Но чем эльфка лучше меня? Тем, что при виде эльфки вы сучите лапками, а при виде меня вас тянет блевать? Подавитесь вы такими аргументами. Я всё равно выживу. Анджей Сапковский «Меч предназначения»
— Морьо! Ты там живой?! — раздался внезапно голос Тьяро. — Сам ведь приказал собираться в дорогу, а теперь разлегся, словно мы никуда не спешим! Командир стражей зашел внутрь шатра и огляделся. Заметив валявшиеся в беспорядке на земле скомканные одежды, он замер, настороженно прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за занавеси, отделявшей постель Карантира от остальной части шатра. В этот момент занавесь слегка отдернулась. Из-за нее на Тьяро сонно глядело лицо Лорда Таргелиона: — Все в силе, Тьяро, — грудным голосом спросонья начал Карантир. — Сегодня возвращаемся домой… Занавесь отдернулась окончательно и, к своему немалому изумлению, Тьяро увидел лежащую рядом с Лордом предводительницу атани. — Леди Халет едет с нами, — кивнув на нее, добавил Карантир. — Так что прикажи приготовить для нее коня и амуницию. — Отлично! Будет исполнено! — быстро нашелся Тьяро, лучезарно улыбнувшись Леди. — Я, пожалуй, пойду собирать вещи… И он, отвернувшись, проворно ретировался прочь из шатра. — И пусть принесут поесть, — напутствовал командира стражей Карантир. Когда они опять остались одни, Халет, проснувшаяся от крика Тьяро, взглянула на сидевшего рядом с ней Карантира так, будто видела его впервые. Должно быть, при ярком солнечном свете он казался ей совсем не таким как накануне, окутанный ночной тьмой. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной в столицу, — снова укладываясь, объявил Карантир. — Я не могу оставить моих людей, — ответила Халет. — Они отправятся с нами. Их мало — мы сможем увезти всех их. — И что мы будем там делать? — спросила атанет, вглядываясь в его надменный профиль. — Жить, — коротко ответил Карантир. — Ты будешь жить со мной. — Ты даже не знаешь меня… — отчужденно произнесла она. — Ошибаешься, — усмехнувшись, возразил он. — Я сумел хорошо тебя изучить. И он взглянул на неё прямо. Это был один из тех пронзительных взглядов, от которых земля начинает уходить из-под ног того, на кого смотрят. Глядя так, Карантир говорил ей: «Ты — моя женщина. Моя. Я тебя выбрал. И прямо сейчас я намерен тебя взять…». Он заметил, как по телу Халет в который раз побежали мурашки. В следующий миг она порывисто склонилась к нему, вновь нетерпеливо ожидая и желая его испепеляющих поцелуев, прикосновений и объятий… Приготовления к обратной дороге закончились поздним вечером. Воины нолдор помогали собирать и укладывать в привезенные повозки скарб халадинов, которых было решено увезти с отрядом воинов в столичный город Таргелиона. Раненых, что не могли держаться в седле, вместе с детьми и несколькими стариками, также усадили в крытые повозки, запряженные тягловыми лошадьми. Женщины из охраны Халет, как и она сама, получили в свое распоряжение поджарых лошадей темной масти, принадлежавших конюшне Лорда Таргелиона. Тьяро, следуя приказу Карантира, призвал их к себе, наделив одеждой, оружием и полной амуницией, какую носили воины его полка. Надев ее, девы халадинов преобразились, сделавшись похожими на солдат Таргелиона. Только волосы женщин атани, в отличие от мужчин нолдор, обладавших ровными темными волосами, были пышным и светлыми. Командир стражей был так поражен, что тут же решил показать Владычицу халадинов и ее женщин Карантиру. — Полюбуйся на них, Морьо! — улыбаясь, восклицал Тьяро. — Они кажутся одними из нас! — Хм-м… — тоже с любопытством оглядывая приведенных к нему Халет и ее свиту, ответил тот. В этот миг Карантир подумал о волосах Халет: они не были такими же великолепными и мягкими, как волосы дев из ваниар, но их золотистый блеск и жестковатые завитки мелких кудрей, спускавшихся на ее плечи и спину, нравились ему даже больше, чем шёлковые волны волос изнеженных эльдиэр Валмара. Однако Тьяро был прав — туники, кольчужные рубахи и легкая броня нолдор Таргелиона сидели на этих высоких поджарых женщинах так, как будто были сделаны и скроены специально для них. Эти женщины мало улыбались, храня сосредоточенное, серьёзное выражение на грубоватых для дев лицах. Они переговаривались меж собой вполголоса, опасливо взглядывая на Карантира, которому показалось, что они шепчутся о нем и смотрят на свою предводительницу. Следуя их примеру, он тоже внимательно осмотрел ее и вскоре заметил висевший у пояса Халет меч, который сам подарил ей накануне. Такой она особенно нравилась ему: с чистым, открытым лицом, заплетенными в косы у висков и на затылке волосами, в полном боевом облачении воина, она виделась ему близкой, как если бы была его родней, с которой он знаком с детства. — Ты готов, князь? — приосанилась Халет, требовательно сверкая глазами. — Мы надели все это не для того, чтобы ты нами любовался. И она с вызовом шагнула вперед, смерив Карантира строгим взглядом. — Выступаем, — небрежно бросил он и, высоко подняв голову, стремительно зашагал к удерживаемому слугой вороному, ожидавшему поодаль. Вскоре Халет нагнала его на своем коне и повела его бок о бок с шедшим во главе отряда вороным. Они молча ехали рядом. Карантир смотрел вперед, вглядывался в открывшуюся перед ними равнину, находя взглядом горизонт. Он понимал — Халет вовсе не думает, что в чем-то ниже него. Она и халадины — не одни из его вассалов. В седле Халет держалась, как и всегда, гордо и уверенно. С непривычки она слишком плотно обхватила своими длинными стройными ногами бока лошади. Та нервничала. Мускулы на ногах Халет напряглись. Напряженным было и выражение ее лица. — Позволь себе провалиться в стремена, — сказал, повернувшись к ней, Карантир. — Тяни пятку вниз и держи ноги ровно, чтобы не качались взад-вперед. С этими словами он дотронулся до ее бедра, но тут же отдернул руку — ту словно ударило мощным разрядом удушающего и томительного желания. Халет что-то сотворила с ним, и Карантир не мог противиться этому чародейству. Он хотел ее. Хотел безумно, до дрожи, и ничего не мог с собой сделать. Одним своим видом Халет заставляла дух загораться, вожделеть, сердце — стучать, а дыхание — сбиваться. Когда, с наступлением ночи, останавливались для отдыха, он открыто, не таясь, уводил ее с собой в шатер, где наконец мог хотя бы отчасти удовлетворить ставшее обоюдным желание телесного соединения. При оранжевом свете горевших внутри шатра ламп Халет садилась верхом на его бедра и двигалась: поначалу резко, с силой, потом плавнее, но всегда в одном ритме, приподнимаясь, глубоко вдыхая горячий воздух, глядя прямо в глаза своими сверкающими глазами. Это сводило с ума. Карантир шумно выдыхал, подавался вперед, следя за каждым ее движением, ловя каждый вдох. Уже не понятно было, кто из них отдается, кто принимает. В такие моменты Карантир ощущал себя принадлежащим ей, как истинный супруг принадлежит супруге. Не только хроа, но феа и эндо* желали эту атанет. Взор не мог насытиться ею, обоняние нуждалось в том, чтобы чувствовать ее неповторимый запах, руки хотели сжимать ее, рот — целовать ее всю, прикусывая кожу. «Встань на колени… Раздвинь шире ноги… Поверни голову…» — осанвэ Карантир использовал, чтобы направлять ее, указывая ей путь к наивысшему чувственному удовольствию для обоих. Он знал, как надо брать женщин — сначала не торопясь, изучая, затем уверенно, с силой, с напором. Халет подчинялась, опьяненная им, умевшим заставить желать себя, когда он приближался к ней сзади, охватывая одной рукой вокруг талии, а пальцы другой погружая в сосредоточие ее наслаждения. Стоя на коленях с широко расставленными ногами, она послушно поворачивала голову, чтобы Карантир мог завладеть ее губами, проникнуть языком в рот, окончательно сделать своей, умело массируя пальцами внутри нее. В ощущениях Карантира, подчиняясь, атанет оставалась сильной, но лишь упрочняла, подтверждала крепнувшую с каждым днём взаимную привязанность желанием разделить с ним самое тайное и великое наслаждение. — Морьо? — неожиданно спросила она, когда они лежали, тесно обнявшись, во время краткого отдыха. — Ведь так твой друг называл тебя? Ее голос сладким, тягучим эхом прозвучал в голове. — Да, атанет, — тихо ответил Карантир. — Это имя было дано мне отцом. — Отец дал тебе имя и выковал меч, — продолжала она своим хрипловатым голосом. — Ты такой, какой есть, благодаря ему… — Он был самым великим из эльдар… Карантир вмиг помрачнел от воспоминания об отце. — Мой отец тоже дал мне имя. Халет… Это значит «одна из халадинов». Называй меня «Халет». — Халет… — повторил Карантир, прикрывая глаза. На подступах к замку он прочёл на ее лице беспокойство. Халет явно мучилась какой-то невеселой мыслью. Она ехала рядом, хмурясь, глядя вдаль, каждый миг ожидая увидеть показавшиеся на горизонте башни замка Таргелиона. — О чем ты думаешь? — спросил Карантир. — О том, что ждет меня и мой народ там, куда мы идем… — Я рядом с тобой — ничто не должно тебя тревожить. — А тебя разве никто не ждет?.. — спросила Халет, вдруг внимательно взглянув на Карантира.***
В замке действительно был кое-кто, с нетерпением ожидавший его возвращения… Карантир подумал о Кориэн. Эта дева была дочерью Ноленвэ — одного из лучших мечников из свиты отца, павшего, защищая своего короля и господина. Она и ее младший брат, Фельмо, тоже были искусными воинами. После героической гибели их родителя они разделились: Фельмо отправился в полк свиты Курво, а она — к нему. Все знали — сызмальства Кориэн питала к нему необъяснимую склонность, которая могла быть лестной для любого мужа, если учесть красоту, острый ум и многие другие достоинства, которыми она обладала. Когда дела в Таргелионе постепенно пошли на лад, многие начали поговаривать о том, что они с Кориэн могли бы составить прекрасную пару и прочили им совместное будущее. Сама же она, казалось, не обращала внимания на эти толки и лишь упорно трудилась, стараясь приносить как можно больше пользы, занимаясь хозяйством и установлением порядка во всех делах, касавшихся бытовой стороны замковой жизни. Постепенно, благодаря усердию, трудолюбию и выдающимся способностям к упорядочению всего и вся, Кориэн негласно сделалась управительницей всего замка и его полновластной, хоть и не объявленной хозяйкой. Кориэн считалась признанным украшением таргелионского двора. Ее красота и изящество привлекали первых мужчин свиты Карантира. Даже командир его стражей и лучший друг, Тьяро, не остался к ней равнодушен. Он вздыхал по деве украдкой, полагая, что его друг и Лорд сам вскоре захочет обладать столь бесценным сокровищем, каким виделась ему и другим эта благороднейшая из нолдиэр. В эти дни Кориэн наверняка ждала его, сидя за рукоделием в своих комнатах, нервно отчитывая прислугу и то и дело беспокойно взглядывая в окно, напрягая острое зрение, рассчитывая первой увидеть с высоты стрельчатых окон замка на западном склоне горы Рерир приближающийся отряд воинов Таргелиона во главе с его Лордом. Карантир помнил ее всегда безупречно одетой и причесанной, в многослойных парчовых одеяниях сдержанных охристых оттенков, подогнанных по стройной статной фигуре и расшитых золотыми нитями, с рассыпанными по плечам густыми волнами черных блестевших на солнце волос, украшенную широкими поясами из черненого серебра и самоцветов, причудливыми заколками, медальонами и ожерельями, в которых сверкают топазы и изумруды. Он представлял, как нарядная счастливо и восхищенно улыбающаяся Кориэн первой выбежит из ворот, чтобы преподнести ему Ветвь Возвращения, срезанную с дерева ойолайрэ*, и как она будет говорить своим мелодичным голосом, заглядывая ему в глаза: «Я так ждала, что вы скоро вернетесь, мой Лорд…». В этих ее словах Карантиру, как не раз бывало, послышится легкий упрек ожидающей женщины… Она ждала его. Ждала смиренно, с молчаливым обожанием, с истинно нолдорским упорством, своим присутствием успокаивая его, смиряя его гнев. Все в ней было хорошо: внешность, душа, происхождение, нрав. Возможно, именно эта идеальность Кориэн и отталкивала Карантира. Его сердце не откликалось на ее страстный, хоть и молчаливый, призыв. Когда, после трех дней пути, авангард их отряда приблизился к замку, она ожидаемо показалась в распахнувшихся воротах с веткой «вечного лета» в тонких пальцах. Вглядевшись, Карантир мог отчетливо разглядеть золотившиеся на солнце пластины имитировавшего доспехи роскошного нагрудника с гербом Первого Дома, разлетавшиеся на ветру рукава и шлейф многослойного шифонового платья цвета алого заката, черные стрелы длинных разметавшихся волос… Кориэн частым, торопливым шагом шла им навстречу. Было отлично видно, как менялось выражение ее лица по мере того, как она приближалась к ехавшим впереди остальных воинам Таргелиона. Приветливая и счастливая улыбка на этом белокожем совершенном лице постепенно уступала место тревожному замешательству. Кориен щурилась, чуть приоткрыв нежный рот, вертя головой, пока наконец не остановила взор на фигуре Карантира. — Здравствуй, Ноленвиэль! — первым окликнул ее тот, подняв руку в приветственном жесте. — Что нового в замке? Надеюсь, ты не скучала, командуя и распоряжаясь в мое отсутствие? — Мой Лорд, я лишь дожидалась вашего возвращения… — потерянно произнесла Кориен, оглядывая войско. По ее голосу чувствовалось, что она слегка запыхалась от долгой быстрой ходьбы. — Как видишь, мы вернулись не одни. Леди Халет и ее народ оказали нам честь, приняв мое приглашение, — сказал Карантир, указывая рукой на ехавшую по левую руку от него атанет. — Кто она такая? — спросила во всеуслышание та, сверкнув глазами на растерявшуюся под ее взглядом Кориэн. — Нолдиэ моей свиты, — представил ее Карантир. — Кориэн Ноленвиэль, это владычица халадинов, Халет Мечница. Прими же ее как мою гостью! Слушая приказ, Кориэн смотрела на Халет расширившимися от неожиданности глазами. Та, в свою очередь, сдвинула брови, пристально оглядывая стоявшую перед ними деву. Карантир уловил ее настрой — Халет была недовольна и насторожена. Наверняка она поняла, что эта его приближенная не простая нолдиэ-распорядительница в замке, но верно дожидавшаяся его возвращения женщина. Тем временем Кориэн несмело приблизилась, чтобы протянуть ему ветвь ойолайре, которую все это время сжимала в трепетных пальцах. — Это та, кто дожидалась тебя? — спросила Халет, когда вечером они остались одни в отведенных ей гостевых покоях. Карантир ухмыльнулся, выдержал паузу, но потом сказал: — Она лишь служит мне, как и все здесь… — Я не твоя служанка, — тряхнув тяжелой копной золотящихся волос, с вызовом в голосе возразила атанет. — Ты — моя жена… И я намерен объявить об этом на предстоящем скоро приеме в честь нашего возвращения. Произнеся это, Карантир внимательно взглянул на нее в свете ярко горевших в комнате ламп. Халет замерла и пытливо смотрела ему в глаза, не произнося ни слова.