«If you really come down to any large story that interests people — holds the attention for a considerable time … human stories are practically always about one thing, aren't they? Death. The inevitability of death.»* Джон Р.Р. Толкин
— Она уехала? — Да, Кондонья… Тьяро помолчал. — Знаешь, я успел привязаться к малышу Халдану… Надеюсь, скоро все станет по-прежнему, — заговорил он снова голосом, в котором слышались печаль и сожаление. — Не станет, — произнес замерший у окна Карантир. Из находившегося на большой высоте окна его покоев, смотревшего на юго-восток, открывался вид на простиравшиеся далеко дикие поля и видневшийся на горизонте лес. А за лесом блестела зеркальная гладь холодного и величественного озера Хелеворн, у берега которого они с Халет купались всего несколько дней назад… Никуда-то ему не деться от нее и от воспоминаний о днях и часах, проведенных с нею рядом. Бегом Карантир спустился на конюшню, оседлал вороного, взял висевший на стене хлыст, прыгнул в седло и вылетел рысью во двор. Оттуда, распугивая проходивших по двору прислужников, спешно поскакал к воротам. Как только стражи растворили массивные створки перед всхрапывающим огромных размеров конем, Карантир со всей силы огрел его хлыстом и крепко схватился за поводья. Иссиня-черной молнией вороной помчался вниз по крутому спуску и вскоре выбежал в открытое всем ветрам поле. Влажные комья с пучками травы высоко отлетали во все стороны от его могучих копыт. Земля тряслась и дрожала перед взором Карантира, стремительно уходя куда-то вниз. Поле позднего лета сливалось перед глазами в одно серо-желтое месиво. Вороной вытянул вперед шею, повинуясь щелчкам поводьев и чувствуя, как хозяин все сильнее ударяет каблуками сапог по ребрам. Он бежал все быстрее, подстегиваемый жестокими ударами хлыста. Быстрее, еще быстрее, еще… — Ааа-а-а-а!!!!!! Отчаянный вопль Карантира огласил степь и гулким эхом отразился от далеких заснеженных гор на востоке. Вороной вздрогнул, опасливо повернул шею, кося кровяным глазом на обезумевшего седока. «Надо было ее убить! Убить! И навсегда покончить с этим!» — безумствовал надрывный голос, раздававшийся в голове Карантира. Он готов был ринуться в гущу самой свирепой сечи, чтобы тут же быть безжалостно изрубленным на куски, на всем скаку прыгнуть с коня и свернуть себе шею, загнав насмерть ни в чем не повинного вороного, размозжить голову о камни, кинувшись с разбегу в холодные бурлящие воды Большого Гелиона, текшие на севере, за горой Рерир, на которой располагалась его твердыня. Надеясь, что скачка хоть немного заглушит разрывавшую внутренности боль, Карантир летел на своем коне сквозь степь, чувствуя, как щеки горят от обиды, а слезы закипают в глазах от сознания невозвратной потери. Наконец обессиленный и взмыленный вороной остановился посреди бескрайнего поля. Высокие травы колыхал прохладный восточный ветер. Карантир сполз с коня, упал ничком в траву, закрыл лицо руками и долго неподвижно лежал так, ожидая сам не зная чего, слушая частые удары собственного сердца. Шли дни. Закончилось лето и начались дожди. Утра стали прохладными. Все раньше сумерки начинали сгущаться над высокими башнями замка Таргелиона на западном склоне горы Рерир. Закаты все чаще разливали холодный рубиновый и кораллово-лиловый цвет по небесам близ горизонта на западе. Многих жителей Дор-Карантира при виде этих тревожных закатов охватывали недобрые предчувствия приближающихся бедствий. Карантир следил за изменениями погоды из окна рабочего кабинета. Он подолгу оставался там один, не желая видеть даже самых доверенных приближенных. В конце месяца Наркуэлиэ* в замок неожиданно пожаловал с визитом Лорд Макалаурэ во главе небольшого отряда верных воинов. — Сколько мы не виделись? А, Морьо? Уж год или больше? — бодро спросил он, войдя в покрытом свежей грязью дорожном плаще в рабочий кабинет Карантира. Последний отметил про себя, что брат нисколько не изменился — смягченные, сглаженные черты отца остались прежними. Свежее лицо, юношеская хрупкая фигура и заплетенные в множество кос густые темно-каштановые волосы тоже никуда не делись. Обычно меланхоличный и задумчивый, сейчас Кано излучал энергию. — Что подвигло тебя оставить твою Брешь и отправиться сюда? — медленно ворочая языком, спросил сидевший в своем кресле Карантир. — Ты мне не рад? — ответил вопросом на вопрос старший брат. — Не беспокойся о Бреши, — со смешком продолжил Кано, подбрасывая поленьев в камин и снимая плащ, — она под охраной моей кавалерии. К тому же сейчас они не станут атаковать — дороги размыло дождями. Грязь там просто непролазная! У нас с начала сентября льет еще нещадней, чем здесь! Казалось, они поменялись местами — спокойный Маглор по-хозяйски расхаживал от стены до стены по просторному кабинету, а всегда импульсивный и подвижный Карантир замер в кресле, уставившись на стоявший в дальнем углу книжный стеллаж. — Какие у тебя новости? — вдруг спросил Кано, резко замерев рядом с камином. — Никаких, — буркнул в ответ Карантир. — Никаких? Необычное имя для девы… Когда Тьяро просил меня приехать, он не написал мне, как ее звали, однако изложил твои новости… — Проклятье! — взорвался наконец Карантир. — Это не твое дело! Не лезь ко мне! Убирайся обратно! Ты отлично годишься, чтобы быть затычкой для Бреши твоего имени! — Узнаю брата! — притворно счастливо воскликнул Маглор, ринувшись к вскочившему с места Карантиру. — А теперь сядь обратно в это морготово драное кресло и слушай меня! Та девица из смертных — не мое дело, согласен, но ты и твоя жизнь — это самое что ни на есть мое дело! Я больше тебе скажу — это наше дело, семейное… Ты думаешь, мы просто так из жалости тебя и малышей в тылу держим?! Таргелион — наша сокровищница, житница для наших нолдор! И его правитель не имеет права неделями страдать из-за какой-то бабенки! Возьми себя в руки, Морьо, не то я попрошу Нельо заняться тобой! Уж он сумеет железной рукой навести порядок в твоей земле и в твоей дурной голове! Карантир рванулся было прочь, но Маглор вцепился в него мертвой хваткой и с силой толкнул обратно в кресло. — Сидеть! С самого детства с тобой не было никакого сладу! Даже мать не могла тебя приручить, а отец только радовался твоему бешеному нраву и бесконечным дракам и ссорам со всеми подряд! Но сейчас я тебе за отца! Пришло время браться за ум, Морьо! — Кто бы говорил! — злобно огрызнулся Карантир, сверкнув глазами. — Ты же сам больше всех убивался по девкам! — Я — менестрель и песнопевец, — мне можно, — тут же парировал Кано. — К тому же я, в отличие от тебя, знаю меру в делах с девками… — Она не девка, а воительница! — Это ничего не меняет, — заметил в ответ Маглор. — Будь она хоть сама валиэ Нэсса, она не стоит того, чтобы из-за нее убивать себя! Он потрепал молчаливо склонившего голову Карантира по плечу и снова отошел к разгоревшемуся камину. — Я намерен пробыть у тебя пару дней, а потом забрать с собой на неделю. Тебе не помешает подышать северным воздухом и нюхнуть орочей вони! — подвел Маглор итог их беседы. Через два дня Карантир уехал с ним и его отрядом на северную границу, а по возвращении устроил долгожданный праздник для жителей твердыни на горе Рерир и близлежащих поселений. С той поры жизнь в Таргелионе начала входить в прежнее русло…***
Незаметно минуло сорок пять лет. За эти годы Карантир не раз воевал с орочьими армиями у восточных и южных границ своих владений, сопровождал во главе большого отряда воинов свиты шедшие через его земли на запад торговые караваны, нагруженные драгоценностями, доспехами и оружием, сработанными трудолюбивыми жителями Ногрода и Белегоста. Успел он и заключить военный союз с сильным и многочисленным племенем коренастых, жилистых смугляков-истерлингов, называемых еще вастаками. Их вождь, Ульфанг, с двумя взрослыми сыновьями не раз гостил в замке на западном склоне горы Рерир, где вскоре принес присягу на верность Карантиру, поклявшись биться вместе с нолдор против сил Моргота в предстоящей скорой войне. В замке все шло издавна заведенным порядком. Кориэн, распоряжаясь прислугой и ведя подсчет ценностей и запасов, преданно служила своему лорду. Его верный друг Тьяро вздыхал по ней молча, не решаясь признаться в своих чувствах и не предпринимая никаких шагов к сближению. Сама Кориэн, с завидным постоянством получавшая предложения руки и сердца от самых видных женихов Таргелиона, отвергла их всех, продолжая втайне лелеять безумную надежду обратить на себя внимание Лорда Карнистиро. Последний с присущей ему энергией и норовом занимался переговорами с правителями несговорчивых и недоверчивых наукар. Этот народ был искусен в изготовлении амуниции и брони, кольчуг и шлемов, выделке кожи и мехов. Уродливые и неповоротливые, они мастерски обрабатывали любой камень, раскрывая с помощью огранки всю его сияющую красоту, и превыше всего ценили самоцветы из Валимара, которые в избытке имелись у Карантира, а также те драгоценные камни, что удавалось найти в многочисленных шахтах, расположенных в недрах Эред Луин. Таргелион, ведя торговлю с наукар, неизменно, год за годом, скупал все самые дорогие и прекрасные из сделанных ими женских украшений. Все эти сияющие самоцветами тиары и блещущие крупным жемчугом золотые венцы, рубиновые ожерелья и изумрудные браслеты, инкрустированные сапфирами серьги и многочисленные брильянтовые кольца оседали в подземной зале с низкими сводами, где хранились прочие сокровища и казна. В замке действовал негласный запрет на упоминания о женщинах… Но вот в один из дней начала лета, когда дневное светило еще не достигло своего зенита, длинный каменный мост, протянувшийся через Большой Гелион к владениям Карантира, пересек необычный всадник на белоснежной лошади. Всадник этот был встречен и задержан постом охраны, несшей службу на другой стороне моста, с которой начинались земли Таргелиона. Тьяро, Карантир и несколько других воинов из стражей как раз оттачивали мастерство во владении мечами, сражаясь друг с другом, когда к покрытой гравием площадке для поединков приблизился один из воинов дворцовой охраны и жестом показал, что у него важное сообщение для самого лорда. Тем временем к месту тренировок во внутреннем дворе замка подвели золотоволосого эльда. — Его задержали на мосту, мой лорд, — рапортовал охранник-нолдо. — Он отказался назвать свое имя, но сказал, что у него послание к Лорду Карнистиро, которое он поклялся передать ему лично. «Из ваниар… Но откуда он прибыл?..» — мелькнуло в мыслях Карантира при взгляде на задержанного эльда. — От кого? — спросил он, скривив рот в саркастичной усмешке. — Я не могу ответить, — опустил взор златовласый посланник. — Дай мне твою секретную бумагу. Карантир снова усмехнулся и протянул руку. Неизвестный гонец вытащил из потайного кармана на груди смятое, сложенное особым способом и запечатанное письмо. Запечатано оно было невиданной прежде печатью Нарготронда. Мгновенно побледневший и изменившийся в лице Карантир замер на несколько мгновений, изучая нежданное послание, как вдруг сорвался с места и, отбросив мечи, понесся в свой кабинет. Он быстро шагал по лестницам и коридорам замка с каменным выражением на лице и бумагой в руках. Встречавшиеся на его пути прислужники и солдаты охраны шарахались в стороны, прижимаясь к стенам, таким грозным он казался. Хлопнув дверью, Карантир рухнул в кресло — ноги подкашивались, сердце трепетало, дыхание то и дело перехватывало, голова шла кругом, а перед взором поднялась белесая пелена. Черное предчувствие заставляло медлить… То был страх прочесть содержимое письма, которое, преодолев тысячу препятствий и опасностей, гонец-ваниа из Нарготронда вез несколько недель, чтобы передать ему в собственные руки. Каким-то непостижимым шестым чувством Карантир догадался о его содержании еще до того, как сломал печать и жадно впился взглядом в следующие строки: К Властителю Таргелиона, моему брату, Морифинвэ Карнистиро, Я решился взять на себя смелость и ответственность, посылая тебе сие… Ты, как правитель Таргелиона, вправе узнать полученную мной сегодня печальную весть. Через моего доверенного посланника стало известно о недавней кончине Леди Халет, Владычицы племени халадинов, живущего теперь, как ты знаешь, в лесах Бретиля, во владениях моего родича, Владыки Сокрытого Королевства. Если на то будет твоя воля и ты пожелаешь посетить место ее погребения, в Димбаре разыщи Белега по прозвищу Могучий Лук — он укажет путь. Прошу, памятуя о нашем родстве, не сообщай никому о том, что получил от меня эту весть.С надеждой на вечный мир и пожеланиями процветания твоему народу
Остаюсь твой брат, Артафиндэ Инголдо.