You are my salvation and my world.

— Я даже знать не хочу, почему ты вбил себе в голову этот бред. Нет, Паркер, иначе, как бред, не назовёшь твои мысли о нашем безразличии к тебе. Просто… откуда это вообще появилось, малыш? — спрашивает Баки, заглядывая ему пристально в глаза и чуть сильнее сжимая плечи ладонями. — Я… не знаю? Знаешь, я просто уже ничего не понимаю, что происходит в моей жизни. Я просто переживал за Стефана и Вонга, побежал к ним с Пьетро, а в итоге? Оказался в космосе, умер, побывал на перепутье, нашёл, кажется, подругу, но никогда больше не увижусь с ней, ведь она Богиня смерти, а сейчас что? — хмыкает Питер, мотнув головой, и утыкается лбом в его плечо, снова обнимая. — Мне показалось, что я один такой. — Какой, Пит? — вздыхает Барнс, как-то неловко обхватывая его левой рукой за пояс, а правой гладит по затылку. — Застрявший в прошлом. Вы это уже пережили, оставили там, начали снова жить. По виду, даже счастливо. Ты с Вандой вместе, Пьетро… не знаю, как у них с Бартоном. Стефан вроде бы тоже неплохо, Старка и вовсе не знаю достаточно, чтобы судить. А тут мы. Точнее, я. Разве это то, что вам было нужно? Вы все уже сжились, если это так можно назвать, и снова помеха, — бормочет Паркер, радуясь, что его лица сейчас не видно. Слишком говорящими становятся поглаживания, которые прекращаются. — Сейчас я жалею, что мне не вкололи ту сыворотку, что у вас, чтобы понять, какого чёрта всё-таки творится у тебя в голове, — отрывисто произносит Баки и отходит от него, понимая, что улицы совсем опустели. Это только на пользу, потому что никто не увидит, как он задушит этого… не ребёнка уже. В объятиях задушит. Или не совсем. — Помеха? Пит, Стрэндж семь лет ждал тебя, надеялся, что ты вернёшься, справишься со всем. Ему было плевать, что ты мог уже не вернуться. Он всё равно верил, что ты однажды снова появишься в нашем мире. Думаешь, для него ты стал помехой? Или, подожди, ты считаешь себя помехой для меня? Или для Ро, который там бесится и злится сейчас, что пустили меня к тебе, а не его? Нет, ты скажи мне. Я просто не понимаю, откуда такие мысли? Мы ведь не просто так говорили, что ты дорог нам. Да, час назад каждый из нас выпал в шок, потому что это больше похоже на галлюцинацию, нежели реальность. Когда поняли, что всё взаправду, ты решил сбежать, оставляя нас там одних. — Я не оставлял вас одних! Ты там был с Вандой, как и Пьетро. Там был и Стефан со Старком. Странно, что вы вообще объединились в такую группу, но это так. На мгновение я просто ощутил, что лишний там, Баки, — признаётся Питер и отходит от него, стараясь смотреть по сторонам, только не на Барнса. — Возможно, глупо, однако мгновения хватило, чтобы я сбе… Эй! Я не сбегал, просто вышел проветриться. Да, это было скоропостижно, но неважно ведь. Мне просто нужно время, чтобы снова влиться в эту жизнь и понять, кому нужен я, а кто нужен мне, потому что кажется, что всё изменилось. Джеймс качает головой, берёт левой рукой его правую и медленно направляется вперёд по тротуару. Пока что молча. Ему тоже нужно время, чтобы обдумать все слова Паркера и понять, как и что делать дальше. Он чувствует крепкую хватку Питера на металле, замечает лёгкое облегчение и расслабленность. Это тоже им необходимо сейчас, ведь вести беседы напряжёнными явно не стоит. Наверное, из-за этого Баки произносит: — Непривычно слышать от тебя «Баки». Столько лет ждал, когда снова услышу твоё извечное «Джей», а ты… — Дже-ей, ты серьёзно? — смеётся тихо Паркер, просто не в силах больше сдерживаться, и слегка пихает его плечом в плечо. — Неужели ваш обожаемый Капитан патриотичность не зовёт тебя Джеймсом? — Если ты про Стива, а я не сомневаюсь, что это так, то нет. Я для него ещё с сороковых Баки, — хмыкает Барнс и улыбается, когда Питер морщится. О его странной нелюбви к Роджерсу и Мстителям известно почти всем, но никому неизвестно, откуда это взялось. Им с Пьетро — тоже. — Поэтому Джей я только для тебя, Пит. Иногда для бегунка. — Ро тебя ещё не пытался убить за это прозвище? — спрашивает Питер, радуясь таким обыденным темам разговора, которые возвращают его в то время, когда всё было хорошо. Сейчас тоже хорошо, но слишком непривычно и неожиданно. Его словно разорвали на части, сложив через пару лет обратно. Или вырвали из одного мира, дали пожить другой жизнью, не оглядываясь на эту, и вырвали уже оттуда, вернув назад. Только кусочки мозаики немного изменились и не захотели вставать на прошлые места. Поэтому он чувствует себя пока что не на своём месте. А почувствует ли на своём когда-нибудь? — О, каждый раз пытался. Не преуспел, как видишь, — пожимает плечами Баки, поглядывая на задумчивого Паркера, и всё-таки решается задать один волнующий вопрос: — Малыш, ты… — А я люблю его, — произносит Питер, криво улыбнувшись Барнсу. — Понимаешь? Я люблю его. И это конец всего, Джей. — Откуда такие мысли? — спрашивает Джеймс и мысленно бьёт себя по лбу. — Кажется, это самый распространённый вопрос сегодня. — И правда, — хмыкает Паркер, мотнув головой. — Ты ведь знаешь, что в Гид… — Зачем ты оглядываешься на Гидру, Пит? — перебивает его Баки, дёрнув слегка за руку. — Знаю, что тебе там говорили насчёт всех этих чувств, но ты больше не там. Теперь ты живёшь, слышишь? Агенты никогда не учили тебя настоящей жизни, они делали удобную куклу, послушную и выполняющую все задания бесспорно. Это не поможет тебе жить полноценной жизнью. — Ты прав. Я признаю это, Джей, но сложно. Очень сложно оставить прошлое в прошлом, а самому двигаться дальше, — бормочет Питер, фыркнув на его ворчание. — Я с этим борюсь, между прочим. Мне и Стефан помогал, и… Локи. Знаешь, у него самого жизнь была сложная, поэтому он очень мне помог, особенно после той встречи у Мстителей. — Это после которой? Когда ещё явились Тор со Стивом? — интересуется Барнс, получив в ответ кивок. — Что тогда случилось? — Как и всегда. Очередной «приступ» из-за простой фразы, после которого было плохо. Там ещё Лафейсону нужно было уйти в Асгард с братом. Но он объяснил мне, что в любви нет ничего ужасного, что семья — не слабость, как и друзья. Я ему поверил. Богу обмана, представляешь? Спокойно поверил, хотя всю жизнь слышал убеждения, что верить нельзя, — со странной улыбкой говорит Паркер, бросив мимолётный взгляд вперёд и почувствовав, как сердце пропускает удар. Там, через полтора квартала, виднеется Санктум. Со странным рисунком на окне, уже починенный после того падения Халка. Конечно, ведь прошло столько времени с тех пор. И впервые появляется ощущение, что он возвращается домой после долгого отсутствия. Раньше ему не удавалось покинуть Санктум надолго, потому что просто было незачем, а теперь… Питер понимает, что скучал. Неосознанно, но скучал. Как по Локи во время его пребывания в Асгарде в последний месяц перед ужасной битвой. И это ощущение так ново для него, что на мгновение становится сложно дышать, после чего на губах снова появляется улыбка. Маленькая, но такая радостная, ведь там его ждёт Стефан. И Плащик! Его самый лучший летающий друг, всегда появляющийся вовремя и помогающий. Интересно, как он там? Не замучил ли Стрэндж его ещё? — Знаешь, я чувствую себя счастливым старшим братом, когда вижу тебя улыбающимся. До появления рядом с тобой Стефана и Локи я не видел твоих улыбок, — тихо говорит Баки, поглядывая на него и невольно сам улыбаясь. — Я и не умел этого делать. Не поверишь, но впервые получилось улыбнуться только после того, как мы с Локи увидели прошлые жизни друг друга. Не знаю, как так, однако получилось, — также тихо произносит Питер, поднимает на него взгляд и посмеивается. — Теперь я знаю, как буду тебя называть. Старший братик Джей. — Па-аркер, ты не меняешься, — смеётся Барнс, качая головой, и пихает его в бок, хмыкая. — Хотя нет. Телом ты всё-таки меняешься. При нашей первой встрече и знакомстве ты был меньше. Сейчас ты выглядишь лет на девятнадцать. — Ещё бы. Когда мы познакомились впервые? Год шестой был, да? — спрашивает Питер, дёргая уголками губ, и, получив в ответ кивок, продолжает: — Мне было восемь. Конечно, я изменился. — Но остался таким же маленьким кошмаром моей жизни. — Джей! Баки смеётся, заражая смехом и его, но Паркер невольно погружается в воспоминания тех далёких лет. «Ночью в коридорах базы Гидры холодно. Не настолько, чтобы окоченеть, зато ощутимо. Питер бредёт в сторону своей комнаты, задержавшись в тренировочном зале дольше остальных. Хорошо хоть про ночной холод он давно знал и захватил с собой маленький плед, помещающийся в спортивную сумку. Такие обычно дают на время перелётов перед дальними заданиями, что поначалу очень удивляло его. Видимо, не совсем руководству плевать на своих агентов. Ему, правда, плед достался по блату, ведь на очень серьёзные задания пока не направляли, но некоторые привилегии для ребёнка, выросшего здесь, были. Зайдя в коридор с комнатами для агентов, Паркер хмурится, замечая одну неплотно закрытую дверь справа. Такого обычно не случается, особенно с этой комнатой. Наверное, ему не стоит проявлять любопытство, ведь им всем говорили, что оно наказуемо, но удержаться Питер не может. Осмотревшись, он проскальзывает внутрь и сдерживает шумный выдох. На полу, прислонившись спиной к кровати, сидит Зимний Солдат, прославившийся даже среди них своей жестокостью. Правда, им также известно, что не сам тот так жестоко всех убивает. — Зимний? — тихо зовёт его Паркер, плотно прикрыв за собой дверь. Он знает, что у этого Солдата есть имя, как и у каждого из них. Знает, какое это имя. Только знает ещё и то, что сам Джеймс Барнс не помнит его. На него поднимают взгляд. Осмысленный, отчасти потерянный и пустой. Словно новорождённый младенец в теле наёмного убийцы. Только прикажи и мгновенно произойдёт убийство в самом лучшем виде. Питер понимает, что сам недалеко ушёл от этого. — Джеймс, — всё-таки пробует Паркер, медленно подходя к нему. Опасается, осторожничает. Без этого в их жизни никуда, тем более, когда во взгляде напротив мелькает что-то непонятное. — Привет. Мы с тобой пару раз пересекались, хоть и не познакомились. Я — Питер. — Питер, — повторяет Барнс, на что он кивает и присаживается около него. — Да, именно так. Почему ты сидишь на холодном полу? — спрашивает Паркер, не понимая, почему пол вообще холодный. В комнатах должно быть теплее. Разве что… руководителям так и нужно, чтобы здесь было холодно. Это неправильно. Ответом ему служит очередной взгляд. Ещё больше потерянный, непонятный и тусклый. Почему ему кажется это неестественным? Столько лет говорили, что это правильно, что так даже лучше, что так им удобнее. В какой-то момент Питер верил и думал, что это так. Только видя перед собой живого человека, красивого, но измождённого, он понимает, что нет. Не может быть вот такое правильным! — Тебе холодно? — задаёт вопрос Паркер, слыша свой дрогнувший голос словно со стороны. Спрашивать было бессмысленно, ведь понятно, что так и есть. — Не знаю, — глухо произносит Джеймс, опуская голову и непонимающе глядя на тёплую ладонь, что касается его руки. Питер плюёт на все внутренние предостережения, снимает с себя плед и накрывает им Зимнего, который смотрит на него, не отрываясь. На краткий миг Паркеру кажется, что во взгляде мелькает живая осмысленность. Та же осмысленность мелькает, когда он помогает Барнсу забраться в кровать, и он принимает это, как высшую награду. — Питер, — тихий голос настигает его около двери, на что Паркер оборачивается. Нет, Солдат не звал его, звучали совсем другие нотки. И он понимает, какие. — Я приду завтра, если дверь снова будет открыта. Спи спокойно, Джеймс Барнс. Наказание, настигшее его утром, не было неожиданным. Для него оно стало знаком, что мысли о неправильности происходящего — верные. И своё обещание он сдержал». — Думаешь о том, что оно того не стоило? — спрашивает Баки, понимая, что крутится сейчас в голове Питера. — Наоборот. Это было самое правильное моё решение, — качает головой Паркер, осматривается и удивляется, что они уже стоят на крылечке Санктума. — Знаешь, какое будет самое провальное решение? — серьёзно задаёт вопрос Барнс, глядя на него. — Какое, Джей? — Если ты откажешься от Лафейсона, ссылаясь на учения Гидры и остальные ненужные вещи, — говорит Баки и кладёт руки ему на плечи, заглядывая в глаза. — Малыш, он делает тебя счастливым и живым. Ты любишь его. Сомневаюсь, что это не взаимно. Поэтому не потеряй свою возможность стать счастливым. Послушай своего старшего братика Джея. Питер кивает и не может сдержать тихого смеха с последнего предложения. Подумав, он обнимает его и утыкается носом в плечо. Послушать… Сказать всегда легко, но последовать совету — сложно. Нужно всё обдумать и решить, а потом кидаться в омут с головой. — Спасибо, Джей. Я на самом деле никогда не жалел о нашем знакомстве, — бормочет Паркер, вздохнув. — И тебя я тоже люблю. Не так, как его. — Я знаю, Пит. Я знаю. И тоже тебя люблю. Так что не думай, пожалуйста, что нам плевать, хорошо? — просит Барнс и отпускает его, понимая, что ему уже пора. — Я постараюсь, Джей, — кивает Питер и взбегает по ступенькам к двери. Обернувшись, он машет ему рукой и стучится. Ждать приходится всего мгновение, чтобы его впустили внутрь, где Паркер сразу же оказывается окутанным мягкой тканью и волной эмоций. Тоска и радость топят в своём океане, как и лёгкое волнение. — Плащик, милый, — улыбается Паркер, потираясь щекой о воротничок, и не сдерживает облегчённого смеха, замечая около себя ещё и Стрэнджа. — Стефан… — Ты дома, ребёнок, — мягко произносит Стрэндж, взлохматив ему волосы на затылке, а Питер обнимает его за пояс, думая, что получаются уже тройные объятия. — Ты рядом, Пит. — Я дома, — кивает Паркер, чувствуя, как невольно снова набегает дрожь, а глаза начинают слезиться. — Я рядом. Дома.