Скромная Хафима.

      И вот, Хафима уже в своём личном кабинете. Он представляет из себя маленькую комнатку, по середине которой стоит стол с компьютером. Из него торчат множество разноцветных проводов, связанные резиночками и изолентой, чтобы не путались. Сбоку, то есть в западной части кабинета расположено окно. Из него изредка можно увидеть восходящее солнце сквозь здания других зон Фонда, сквозь утренний туман и потеющие окна. Окно находится в таком месте, где лучи солнца попадают только при рассвете, и то мало. Так что частенько Хафиме жалуются на сильный расход света. Она не видит всё чётко, если темно. И так в глазах всё мутно, так ещё и темно.       Как и обычно, Хафима вошла и подняла на окне жалюзи, затем приоткрыла окно, дабы освежить воздух. Тем временем, она сняла свои верхние шмотки и повесила на прибитые около входной двери крючки.       Ей нравится чувствовать свежий воздух, который так и бьёт в нос из приоткрытого окна. От каждого вздоха по телу проливается будоражащее чувство, можно даже сказать, бодрящее чувство, будто бы Хафима сейчас в подростковом возрасте, когда у неё ещё вся жизнь впереди, когда не поздно что-то начинать сначала и открыто столько разных возможностей…       Она села в своё кресло, поставила на колени свой дипломат и принялась доставать из него по очереди всё необходимое, вроде всяких документов, личного ноутбука и прочего.       На столе по её мнению царит идеальный порядок, где всё разложено по своим местам, ровненько, словно в раю перфекциониста. Но как бы не так. Единственное, что лежит на её столе ровно — это ноутбук и компьютер с клавиатурой рядышком. Остальное разбросано так, что хрен найдёшь.       Обычно Хафима переобувается, когда приходит время «запятиминутие». То есть oстаётся около пяти минут до начала рабочего дня. Она вполне может переобуться пораньше, но в одних туфельках холодновато сидеть и дожидаться открытия смены.       Вот и наступило запятиминутие. За время до этого, так скажем, «события», она успела надеть на себя в какой-то степени тёплый врачебный халат, закрыть окна, навесить на себя бейджики, на синей ленточке заламинированные карточки и документы на случай надобности.       Сапожки свои Хафима поставила рядом с пальто, то есть у входа, предварительно почистив их от снега с грязью. Она с этим не особо морочится, хотя и хочет поставить здесь какой-нибудь шкафчик для обуви — времени нет.       Она слышит тяжёлые шаги из коридора. Вероятно, к её кабинету направляется порядка десяти, а то и пятнадцати человек, из которых примерно семь-восемь — военные или же охранники. Остальные — учёные.       В дверь вежливо постучали, у Хафимы сжалось сердце. Больно так. Она очень волнуется, это видно. Тревожно на душе ещё с момента, как её поминать стали коллеги, узнав, что она перешла на Эвклид. Её аж дёргало.       — Входите, — полушёпотом сказала она, ибо отроду не умеет говорить громко, как все люди. Она в принципе тихая, скромная девушка. Никто ни разу на неё за шум не жаловался. И голос у неё такой сладкий, приятный, как у медсестёр или воспитательниц. Её услышали, дверь открыли и к ней прошли сначала двое вооружённых солдат, за ними двое учёных, оставшиеся люди сторожат вход.       — Доброе утро, доктор Уоттер, — обратился к ней тот учёный, что постарше. У него плешивая макушка и чёрные бакенбарды на щеках. Смахивает на джентльмена. Он ни разу не выглядит симпатичным, соблазнительным. Он типичный офисный воротничок, не намеревающийся иметь ни семью, ни девушку. Нос пяточком, губы тонкие, сжатые, обветренные. Этот человек не нервный, подходит к делам спокойно, скрупулёзно, у него хорошая нервная система за счёт безэмоциональности. Брови густые, глаза серые, глубоко посаженные и с нависшими веками. У него вроде и суровый, серьёзный взгляд, но всё-таки в них прослеживается что-то детское, наивное, добродушное. Взглянув на него трудно сказать, что он какой-то жестокий учёный, не щадящий ничего во имя науки.       — Доброе, — украдкою отвечала она, сжимая пальцы в руках от взволнованности, будто перед важным экзаменом.       — Сегодня у Вас особенный день, доктор, — встрял в их разговор второй учёный. Он мужик коренастый, широкие плечи, как у пловца и подкачанные руки. Рост у него под два метра, он выше на полголовы первого учёного и на две головы выше Хафимы. Рожа у него не вызывает доверия: нос с горбинкой, конопатые щёки, прилизанные рыжие волосы, аккуратная эспаньолка и низкий лоб. Одет чрезмерно опрятно, носит очки с чёрной прямоугольной оправой и толстыми линзами, пахнет недешёвым парфюмом, говорит глубоким, твёрдым и жёстким голосом с нотками лицемерия, насмешки. Ну знаете, тот самый голос человека, который с одной стороны говорит честно и настроен серьёзно, но с другой он звучит, говорит так, будто издевается, заигрывает, ехидничает. Хоть Хафима не видит его лица так отчётливо, как все, но зато, в отличие от других, она чётко распознаёт сущность человека по его голосу, языку тела.       — Да… — Хафима засмущалась и растерялась одновременно.       — Извините, не представил, — первый учёный встрепетнулся и указал взглядом на рядом стоящего, — Это доктор Генри Манвикк. Он работает в нашем Фонде пять лет с хвостиком, изучая объекты класса Эвклид и Кетер. Для Вас, доктор Уоттер, он будет являться Вашим помощником с составлением документов. То есть вы будете совместно писать отчёты о наблюдениях за объектом SCP-096, о всех испытаниях с этим объектом и так далее и тому подобное. Кому передавать отчёты Вы знаете.       — Понятно, вроде бы. По сути дела р-разберусь, доктор Шаш, — Хафима подняла голову и взглянула на сероглазого.       — Отлично. По всем вопросам обращайтесь к нему, у него больше информации обо всём этом, нежели у меня.       — Приятно познакомиться, доктор Уоттер, — улыбнулся доктор Манвикк, — Буду крайне рад сотрудничать с Вами.       — Взаимно, — вежливо отвечала она, кивая.       — Что ж, вот мы и познакомились, — выскочил первый доктор, — А теперь к главному. Доктор Уоттер, именно Вы имеете честь, именно Вам суждено определить будущее объекта SCP-096. Если у Вас не будет контакта или Вы будете, не дай Господь, убиты его посредством, то объект придётся, скорее всего, «списать». Если же у Вас получится контакт, то есть, скажем так, сработаетесь, значит, при определённых условиях объект будет продолжать содержаться в нашем Фонде. Как приняли?       — А что значит сработаетесь? — недопоняла Хафима. Она предпочитает официально-деловую речь, нежели это размазанное и объективное просторечие.       — Это значит, что от вашей совместной работы будет толк, — ответил коренастый мужчина, — Какой-никакой, но толк.       — Приняла хорошо, — покорно отвечала Хафима.       — Что ж, тогда пройдёмте. Вы уже ознакомились с документиками об объекте? — задал ещё один вопрос Шаш, идя по коридору со своими двумя спутниками. Манвикк шёл сзади, ведь он занимает места как двое. Он не толстый, нет, просто широкий.       — В краткой форме и содержании, да, — сомнительно, досадно отвечала она.       — Что ж, это не есть хорошо. Может, доктор Манвикк Вам объяснит позже.       — А почему бы по дороге не объяснить? У нас времени предостаточно, — язвил Генри.       — Ну, объясняйте. Мне-то что? — в его голосе не было агрессии, но Хафима почувствовала доктора Шаша своим человеком, ведь ему так же, как и ей, не нравится доктор Манвикк.       — Расскажите мне, доктор Уоттер, что Вам известно об этой твари? — последнее слово он сказал, прихихикнув.       — Гуманоид ростом два с половиной метра-       — Два. Метра. Тридцать восемь. Сантиметров. — с нескрываемым раздражением перебил он её.       — Н-ну да. Я округлила, — виноватым тоном замямлила Хафима.       — Наука понятие точное, она не потерпит этих Ваших «округлений».       — Да-да… знаю, — нотации Генри её уже начали задалбливать, если честно. Вот повезло ей с коллегой-душнилой, — Так вот, руки не пропорциональны телу, каждая равна примерно… равна полтора метра. На его лицо нельзя смотреть ни при каких условиях, будь то через камеру наблюдения, фотография…       — Верно, — лаконично ответил он ей, обведя её тело взглядом.       Они ещё минут восемь-десять шли и дискуссировали об SCP-096, иногда доктор Шаш что-то от себя добавлял, но это не было столь важным. Он редко спорил с кем-то, неконфликтный человек.       Разговор так втянул Хафиму, что она на какое-то время позабыла о волнении. Генри занял всё её внимание, он напомнил ей своего ненавистного препода в университете, который вечно докапывался к ней и будто этого мало был ещё и сексистом.       Стены Фонда в этой зоне серые, пол металлический. Лампы старые, но светят ярко, белым, ослепительным светом, как в больнице. Зона строгого содержания неприятна на глаз, выглядит так, будто все помещения здесь — канализация, а люди, бегающие по ней — голодные крысы. Несмотря на яркие потолочные лампы и настенные фонари, Хафима ни черта не видит, хоть глаз выколи. Но зато тут атмосфера по мнению Хафимы не такая напряжённая, как в других зонах, где она работала до сегодняшнего дня. Даже то беспокойство и взбудораженность куда-то исчезли, в душе воцарилось спокойствие.       Идиллию спокойствия нарушил неожиданный сигнал тревоги. Завыла сирена, белый свет в миг стал красным, раздались по коридорам очереди автоматов и истошные крики людей. За секунду зона превратилась в преисподнюю. А так ведь всё хорошо начиналось… Подобных случаев на опыте Хафимы ещё не происходило. Сразу ощущается контраст между безмятежной зоной безопасных объектов и зоной, где в любой момент может начаться суета с воплями и мясом. Хафима стояла в ступоре и не воспринимала ситуацию, как ребёнок из яслей, которого привели в старшую школу.       Все куда-то смылись: доктор Шаш, доктор Манвикк и прилежащие им охранники. Хафима осталась стоять на месте и пытаться понять, что же это сейчас происходит. Она не любит себя за многое, и за впадение в ступор особенно. Из-за изменения освещения в помещении она видит лишь тёмные силуэты убегающих прочь людей. Учёные, испытуемые… Они убегают с криками, полными неподдельного ужаса.       До неё наконец-таки дошло, что произошло нарушение условий содержания. Ей-богу, доходит, как до жирафа. Тут её охватила лёгкая паника. Ноги стали ватными, руки затряслись, а сердце вот-вот уже выпрыгнет из грудной клетки. Она тяжело дышит, пытаясь ухватиться за кого-нибудь из убегающих, чтобы они довели её до выхода. Сама она уж точно не дойдёт, ибо не помнит дороги и к тому же нихрена не видит. Конечно, пытаться поймать убегающего трудно, всё равно что машину на полном ходу. Девушка вжалась в стену.       Коридоры опустели, а она всё так же стоит, оперевшись о стену около двери. Ей слышны приглушённые вопли солдат, выстрелы, а также крик, выделяющийся среди прочих. Он громче, противнее и истеричнее. И он не от страха, как у всех, а скорее из могущественного чувства ярости. Такое ощущение, будто его голосовые связки бессмертны. Этот крик пугает всех, кто его слышит, из-за него человек входит в состояние растерянности, потому что не знает, куда деться, куда убежать, что сделать, чтобы крик больше не насиловал уши.       Хафима стояла так некоторое время и прислушивалась. Крик действительно странный, нормальный человек не может так долго и так громко орать. Значит, это какой-то сбежавший объект. Хоть бы это не то, с чем Хафиме придётся работать… В конце концов инстинкт самосохранения взял своё. Она решилась пройти в тот коридор и найти там хотя бы обыкновенный фонарик, с его помощью поищет, где спрятаться или вообще уйдёт с зоны, если удастся найти выход.       У стены стоит что-то типа шкафа безопасности, где находится огнетушитель, шланг, молот, фонарик и аптечка. Естественно, Хафима взяла фонарик. Включила, работает; даже очень хорошо, она смогла кое-как разглядеть половину коридора впереди неё.       Как только она приобрела шанс всё увидеть, она осознала, что от любопытства ей теперь ну никак, хоть усрись, не избавиться. Она знает, что опасно, возможно даже смертельно опасно идти к источнику крика. А может, любопытство уже отступает? Или нет… Смешанные чувства такие противные, и нет рядом никого, кто бы посоветовал ей как надо делать. Где ангел и демон на плечах? Почему не советуют? Суки.       Пока Хафима стояла и решала, идти туда или к чёрту ей это не сдалось, дверь в злосчастное помещение вышиблась и с кошмарным грохотом отлетела под ноги девушки. В момент в ушах застыл режащий слух тот самый крик. Человек, который так орал всё раннее время, сейчас со всей скоростью мчится в её сторону. Возникли сомнения, а человек ли это вообще? Так орёт.       Хафима с испугу выронила фонарик, попятилась назад. Конечности стали ватными окончательно. В её планах было пропустить убегающего, отскочить в сторону, спрятаться в какой-нибудь дыре, чтобы это мракобесие её не коснулось. Но вот воплотить свой наспех выдуманный план Хафима, увы, не успела. Псих, набирая скорость, сбил девушку и упал вместе с ней на металлический пол.       Тишина…       Он перестал орать, в помещении, из которого он выбежал, уже не слышны перестрелки. Хафима ударилась затылком, на миг, буквально на несколько секундочек потеряв сознание. Когда пришла в себя, она распахнула глаза и обнаружила перед собой отстраняющееся от неё лицо. Лицо. Она видит лицо вполне чётко, потому что оно очень близко к ней находится. Она не позволяет себе и другим быть настолько близко, отсюда и незнание такого странного «эффекта». Расстояние между их лицами составляет примерно десять-пятнадцать сантиметров, конечно всё чётко видно.       Хафима замерла. Её заморозили его пустые, потерянные глаза. Белые, без зрачков, лишённые пигментации, нет ни ресниц, ни бровей. Лишь морщины и мешки под глазами. Веки опухшие, мокрые, он явно плакал несколько секунд назад. Голова лысая, а цвет кожи всего тела до мурашек бледный. Он до абсурда похож на мертвеца.       Рот испачкан в крови, щёки порваны и растянуты так, что видно мышцы и сухожилия сквозь них. Зубы видны, они желтоватые, но прямые, ровные, заборчиком, словно он проходил в брекетах немного дольше, чем нужно. Тварь выглядит безумно. Отвратительное зрелище: изо рта неприятный запах гнили и стекает кровь. Он ещё и ест своих жертв? Вот о чём удалили данные в документе. Прямо на подбородок ему прилип кусок чей-то плоти.       На нём нет никакой одежды, по его ключицам стекает кровь, которая в последствии попадает на белую рубашку Хафимы.       Они оба дышат с трудом, не спуская друг с друга глаз. Его холодное дыхание ощущается на щеках, губах и верхней части шеи, что будоражит. Существо держит свои руки на уровне головы девушки, не касаясь её. Хафима вполне может выскользнуть из-под него, но что-то не позволяет ей сделать это. Страх? Растерянность?       Вдруг тварь как вскочит и рванёт в коридор, куда люди побежали. Станется, не всех ещё загасил. Снова крик. Это оно.       Хафима не сдвинулась с места. Когда она уже научиться двигаться в экстремальных ситуациях? Хоть бы этих ситуаций не было вообще, если на то пошло. Так вот, что это было? Нет, это понятно, но просто сама ситуация… выбивает из колеи.       Когда Хафима пришла в себя, она села и прижалась к стене, держась за окровавленный затылок. Нехило она шибанулась… Она надеется, что отделалась только испугом и ушибом. Тревожный свет не угасал, но теперь хотя бы стало тише. Можно даже услышать сердцебиение в ушах. Хафима восстанавливает дыхание, переваривая произошедшее. Где Манвикк? Шаш? Куда злополучный объект подевался… и она, что, видела его лицо и единственное чем она отделалась — испачканной кровью рубашкой? Серьёзно? Трагедия.       Через выбитую дверь пробежал отряд МОГ, перекрикиваясь друг между другом, на груди у них шумели рации. Они не обратили внимания на выжившего учёного, приютившегося у стенки. У них есть достойное оправдание не помогать девушке-инвалиду встать с пола — они бежали за объектом SCP-096 с очевидной, но нелогичной целью. Они не остановят его, даже если оставят его на поверхности Солнца. Что могут сделать их жалкие автоматики? Может, оперативники хотя бы ему мешок на голову наденут, чтобы никто его больше не увидел.