You are my salvation and my world.

— Пойдём. Поднимай свой зад, Мистер Локи, и пойдём. — Жить надоело, Паучишка? — Да-да, мы здесь очень живём. В мире мёртвых-то, — смеётся тихо Питер, вытягивая его из библиотеки в коридор. — Я хочу погулять. Пойдём. — А если я не хочу? — спрашивает Лафейсон, дёргая его за руку на себя, приобнимает за пояс и уже так идёт в сторону лестниц. — Что тогда ты скажешь, луна моя? — Скажу, что ты не можешь мне отказать. Зато потом я приготовлю нам кофе, и мы снова засядем за книги, — улыбается довольно Паркер, слыша страдальческий стон. — Или поспим, а потом уже за книги. Что думаешь? — Думаю, что ты не жалеешь меня совсем, — хмыкает Локи, пока они спускаются на первый этаж. — Сколько мы уже здесь? Кажется, что половину библиотеки перечитали. Поэтому да, лучше поспим. — Мы здесь, если отсчитывать по количеству наших «ночей», девяносто семь дней. Опять же, если отсчитывать наши перерывы на сон, — пожимает плечами Питер, ловя его свободную руку, и радостно заглядывает ему в глаза. — Получается. Я снова могу неосознанно контролировать чтение мыслей. Да-да-да! Лафейсон смотрит на него и не может сдержать широкой улыбки, заражаясь невольно этой радостью. Невозможно иначе реагировать на эти сияющие глаза и искренний восторг от своих возможностей. Невозможно… на самого Паркера реагировать иначе. Пробовал и не раз. Всё без толку. И тут назревает вопрос, на который ответа в ближайшее время точно не будет: что было в прошлом? Они были близко знакомы, что ощущается и так, но кем приходились друг другу? Переступили ли грань друзей? Или так и не рисковали? Кажется, это волнует не только его, однако вслух пока ничего не звучало. — О чём думаешь, солнце моё? — спрашивает Питер, замечая, что он чуть отстранённо улыбается, задерживаясь на нём взглядом. — Надеюсь, не о том, чтобы придушить меня где-нибудь, лишь бы не идти гулять. — Заманчивая мысль, но я думал совсем о противоположном, — хмыкает Лафейсон, подмигивая ему, и выводит из замка на улицу. Можно ли назвать это место улицей? Они спорили об этом неоднократно, потому что в книгах, которые им попадались, всё было неоднозначно. Перепутье — место, куда попадают те, кому суждено умереть, но Смерть даёт второй шанс. Смерть… Богиня смерти. Проводник Паркера, как он говорит, и это многое объясняет. Ещё объясняет то, почему им дали этот второй шанс. Только в голове ещё не укладывается то, что Хела его сестра. Это упоминалось в одной из книг, где рассказывалось о всех девяти мирах. Об Асгарде тоже, где писалось, что он, Локи, сын Одина, и у него есть ещё брат с сестрой. Правда, не очень родные, как и отец. От этого назревает очередной вопрос: какой была та жизнь? В книгах ничего больше не упоминалось, но почему-то же они вообще оказались на грани жизни и смерти. Что же там было? — Расскажешь, о чём думал? А-то тут можно тучи собирать, которые закрывают твой свет, — с тихим смехом говорит Питер и, подумав, встаёт перед ним, начиная идти вперёд спиной. — Знаешь… — Ты никогда не думал о том, кем мы были друг другу раньше? — перебивает его Лафейсон, после чего подаётся вперёд и берёт за руки, чтобы в случае чего поймать и не дать упасть. — Я… — Паркер теряется от такого вопроса, потому что да, думал. И далеко не один раз, потому что с самого начала всё, что связано с Локи, вызывает в нём неоднозначные чувства. Но ему казалось, что так только с ним. Всё-таки при всей своей открытости Лафейсон остаётся для него полузакрытой книгой. Лёгкая и даже весёлая половина на виду, а всё самое главное там, внутри. Оно манит, заставляет желать узнать, что же там спрятано, однако пока никак не даётся. Также и понимание происходящего: вроде всё понятно, но главное пока сокрыто от них. — Так что, недоразумение? — Да. Я думал об этом. Правда, пока так и не пришёл к ответу, потому что не понимаю, — честно отвечает Питер, не видя смысла скрывать это. Зачем, если врать здесь бесполезно? — А ты? — Тоже. Иной раз кажется, что мы были безумно близки, но в то же время держались на расстоянии, — соглашается с ним Локи, поглаживая его ладони по тыльной стороне, и понимает, что уже когда-то это делал. — Я начинаю понимать, что мы уже когда-то делали, а чего нет. — И это уже не похоже на дежавю. Я тоже. Но невозможно понять степень наших прошлых отношений, потому что… мы буквально спали когда-то вместе, — бормочет Паркер и заглядывает ему в глаза, не в силах больше отвести взгляд. Всё-таки не зря у большинства ведьм были колдовские зелёные глаза. Совсем не зря. — У тебя есть вариант, как можно проверить?.. — Есть. Только где гарантии, что меня после этого не четвертуют? — Могу пообещать. Мы делаем это в научных целях, понимаешь, да? — В научных. Экспериментальных. Я согласен, Паучишка. Питер фырчит на это, потому что даже не сомневался в таком ответе. Но какой вариант? Что задумал Локи? Все вопросы отпадают, когда Лафейсон за руки притягивает его к себе и начинает медленно склоняться к губам. Мучительно медленно, ведь Паркер, кажется, успевает придумать сотню вариантов исходов этого поцелуя, снова утонуть в этих притягательных глазах, которые так и не прикрываются, и в итоге сам привстаёт на носочки, прижимаясь к его губам своими. И в этот момент он точно может сказать, что они не делали этого раньше. Нет ни дежавю, ни ощущения, что такое уже происходило. Да Питер может со стопроцентной уверенностью заявить, что вообще никогда не целовался, ведь нет ни единого представления, что делать дальше. — Мы точно не делали этого раньше, — шепчет ему в губы Локи, не отстраняясь от него. — Я никогда не целовался, — также шепчет Паркер, перекладывая ладонь ему на плечо, и чуть дёргает уголками губ. — Эксперимент окончен, не так ли? — Точно могу сказать, что да. — Но ты не отстраняешься от меня. — Жду, когда ты сделаешь это, луна моя. — Солнце моё… — выдыхает Питер, мысленно борясь с самим собой, и всё-таки решается. Паркер зарывается пальцами в волосы Локи и наклоняет его голову чуть ниже для удобства, после чего неумело начинает целовать. Кажется, Лафейсон именно этого и ждёт, потому что не отталкивает, нет. Наоборот, за пояс прижимает вплотную к себе и показывает, как нужно целовать. Питер теряется от этого, теряет контроль над собой, теряет голову, медленно теряет себя. Сам не понимает, почему. Вина ли в том, что он невольно чувствует всё за двоих, а в голове происходит водоворот из общих мыслей, или, может, вина в том, что это впервые всё? Ответов на этот вопрос нет, но нужны ли они вообще? — Пит, — зовёт его еле слышно Локи, стоит только разорвать поцелуй. — Оно само… Я не хотел. Не знаю, куда делся контроль, — бормочет виновато Паркер, жмуря глаза. И не понимает, что происходит, когда слышит тихий смех, а на щеке остаётся чуть влажный след от поцелуя. — Я отлично знал, что целовал заразу, который умеет читать мысли, поэтому это уже не так важно, — произносит Лафейсон, что позволяет Питеру расслабиться и просто прижаться к его груди, уместив голову на плече. — Это даже облегчает задачу. Не думаешь? — Я… Нет. Совсем нет, — с непонятными эмоциями говорит он, после берёт ладонь Локи, перекладывает себе на лоб и доверчиво шепчет: — Посмотри и всё поймёшь. Лафейсон вскидывает брови, явно такого не ожидая, но проникает в его мысли, раз Паркер сам об этом просит. Только чувства возникают противоречивые, ведь Питер просто полное его отражение. Сомнения, догадки, предположения. Чувства… Они прибыли сюда пустыми, но все знания из прошлой жизни остались. И, проанализировав обоих, возникает один проклятый вопрос: почему они не знают, что такое любовь?

***

Стрэндж идёт по пустынной улице, кутаясь в пальто и шарф сильнее. Зима не такая уж холодная в этом году, но в последнее время становится холодно даже в Санктуме. Везде, если быть точнее. Может, так бьёт окончательное осознание, что он в одно мгновение потерял и друга, и ребёнка? Прошло больше полугода с возвращения всех, поэтому глупо ждать чуда. Смерть не играет в игры и не шутит, поэтому, как бы сильно ни не хотелось, но приходится привыкать к мысли, что дом снова погрузится в тишину и холод. Ни Питера, ни Локи там не будет больше. Никто не засмеётся с ворчания, никто не будет проказничать, учась телекинезу, никто не пошутит над ним с утра пораньше с этими кроликами. Никто, никто, никто. Вздохнув, Стефан подходит к крылечку Санктума и удивлённо вскидывает брови, видя напротив себя Старка. Тоже закутан во всё тёплое, что делает его… милым? Боже, откуда вообще такие мысли? Ужасно просто. Но так оно и есть, спорить бессмысленно с самим собой. — Знаешь, я давно уже не праздную Рождество так, как нужно, а в этом году безумно захотелось прийти к тебе и попробовать снова отпраздновать его. Ты ведь не против моей компании в этот день? — спрашивает Тони, с улыбкой наблюдая за ним. — Думаю, это ужасная идея. Праздновать со мной Рождество. У меня ничего к нему не готово, — честно признаётся Стрэндж и не может сдержать тихого смеха, заметив удивление Старка, но открывает дверь и пропускает его внутрь. — Ты говорил, что будешь занят в этот день, так что я не видел смысла праздновать его в одиночку. — Пеппер сжалилась, потому что Наташа позвала её на романтический ужин. Так что я полностью свободен эти пару дней, — пожимает плечами он, снимает с себя пальто и вешает на вешалку. — А я надеялся на отдых в одиночестве. Ох и ах, мои планы рушатся, — наигранно вздыхает Стефан, снимая с себя верхнюю одежду, и направляется на кухню, но далеко уйти не успевает, так как раздаётся стук во входную дверь. — Кого там принесло? Тони также удивлённо подходит с ним к двери и не сдерживает смеха, когда замечает Барнса и Ванду, что проходят внутрь. Вот уж кого он не ожидал увидеть здесь, так это их. Хотя нет ничего удивительного, потому что, так или иначе, они стали общаться в последнее время ближе. Только второго Максимофф где-то потеряли. Наверное, с Бартоном проводит праздник, если, конечно, решили что-то между собой. — Мы решили, что вам скучно здесь вдвоём праздновать Рождество, поэтому пришли, — спокойно и с улыбкой говорит Ванда, потирая замёрзшие ладони. — Но самое главное… у нас есть тортик, — произносит Баки так, словно это самое главное. И, чёрт, Старк не может отрицать, потому что это так. — Стеф, ты не можешь их выгнать. У них тортик, — подтверждает Тони, стараясь не смеяться громко, но не выходит, ведь смех подхватывают уже все. Стрэндж качает головой и забирает этот самый торт, направляясь затем на кухню, а их посылает в гостиную. Там всё ещё есть тепло от камина и грусть от воспоминаний. Его грусть, его воспоминания. Весь дом ими наполнен, но гостиная и кухня больше всего. Ещё крыша, конечно, но туда он просто не выходит. Зачем лишний раз теребить раны? Мотнув головой, Стефан прогоняет ненужные мысли и режет торт, пока греется чайник. Через десять минут он заходит с подносом в гостиную, где уже все сидят на привычных местах. Да, не первая их совместная встреча, но обычно они всё же видятся в Башне. Там привычнее и легче для него. — Вам повезло, что торт не с вишней, потому что, будь оно так, я бы вас всё-таки выгнал, — с доброжелательной улыбкой произносит Стрэндж и садится на диван рядом со Старком. — Видишь, ведьмочка, какие нынче колдуны пошли злые? Я тебе рассказывал, а ты не верила, — вздыхает Барнс и уворачивается от подушки, летящей в него. — Вообще, я спас этот вечер, потому что Ванда хотела взять торт с вишнёвой начинкой. — Ба-аки, а ты ничего не путаешь? — старается говорить серьёзно Максимофф, но смех всё равно пробивается наружу, заставляя Тони громко фыркнуть и спрятать улыбку за кружкой с лимонным чаем. — Наглость просто. — Я тоже так считаю, сестрёнка, — раздаётся внезапно сзади, на что Стефан просто закатывает глаза, тихо причитая на тему наглых мутантов. — Я стучался, между прочим. Так что всё прилично. И да. У меня есть… — Тортик? — насмешливо спрашивает Старк. — В точку. А ты откуда знаешь? — удивлённо задаёт вопрос Пьетро, быстро ставя торт на стол и садясь в свободное кресло. — Да ты не первый, кто пришёл к нам с ним. Хоть бы кто-то вино принёс, — хмыкает Стрэндж, качая головой. — А ты чего здесь? Ладно эти двое, но ты? Я думал, что ты будешь с Бартоном. — Мы тоже, кстати, — одновременно произносят Старк и Ванда с Баки, фырча после. — Да мы давно уже всё решили. Скажем так, не сошлись в характерах, так что я сегодня отдыхаю с вами. Капитан в ЩИТе, поэтому надоедать мне больше некому. Стефан тихо стонет, но не может сдержать улыбки. Будь здесь Питер, ему бы понравилось это. Только… Его здесь больше нет.