко чувствует себя даже комфортнее и уютнее, чем просто с Робином. А уж когда Сильвио сообщает, что хочет забрать его, — совсем экстаз. Единственным приемлемым вариантом свиданий для них стали встречи на борту самолёта Сильвио. На земле Сильвио опасается мстительной Вероники — она готова на всё, чтобы раздобыть улики, которыми сможет шантажировать супруга. Да, это не так удобно, как в Аркоре, но, чтобы увидеться с Марко, Сильвио выбирает свой самый комфортабельный самолёт для трансатлантических рейсов, где есть и ванная, и спальня. Пусть там не те условия, чтобы переодеться (например, в золотистый костюм восточной танцовщицы) и навести макияж для услаждения взора повелителя, — зато можно принять душ и лечь вдвоём в постель, а не ютиться на диване. Даже стриптиз можно устроить, пусть и без шеста. Заниматься любовью они предпочитают высоко над землёй, кружа над Францией, Швейцарией или Германией. Сильвио не ленится прокладывать затейливые маршруты. — Слушаюсь, Presidente, — говорит Марко. — Буду завтра ждать твой борт в Амстердаме. И поговорим обо всём. — А чем ты там занят? — интересуется Сильвио. — Анализирую игру, — усмехается Марко. — Не спится после такого дерьмового матча. Но вот сейчас, когда ты позвонил, как раз думал о тебе. — Стесняюсь представить, с кем и как ты там прошедший матч анализируешь, если думал обо мне, — смеётся Сильвио. — Разве это важно? — ласково отзывается Марко. — Главное — что думал. — Тут не поспоришь, — признаёт Сильвио. — Ладно. До завтра. — До завтра, Presidente. Дождавшись коротких гудков отбоя, Марко кидает телефон на кровать: — Положи обратно. — Кто это был? — интересуется Робин. — А сам не догадываешься? — То есть, я правильно всё понял? Это был… он? — Ну да, там же было написано: «ОН». Хочешь устроить сцену ревности? — смеётся Марко, поцеловав головку его члена. — Вроде сейчас я вылизываю твою задницу, а не чью-то ещё. У нас обоих есть право на личную жизнь, так? Твою-то мать, как сильно это похоже на то, что Кройф обыкновенно говорил Марко. — Ну допустим, — вздыхает Робин, откинувшись на подушку и опустив телефон на тумбочку. — Но у тебя всё в порядке? — Даже лучше, — усмехается Марко. — Я продолжу? — А я разрешал прекращать? — довольно смеётся Робин.

***

Барселона, апрель 2007 — Боже, но это ведь так романтично, — восхищается Неескенс. — Вы занимаетесь любовью только в небесах. Это прям-таки новый уровень ваших отношений. — Ой, да ну тебя, — отмахивается Марко. — Звучит красиво, не спорю, а по факту — редко и мало. И простора для фантазии не хватает, всё так поспешно делается, нет времени для переодеваний и всяких выдумок — иначе слишком мало останется, собственно, на секс и разговоры. — А ты раньше часто делал такие вещи для него? — поднимает бровь Неескенс. — Ну да, — пожимает плечами Марко, расстегнув пуговицу своей нежно-розовой рубашки. — Я даже его наряжал, помнится. У Вероники был день рождения, а они как раз поругались, и мы решили её насмешить. Я его переодел в такую восточную красотку, сделал ему макияж, это было жутко уморительно. Вероника, правда, не оценила, обозвала его клоуном, а нас двоих — бродячим цирком. У неё всегда было хреново с чувством юмора, — добавляет Марко, почесав нос. — Нафига Сильвио вообще на ней женился… Ну, в общем, заранее подготовиться к встрече тоже нельзя, ведь на борт мне надо в цивильном обличии подняться. А мы к другому привыкли. — Марко, вот тебе реально жемчуг мелковат, — качает головой Неескенс. — Он второй раз за месяц к тебе прилетает! Наслаждайся, чёрт возьми. Кто знает, сколько вам осталось. Ему ведь уже семьдесят… — Не пугай, — морщится Марко. — Сам боюсь. Если я его потеряю… даже думать об этом не хочу. — Я не о том, что он умрёт! — пожимает плечами Йохан Второй. — Только о том, что он будет уже не настолько страстным любовником. — А, об этом не волнуйся, — отмахивается Марко. — Столько способов есть… Даже если у него стоять не будет, мы что-нибудь придумаем, было бы желание. — Так ведь и желание может исчезнуть. — У него-то? Никогда, — отрицает Марко. — Ты его не знаешь. — Твоё счастье, что не знаю, — ухмыляется Неескенс, налив ему ещё вина. Формально Марко приехал в Барселону, чтобы увидеться с Кройфом и тут же вернуться в Нидерланды, но он решил задержаться. Марко вызвал такси из конспиративной квартиры Кройфа как бы в аэропорт, а на самом деле отправился в апартаменты, которые «Барса» сняла для Неескенса, и собирается тут подождать, пока в Барселоне приземлится борт Сильвио. Вот удивительно: неужели покровитель Марко так легко относится к тому, что забирает своего парня, фактически, из-под Кройфа? Или ему просто не до того, нафиг такие частности, главное, что Барселона ближе к Милану, чем Амстердам? Впрочем, это его проблемы. Неескенс рад увидеться с ван Бастеном хотя бы ненадолго — после того как летом 2006-го Йохан стал вторым тренером «Барселоны», пересекаются они очень редко и в основном тут, в Каталонии, когда Марко наведывается к Кройфу. — Как Франк? — вежливо спрашивает Марко. Его голос спокоен, но по тому, как он вертит стоящий перед ним бокал, Неескенс понимает, что Марко раздражён их воссоединением. То ли ревнует, то ли просто не приемлет. — Нормально, — отвечает Йохан Второй. — Ему непросто. Но я стараюсь ему помогать. — Как думаешь, удастся в Примере победить? — интересуется Марко. — Хрен знает, — пожимает плечами Неескенс. — Делаем всё, что можем. От «Реала» зависит, ноздря в ноздрю идём. Этот сезон «Барса» проводит печальнее, чем прошлый, триумфальный, когда они выиграли всё, что можно: Примеру, Лигу чемпионов (второй раз в истории клуба — прошлый успех был при Кройфе-тренере), Суперкубок Испании. Теперь они вылетели из Лиги чемпионов в одной восьмой финала, не взяли Суперкубок УЕФА, проиграли в полуфинале Клубного чемпионата мира. И чёрт разберёт, что будет в Примере и в Кубке Испании. Ещё год назад Неескенс не мог бы представить себя в тренерском штабе «Барсы», но незадолго до старта ЧМ-2006 ему позвонил Кройф и попросил о встрече. Йохан Второй был весьма загружен в сборной Австралии, где работал помощником Хиддинка, но, когда они прибыли в Германию, увиделся с Кройфом в уютном ресторане возле базы сборной Нидерландов. Уж очень интересно было, чего Кройфу надо, да ещё и в такое время, когда весь футбольный мир ни о чём, кроме мундиаля, не думает. Седой, морщинистый и по-прежнему совершенно неотразимый Йохан Первый приехал на встречу в элегантном светло-голубом костюме, нежно расцеловал Неескенса в щёки, бодро заказал себе еды и минералки, а потом перешёл к сути разговора. «Как ты смотришь на то, чтобы сменить в «Барсе» Хенка тен Кате?» — спросил Кройф, подавшись к Неескенсу. «А что ты с ним сделал?» — поднял бровь Йохан Второй. Тен Кате был помощником Франка не один год, и, судя по результатам «Барсы», превосходно справлялся со своими обязанностями. «Он перерос эту должность и уходит в «Аякс» главным тренером, — развёл руками Кройф. — Райкаарду нужен новый ассистент». Так-так. Не надо быть ясновидящим, чтобы догадаться — эту кадровую перестановку мог организовать только Кройф, ни одно важное решение в «Барсе» и «Аяксе» не обходится без консультаций с ним. Особенно такое. «Почему я? — поинтересовался Неескенс. — Ты знаешь, мы с Франком расстались несколько лет назад и не поддерживаем тёплые отношения, точнее — он не хочет их поддерживать, у него в «Барсе» всё хорошо. Едва ли он горит желанием снова работать со мной. Почему ты выбираешь за него — и почему именно меня?» «Потому что я могу верить только тебе, — открыто заявил Кройф. — И мне необходима твоя помощь». «Кого нужно убить?» — спросил Йохан Второй, скрестив на груди руки. «Твоя главная задача — не помогать Франку, а делать противоположное, — хитро прищурившись, пояснил Кройф. — Он сам себя похоронит, главное — не мешать ему принимать неверные решения. Будешь поддерживать его во всём, пока он не доведёт клуб до такого состояния, что Лапорта будет вынужден его уволить». «Какова цель? — задал прямой вопрос Неескенс. — Для чего тебе это нужно?» «Франк слишком много возомнил о себе, выиграв Лигу чемпионов, — ответил Кройф, и в его синих глазах вспыхнуло опасное пламя. — Перестал прислушиваться к моим советам и согласовывать свои действия со мной. Забыл, кто привёл его на этот пост, кто вручил ему «Барсу». Он уже отказался принять ряд обязательных мер, которые я ему изложил, а значит, дальше будет только хуже. Никаких рычагов воздействия на него у меня нет, так что лучший вариант — поставить рядом с ним моего человека и поручить ему вывести Райкаарда за скобки. Единственный, кто может это сделать, — ты. Потому что Франк растает перед тобой, доверится тебе и подчинится тебе, как раньше. Он до сих пор мечтательно вздыхает, когда слышит твоё имя, ты сможешь приручить его снова». «Ну допустим, — хмыкнув, ответил Неескенс и налил в свой стакан минералки из поданной Кройфу бутылки. — А мой интерес в чём? Что я буду с этого иметь?» «Забирай себе Райкаарда, — развёл руками Кройф. — Ты любишь работать вторым тренером, значит, тебе нужен надёжный первый номер, чтобы не подстраиваться под новых коллег, меняя клубы. Франк — идеальная кандидатура. Особенно учитывая, что он хорош в койке и готов носить тебя на руках. Как только его уволят из «Барсы», возьмёшь его и уедешь с ним в какие-нибудь тёплые края. Если захочешь, он будет твоим до гроба». Неескенс помолчал, следя за пузырьками газа, поднимавшимися со дна его стакана. Кройф, как обычно, всё за всех решил. И, признаться, Неескенс уже не в том возрасте, чтобы начинать ему сопротивляться. Будет ли это подло по отношению к Франку? Пожалуй, да, но, если Кройф отказал ему в доверии — Райкаарда не спасти. Можно лишь побыть с ним рядом, чтобы по возможности смягчить неизбежный удар. «Ты видишь тренером «Барсы» кого-то другого?» — догадался Неескенс, подняв взгляд. «Это уже мои заботы, — усмехнулся Кройф. — Но — да, у меня есть свой кандидат, и я хочу, чтобы Франк перестал занимать чужое место. Мавр сделал своё дело, Йохан, он мне больше не нужен». «А я слышал, у него там, в «Барсе», есть… симпатия», — отметил Неескенс, выразительно посмотрев Кройфу в глаза. «Марко проболтался? — ласково посмеялся Кройф. — Не умеет мой мальчик язык за зубами держать… Да, там у Франка… пассия. Совсем юный аргентинец, ему ещё девятнадцати нет, и он очень своеобразный. Но когда нынешние лидеры команды утратят актуальность, он станет в «Барсе» главным, отвечаю. Сам увидишь. Не волнуйся, я придумаю, как переключить внимание Лео на кого-нибудь ещё и не слишком травмировать его уходом Франка». «Чего-то мне уже страшно за этого Месси». «О себе подумай!» — посоветовал Кройф, и Йохан Второй согласился. Неескенс подписал контракт прямо во время Чемпионата мира, слетав одним днём в Барселону, а по завершении мундиаля начал обживаться в столице Каталонии. Сначала Франк реагировал на него прохладно, всячески демонстрируя, что Йохана Второго вместо Хенка ему навязал Кройф — и это Франку не по нраву. Но Неескенс уже знал, как себя вести со строптивым Райкаардом, поэтому терпеливо продолжал ему улыбаться, одаривать лёгкими дружескими прикосновениями и всячески намекать, что всё возможно — стоит только захотеть. И Франк сдался. Однажды вечером он сам позвонил в дверь барселонских апартаментов Неескенса и, стоя на пороге, вытащил из коробки новенькую кофейную турку — цветастую, керамическую, прям в стиле Гауди, будто купленную в сувенирной лавке для туристов. «Помню, ты любишь сам кофе варить, на огне, — сказал Франк, смущаясь. — Автоматику и всякие френч-прессы не жалуешь. Ну, вот. Это тебе». «Тогда пойдём пить кофе», — пригласил Неескенс, мысленно усмехнувшись тому, что даже привычки они передают из поколения в поколение. Естественно, через две минуты они целовались, через пять — Франк оказался на коленях перед Йоханом, потом они проверили на прочность кровать, а уж через час и до кофе дело дошло. С тех пор они снова встречаются, и, кажется, их тянет друг к другу ещё сильнее, чем десять лет назад. Неескенс никогда не спрашивал, что там у Франка с его восходящей звёздочкой, длинноволосым кареглазым мальчишкой по прозвищу «Мессия», который выглядит совсем ребёнком. И не от хорошей жизни, а от малоприятной болезни — дефицита гормона роста. Семья потому и перевезла его в Испанию, что «Барса» согласилась лечение оплатить, в Аргентине ни один клуб не располагал такими средствами. Когда «Барса» взяла ребёнка на попечение, его рост был всего метр сорок. Болезненные инъекции гормонов дважды в день помогли, мальчик подрос. С Франком он познакомился в семнадцать, когда стал вливаться в основной состав, и Райкаард как-то сразу смог втереться к нему в доверие, хотя Месси тяжело сходится с людьми — привык, что к нему предвзято относятся и смеются над его аргентинским акцентом. Наверное, Франк стал его первым мужчиной. Неескенс знает, что у Франка всегда припрятаны любимые конфеты Лео, которыми он подкармливает Месси втихаря, видит, как Франк обнимает его и целует в макушку — ласково, трепетно, словно хочет защитить его от всех и каждого, не только от травм, которые преследуют хрупкого юношу. Чувствует запах сигарет Франка от волос Лео, когда подходит к нему поговорить. В принципе, с ними всё ясно. Йохан уже староват, чтобы ревновать Франка, и прекрасно понимает, что Лео ему не конкурент, это другое. Пусть будет, как есть. — А чего у Франка с этим мальчиком? — интересуется Марко, словно прочтя мысли Неескенса. — Вы его по выходным вместе водите в зоопарк, а потом едите мороженое в кафе? У вас тут типа семья? — Хватит ёрничать, — усмехается Неескенс. — Я к ним не лезу. Это отдельная история, мне в ней не место. Да и этот Лео… он какой-то другой, знаешь. Как инопланетянин. У остальных ребят есть личные интересы, пристрастия, пороки — им нравится ходить по дискотекам, зависать с красивыми девушками, а этому ничего не надо. Ему насрать на то, что в двадцать лет он уже звезда, что Марадона — его друг, что у него полно фанатов и фанаток, что его зовут «Мессия». Всем его баблом распоряжается его отец, а ему будто бы ничего не нужно. Был бы футбол, остальное вторично. Он конкретно сдвинут на игре, он маньяк. Без мяча ему словно и нечем себя занять. И только это его спасает, наверное. Франк до неприличия мягко относится к своим игрокам, искренне любит их, словно не замечая, что они уже сели ему на шею. Главная звезда «Барсы», Роналдиньо, обожает тусоваться, его постоянно видят в ночных клубах, он откровенно нарушает режим, его результативность падает — Франк ничего не предпринимает. После рождественских каникул Роналдиньо, Деку и Маркес являются на базу на несколько дней позже остальных, хотя Франк и так дал всем троим дополнительные выходные, — и никаких санкций от Райкаарда. Франк верит в самодисциплину своих ребят, словно забывая, что они чересчур молоды и успешны, что им кажется, будто они всего достигли, а заработанный авторитет никуда от них не денется. Раньше у Франка был помощник Хенк тен Кате, который играл роль злого полицейского, ему было плевать, кто тут звезда, а кто нет. Он мог поставить Роналдиньо перед командой и жёстко отчитать за лишний вес, который бразилец набрал, нарушая диету и пренебрегая тренировками. Хенк мог сделать так, чтобы ребятам было стыдно перед товарищами, которые потеют в спортзале ради результата. Потом к ним подходил Франк, обиженные Хенком кидались ему на шею и плакались, а он их утешал и хвалил, но говорил, что, в целом, Хенк прав, пусть слишком груб, — и всё работало. Никому не хотелось позориться перед их любимым заступником Франком, пока Хенк режет правду-матку у него на глазах. Неескенс сознательно не стал брать на себя роль сурового офицера СС, хоть и мог. Нет уж. Спасибо. Во-первых, это ему не по нраву, во-вторых, это противоречит задачам, которые поставил перед ним Кройф. Пусть Франк сам набивает свои шишки. Он уже довёл дело до конфликта между игроками. Их форвард, камерунец Это’о, получил травму и надолго уехал восстанавливаться, а вернувшись, ужаснулся положению дел в команде и накатал письмо Лапорте: Райкаард, дескать, не умеет поддерживать дисциплину, все распустились, ситуация требует срочных мер. После этого Роналдиньо открыто высказался перед прессой: Это’о слишком много на себя берёт и выслуживается перед президентом клуба, подсиживает товарищей, не думает о команде. Но Неескенс понимал: это косяк Райкаарда. Самюэль точно приходил к нему поговорить, прежде чем катать телегу Лапорте, а Франк отмахнулся. Да ещё и после ссоры своих игроков Франк встал на сторону Роналдиньо. Так нельзя. В отличие от звёздного Ронни, Это’о пашет и старается, он золотой кадр, его надо беречь, с ним нужно поддерживать контакт, прислушиваться к его мнению. Иначе он обидится и уйдёт, а кто будет забивать голы при такой низкой результативности звёздных парней? Месси постоянно выбывает из строя с очередной травмой, на него не переложишь всю ответственность. Только вот стоит ли рассказывать эти подробности Марко? Неескенс отлично понимает, кого Кройф видит следующим тренером «Барсы», — конечно, своего протеже. Наверное, думает, что Марко стал более покладистым и дипломатичным, раз удалось убедить его взяться за сборную. По мнению Неескенса — крайне хреновая идея, Марко не подойдёт «Барселоне», а «Барса» — ему, но Кройф не намерен спрашивать совета по этой теме, а Неескенс не собирается навязываться. — Инопланетянин, говоришь… — задумчиво повторяет Марко. — Да, есть в этом мальчике что-то такое. Нездешнее. Но он не так прост. Вроде наивный, а вроде и хитрый… — Ты его знаешь, что ли? — удивляется Йохан. — Кройф познакомил, — пожимает плечами Марко. — Обедали вместе у него. Кройф считает, что нам полезно… пообщаться. Господи, что за историю собрался режиссировать Йохан Первый на этот раз? На кого он собирается переключить внимание Лео? Неескенсу становится не по себе. — Я бы не смог строить отношения с таким, — завершает свою мысль Марко. — Отрадно слышать, значит, хоть какие-то нездоровые пристрастия у тебя отсутствуют, — ухмыляется Неескенс. — Я и сам не знаю, что у них с Франком общего и какие свои проблемы Райкаард решает за его счёт. Может, ему нравится хоть для кого-то быть большим, сильным, надёжным. Защищать и беречь. — Возможно, — качает головой Марко. — А я ищу совсем другого. Баланса. Чтобы всего хватало. — Ты о Робине? — Да, — улыбается Марко. — Это заводит. Мы постоянно экспериментируем, друг в друге что-то новое открываем, и с ним интересно. — Вот и хорошо, — кивает Неескенс. — Тебе полезно, наконец, перестать себя чувствовать вечным подростком в окружении солидных богатых мужчин. Только будь осторожен… — Ой, прекрати, — отмахивается Марко. — В клубе это было бы заметно, в сборной — едва ли. Мы редко видимся и каждый раз начинаем как с чистого листа. Марко лукавит, но это понятно, Неескенс и не собирался требовать от него кристальной честности. — Как только успеваешь лавировать между своими мужчинами, — вздыхает Неескенс. — Опыт, друг мой, опыт, — смеётся Марко, цитируя самого Неескенса. — Но порой хочется, чтобы этот Гвардиола вернулся и слегка отвлёк Кройфа, его мне стало как-то многовато… Йохан ехидно ухмыляется: — Аккуратнее с желаниями, дорогой. Пеп скоро приедет из Аргентины, и я слышал, что наши боссы намерены связаться с ним. Хотят вернуть его в «Барсу» хоть в каком качестве. — Хм, — неопределённо отзывается Марко, отхлебнув вина. — А что он в Аргентине-то делает? — Как обычно, набирается опыта у других тренеров, — разводит руками Неескенс. — Он сам уже год как диплом получил в Мадриде, а всё странствует. Своеобразный парень, но Кройф по-прежнему отзывается о нём тепло, так что ты бы поостерёгся. — Я не против разделить обязанности, — уверенно заявляет Марко. — Не мне тебе рассказывать, как тяжело, когда всё внимание Кройфа направлено на тебя. С этим не поспоришь.       Стало тихо — и Йохан Второй, и Марко замолчали, только птицы за окном поют. Барселонская весна чудесна. Марко бросил взгляд на часы, но его телефон молчит, значит, ещё не время ехать в аэропорт. Положение щекотливое. Марко понимает, что, по замыслу Кройфа, должен сменить Франка на посту тренера «Барсы», и ему очень хочется расспросить Неескенса подробнее о ситуации в клубе, но он рискует навлечь на себя подозрения. Всё-таки Райкаард — парень Йохана. Будет некрасиво вести с ним такие разговоры, и станет ещё хуже, если Франк узнает обо всём от Неескенса. Или Йохан Второй в курсе? Может, он — часть плана Кройфа? Но его не спросишь прямо, а он по каким-то причинам не желает раскрывать карты. Возможно, потому, что сам не знает наверняка, что известно Марко и насколько его посвятил в свои интриги Кройф. Вдруг из коридора слышится лязг ключа в замке. — Это ещё что за фокусы? — спрашивает Марко. — Упс, — пожимает плечами Йохан. — Ну да, у него есть ключ. — Да ты издеваешься. — Марко моментально подбирается, поправляет ворот рубашки, застёгивает пуговицу, приглаживает волосы. — Специально это подстроил? — Откуда я знал, что он придёт? — возмущается Неескенс, развернувшись к двери. — Эй, у тебя гости? — спрашивает Райкаард, заходя в комнату, но замечает Марко — и застывает как вкопанный. — Мать твою! Какого хрена? Чёрт, Марко его давно не видел — только на всяких официальных событиях и памятных матчах. А тут он является, такой домашний и уютный: в простой футболке, в джинсах, карман которых оттопыривают сигареты. Растерянно сжимает в кулаке брелок с ключами от квартиры и машины. Кудряшки его чёрные спадают на лоб. Табаком от него несёт, как обычно… Марко совсем отвык от запаха, который был когда-то для него родным. — Ты сейчас должен сказать: «Вам, наверное, интересно, зачем я вас здесь собрал», — тычет Марко пальцем в сторону Неескенса. — Да ну вас, — отмахивается Йохан. — Франк, подтверди, что мы с тобой не договаривались о встрече и ты просто проезжал мимо. — Чего он делает в твоей квартире? — рычит Франк, грозно глядя на Йохана. — Я тут, алё. — Марко машет ему. — Можешь напрямую спросить. Прилетал по делам и решил проведать друга. Сижу жду свой самолёт. — По делам, значит? Может, Франк о чём-то и догадывается, но вряд ли ему под силу представить масштаб бредовых идей Кройфа. Например, едва ли он додумается, что, по замыслу Кройфа, Марко стоит начать подбираться к «Барселоне» с установки контакта с их будущим лидером, то есть с Лео. Разделяют ли сами Лео и Марко его точку зрения, Йохана Первого не волнует: он всё гениально придумал, значит, так тому и быть. Ему нужно, чтобы после смены власти в «Барсе» на Лионеля влиял не Франк, который будет настраивать мальчика против нового тренера и персонально против Кройфа, а Марко, который будет транслировать выгодную Кройфу точку зрения. С одной стороны, самолюбие Марко тешат восхищённые взгляды юного аргентинца, с другой — они с Лионелем совершенно друг другу не подходят. Перспектива утереть нос Райкаарду, уведя у него мальчишку, конечно, прельщает, и это будет не особо сложно, но что с этим мальчишкой дальше делать — Марко абсолютно неясно. Лео чувствует себя уверенно в двух стихиях: в футболе и непосредственно в сексе (спасибо Райкаарду за это), а вся остальная жизнь для него — тёмный лес. Флирт и разговоры — не его конёк. У него хреново с английским, у Марко — с испанским. Ну не складывается паззл, как ни крути. Райкаард шумно дышит, опершись на спинку кресла Неескенса. Йохан аккуратно касается его руки: — Франк, перестань. Располагайся, сейчас принесу тебе бокал. Выпьем, поболтаем. Чего ты? Сколько Неескенс собирался устроить им очную ставку — а тут всё само собой получилось. Конечно, он не желает упускать такой шанс. — Нет, я поеду, — отказывается Марко, поднимаясь. — Не хочу вам мешать. — Останься, — напирает Неескенс. — Нам не по шестнадцать, мы иногда разговариваем друг с другом, не только трахаемся. Ты совершенно не мешаешь. Франк, и ты прекрати. — Йохан разворачивается к Райкаарду. — Ты чего, опять ревновать собрался? Сядьте оба. Взрослые мужики, а ершитесь, как дети… Франк, посопев, смиряется и садится в кресло рядом с Йоханом — похоже, ему очень не хочется расстраивать Неескенса. Марко, пожав плечами, возвращается на своё место — ну а чего ему, вызывать такси и ехать в аэропорт заранее, чтобы ждать там Сильвио? Так он может на много часов задержаться. Мало ли, какие у него дела возникнут. Неескенс развлекает их светской болтовнёй, но разговор не клеится. Марко и Франк больше разглядывают друг друга, чем участвуют в беседе, и чувствуется, что Йохану с ними тяжеловато. Они так странно смотрятся вместе, Йохан и Франк. Неескенс уже в возрасте — ему пятьдесят пять, а Райкаард, можно сказать, в расцвете сил. Неескенс с годами отнюдь не располнел, наоборот, высох. Постарел, конечно, хоть и тщательно закрашивает седину. Зато сохранил свой аристократизм и в нём прибавилось благородной строгости, он теперь как северный король, гордый и суровый. Рослый, мощный, темнокожий Франк возле него выглядит как его трофей или его раб, несмотря на заносчивость и самоуверенность. Впрочем, наверное, так оно и есть. Интересное ощущение: видеть Франка, совершенно убеждённого в своей неуязвимости после прошлогодней победы в Лиге чемпионов, и знать, что он обречён, что он вылетит из «Барсы» если и не в этом сезоне, то в следующем — точно. Марко становится почти жаль его. Наконец, Райкаард не выдерживает и уходит в кухню покурить. Марко с трудом подавляет внезапное желание пойти за ним, перекинуться с ним парой фраз наедине… затянуться сигаретой из его руки, чтобы от пальцев не пахло после. И ещё немного насладиться тем фактом, что сейчас ему известно о судьбе Райкаарда гораздо больше, чем самому Франку. Но тут очень вовремя оживает мобильник в кармане. — Пора? — тихо спрашивает Неескенс, когда Марко заканчивает короткий разговор. — Да. — Счастливый ты. — Да ты вроде тоже, — усмехается Марко, поднимаясь. — Типа того, — подмигивает Неескенс, покосившись в сторону кухни. — Подожди, я вызову тебе такси.

***

Барселона, август 2007 Он изменился, да, он сильно изменился за долгие годы странствий, за то время, пока он обретал себя где-то вдали от Кройфа. Он стал взрослым, в нём ничто уже не напоминает о том тихом нескладном мальчишке, которого Кройф целую вечность назад донимал язвительными репликами в духе «Моя бабушка пробежала бы эту дистанцию быстрее». Гвардиола теперь цельный, он сформировался и обрёл уверенность, необходимую тренеру. Кройф отпустил его от себя на долгих шесть лет, но всегда чувствовал: Барселона его притянет обратно, окутает собой снова. Пеп — каталонец до мозга костей, каждая клетка его тела принадлежит Каталонии, он не сможет переехать навсегда в другую страну или вечно скитаться. Когда-нибудь он должен был вернуться — и вот он здесь. Интересно, он уже заметил Кройфа? Видит, как тот наблюдает за ним с трибуны маленького домашнего стадиона «Барсы Б»? Впрочем, даже если поймал взгляд Йохана, виду не подаст, он отлично владеет собой, особенно перед своими подопечными. Они смотрят на него с таким восторгом и страхом. Прямо как в «Аяксе» пялились на Кройфа, когда он только-только стал их тренером. А для этих мальчишек Гвардиола — живая легенда, они видели его на поле, когда родители водили их в детстве на стадион, плакаты с ним украшали стены их комнат. Кройф и Гвардиола не разговаривали с тех самых пор, как Пеп поддержал Бассата на выборах президента клуба и открыто противопоставил себя Йохану. Они не видели друг друга даже издалека. Йохан не предлагал ему вернуться, за него всё сделали другие люди. Кройф одобрил кандидатуру Пепа, когда спортивный директор клуба Чики Бегиристайн, старый приятель Йохана, сообщил, что намерен предложить Гвардиоле возглавить молодёжный футбол в «Барселоне». Кройф догадывался, чем всё кончится. Пеп не создан для менеджерской, административной работы, он не умеет сидеть в кабинете и принимать решения в отрыве от земли. Он должен быть только тренером. Когда Чики встретился с Пепом в ресторане отеля Princesa Sofia рядом с «Камп Ноу», Гвардиола заявил, что хочет тренировать «Барселону Б». Это было парадоксальное решение: резерв «Барсы» болтался в третьем дивизионе, положение было катастрофическим, но упрямство и настойчивость Пепа победили. Чики сдался и отдал ему молодёжку. Гвардиола начал с дерзких, революционных мер. Он объединил вторую и третью команды — и сократил число игроков с пятидесяти до двадцати трёх. Решать, кого оставить, надо было быстро, проведя меньше десятка тренировок, а потом Гвардиоле приходилось разрушать детские мечты мальчишек, которых он счёл недостаточно перспективными, возвращать их с небес на землю, разговаривать с их родителями, видеть их слёзы и разочарование. Это тяжело. Конечно, Пеп не может быть уверен, что каждый его выбор был правильным, но Кройф знает: со своими ошибками он мирится гораздо легче, нежели с чужими, на которые никак не может повлиять. Всё это Кройфу близко, это ему по сердцу. Йохан уверен, что Пеп станет отличным тренером: он смелый, он упёртый, он умеет заражать людей своей идеей, своей энергией и вести их за собой. «У Марко это получается гораздо хуже, — с неудовольствием отмечает Кройф. — Может, потому что Марко и сам не особо верит в то, что делает, и до сих пор чувствует себя не в своей тарелке. А для Пепа это его кровь, его жизнь, его дыхание». Чёрт, Кройф обещал себе не сравнивать своих воспитанников, это так же нелепо, как сравнивать собственных детей, но не может не проводить параллели между ними. Тренировка завершается, Йохан остаётся на трибуне: следит, как Пеп разговаривает со своими подопечными, делает замечания одним, ласково треплет по затылку других. Чувствуется, что его похвала им кажется чем-то типа божественного благословения. Пеп умеет правильно себя поставить. Многому научился в своих странствиях. Игроки уходят в раздевалку, осторожно косясь на Кройфа, но не решаясь посмотреть на него прямо, будто можно ослепнуть в наказание за такую дерзость. Пеп неспешно поднимается на трибуну и садится рядом с Кройфом. — Привет, — говорит Кройф, рассматривая опустевшее поле. — Привет, — отзывается Гвардиола, бросив на него быстрый взгляд. — Зачем ты здесь? — Увидеть тебя пришёл, — поясняет Йохан. — Поговорить. От Гвардиолы пахнет новым незнакомым парфюмом, дезодорантом, потом. Всем, чем должно пахнуть после тренировки. Но и в его изменившемся запахе Кройф улавливает то родное, что сразу пробуждает сентиментальные воспоминания. Некие личные нотки, которые не меняются с годами. А ещё Пеп возле Кройфа по-прежнему сутулится и смотрит вниз, будто стесняется быть выше Йохана и не решается смотреть ему в глаза. Когда они на виду, он всегда так делает. Словно боится себя выдать взглядом или жестом. — Я думал, ты уже не захочешь говорить, — вздыхает Гвардиола. — После той истории с Бассатом. — Наоборот, — пожимает плечами Кройф. — Сначала я очень злился, потом был обижен на тебя, а затем решил подождать личной встречи, чтобы всё прояснить. Но, признаться, ожидание затянулось. — Да, — кивает Гвардиола. — Очень. — Думаешь, я разрешил бы тебе стать тренером в моём клубе, если бы не был уверен, что мы сможем помириться? — усмехается Кройф. — В твоём клубе, — повторяет Пеп. — Ты к «Барсе» относишься как к своей собственности. Это меня и тревожило тогда. Потому я так поступил. — Не понял, объясни, — требует Кройф. Солнце уже не такое яркое, как днём, но всё равно жарковато. Пеп, щурясь, наблюдает, как техники приводят поле в порядок после тренировки. — У тебя есть огромный авторитет, — помолчав, говорит он. — И огромная сила. Ты можешь многое создать, но и многое разрушить. Сам знаешь, благими намерениями вымощена дорога в ад. Когда мне позвонил Бассат, я был далеко, но боялся за «Барсу». Знал, что ты можешь с ней сделать. Мне казалось, тебе нужен противовес. Ты всё равно сохранил бы влияние в клубе, там оставались бы твои люди, ты в любом случае рулил бы «Барсой» из-за кулис. Но я считал, что тебе необходим сдерживающий фактор, понимаешь? Строптивый Бассат, а не Лапорта, который тебя обожает и выполнит всё, что ты скажешь. — Ничего себе, — комментирует Кройф. — Приехали. Думал, ты мне доверяешь… — Где я сказал, что тебе не доверяю? — поворачивается к нему Гвардиола. — Как тренеру — я тебе верил безусловно. И как человеку — тоже. Но не как правителю, понимаешь? Тогда у меня были опасения, что ты натворишь дел, если дать тебе полную власть. Ты как атомная энергия, что ли. Если не контролировать, то будет апокалипсис. А если сдерживать — возможны чудеса. — И что я тут разрушил? — оскорблённо спрашивает Кройф. — Что такого страшного произошло с «Барсой» из-за того, что её возглавил Лапорта? В 2006 году они выиграли всё, что можно. — Но что стало с ними теперь? — горько возражает Пеп. — Вылетели из Лиги чемпионов неприлично рано, уступили первенство в Примере «Реалу», перессорились между собой… Я не спорю, победа в Лиге чемпионов была важна, была критична для клуба, только сам видишь, как резко они сдали позиции после этого. Значит, прыгнули выше головы. Значит, чуда не случилось, понимаешь? Просто повезло. Обстоятельства сложились, звёзды сошлись. А потом разошлись, причём очень быстро. У здоровой команды такого быть не должно. Кройф морщится, потому что Гвардиола прав. Именно по этой причине Кройф начал искать замену Франку ещё во время ЧМ-2006. — Райкаард делает ошибки, — продолжает Пеп. — И сам не понимает, как справиться с той мощью, которая оказалась у него в руках. — Я ему в мае 2006-го сказал, что Роналдиньо надо продавать, — вздыхает Кройф. — Он достиг своего потолка, от него надо было избавиться, пока он ещё дорого стоил. — Теперь он дурно влияет на всю команду, — кивает Пеп. — А слабость Франка, который не может с ним сладить, и остальных превращает в разгильдяев. Кроме того, новый лидер растёт, новая звезда. — Лео. — Да, Месси. Пока он хочет и может развиваться, пока у него глаз горит, ему нужно дать больше простора, чтоб ему было куда расти. В тени Роналдиньо ему тесно и темно. А ещё люди говорят, что они дружат, и вряд ли Ронни ему хороший пример подаёт. Есть такое дело, Кройф в курсе. «Барсе» повезло, что Месси не склонен к тому образу жизни, который нравится Роналдиньо, что он больше интересуется футболом, чем клубами, танцами и тусовками. — Если Франк боится тронуть священную корову, то «Барса» не для него, — завершает свою мысль Гвардиола. — Рад, что мы мыслим схоже, — отмечает Кройф. «И приятно видеть, что у тебя всё та же улыбка, какая была раньше». — Тогда почему Франк ещё у руля? — пожимает плечами Гвардиола. — Ведь ты тоже считаешь, что его пора сменить. Да потому что Марко занят в сборной и останется там до завершения Евро-2008. Совмещать он не сможет, «Барса» — слишком хлопотное дело, требующее круглосуточной работы и постоянного присутствия, а выдёргивать его из национальной команды, не дав принять участие в Евро, нельзя. Марко возлагает большие надежды на этот турнир. — Мы с Лапортой пока не пришли к единому мнению по этому поводу, — отзывается Йохан. — Ты зря думаешь, что он просто распорядитель, а все решения принимаю я. Мы обсуждаем каждый шаг и часто спорим… Конечно, Кройф хочет, чтобы Марко принял вызов и возглавил «Барселону», но чувствует его внутреннее сопротивление, даже если ван Бастен не возражает вслух и только кивает в ответ на феерические картины, которые рисует ему Кройф. Марко занят своими делами в сборной, все его мысли — о Евро-2008, о его жарком романе с Робином ван Перси, да, пожалуй, ещё кое о чём. О том, чем он с Кройфом не делится. Но Йохан догадывается, что у Марко до сих пор сохранились некие своеобразные отношения с доном Сильвио. Впрочем, кажется, у Йохана может появиться новая кандидатура на пост тренера «Барсы». — Мне не хватало наших разговоров, — неожиданно признаётся Пеп и осторожно касается руки Кройфа чуть выше запястья. — Мне тоже, — вздыхает Кройф, бросив на него быстрый взгляд, и накрывает его пальцы своими. — А посмотри на меня, — говорит Гвардиола. — Только что ж смотрел, — усмехается Кройф, но поворачивает голову к нему. — Вот так, — одобряет Пеп. — По-настоящему. Они долго глядят друг другу в глаза и, наверное, думают об одном и том же. — Чего, старый я стал? — интересуется Кройф. — Так и я не помолодел, — вздыхает Пеп. — Брось, ты просто повзрослел, — грустно улыбается Кройф. — Тебе стареть ещё рано. — Как у тебя дела вообще? — спрашивает Гвардиола, осторожно погладив его руку. — Да ты же знаешь, что отлично, ты успел всех расспросить про меня. Или это такой завуалированный вопрос «Что на личном фронте?» — подмигивает Йохан. — Говорят, к тебе Марко часто ездит, — признаёт свою осведомлённость Гвардиола. — Ничего не скроешь, — качает головой Кройф. — Ну, ездит. Он молодой тренер, это нормально, ему надо советоваться с наставником. — Брось, я всё понимаю, — вздыхает Пеп. — Но какое право я имею злиться или ревновать. На мне ты точно крест поставил, когда я против Лапорты пошёл. — Если б так было, мы бы сейчас тут не сидели, — возражает Кройф. Ещё несколько долгих секунд они смотрят друг другу в глаза. На стадионе совсем тихо, только слышен монотонный шум проезжающих мимо машин. Понемногу спадает зной, сгущается летний пахучий вечер. — Ну что, поехали? — спрашивает Кройф. — Куда? — усмехается Пеп. — Ты что, по-прежнему снимаешь ту квартиру? — Нет, конечно. Я её давно купил. — Вот как, значит, было для кого? — Для себя, допустим, — пожимает плечами Кройф. — Мне нужно какое-то укрытие, где я могу побыть один. Помнишь, было время, когда мы с Данни разругались и я вообще туда переехал на пару месяцев. — И ты снова дашь мне ключи? Пеп хочет сразу понимать, на что рассчитывать. Что ж, грамотно, он должен знать, во что ввязывается. — Если ты их примешь, — помолчав, отвечает Йохан. — Я подумаю, — выдержав паузу, сообщает Гвардиола. — Поглядишь, на что я ещё гожусь? — ухмыляется Кройф. — Нет. Мне всегда будет хорошо с тобой, потому что я тебя люблю. Чёрт, на такую откровенность от вполне взрослого и серьёзного Гвардиолы Кройф не рассчитывал, и манёвр сработал — этим заявлением Пеп его слегка огорошил. — Тогда о чём ты намерен подумать? — уточняет Йохан, коснувшись его руки. — Мне надо понять, кто я для тебя теперь. И как ты будешь ко мне относиться, — формулирует Гвардиола. — Никто не дарил мне столько счастья, сколько давал мне ты. Но никто другой и не причинял мне такой боли. — Что ты имеешь в виду? — хмурится Кройф. — Многое, — пожимает плечами Пеп. — Вспомни хотя бы, как в девяносто третьем я собирался участвовать в показе коллекции моего друга, дизайнера одежды. Просто один раз пройти по подиуму. Мне этого так хотелось, Йохан, мне нравится пробовать что-то новое. А ты мне запретил, наорал на меня — да ещё и от игр отстранил, потому что я не сразу согласился подчиниться твоему решению. Да, Кройф испугался за него. И за себя. Сейчас пройдёт Гвардиола по подиуму в красивых шмотках, гордый, высокий, статный, манящий — а те, кто будут в зале, перестанут видеть в нём футболиста, начнут его воспринимать, как модель, и решат, что с ним можно… в общем, как с остальными моделями, да. В девяносто третьем году Кройф ещё слишком остро переживал потерю Марко, соблазнившегося роскошью и богатым мужчиной. Он не хотел так же потерять Гвардиолу — пусть тогда между ними и не было ничего, кроме взаимного интереса. — Если ты собираешься и дальше вести себя со мной, как с мальчишкой, мне будет тяжело это вытерпеть, — заканчивает свою мысль Пеп. Какие они всё-таки разные — Марко и Гвардиола. Вот Марко кинулся под Кройфа сразу, но при этом переложил всю ответственность на Йохана — ты, мол, меня заставляешь это делать, а я не могу тебе сопротивляться. Гвардиола очень хорошо знает Кройфа, поэтому выдвигает условия: любить-то я тебя люблю, но буду с тобой, только если ты станешь со мной считаться — и если моё место в твоей жизни будет меня устраивать. «Это мой мальчик», — с гордостью думает Кройф, погладив его пальцы на своём запястье. — Пойдём, — говорит Йохан, поднимаясь. — Разберёмся во всём. Только дай мне свой телефон, предупрежу Данни, что не успею к ужину. — А твой мобильник где? — удивляется Пеп. — У меня его никогда не было, нет и не будет, — усмехается Кройф. — Не люблю, знаешь ли, быть легкодоступным. Так что не завожу ни электронную почту, ни мобильный телефон. У меня даже компьютера нет, он мне ни к чему. — Обалдеть, — качает головой Гвардиола, направляясь вместе с ним к выходу. — Ты интернет-то видел вообще? Знаешь, какая полезная штука? — Если мне там что-то понадобится, мои помощники, дети или внуки легко найдут это для меня, — пожимает плечами Йохан. — Предпочитаю не забивать голову лишней информацией. Пеп скептически вздыхает и протягивает ему свой мобильник. — Значит, ты вечно будешь неуловимым, а я смогу только ждать твоего звонка? — уточняет он, пока Кройф набирает номер жены. — Отлично устроился. — Ты ещё можешь отказаться, — напоминает Кройф. Пеп коротко смеётся — не на того, мол, напал — и указывает на раздевалку, обозначив, что ему надо забрать вещи. — На парковке встретимся, — кивает Йохан и идёт с его телефоном к своей машине, ожидая, пока Данни соизволит найти свой сотовый в сумочке и ответить на звонок.

***

Минск, ноябрь 2007 — Сомнительное было удовольствие, — хмуро говорит Марко, глядя на безрадостный сероватый пейзаж за окном. — Пустые трибуны, минус шесть градусов, снег. Настроение было ни к чёрту. Что у меня, что у ребят. Но это же не оправдание. — У тебя слишком высокие требования к себе, — предполагает Сильвио. — Твоя команда на днях пробилась на Евро, чего ты ещё хочешь? Выигрывать каждый матч? Так не бывает, Марко, чего ты? Действительно собираешься грузиться из-за того, что проиграл какой-то Беларуси? Об этом матче никто не вспомнит через неделю. Наплюй и думай о следующей игре! — Во-первых, всякое бывает, — возражает Марко, прохаживаясь по залу вылета минского аэропорта. — Помнишь, как мы с Капелло не проигрывали полтора года? — Это был клуб! — возмущается Сильвио. — Ты должен понимать разницу как никто другой. Клуб может выдавать стабильные результаты, сборная — нет. Мы столько раз об этом говорили, не начинай опять. — Пресс-служба прислала мне заголовки сегодняшних газет. Ненавижу проигрывать, — скрипит зубами Марко, усевшись в кресло подальше от остальных. — Знаю, — отзывается Сильвио чуть теплее. — Что? — спрашивает он куда-то в сторону. Марко слышит отдалённый женский голос, но слов не разобрать. — Уже? Чёрт, забыл. Иду, иду, пусть они пока кофе выпьют. Через пять минут буду. Марко, прости, у меня встреча с пиарщиками. — Сильвио виновато вздыхает. — Будем стратегию обсуждать и смотреть первые макеты. — А ролики для телика есть уже? — спрашивает Марко. — Раскадровки только. Скинуть тебе? — Ну… давай, — пожимает плечами Марко. Если честно, в текущей политической ситуации в Италии он не очень разбирается, но хочется немного отвлечься. — Вечером из дома посмотрю. — Спасибо. Твоё мнение для меня важно. — Знаю. — Марко грустно улыбается. — Всё, беги. Вечером созвонимся. — Окей. Набери меня сам, если замотаюсь. — Если ты будешь занят, могу завтра позвонить. — Нет, позвони сегодня. Ладно? — Ладно… Слушай… — Марко запинается. — Может, мне приехать? — Обсудим вечером, — нетерпеливо обрывает Сильвио. — Договорились? — Да. Всё, пока. — Счастливого полёта. Короткие гудки. Марко убирает телефон и замирает в кресле, наблюдая, как медленно катится по асфальту за окном большой, грузный самолёт. Кажется, никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким и таким отделённым от своей команды, своих друзей, своих близких. Разве что в день своего прощания с футболом на «Сан-Сиро». Он сидит тут совершенно один, и никто не решается к нему подойти. Его помощники Джон и Роб, помучив кофейный автомат и не добившись от него толку, сходили в ближайший ресторан и попивают кофе из бумажных стаканчиков возле окна. Джон порой поглядывает на Марко, но приближаться не собирается, и правильно. Марко неуютно в его обществе. Летом 2006-го, увидев Джона ранним утром на балконе Кройфа, Марко понял, что все его догадки были справедливы, и Джон действительно работает на Йохана. Может, они сидели до рассвета в номере Йохана и думали, что теперь делать с Марко. В интим между ними Марко поверить не может, скорее, предполагает, что Джон имеет виды на Йохана ещё с тех пор, как узнал о его отношениях с Марко, а Кройф этим умело пользуется. Теперь, когда Джон рядом, Марко чувствует себя так, будто на него направлена видеокамера, прямую трансляцию с которой смотрит Кройф. Особо не расслабишься, и былую лёгкость его отношениям с Джоном уже не вернуть. Был бы здесь Робин, он бы, наверное, подошёл, сел рядом с Марко, может, принёс бы ему кофе или газировку. Но месяц назад в матче против Словении Робин получил серьёзную травму колена, и его тут нет. Без него Марко совсем неуютно. Даже если бы они проиграли, Марко с Робином точно обсудили бы всё ночью, после бурного секса, и сейчас Марко было бы легче. Присутствие Робина делает его сильнее, поддерживает его и помогает обрести равновесие. Всё одно к одному. Теперь Марко понимает, как себя чувствует тренер, когда всё хреново, когда он остаётся один. Как ощущал себя Ад де Мос, которого Кройф с их помощью выжил из «Аякса», каково было Лео Беенхаккеру на ЧМ-1990. Ты отделён от остальных невидимой стеной, ты наедине со своими трудностями, и ты никому уже не можешь доверять. Глядя в никуда, Марко погружается в безрадостные размышления. Его положение ухудшается день ото дня, только он решает какую-то одну проблему — из пустоты берётся другая. В сентябре умерла мама Марко. Да, она так и не пришла в себя до конца своих дней, жила в пансионате, где о ней круглосуточно заботились, и отец Марко навещал её трижды в день. Без выходных. Строго по расписанию. У папы был к ней свой подход, он умел с ней общаться. Только благодаря его заботе мама побывала на свадьбе Марко, хотя едва ли осознала, что это было. Но, кажется, ей понравилось. Она выглядела весёлой в тот день. Марко так и не научился с ней разговаривать, она его так и не узнавала, и он старался бывать у неё пореже, его слишком расстраивали эти визиты, к такому невозможно привыкнуть. Встречи не приносили облегчения ни ей, ни Марко, разве что отцу, который каждый раз говорил ей: «Твой сын приехал, Марко пришёл». — «Ах, да», — отзывалась она, Марко обнимал её, касался губами её бледных щёк, и она тут же забывала, кто он такой. Но её смерть, похороны, осознание потери, окончательной и безвозвратной, стали для него сильным ударом. Марко не распространялся о своей утрате, лишним людям ни к чему было знать об этом. На кремации были только родственники — брат, сестра со своими семьями — и несколько самых близких друзей. Марко хотел сказать несколько слов, но не мог, слёзы душили. В течение стольких лет он думал, что её смерть станет избавлением — и для неё, ведь она была уже не здесь, и для отца, и для него самого. А когда всё случилось, оказалось, что это невероятно тяжело, что это слишком больно. Он и представить себе не мог такое. После таких событий хотелось спрятаться там, куда не проникает горе. Там, где Марко всегда чувствует себя в безопасности, окружённым любовью и заботой. То есть, в Аркоре. Перри долго занимался проблемами Марко с налогами. Он убеждал Марко оспорить решение налоговой в суде и уверял, что они с вероятностью семьдесят пять процентов выиграют дело. Но для Марко двадцать пять процентов вероятности неудачи были слишком высоким риском. Процесс затянулся бы на несколько лет, и в случае проигрыша судебные издержки пришлось бы возмещать ему, а значит, всё обернулось бы банкротством. Так что Марко поручил Перри добиться мирного разрешения проблемы. Перри сражался за его интересы в Италии, работал с юристами «Милана», дрался с итальянской налоговой — и, в конце концов, ему удалось снизить сумму налоговых требований до семи с половиной миллионов евро. Марко впустили на территорию Италии, чтобы он лично разобрался с этим вопросом. Сильвио выдал Марко необходимую сумму, хотя Марко пытался вежливо отказаться. «Прекрати! — жёстко сказал Сильвио, загруженный своими проблемами. — В эти неприятности ты влип из-за меня, значит, я обязан возместить тебе ущерб. Возьми деньги и поезжай в Рим». Перри, покачав головой, забрал у Марко деньги и кое-как легализовал их, чтобы налоговая смогла их принять, иначе возникло бы слишком много вопросов: откуда взял, почему наличными, отчего в спортивных сумках. Если бы налоговая вознамерилась придраться, она легко смогла бы это сделать, но им не захотелось докапываться до истины. Долг Марко признали погашенным. Окей, вопрос уладили, теперь Марко может свободно пересекать границу Италии, чтобы видеться с любимым мужчиной. Но пришла беда откуда не ждали: Сильвио засиделся на прежнем уровне, футбол его не радует, империя утратила былое величие. Ему не хватает привычного размаха и грандиозности славных времён, когда он правил Италией. И, чёрт побери, он снова намерен стать премьер-министром. Выборы пройдут в апреле, Сильвио занят только ими. Ему сейчас не до Марко. Когда они встречались в самолётах, виделись они чаще. Что происходит между Сильвио и Вероникой, Марко плохо понимает, а Сильвио уклоняется от прямых ответов. Бывая в Аркоре, Марко ни разу не видел её на вилле. Он подозревает, что пока юристы Сильвио пытаются заключить соглашение с адвокатом Вероники, а бракоразводный процесс ещё даже не начался. В любом случае, это не прибавляет Сильвио поводов для радости. И Марко страшно, что кто-то другой сейчас может появиться рядом с ним, найти нужные слова, а Марко даже не сможет защитить свои позиции — он ведь далеко. А если Сильвио снова возглавит парламент, всё станет только хуже. Он будет вечно занят, и шансов увидеться с ним будет ещё меньше, чем раньше. И в довершение всего — Кройф с его переменчивым настроением. Ещё весной он бодро заявлял, что сразу после Евро Марко непременно возглавит «Барселону», и это его решение как бы не подлежало обжалованию. Но осенью он занял некую формальную неоплачиваемую должность в «Аяксе» — вроде советника, и его мысли приняли другое направление. Он позвонил Марко и с энтузиазмом сообщил, что ему вовсе не придётся кардинально менять свою жизнь и переезжать в Каталонию, Кройф нашёл для него другую амбициозную задачу — Марко возглавит «Аякс». «О господи», — подумал Марко, но вслух сказал, что поразмыслит над этим. Причины ясны. Неескенс уже доложил Марко, что с тех пор, как Гвардиола возглавил «Барсу Б», они с Кройфом снова плотно общаются. Неескенс рассказывает, как круто Гвардиола взялся за молодёжку, как муштрует их, какой дисциплины от них требует, как прямо заявляет им, что они недостойны носить эту форму, если они проигрывают. Да, он истинный ученик Кройфа. Его боятся, им восхищаются. Гвардиола бывает на тренировках основной команды, посещает матчи на «Камп Ноу» под предлогом наблюдения за своими игроками, которых Райкаард привлекает из молодёжки в основу, и пристально следит за работой Франка. Наконец-то до Райкаарда начало доходить, что творится, он чувствует дыхание молодого и перспективного конкурента, который вот-вот выживет его из «Барсы», и, по словам Неескенса, Франк паникует. Райкаард понимает, что теперь Кройф хочет видеть во главе основной команды своего Гвардиолу. Конечно, для Марко это гораздо удобнее со всех точек зрения. Ему не придётся учить новый язык, пытаться сладить со строптивыми барселонскими звёздами, продолжать вербовку юного Месси и его обучение футбольным истинам, которые проповедует Кройф. Нет, Марко не собирался соглашаться на это всерьёз, планировал соскочить под любым предлогом в последний момент. Но, чёрт возьми, Кройф ему уже столько нервов измотал своими идеями о «Барсе» — и тут, значит, берёт и меняет своё решение. А Марко, по его мнению, должен послушно кивнуть и принять «Аякс» как свою судьбу. Стало невероятно утомительно строить свою жизнь только в зависимости от того, с какой ноги встанет Кройф. Марко уже взрослый мужчина, у него семья, у него планы, у него есть собственные интересы, а Кройф считает, что теперь может распоряжаться им по своему усмотрению и бросать на любые фронты, в зависимости от своих целей. Это бесит, попросту бесит. Но, если подумать здраво, Марко склонен согласиться на новое предложение Кройфа. Он давно хотел попробовать свои силы в клубе, где сможет всё контролировать и организовывать каждый день, вместо того чтобы в темпе пытаться соорудить хоть что-нибудь из ограниченных ресурсов сборной. В «Аяксе» будет работы выше крыши, а значит, когда Сильвио снова возглавит правительство Италии, Марко тоже найдёт, чем себя занять, и скучать ему будет некогда. Коротко звякает телефон в кармане. Марко вынимает его, чтобы прочитать сообщение от Робина: «Не кисни. Пошло оно всё к чёрту. Главное, что мы поедем на Евро, а там всех порвём, вот увидишь». Усмехнувшись, Марко набирает ответ: «Обещаешь?» «Обещаю», — моментально отзывается Робин. «Откуда знаешь, что я в миноре?» «Парни доложили», — поясняет Робин. Марко, покачав головой, оборачивается к своим игрокам — Снейдер, небось, настучал, или Арьен Роббен. «Я нормально, — пишет Марко. — Не переживай. Сам как?» «Лечусь, как ещё. Может, увидимся до Рождества?» «Быть может», — отвечает Марко. Одно грустно. Когда он уйдёт из сборной, у них с Робином совсем не останется общих дел и общих интересов. А значит, их ничто уже не будет держать вместе. Робин никогда не спрашивал, какие у Марко планы после Евро, и Марко понимает, что он не задаёт этот вопрос, потому что не хочет слышать ответ.

***

Барселона, 11 мая 2008 «Вот и всё», — думает Неескенс, прикрыв глаза и слушая гул стотысячного «Камп Ноу». Кончено. Они свободны. И он, и Франк. Фанаты машут Райкаарду с трибун белыми платками, пока он аплодирует им и благодарит за поддержку. Удивительное дело: многие требовали его отставки, когда команда стала показывать не те результаты, которые от неё ждали. И вот, свершилось, Лапорта уволил Франка, а «кулес», как называют болельщиков «Барсы», провожают его как героя, и на стадионе даже есть плакаты, которые свидетельствуют о несогласии с мнением руководства клуба. Франк растроганно оглядывает трибуны, Неескенс видит, что его глаза блестят от слёз. Вон Лео, стоит рядом с ним и смотрит на него — в последний раз. Йохану грустно наблюдать за их прощанием, грустно и светло. Лучше так, чем пройти весь путь до конца. Сейчас, с высоты прожитых лет, он понимает, что порой незавершённые, оборванные на самом интересном месте романтические отношения гораздо лучше тех, которые перегорают и изживают себя. Теперь Франк и Месси останутся в памяти друг друга красивой и нежной историей любви, а в том, что всё закончилось, можно будет винить только обстоятельства. Не себя, не партнёра. Наверное, это идеальное завершение. Надо было и Неескенсу отпустить Генерала на этой ноте, не пытаться его вернуть, не искать новых встреч. Два года Йохан Второй провёл в том же городе, в том же клубе, на том же стадионе, где влюбился в Генерала, где добился его и наслаждался его ответным чувством. До сих пор сердце замирает, когда Йохан проходит или проезжает мимо того дома, где они встречались в маленькой уютной квартирке. Он часто думал, что бы сказал Генерал, если бы узнал, для чего Неескенс вернулся в «Барсу»: не вознести её на вершину пьедестала, где ей самое место, а чтобы способствовать её уничтожению. Генерал ценил хорошие интриги, но эту историю, наверное, не одобрил бы. Неескенс просто расчистил поле для кипучей деятельности нового тренера, дерзкого и молодого. Хладнокровно выполнил заказ Кройфа. Кажется, Йохан Первый вполне доволен результатами его работы. Вон они, сидят рядом с Лапортой в президентской ложе, — Кройф и его воспитанник, Гвардиола. Оживлённо переговариваются, судя по жестам и эмоциям — уже спорят: Гвардиола объясняет свою точку зрения, Кройф возражает ему, Гвардиола убеждает, и Кройф, покачав головой, ворчит — «Ну посмотрим». По ним сразу видно, что они пара. Никаких сомнений не остаётся. Что ж, для «Барсы» так лучше. Неескенс уверен, что Марко не справился бы с такой задачей, а вот Гвардиоле всё по силам. Он полон энергии, жаждет крови, и его страсть к «Барсе» даже немного пугает. Он сотворил невозможное в резервной команде, вытащив их из бездны за один сезон: мощно мотивировал игроков, жёстко штрафуя за каждое мелкое нарушение дисциплины и сажая на скамейку, если те раньше времени сваливали из тренажёрки. За каждую серию из трёх побед водил ребят в ресторан, где щедро угощал всю команду на те же деньги, которые ранее взыскал с них за грехи. В «Барсе Б» все его любят до безумия и боятся до полусмерти. Таким и должен быть тренер. Франка вот просто любили, а этого оказалось недостаточно. Пусть в «Барсе» будет Гвардиола, это его клуб, это его роль. Он перестроит команду по-своему, выставит за порог зажравшихся звёзд, будет растить новых. Интересно, как он намерен найти подход к Лео Месси, тот даётся в руки только Франку. Лео аргентинец, не каталонец, он не вырос на «Камп Ноу», следя восхищённым взглядом за Гвардиолой. Пеп для него никакой не идол, не кумир детства, просто незнакомый дядька, который придёт на смену его обожаемому Франку. Правда, может, Кройф их уже познакомил, представил Лионелю Гвардиолу, как свёл мальчика с Марко до этого? Насыщенная жизнь у Месси, Неескенс может вообразить, каково это — быть тем, на кого Кройф делает ставку, тем, кого он хочет завербовать, подмять под себя и полностью контролировать. А Марко в феврале согласился возглавить «Аякс». И в начале марта его уже представили прессе как будущего тренера амстердамского клуба. Сразу после Евро он приступит к работе. Неескенсу сложно понять, насколько сам Марко доволен новым назначением, но за дело он взялся бодро. Уже решил, кого продать, кого купить, вложил немалые деньги в трансфер молодого дарования Миралема Сулеймани, которого приметил в голландском клубе «Херенвен» по весне, и, что самое неожиданное, поссорился с Кройфом по поводу различий в их взглядах на будущее клуба. Как объяснил Марко Неескенсу, Йохан Первый был весьма категоричен в своих планах. Он требовал, чтобы Марко, ещё не подписав контракта с клубом, немедленно добился увольнения двадцати тренеров молодёжных команд «Аякса». Мол, если клуб в плачевном состоянии, значит, его школа в разрухе, и нужно всё менять. Марко отнюдь не собирался начинать своё правление с таких жёстких мер и наотрез отказался делать это. «Если я настрою против себя всех и сразу, они вообще передумают меня нанимать», — возмущался Марко, рассказывая Неескенсу об этом. Кройф объяснял своё решение тем, что тренеров обязательно нужно было уволить как можно раньше, чтобы они успели найти себе работу на следующий сезон. Неескенс только головой качал: кажется, Йохан Первый стремительно утрачивает связь с реальностью. В общем, Марко упёрся, а Кройф вспылил и отказался от дальнейшего участия в судьбе «Аякса», покинув свой номинальный пост. Всю весну Марко разрывался между сборной и проблемным «Аяксом», пытаясь заткнуть дыры в менеджменте своими людьми. Даже своего финансового советника Перри привлёк, назначив его временным спортивным директором. Дел у ван Бастена теперь невпроворот, но он и рад: меньше времени остаётся, чтобы грузиться нюансами итальянской политической жизни. Марко рассказывал, что в феврале, на самом старте жёсткой предвыборной гонки, Сильвио пришлось выдержать тяжёлый удар судьбы: скончалась его мама. Розе было девяносто семь лет, она прожила долгую и яркую жизнь, до самой смерти сохраняла остроту ума и трезвость мысли. «В общем, полная противоположность моей матери», — грустно вздыхал Марко. Пятого февраля Марко ездил в Аркоре на церемонию прощания. Сильвио был убит горем, дом был завален роскошными венками и пахло в «Сан-Мартино» как в цветочном магазине, особенно сильно воняли лилии. Даже Вероника притихла и смиренно явилась в элегантном трауре, чтобы сопровождать супруга на церемонии. Но на следующий день она уехала, а Марко задержался в Аркоре. Только ему и ближайшим друзьям Сильвио разрешил присутствовать в маленькой домашней часовне, когда он собственноручно размещал там урну с прахом матери. Неескенс был впечатлён таким уровнем близости и доверия — да и тем, что Марко теперь практически официально занял место Вероники рядом со своим мужчиной. Ближайшее окружение дона Сильвио точно в курсе, и, судя по тому, что Марко до сих пор жив, смирилось с его выбором. Но их единение длилось недолго. В апреле дон Сильвио победил на выборах и снова возглавил правительство Италии. В третий раз, ага. Судя по невесёлому тону, которым Марко сообщил об этом Неескенсу, он ни хрена не рад за любимого мужчину, и не только потому, что у дона Сильвио снова не останется времени на Марко, но и оттого, что попросту за него волнуется. Сильвио далеко не молод, как бы прекрасно он ни выглядел благодаря стараниям пластических хирургов, а государственные дела его нервируют и утомляют. «Он совсем себя не жалеет, угробить себя может в любой момент, а я скоро с ума сойду, пока он там страной рулит!» — в сердцах восклицал Марко, приехав в Барселону по весне: явился он мириться с Кройфом (как же без Кройфа, если собираешься работать в «Аяксе»?), но и к Неескенсу заглянуть не забыл. «Ему же скучно, Марко, — вздыхал Неескенс, наливая ван Бастену вина. — Он привык к своим государственным заботам, ему всегда хочется больше. Силы, власти, денег. Ты его тоже пожалей и не списывай в дом престарелых раньше времени. Что там жена-то его бешеная?» «Они решают финансовые вопросы, — бурчал Марко, глядя в сторону. — Веронике всё мало. А ещё у Сильвио новые уголовные дела. Давление на прессу, подкуп депутатов, прикинь? Мне вот кажется, что у него и так жизнь чересчур насыщенная. Ну ничего. Теперь у меня тоже будет круглосуточная работа в «Аяксе», так что со скуки не помру без него». Неескенс относится к личным перипетиям Марко как к увлекательному вечернему шоу по телику, но сейчас искренне сочувствует ему. Наверное, ван Бастен чувствует себя со всех сторон обделённым и всеми покинутым. Да, он сам жаловался, что Кройфа в его жизни стало многовато, но, когда Гвардиола вернулся и Кройф вдохновенно возобновил с ним отношения, Марко начал ревновать — слишком привык к повышенному вниманию Йохана Первого. Окей, Марко всерьёз не собирался переходить в «Барсу», но ему льстило намерение Кройфа сделать его тренером «Барсы», это было практически как предложение руки и сердца. Конечно, его больно уязвило то, что Кройф открыто предпочёл ему Гвардиолу и без колебаний променял Марко на другого, пусть и выдал ему утешительный приз в виде должности тренера «Аякса». Ну а дон Сильвио и вовсе выбрал Италию, Марко жалуется, что видятся они теперь редко и мало. На взгляд Неескенса, Марко надо бы радоваться, что у него наконец появилось достаточно времени для себя, но, с точки зрения Марко, это он сам должен был всех послать к чёрту, а не его должны были все покинуть! Несправедливо. — Иди сюда! — зовёт Франк, помахав Йохану. Приходится отвлечься от размышлений и встать рядом с ним на газоне. Франк, указав публике на Неескенса, намекает, что и его нужно проводить, как подобает, а потом сам аплодирует ему. Неескенс раскланивается — грациозно и с достоинством, ему не привыкать. «Вы ж мои наивные, — ласково думает он, обводя взглядом трибуны. — Знали бы вы, за какую работу меня благодарите». Лео ревниво сверкает глазами, видя, как Франк приобнял Йохана, как смотрит на него с гордостью и трепетом. Неескенс отвечает ироничной ухмылкой и похлопывает его по плечу: «Привыкай, малыш, это изначально был не твой мужчина, и теперь, извини, я его забираю. Повеселились — и хватит». Лео злится и мрачно сопит, пересчитывая травинки на газоне у своих ног. Совсем как Райкаард делал, когда его сильно задевали. Роналдиньо тоже прощается с фанатами. В следующем сезоне он будет играть в «Милане», еле-еле удалось его туда сбыть за половину цены, которую другие клубы готовы были за него заплатить в 2006 году. Надо было продавать его вовремя, а не молиться на него до последнего. — Слушай, — говорит Франк, пока они идут вдвоём вдоль подтрибунных коридоров, ставших им родными. — Я сегодня попозже приеду. Мне нужно… — Попрощаться с Лео, — заканчивает Неескенс, похлопав его по плечу. — Да, конечно. Франк виновато косится на него. Раньше они не говорили об этом, Неескенс просто делал вид, что верит в слабенькие отмазки Райкаарда, и не высказывал ему никаких претензий. — Ты не против? — уточняет Франк. — Конечно, не против, — отмахивается Неескенс. — Сделай всё как надо. Утешь мальчика, чтоб не утопился с горя, это будет слишком большая потеря для мирового футбола. — Хватит издеваться, — вздыхает Райкаард. — И так хреново. — Да я без всякой иронии, — пожимает плечами Неескенс. — У нас с тобой ещё много всего впереди. Они пока не выбрали новый клуб — Франк слишком устал и истрепал нервы в «Барсе», Неескенс тоже не откажется сделать перерыв. Так что на следующий сезон они планов не строили. Йохану надо и с семьёй побыть, и свои дела в порядок привести. Франку нужно восстановиться — он в очередной раз порушил свой брак, разрываясь между юным Месси, проверенным Неескенсом и желанием всё бросить, чтоб сбежать на край света и жить как обычный человек. Йохан подозревает, что в последний год и у Франка с Лео были непростые отношения, но не может ничем это доказать, только результатами своих наблюдений за ними на тренировках. Чего теперь-то ворошить. Дело прошлое. — Давай, — шепчет Йохан, обняв Франка. — Всё получится. Только соберись, если не намерен реветь на прессухе. Тебе ребята такой трогательный подарок вручат, надо подготовиться к его получению. — Постараюсь, но не обещаю. — Франк гладит его спину. — Спасибо тебе за эти два года. Я хотел, чтобы всё было иначе. «И я хотел, — мысленно усмехается Неескенс, уткнувшись в его плечо. — Но Кройф решил по-другому».

***

Лозанна, 18 июня 2008 — Где вы? — спрашивает Марко, захлопнув дверцу такси. Эдвин ван дер Сар, капитан сборной, вполголоса объясняет Марко по телефону, как их найти, и Марко заходит в здание больницы. Ехать в лифте не хочется из-за взвинченного состояния, неприятно стоять или сидеть на одном месте, возникла потребность постоянно двигаться. Шагая по лестнице, Марко пытается собрать мысли в кучу, но это нелегко. Начало Евро было великолепным. Группа, в которой оказались Нидерланды, снова была прозвана «группой смерти», но они приложили все усилия для хорошего старта, и это дало результат. Они разделались с действующими чемпионами мира, Италией — 3:0 (Сильвио не обиделся, поздравил по телефону, чувствовалось, что он гордится Марко). В сборную вернулся ван Нистелрой, он и открыл счёт в той игре. Нидерланды не оставили камня на камне от вице-чемпионов мира, Франции, — 4:1. Уверенно прошли Румынию — 2:0. На первый взгляд, всё блестяще, никто не ожидал от них такого результата. Но, как бы их ни хвалила пресса и как бы ни воспевали фанаты, Марко не оставляет странное чувство, что где-то тут подвох. Не может быть всё настолько хорошо. Понятно, что они проделали большую работу, однако, чёрт возьми, неужели мироздание наконец-то решило их вознаградить? Нет, оно просто ждёт, пока Марко расслабится, чтобы нанести удар. Марко думал, что подвох будет в травмах. В его распоряжении роскошный атакующий квартет, которому может позавидовать любой тренер: Арьен Роббен, Уэсли Снейдер, Рафаэль ван дер Варт и, конечно, Робин ван Перси. Но вся четвёрка подвержена травмам, и на момент любой игры как минимум один из них находится в лазарете. На старте Евро восстанавливался после очередной травмы именно Робин, и Марко волновался за его эмоциональное состояние: конечно, парень рвётся в бой и очень хочет играть, как бы не попёр на поле, не долечившись, и не усугубил своё положение. Матч с Италией Робин смотрел с трибуны, в игре с Францией Марко выпустил его на замену — и Робин сразу забил гол. К матчу с Румынией Робин утверждал, что здоров, и убедил включить его в стартовый состав. Он записал на свой счёт ещё один прекрасный гол, но теперь Марко ругает себя за то, что пошёл на поводу у мальчишки. Медики команды говорят, что надо бы Робину пока поберечь себя, и в четвертьфинале с Россией ему не стоит проводить на поле все девяносто минут. Только вот попробуй скажи это ван Перси, он моментально взорвётся. Ему и так обидно за неудачный сезон в «Арсенале» — одна травма, потом другая, полный облом, почти не играл. Евро для него — прекрасный шанс наверстать упущенное, но Марко боится, что парень переборщит с нагрузками и навредит себе. А теперь… пришла беда, откуда не ждали. Марко машинально тянется поправить причёску перед тем, как зайти с лестницы в коридор, но поправлять нечего. Перед Евро он решил кардинально изменить имидж и подстригся совсем коротко, оставив буквально несколько миллиметров. Робин одобрил, сказал, что так Марко выглядит моложе. «Не старше нас», — добавил он, коснувшись того, что осталось от шевелюры Марко. Сильвио сдержанно похвалил, когда увидел по телику, но чувствуется, что он не одобряет, потому что привык к другому Марко. Кройф отреагировал нейтрально — «О, новая стрижка, это сейчас в моде, да?» — и перешёл к обсуждению дел сборной: они ненадолго увиделись в Берне после матча с Францией. Кройф приехал на Евро вместе с Данни, посещает большинство матчей — и в Австрии, и в Швейцарии, отлично выглядит, свеж и бодр. Сразу чувствуется, что у него молодой любовник. У Марко, впрочем, тоже. «Да о чём я думаю в такой момент!» — одёргивает себя Марко, заходя в коридор. Чего там ван дер Сар сказал? Направо, налево? Память стала, как у рыбки… Перезвонить ему, что ли. — Марко! — из-за угла выглядывает Робин. — Мы тут. Кивнув ему, Марко торопливо идёт туда, где… А что там? Да откуда он знает-то, что там? И для чего они все сюда вообще припёрлись? «Вот я сам был бы рад видеть своих товарищей в такой ситуации?» — соображает Марко, но боится даже представить себя в подобном положении. Так, в коридоре только Эдвин ван дер Сар, Рууд ван Нистелрой, Робин и Найджел де Йонг. — А где…? — хрипло спрашивает Марко. — Там, с ней, — отзывается Эдвин, привалившись к стене, и указывает на двери в конце коридора. — Скоро придёт. Наверное. Нам сказали тут ждать. — Раз сказали, будем ждать, — пожимает плечами Марко и тоже встаёт возле стены. До четвертьфинала оставалось ещё три дня. Марко отпустил своих ребят провести время с семьями и подругами, которые живут тут же, в Лозанне, в другом отеле, а сам сосредоточился на работе. Уже сгустился летний вечер, Марко был на их базе в Лозанне и мирно смотрел вместе с Джоном матч Россия–Швеция — исследовал соперников, с которыми они встретятся в четвертьфинале. Хиддинк, возглавивший сборную России, даже от русских добился поразительной отдачи: они с треском проиграли испанцам в стартовом матче, но потом собрались и теперь производят убедительное впечатление. Ближе к концу первого тайма позвонил Эдвин ван дер Сар и сообщил ужасную новость. Супруга их защитника Халида Буларуза была на пятом месяце, и сегодня днём у неё начались преждевременные роды. Халид отвёз Сабию в больницу, которая находилась в пяти километрах от отеля, врачи делали всё, что могли, но спасти ребёнка не удалось. Это должна была быть девочка. Халид даже выбрал ей имя — Анисса. А теперь она мертва. Хорошо хоть Сабия в порядке, но… Чёрт, страшно даже представить, каково сейчас им обоим. Робин встаёт рядом с Марко — так, чтобы касаться локтем его локтя. Марко, тяжело вздохнув, смотрит на него — и по ответному взгляду понимает, что, если бы рядом не были другие ребята, Робин обнял бы его. Ну да, как-то так. Марко не знает, как себя вести такой ситуации. Они просто припёрлись сюда и стоят ждут, пока Халид выйдет к ним. Что они могут для него сделать? Обнять, похлопать по плечу и сказать: «Держись, друг»? Господи, как нелепо. И надо же было этой беде случиться именно сейчас, за два с половиной дня до четвертьфинала. Что будет с Халидом? Он нервный, вспыльчивый, жёсткий и неуступчивый, как он поведёт себя в такой ситуации? Марко строил оборону, во многом рассчитывая на него. — Нам точно туда нельзя? — спрашивает Марко, тормознув Эдвина, когда тот проходил мимо. — Точно, точно, — вздыхает ван дер Сар и идёт дальше мерить шагами коридор. Сюда приехали только самые близкие друзья Буларуза, те, с кем он больше остальных общается в сборной. Ван Нистелрой уселся в углу и угрюмо смотрит в пол, де Йонг ушёл к автоматам с кофе и снеками и хмуро изучает их ассортимент. И вот Марко припёрся, потому что, наверное, так правильно. — Идёт, — говорит ван Нистелрой, поднимаясь: он увидел Халида сквозь окошко в двери коридора. Отлипая от стены, Робин успевает коротко дотронуться до плеча Марко — я, мол, с тобой. И Марко ему искренне за это благодарен.       Уже почти ночь, когда Марко и Робин садятся в такси. Вместе. На приличия стало наплевать после такого дня. Остальные сказали, что пешком пройдутся. Марко сдвинул брови — мол, а режим? — но ван дер Сар на правах капитана попросил его об одолжении. Хреново на душе. Прогуляться хочется, голову проветрить, иначе до рассвета ворочаться без сна придётся. Ладно. Пришлось их отпустить. Пусть прошвырнутся, пусть отойдут от всего этого дерьма. Марко, может, и сам предпочёл бы прогулку по ночной Лозанне, но очень уж хочется поскорее оказаться на базе вместе с Робином. Этот факт уже перешёл в категорию общих знаний, которые вслух не обсуждают. Солнце встаёт на востоке, трава зелёная, дважды два четыре, Марко и Робин — любовники. Аксиома такая. Ни для кого не является новостью и никого не удивляет. Всяко лучше, чем горячая сплетня. С самых сборов перед турниром Робин на взводе, Марко это чувствует, даже если Робин пытается скрыть свои эмоции. Это понятно по его тону, по его реакции на самые обычные бытовые реплики и вопросы. Он бесится из-за своей дурацкой травмы, его раздражает вынужденное бездействие, но дело не только в этом. Он знает, что после Евро Марко уйдёт. Все это знают ещё с февраля, когда Марко договорился с «Аяксом». И Робин не хочет отпускать Марко, не желает его терять. А Марко не может найти нужные слова, чтобы его успокоить. Да и чем его успокоишь, молодого, пылкого, жаждущего? Он всегда хочет большего, и Марко знакомы его чувства. Но сейчас, после гулкой и тихой больницы, после того, как они оба окунулись в вязкое, глухое, бездонное и окончательное горе Буларуза, обоим показались нелепыми и глупыми их прежние волнения, несовпадения, размолвки. Ведь у них есть главное — жизнь, самое ценное — надёжный тыл. Ведь у них всё так хорошо в сравнении с нынешним положением Буларуза. А они не ценят, глупые… Они поговорили с Халидом, обняли его, поплакали вместе с ним и отпустили его в палату к жене — Марко разрешил ему заночевать на диване рядом с Сабией. Марко вышел на лестницу и сразу позвонил Лисбет. И Робин появился на лестнице буквально спустя полминуты: он тоже припёрся, чтобы позвонить Бухре, спросить, как там она сама и их сын — Шакил. А теперь им хочется побыть вдвоём и побыстрее забыть об этом вечере. Хотя бы на пару часов. Разговаривать при таксисте невозможно. Болтать о глупостях нет настроения, обсуждать то, что сейчас происходит, — тем более. Робин, глядя в окно, касается колена Марко. Бросив на него быстрый взгляд, Марко видит его открытую ладонь — и вкладывает в неё свою руку. Робин крепко сжимает его пальцы. — Что делать будем? — тихо спрашивает ван Перси, не поворачивая головы. — Решим, — коротко отвечает Марко, погладив его ладонь. — Время ещё есть. Правильно Марко чувствовал, что ничем хорошим эта неожиданная удача не закончится. И за тремя победами обязательно последует какое-то несчастье. Теперь, когда оно случилось, даже спокойнее стало. Вот, жизнь вошла в привычную колею.

***

Лозанна, 21 июня 2008 Услышав стук в дверь, Марко неохотно сползает с кровати и тащится к двери. Щелчок замка — ну да, это Робин, кто ж ещё. Он заходит, Марко запирает за ним дверь, и несколько долгих секунд они смотрят друг на друга в полумраке, будто видятся в такой обстановке первый раз, а не каждый день. Отличие одно: раньше Марко никогда не выходил к Робину в том, в чём он обычно спит, когда ночует один, — в футболке и шортах. Марко представал перед ним либо в одном полотенце, либо в своей повседневной одежде. — Я в душ, — хрипло говорит Робин, дыхнув на Марко мощным выхлопом крепкого алкоголя. — Заранее сходить не мог? — хмуро огрызается Марко, отступив, чтобы дать ему пройти к ванной. — Не мог, — отзывается Робин. — Я сразу из бара к тебе попёрся. Остальные там ещё. Пьют. — Ясно, — констатирует Марко, облокотившись на стену. — Ладно. Иди. — Сам пойдёшь? — Я давно уже. Думал, усну скоро. — Марко трёт глаза. — Меня оттуда раньше не отпустили, — пожимает плечами Робин, включив свет в ванной. Вспыхнул жёлтым контур двери. — И так еле вырвался. — Ну иди уже, — кивает Марко. — А ты не вырубишься? — Буди, если что, — вздыхает Марко и возвращается к кровати. За его спиной хлопает дверь ванной. Раздевшись догола, Марко ложится на кровать и слышит, как падают на пол джинсы Робина и его футболка, слышит шум воды. Господи. Как всё хреново закончилось. Он хотел совсем другого финала своего пути в сборной. Несчастье в семье Халида стало общей бедой. Марко предлагал ему отпуск, он отказался — сказал, что должен играть, ему будет тяжело сидеть без дела наедине со своим отчаянием. Горе сплотило сборную, но пришибло каждого пыльным мешком, сопереживание товарищу заставило ребят на время забыть о трениях, разногласиях и недомолвках — по вечерам они вместе ездили в больницу, чтобы поддержать Буларуза. Теперь Марко не знает, нужно ли было им это разрешать, но как он мог поступить иначе? Их жёны и девушки дежурили у кровати Сабии, пока Халид уезжал на базу. Да, они все были вместе, они пытались помочь. Только вот результат плачевный. Вчера во время тренировки вдруг захромал Арьен Роббен — лучший дрибблер сборной, на которого Марко собирался сделать ставку в матче с Россией. Стало ясно, что он не сможет выйти на поле. Но нельзя было и выпустить ван Перси с первых минут, Марко до последнего надеялся, что команда справится без него. Ван Бастен чувствует ответственность за Робина и не простит себе, если с ним что-то случится. Само собой, Робин был в ярости, не обнаружив себя в стартовом составе, качал права, шипел и рычал, но это было бесполезно. Всё, в атаке — ван Нистелрой, Снейдер, ван дер Варт и Кюйт, разговор окончен. В знак солидарности с Буларузом сборная Нидерландов вышла на поле с траурными повязками. Марко вообще запрашивал у ФИФА минуту молчания, но их горе сочли слишком личным. Ладно, Марко особо и не рассчитывал на их согласие, спасибо хоть повязки разрешили. Ну а дальше… а что было дальше? Хитрый и опытный Хиддинк переиграл Марко. Куда ван Бастену до него, он вон сколько лет тренирует всех, кого можно и нельзя, а Марко слишком подвержен эмоциям, слишком переживает, начинает паниковать, когда всё идёт не так. Да, Буларуз героически вышел на поле, но толку от него было мало, Марко заменил его на пятидесятой минуте. Да, Робина пришлось выпустить уже в конце первого тайма, когда стало понятно, что атаки заканчиваются неправильно. Но это не помогло. Русские забили в начале второго тайма, ближе к концу основного времени ван Нистелрой сравнял счёт, ушли на дополнительное время. Голландцы выдохлись, а россияне были на кураже и вкатили ещё два. Кто виноват? Все. И никто. «Ну куда мне с Хиддинком тягаться, — думает Марко, кусая губы. — Замахнулся, ага, и ничего не смог ему противопоставить. Он меня переиграл. Он молодец, я — нет. Всё, приехали, конечная. Не так, не так всё должно было быть…» Перед Робином особенно стыдно. При таком таланте и уровне он был достоин совсем другого Евро — да и другого ЧМ-2006, что уж. Может, с тренером получше он увёз бы медали с этих турниров. Но нет смысла об этом рассуждать, Робин ещё молод, у него ещё будет другой тренер сборной — а значит, будет и другой шанс. Зажмурившись, Марко вслушивается в шум воды из ванной. Не уснуть бы, в самом деле. После игры они, усталые и выдохшиеся, возвращались на базу, в Лозанну, и вроде недалеко, но показалось, что они ехали вечность. Когда прибыли, парни пошли закинуть вещи в комнаты и переодеться, а Марко молча удалился к себе пить в одиночестве. Наверное, только чувство вины не дало ему уснуть после первых двух стаканов. Он всех подвёл — себя самого, своих ребят, болельщиков, свою страну. Кройф не позвонил. Марко набрал номер Сильвио, и тот, как всегда, утешал, сочувствовал, пытался встряхнуть его. Это мало помогло. Да, Марко стало теплее от его голоса, но невозможность обнять его и почувствовать его поддержку всем телом, а не только слухом, заставила ещё острее ощутить, как велика пропасть между ними. Как он далеко. Зато Робин здесь. Но что Марко может теперь предложить ему? Шум воды смолкает. Марко слышит, как Робин вылезает из ванны, как шуршит полотенце, которым он вытирается. — Я не сплю, — говорит Марко, когда дверь открывается. — Даже если б спал, тебя бы это не спасло, — отзывается Робин, подходя к кровати. Да, сегодня всё наоборот. Марко, протянув руку, сбрасывает полотенце с его бёдер, смотрит на него снизу — Робин проводит пальцами по его щеке, берёт его за подбородок. Пока Робин гладит его губы, Марко начинает ласкать его рукой, и член Робина быстро крепнет под его пальцами. Робин шумно вздыхает. Марко трётся щекой о его ладонь — Робин проводит рукой по его голове и кайфует от того, как щекочут его кожу коротко остриженные волосы Марко. Сегодня они не включают лампы возле кровати, хотя им нравится заниматься сексом при свете и наблюдать друг за другом. Они и так знают друг друга наизусть. Робин тянет Марко ближе, и Марко послушно забирает его в рот. Сейчас Марко нужно именно это, и Робин желает того же. Марко садится на кровати, опершись на матрас, и Робин трахает его, пока медленно, хоть и глубоко. Взяв его ещё глубже, Марко убирает руку, которой ласкал его у основания члена, и, звонко шлёпнув его, крепко стискивает его задницу. Робин стонет и резче, быстрее входит в его рот. Марко ускоряется, Робин толкается бёдрами ему навстречу, гладит его по голове. Да. Вот так, хорошо. Для Марко это лучший способ снять стресс, да и для Робина тоже. После такого жуткого дня это, пожалуй, лучшее, что они могут друг для друга сделать. Марко отстраняется, чтобы позволить Робину скользнуть членом по его губам, приоткрывает рот — Робин, тяжело дыша, похлопывает головкой по его губам и языку. Их обоих заводит то, как они порочны, как им нравится то, что чем они занимаются наедине. Робин, наверное, до Марко и не знал таких удовольствий. Марко это давно знакомо, но не приедается. Как только ощущения становятся однообразными, Робин заставляет Марко подняться и разворачивает его спиной к себе, потом — толкает вниз, чтобы он опёрся на кровать. Марко хочет обернуться и посмотреть, чем там занят Робин, — уже чувствует его дыхание на своих ягодицах. Робин входит в него языком и ласкает с такой страстью, с таким азартом, будто они поспорили, что он доведёт Марко до оргазма, используя только рот. Марко благодарно стонет. Да. Это даже лучше, чем то, на что он рассчитывал в такую ночь. Словно всё то хорошее, что им должно было дать мироздание в этот вечер, сконцентрировано в них, и только они теперь могут обеспечить друг другу заслуженный кайф. Насытившись им, Робин ласково шлёпает его по заднице, чтобы он влез на кровать. Ничем, кроме слюны, Робин не собирается его смазывать, но Марко не возражает, и этого хватит. Едва ощутив, как Робин потёрся членом о его зад, Марко нетерпеливо двигает бёдрами ему навстречу, Робин, придерживая его за бедро, начинает втискиваться в него. Сегодня Робин всё делает быстро, грубовато, словно чувствует, что Марко именно этого и надо. Нежный поцелуй между лопаток — от контраста срывает крышу. Трахая его, Робин поглаживает старые шрамы от лезвия на спине Марко. В прошлом году, весной, Робин осмелел и спросил, что это за хрень, кто это сделал. Марко честно ответил ему — кто, как и почему. Робин сильно загрузился, и Марко даже подозревал, что он задумал чего-то нехорошее, но потом ван Перси сообщил совершенно неожиданную вещь: мол, Франк ему позвонил в декабре 2006-го и велел немедленно приехать к Марко, потому что старик ван Бастен совсем расклеился и ходит по тонкой грани между суицидом и безумием. Был недалёк от истины: проблемы с итальянской налоговой, долгая разлука с Сильвио, давление Кройфа насчёт переезда в Барселону и травля в прессе в самом деле довели Марко до крайне хренового состояния. Так что прошлые отношения Марко и Райкаарда для Робина не новость. А вот Марко узнал много интересного: что Кройф любезно сливает информацию про него Франку точно так же, как рассказывает ему про личную жизнь Райкаарда, что Франк беспокоится о нём, как и раньше, но ни за что не подаст виду. А может, Кройф разболтал Франку, что познакомил Марко с его Лионелем, и Райкаард так взволновался, что решил быстро подложить под Марко Робина. Мило. Очень мило. Но сейчас это не имеет значения. Где сейчас все эти мужчины? Франк с Неескенсом, Кройф с Гвардиолой. А Марко — с Робином. Только вот в жизни Марко есть ещё один очень значимый человек, о котором в данный момент совершенно не хочется думать. Пока Робин здесь, надо быть с ним, он этого заслуживает. Когда Робин обхватывает ладонью член Марко и принимается ласкать его, резко и настойчиво, перед внутренним взором Марко вдруг появляется Сильвио. Вполоборота, озарённый жарким, как он сам, итальянским солнцем. Фирменная лукавая улыбка, хитрый взгляд тёмных глаз. В голове Марко слышится его ласковый, тихий голос: «Ci vediamo, Marco». «Увидимся, Марко». Это было последнее, что Сильвио сказал во время их короткого телефонного разговора. Марко разрывает на части от противоречивых эмоций и ощущений: физиологическое удовольствие от первоклассного секса с Робином плюс жгучая тоска по Сильвио, жажда его прикосновений, его запаха, его поцелуев. Становится слишком много всего — и сразу оргазм. «Господи, не сдохнуть бы», — думает Марко, пытаясь отдышаться, пока Робин ещё движется в нём. Потом короткий стон Робина, боль, когда он стискивает бёдра Марко — точно останутся синяки, но уже без разницы. И всё. Тишина оглушает до звона в ушах. После они падают рядом на кровать, смотрят друг на друга — и в синеватом полумраке кажутся друг другу едва знакомыми, словно случайные партнёры, а не любовники. Робин подползает ближе, доверчиво кладёт голову на грудь Марко и молчит. Тягостное безмолвие портит всё удовольствие от великолепного секса. Марко запускает пальцы в тёмные волосы Робина, взъерошивает их. — Сердишься? — тихо спрашивает он. — Уже нет, — шепчет Робин. — Чего теперь-то. И в самом деле. — Ещё хочу, — сообщает Робин, приподняв голову. — Трахнешь меня? — Да подожди ты… — устало смеётся Марко. — Только кончили. Куда спешить? — Ну а как ещё? — возражает Робин. — Это ведь последний раз. Надо всё успеть. Ах вот оно что. Марко хмурится: — Почему ты так решил? — Не я решил, — встряхивает головой Робин. — Это жизнь так решила, наверное, судьба или чего там. Ты ведь уйдёшь. И всё. Вряд ли мы опять встретимся. Марко вздыхает. Ну… отчасти он прав. Робин вернётся в свой Лондон, Марко — в Амстердам, чтобы принять «Аякс». У них больше не будет сборов, выездов, домашних матчей, тренировок, турниров. Ничего этого не будет. Ничего, что их объединяло. У Марко будут одни задачи, у Робина — другие. — Перестань, — говорит Марко, притянув его поближе к себе, чтобы поцеловать в лоб, у самой кромки волос, как ему нравится. — Я же не уезжаю в какую-нибудь Австралию. Останусь в Амстердаме, на той же квартире. Ты ведь всё равно будешь появляться в Нидерландах. Робин скептически хмыкает в ответ. — И у тебя будет время для меня? — уточняет он, помолчав. — Не верю. — Так-то хрен знает, — признаёт Марко, — но я постараюсь. А ты никуда не денешься, будешь играть за сборную, как и сейчас. Жизнь не заканчивается. У вас будет новый тренер… Квалификация на ЧМ-2010… Так что как-нибудь да найдём способ видеться. — Не хочу, чтобы ты вот так уходил, — ворчит Робин, потёршись подбородком о его плечо. — Несправедливо. — Почему? — грустно смеётся Марко. — Сколько можно вам, талантливым ребятам, жизнь портить. Два раза не вывез — всё, до свидания. — Нам просто не повезло, — возражает Робин. — Ты отличный тренер. И ты заслужил победу, а не эту хрень. — Надеюсь, ты говоришь это не только потому, что я хорош в койке? — уточняет Марко, погладив его брови. — За кого ты меня принимаешь, — фыркнув, возмущается Робин. — Тренеров у меня было побольше, чем мужиков, так что, поверь, уж в них я разбираюсь. — Зато теперь между нами не будет никаких профессиональных отношений, — подчёркивает Марко, — а значит, мы сможем открыто видеться как друзья. Хоть с семьёй ко мне в гости приезжай. Сына мне покажешь. И я смогу к тебе ездить. Чего тут такого. — Да помню я, как ты ко мне раньше ездил, — ворчит Робин. — То с Кройфом припёрся… Было дело, это был матч в честь завершения карьеры одного из знаменитых игроков «Арсенала», и Марко действительно объявился на стадионе вместе с Йоханом. — …То вообще к Абрамовичу приезжал. — Не так всё было, — отрицает Марко. — Я должен был на ван дер Сара посмотреть, чтобы понять, вызывать ли его в сборную, а тут подвернулся матч «Манчестера» с «Челси». — Ну, в ложе-то с Абрамовичем сидел! А меня вызвонил, просто потому что время осталось. Марко устало смеётся. Ладно, если Робину нравится так думать — пусть считает так. — Не знаю, — вздыхает Робин. — Очень хочу тебе верить. — Что мешает? — интересуется Марко. — То, что я о тебе знаю, — отзывается Робин, прижавшись лбом к его виску. — И то, чего не знаю. Трудно сказать, что мешает больше. Марко берёт его ладонь в свою, гладит его длинные пальцы, подносит их к губам. В нём столько же нежности, сколько в Робине, наверное. Там, за пределами комнат, в которых они встречаются, и Марко, и Робин совсем другие: упрямые, жёсткие. Марко слишком холоден, Робин — слишком горяч. С ними обоими окружающим тяжело. Друг с другом они превращаются в совсем иных людей. — Марко, я тебя… — начинает Робин, но Марко прижимает пальцы к его губам: — Не надо. Не говори того, о чём потом пожалеешь. — Почему? — шепчет Робин, поцеловав его руку. — В декабре две тысячи шестого, в Амстердаме, ты не возражал, ты слушал. И сам говорил. — Тогда у меня был трудный период, — вздыхает Марко. — А сейчас? Марко отмалчивается. И сейчас — тоже весьма хреновый. Но ему не хочется, чтобы Робин связывал себя с ним слишком крепко и возлагал чересчур большие надежды на их отношения. Вдруг им и в самом деле придётся… не то чтобы расстаться, но видеться ещё реже. Марко трудно представить себе масштаб работы в «Аяксе». И уж тем более трудно предположить, что будет твориться у Робина в «Арсенале». — Всё, что я тогда говорил, было правдой, — тихо сообщает Марко, крепко прижав Робина к себе. — И я верю в то, что слышал от тебя в ту ночь. — Ты даже помнишь, — удивляется Робин. — Всё помню, — кивает Марко. — Тогда почему запрещаешь сказать это снова? — Если ты хочешь сказать, ты скажешь. — Марко замирает, уткнувшись в его густые тёмные волосы. — Я не могу тебе ничего запретить. Просто предупреждаю. Тогда мы были оба в растрёпанных чувствах. Теперь мы более-менее в своём уме. И… не надо сейчас. Ладно? — Ты не можешь ответить мне тем же, — понимает Робин. — И не хочешь оказаться виноватым. — Я и так перед тобой достаточно виноват. — Это мой выбор, — возражает Робин и прижимает губы к его губам. «Что-то ты умён не по годам», — мысленно вздыхает Марко, целуя его. Ладонь Марко сползает по его спине ниже и ниже. Робин тихо стонет в его губы, податливо выгибается, когда Марко добирается до его задницы и с наслаждением тискает его крепкие ягодицы. Умение Робина быстро менять роли, чтобы превратиться из дерзкого и наглого альфа-самца в послушного юного фаворита, влюблённого по уши в своего тренера, не перестаёт восхищать Марко. Как же не хочется расставаться с этим мальчишкой.