У тебя есть меч… а я лишь тем оружием владею, что боги мне вручили в дар.
Троя. Одиссей
Два меча в одних ножнах не поместятся Персидская поговорка
Измотанный тяжелой работой, Карантир вместе с помогавшими ему воинами воздал последние почести погибшим халадинам в лучах заходящего за Синие Горы Анара. Он стоял, склонив голову, окруженный Тьяро и другими эльдар, а также возглавляемыми Халет людьми. Все они, кто был способен стоять на ногах, от мала до велика собрались вокруг сооруженного нолдор кургана. Земляной курган над братской могилой хоть и вышел совсем невысоким, но был должным образом укреплен и выглядел монументально и внушительно. По окончании прощальной церемонии, во время которой Халет и женщины ее свиты пели заупокойные баллады, прощаясь с родичами и соплеменниками, Карантир, силясь не заснуть, присел у большого костра, разожженного его нолдор для приготовления добытой в тот день дичи и бульона. Он ел без аппетита, как и накануне, желая лишь погрузиться в сон. Однако перед сном Карантиру хотелось окунуться в речную воду. После тяжелой работы тело нуждалось в очищении. К берегу речки Аскар он направился уже в полной темноте. Дорогу освещали лишь тускло мерцавшие с Вардиного купола звезды и вышедшая из-за мелких облачков полная луна. Исиль светилась серебристым, непривычно ярким светом, отражаясь в водной ряби неширокой реки, чей берег порос кустарниками и зарослями буйно цветшего лилейника. Спустившись к самому берегу и успев скинуть бывшую на нем одежду, Карантир внезапно услышал совсем рядом с собой плеск воды. В полной уверенности, что лишь ему могло прийти в голову столь позднее купание, он проворно пригнулся, бесшумно опускаясь наземь, в цветник из горевших оранжевым и желтым закрывавшихся на ночь бутонов. Плеск послышался отчетливее и словно бы ближе. Вот Карантир уже мог разглядеть очертания выходившей из воды фигуры. Халет предстала совершенно голой. Кожа ее, казалось, переливалась и мягко блестела в лунном свете. Лицо атанет было хмурым. Стоя по пояс в казавшейся черной воде, бурча что-то неразборчивое на языке людей себе под нос, она сосредоточенно, с особенным тщанием, терла свои волосы куском душистого мыла, одолженного ей кем-то из нолдор. Карантир наблюдал за ее резкими, проворными движениями, слушал, как плещется вода, когда она наклоняется, чтобы прополоскать волосы и умыть лицо, рассматривал очертания ее крепкой поджарой фигуры. Его внимательный взгляд изучал ее всю, ежась выходившую из реки совсем рядом с ним, замершим и забывшим дышать, завороженно и жадно глядевшим на зябко кутавшуюся в покрывало Халет. У нее была изящная шея, небольшая девичья грудь, резко очерченные стройные бедра, гибкая сильная спина и плоский живот с хорошо видными брюшными мышцами. Все ее тело было ладно скроено и казалось сильным и выносливым, как у тренированного воина. Порезы и ссадины были отчетливо видны, но уже заживали благодаря нанесенной целителем мази. В надежде не быть замеченным ею, Карантир с гулко колотившимся сердцем пригнулся к самой земле. Влажная почва приятно холодила грудь и живот. Он уже не мог видеть ее фигуру, лишь, весь превратившись в слух, слушал ее удаляющиеся шаги. Как только она отдалилась от берега, Карантир выпрямился во весь рост и бросился в воду, окунувшись с головой, ныряя под тягучую прохладную водную толщу. Нежданно увиденное зрелище обнаженной Халет против воли подействовало на него словно добрая порция лимпе*. Прийдя к себе в шатер и улегшись на тонкий походный тюфяк, Карантир долго не мог заснуть. Лежа на спине, он смотрел в темноту над собой и думал о том, что будь здесь Кано, он бы тоже спел какую-нибудь из многочисленных грустных баллад собственного сочинения над могилой павших халадинов. Под утро сон стал одолевать вконец измученного Карантира и наконец взял верх над метавшимися в возбуждении от пережитых впечатлений мыслями. На следующий день его разбудил бесцеремонным криком внезапно ворвавшийся в шатер Тьяро: — Морьо, вставай! Полдень скоро, а ты все в кровати валяешься! — И какого орка тебе от меня понадобилось? — пробурчал спросонья плохо соображавший Карантир, не в силах разомкнуть веки. Он подумал о Халет — она тоже потеряла отца и старшего брата, после чего заняла место предводителя своего народа. А вчера у реки они, оба без одежды, оказались совсем рядом друг с другом. Воспоминания об этом горячили кровь, а мысли рассеивались, не желая проясняться. В голове словно бы клубился туман и послевкусие полного неги, расслабленного сна, коим Карантир заснул накануне и проспал все утро. Сладко зевнув и потянувшись, он оглядел обстановку шатра. Лучи Анара проникали сквозь плотную ткань, создавая мягкий золотистый полусвет. Все вещи были на месте — там, где он их оставил, но казалось, что чего-то недостает. — К тебе гостья! — пряча насмешливую улыбку, возвестил Тьяро. — У входа дожидается… Командир стражей красноречиво скосил глаза и кивнул на задернутый полог. Карантир вздрогнул и почувствовал, как сердце учащает ритм, а кровь приливает к лицу. Он уже знал, кто была эта гостья, и не нуждался в том, чтобы Тьяро называл ее имя. — Скажи, чтобы подождала. Я сам призову ее!.. — отвечал он, резво вскочив и озираясь поисках свежей рубахи. Тьяро, все также лукаво улыбаясь, кивнул и скрылся за занавесью, закрывавшей вход в шатер, оставив Карантира спешно надевать одежды и легкий доспех. Когда Халет было позволено войти в шатер, ее взору предстал Лорд Таргелиона, одетый в кроваво-красную расшитую золотой нитью тунику и броню, состоявшую из наручей, обтянутых кожей металлических наплечников, грудной пластины с выбитой на ней восьмилучевой звездой и инкрустированного золотыми вставками пояса-перевязи, к которому крепились ножны сабельных мечей и охотничьи кинжалы. Другой пояс — из черного шелка, с крупной покрытой рубинами золотой пряжкой, туго опоясывал тонкую талию Карантира поверх первого и надевался в качестве украшения. Другие украшения — отделанные самоцветами золотые ожерелья, оплетали его высокую шею, на которой гордо держалась красивая эльфийской красотой голова, покрытая золотым венцом — символом власти над Таргелионом. Халет была одета в простое, успевшее высохнуть после вчерашней стирки, льняное одеяние, поверх которого носила крепившуюся широкими жесткими ремнями броню из грубо выделанной кожи с железными вставками на плечах, животе и бедрах. Поверх этого своеобразного верхнего платья на ней был кожаный пояс, за который были заткнуты потертые бронзовые ножны. Волосы ее казались чистыми, они приятно пахли душистым мылом и были заплетены на висках, макушке и затылке в ряды мелких длинных кос. Теперь можно было разглядеть их оттенок. У Халет были золотисто-пшеничные волосы. Они переливались на солнце, источая сияние. Вздумай она оставить свои густые волосы распущенными, они спускались бы до низа спины. — Здравствуй, князь, — заговорила Халет, явно смущенная видом обстановки внутри шатра и его обитателя. — я к тебе с благодарностью… Мы все благодарим тебя и твоих эльдар за спасение, а еще больше за помощь. Сегодня рано утром прибыли повозки. Они привезли дары для нас из твоей столицы. Твой друг сказал мне, что мы получили всю эту снедь и прочие вещи по твоему приказу… Она отводила глаза, избегая почему-то встречаться взглядом с внимательно слушавшим обращенную к нему речь Карантиром. — Здравствуй, атанет. Тьяро не соврал, — утвердительно кивнул он, выжидая, что еще она скажет и разглядывая ее освещенное мягким светом лицо. — Мы в долгу перед тобой, князь, — продолжала Халет своим хрипловатым голосом. — И я пришла узнать… — она на мгновение замялась, — Я хотела узнать, чем мы можем отдать наш долг. Атанет подняла голову и посмотрела Карантиру прямо в глаза. Тот не сумел сдержать ироничной и торжествующей полуулыбки. — Я должен подумать, чем ты и твой народ можете быть мне полезны, — изображая задумчивость, проговорил Карантир. — А пока иди, пользуйся моими дарами… Тут же тень омрачила ее лицо. Темные брови, казалось, изогнулись отчаянней. Халет отступила на шаг, не сводя взора с лица Карантира. — Ты знаешь — у нас нет ничего, кроме наших жизней и доблести, — молвила она. — Ваша доблесть заслуживает уважения, — отвечал ей Карантир, сверля ее взглядом. — И награды… Вы убивали орков, вторгнувшихся в мои земли… Он отстегнул от пояса ножны короткого меча с широким лезвием. — Это Атамакиль, — сказал он, протягивая ей меч вперед рукоятью. — Его выковал для меня отец, чтобы он напоминал мне, кто я. — Кто ты такой, князь, говорят о тебе твои деяния, — осторожно принимая из его руки клинок и склоняя в знак благодарности золотящуюся голову, отвечала Халет. — Они принесли тебе славу… — она принялась внимательно рассматривать украшенную самоцветами рукоять, — но слава не щит. — Мои мечи и мечи моих воинов — защита, что надежней самого крепкого щита и самой высокой изгороди, — насмешливо парировал Карантир. — Так, может, проверим, кто из нас лучше им владеет? — спросила Халет своим низким хрипловатым голосом, сверкнув на него глазами ровно также, как в первую их встречу.***
Биться решили без свидетелей. А потому условились встретиться перед заходом солнца на другой стороне росшего неподалеку платанового леса, подальше от глаз нолдор и смертных, что могли увидеть их, реши они устроить поединок на берегу или на равнине рядом с разбитыми на ней лагерями. Взяв с собой любимые им парные сабельные клинки, Карантир отчего-то думал, что Халет будет сражаться только что подаренным ей мечом, но когда она появилась в условленном месте, был удивлен, заметив в ее руке покрытый прожилками короткий меч с широким, заточенным с обеих сторон лезвием. Такие мечи использовали и синдар, а потому Карантир считал их плохо сработанными и малоэффективными в бою. В левой руке атанет был круглый деревянный щит. — Я готова, — предупредила Халет, изготовившись нападать. На ее лице, вокруг глаз и вдоль подбородка, какой-то темно-зеленой краской были прочерчены широкие полосы. Светло-голубые глаза горели ярче самоцветов. В каждом движении чувствовалась собранность, готовность сражаться, решимость. Внутренняя сила, что волнами исходила от нее, действовала на Карантира словно пьянящий дурман, наполняя тело мощью и желанием двигаться, немедленно вступив в бой. Он прекрасно знал, что будет мало славы и еще меньше доблести в том, чтобы убить женщину из второрожденных. Но она сама пожелала такой смерти, а желание женщины — закон для благородного мужа. Поэтому обычно спавшая совесть Карантира продолжала свой безмятежный сон, когда он обнажил переливающиеся радужным светом в лучах заходящего солнца клинки. — Рр-р-рах!!! — словно разъяренная кошка рыкнула Халет, набросившись на Карантира. Возможно, она понимала, что если изберет оборонительную тактику, то неминуемо проиграет, а потому захотела использовать ничтожный шанс и напала первой. Карантиру пришлось склониться к росшей на опушке леса изумрудной траве, уклоняясь от этого свирепого и мощного удара, чтобы тут же попытаться нанести свой. Лезвие одного из мечей, со свистом прошив воздух, встретило лишь деревянную поверхность окованного железом щита. — Эх-х! — с этим криком Халет попыталась наотмашь ударить Карантира щитом, в котором застрял один из его мечей. Про себя он отметил, что она нисколько не боится сближаться с противником, наступать, действовать. Это говорило о немалом боевом опыте и отваге, придававших уверенности. Действуя молниеносно, Карантир почти упал наземь, мощным ударом ноги выбив у нее из рук отлетевший в заросли щит. Халет отшатнулась и едва удержалась на ногах. Это дало ему возможность вскочить и снова занять оборонительную позицию, в то время как атанет переводила дыхание. — Лучше сдавайся, князь! — прорычала своим хриплым голосом Халет прежде, чем снова броситься на не ожидавшего такой быстроты Карантира. Ее меч в очередной раз рассек воздух над его головой, а затем в нескольких дюймах от плеча. С трудом Карантир сумел избежать следующего удара, внутренне признавая ее силу и ловкость. — Ты разозлила меня, атанет! — зло бросил он, с разбегу кидаясь на нее с мечом в одной руке и кинжалом в другой. Халет успела увидеть оба клинка, противопоставив одному свой меч, а другой выбив из руки Карантира сильным точным пинком. Отпрыгнув назад, она тут же сгруппировалась, чтобы уже в следующий миг ринуться в бой с криком «Эйяя-я!» На этот раз Карантир был готов не просто отразить ее удар, но и завершить их битву — он заготовил в левой руке небольшой нож, который собирался всадить под бок неосторожно приблизившейся, чтобы скрестить их мечи, Халет. — Халет!!! — вдруг оглушительно раздалось откуда-то из-за спины. Карантир обернулся — прямо на него с ножом в руке несся давешний малый, что говорил с ним в лагере атани. Он бежал, вытаращив глаза, хватая открытым ртом воздух сгущавшихся сумерек. Трава и листья кустов росшей на опушке костяники шелестели от соприкосновения с полами его длинной рубахи. — Халдан! — закричала на него явно раздосадованная появлением племянника Халет. — Что ты здесь делаешь?! — Я видел, как ты ушла, взяв меч, и решил, что ты можешь попасть в беду! — срывающимся голосом, задыхаясь, кричал мальчик. — Что он хотел с тобой сделать?! Он ударил тебя?! Халдан замахнулся ножом на Карантира и оскалился. — Тише! — рявкнул тот, перехватывая его державшую нож руку. — Это была игра… Мы с атанет играли здесь… От боли в накрепко стиснутом запястье мальчик вскрикнул и выронил нож. Тот, сверкнув лезвием, тут же исчез в черневшей под их ногами траве. Карантир отпустил руку Халдана, наступив сапогом на рукоять упавшего ему под ноги ножа. — Ты не должен везде ходить за мной, — укоризненно сказала Халет, склоняясь к опешившему Халдану. — У тебя есть мать. Она нуждается в твоей опеке больше, чем я. — Но я только хотел… — начал было тот. — Пойдем обратно, шевелись. Время ужинать и спать, — пряча нож за пояс, скомандовал Карантир и слегка подтолкнул мальчика за плечи. Втроем они шли в сгущавшихся сумерках между темнеющими деревьями: Карантир с Халданом чуть впереди, Халет — в нескольких шагах позади них. Мальчик время от времени взглядывал снизу-вверх на шагавшую рядом с ним темную фигуру. Чувствовалось, что он побаивается, но стремится не показывать своего страха и, одновременно, испытывает любопытство и интерес. — Чем закончилась ваша игра? — насмелившись, спросил Халдан, когда они вышли из леса с противоположной стороны и направились к раскинувшемуся в паре сотен шагов лагерю смертных. — Она меня пленила… — ответил ему Карантир, оглянувшись на все еще разгоряченную схваткой раскрасневшуюся Халет.