There's rain on the mountain A white frost on the moors It's an epoch of eternity Waters touch the holy shore
Аизава щёлкает широкой кнопкой выключателя, позволяя квартире озариться белым матовым светом, и закрывает за собой дверь. В квартире тихо — слышно только капли дождя, стучащие в стекла. Дождь стекает и с его мокрых волос и промокших насквозь джинсов, расплываясь в лужу в прихожей — небольшой квадратной нише, выложенной серым кафелем. С трудом стянув с себя мокрые кроссовки, Шота скидывает кожанку и бросает её рядом, подумав, там же оставляет носки. Босые ноги шлёпают сразу в сторону ванной. Он вымок насквозь и ужасно замёрз, и если сейчас не принять горячий душ — привет простуда. Только заболеть в довершение этой великолепной субботы ему не хватало. Собственная ванная комната — привычно светлая с простой ванной и душем, закреплённым прямо над ней, с глубоким стенным шкафом, в котором притаились стиральная машинка и сушилка — кажется невероятно маленькой в сравнении с гостевой ванной в квартире Шинсо. Аизава включает воду и просто сидит под душем, позволяя тёплым струям расслабить одеревеневшие мышцы. Взгляд привычно скользит по белоснежной эмали ванны, кое-где потрескавшейся; задерживается на пожелтевшем сливе. Ванна старая, как и весь дом целиком. Полы в комнатах кое-где поскрипывают, а вытяжка на кухне нуждается в чистке. Всё это даже близко не стоит с теми хоромами, где Шота проснулся сегодня. Интересно, сколько он заплатил за эту роскошь? Около пятидесяти миллионов? Около ста? Аизаве не заработать на подобное и за десять лет… Нет, он просто не понимает. Если ты живёшь один — зачем скупать пол-этажа? Шота живёт один. С фикусом, если быть точным. Он снимает приличную двухкомнатную квартиру с отдельной кухней и балконом, в хорошем районе, недалеко от бара Оборо и университета. Но вся его квартира — размером с зал и спальню тех дорогущих апартаментов, а там ещё комнаты три — не меньше. И эти окна. Что за одержимость панорамным видом?.. Хотя, возможно, всё дело в самом доме. Вряд ли он специально выбирал квартиру с такими окнами, скорее ему важно расположение. Близко к работе. Шота занимает себя этими мыслями, старательно игнорируя совсем другие. Но его разум возвращается к Шинсо снова и снова. Словно бы стоявший не один год отлаженный механизм вновь получил некогда потерянную деталь, и его шестерёнки заработали с новой силой. Почему Шинсо так спокойно с ним разговаривал? Почему не спросил о внезапном отъезде? Неинтересно? Забыл? Вряд ли такое можно забыть… И что это были за улыбки? Что это было за «тебе очень идёт»?.. Что это был за Шинсо такой?! Хватит. Нет смысла думать об этом. Они всё равно больше не увидятся. Слишком разные жизни… Шота принимается мыть голову своим дорогущим шампунем с ароматом абстрактной «свежести». С его длинными волосами весь процесс поддержания чистоты выходит очень кропотливым. Сначала он тщательно покрывает голову шампунем, которого уходит едва ли не полбутылки, смывает, потом столь же долго возится с кондиционером, чтобы всё это можно было расчесать. Некоторые, совсем упоротые, после мытья наносят какую-нибудь укрепляющую маску — у его бывшей девушки Эми были такие, но волосы Шоты природа наделила прочностью троса, на котором держатся китовые сети, так что он ограничивался первыми двумя пунктами. Эми ещё шутила, хотя, скорее тонко намекала, что месячный запас средств по уходу за волосами для Шоты стоит также дорого, как и её полугодовой. Злилась ли она на природу, что подарила ей ломкие волосы, никак не стремившиеся отрастать ниже плеч, или на цены в магазинах, было не совсем понятно. Весь этот процесс для Шоты чем-то напоминает медитацию. Пальцы приятно массажируют кожу головы, пока мозг обрабатывает полученную за день информацию. Струи горячей воды стекают вниз, смывая с волос хлопья пены, и исчезают в водостоке, унося с собой лёгкий тремор и прилипший к коже аромат цветущей вишни. Но сегодня он старается покончить со всем как можно скорее, чтобы заняться делами и отвлечься, потому что все, о чём он может думать — Хитоши Шинсо с его ухмылками и колкостями. Такой привычно знакомый и совершенно чужой одновременно. Аизава выходит из душа, обмотав одним полотенцем бёдра, а второе — накинув на волосы. Прогревшееся и расслабившееся тело вспомнило о том, что оно, вообще-то, сегодня болеет с похмелья, а потому срочно требует отдых. Но с этим Шота не торопится. Он собирает мокрые вещи, закидывает их в стиралку, вешает сушиться куртку, опустошив карманы. Переодевается в спальне в свободную домашнюю серую кофту с принтом из двух скрещенных револьверов, овитых красными розами с шипами и листочками, и надписью на бежевой ленте под ними Make love as war. На ноги он натягивает серые спортивные штаны, потому что включать тёплый пол еще рановато, но и мёрзнуть не хочется. Поставив телефон на зарядку и проходя мимо заставленного посудой столика в зале, он думает про себя, что надо бы прибраться. Шота идёт на кухню, чтобы включить чайник и раздобыть что-нибудь пожевать. Устроивший итальянскую забастовку после трудового подвига по борьбе с похмельем организм отказывается внятно работать, отчаянно требуя положенную ему порцию углеводов. В холодильнике обнаруживается пачка сэндвичей с ветчиной из магазина, как предусмотрительно. Когда Шота заливает кипятком растворимый кофе, который, скорее всего, после того напитка богов, что он пробовал у Шинсо покажется едва ли не оскорблением самого понятия «кофе», телефон в спальне разражается «Princess of the Dawn». Кто бы мог звонить ему в такое время?.. А сколько сейчас, к слову?The guardians of God play the pawns Beg for mercy — hail the queen Princess of the Dawn
На последней строчке припева, он всё же успевает ответить. — Ямада-сан? — удивлённо спрашивает он, прочитав имя звонящего. — Аизава-сан! — взволнованно отзывается Ямада Хизаши, работающий с Аизавой на одной кафедре. — Что случилось? Ты пропал с вечера! Что случилось? Отличный, мать его, вопрос. Шота тянется рукой к скуле. Все ещё немного болит. — Да, телефон разрядился, извини, — Шота делает глоток кофе. Нет, всё же у Шинсо чёртов талант к готовке кофе. Всегда был. Он не мог пожарить себе омлет, чтобы не спалить кухню, но кофе готовил как … — А почему, собственно, ты беспокоился? — Ну… мы все уже уходили, когда к тебе подошли те странные парни, и ты остался с ними… я думал, мало ли, что могло случиться… А, значит, скорее всего, эти «странные парни» потом привели ко встрече с Шинсо… Ну да, Ямада же не знает о пристрастии Аизавы напиваться в малознакомых компаниях и устраивать мини-бои без правил как средство борьбы с экзистенциальным кризисом. Или это кризис среднего возраста?.. — Всё нормально, Ямада-сан, не стоило переживать, — мужчина делает ещё один глоток из кружки. Прибраться бы немного и сесть за семинар… — Ох, ну замечательно, тогда извини, что потревожил… Эм, ты спал, что ли? — Типа того. — Тогда… э-э… до встречи в университете? — Пока, Ямада-сан, хорошего вечера, — Шота отключается. Довольно мило со стороны Ямады беспокоиться о нём, хотя за пять лет их знакомства можно было бы уже и привыкнуть к тому, что у Аизавы есть мерзкая привычка притягивать неприятности к своей заднице, и забить. Но Ямада всё не забивает. И если, пока Шота встречался с Эми, он только отшучивался, услышав очередную историю Аизавы из серии «А мы вчера с пацанами», то теперь, когда Эми вот уже четыре года как не с ним, Хизаши позволяет себе недовольное покачивание головой, закатывание глаз и вечно бесящее Шоту замечание «Тебе уже не пятнадцать» — так что Шота перестал рассказывать. Зачем, если ему, очевидно, это неинтересно? Дурацкая мысль, что с Шинсо восемь лет назад можно было поржать над всеми этими рассказами, вдруг всплывшая в голове, загоняется подальше. Шота передёргивает плечами. Так, волосы высушить. Он достает из тумбочки у кровати фен и расчёску, подходит к зеркалу в полный рост у стены и тяжело вздыхает. Сушить волосы — это всегда чёртов адский котёл. Жарко, муторно, есть большая вероятность сжечь пряди к херам и превратить их в сено. Возможно, живи они с Эми дольше, он бы послушал её и обрезал бы всё… У Шинсо неожиданно короткая стрижка. Он почему-то ожидал, что парень оставит их той длины, что они были в школе… Хотя, что за глупости? Он же теперь большая шишка, стрёмно быть патлатым подростком, в узкий мирок зоны комфорта которого не вмещается парикмахерская… Но хватит о Шинсо. Нужно высушить волосы. Танцы с тёплым феном и расческой —для Аизавы своеобразная медитативная практика, не знакомая лысым буддийским монахам. Часовая, если совсем никуда не торопиться и постепенно сушить всю длину, но сегодня у него похмелье, так что он планирует сократить процесс до приведения волос в общее состояние «вроде как сухие» и лечь спать. У Ямады, к слову, волосы по плечи, обесцвеченные, но выглядят довольно здоровыми и мягкими, как и собственно сам Ямада. Возможно, он из тех, кто пользуется всякими масками, но вероятнее всего, ему просто повезло иметь неубиваемые волосы — вряд ли он такой же упоротый в плане ухода за своей головой, как Аизава. Он даже не заплетается. Шота заплетаться любит, у него есть разномастные шпильки, заколки, ленты, резинки, спреи и гели, тонкие золотистые и серебристые полукольца и звёздочки для украшения, но заморачивается до такой степени он редко. Обычно на работу он заплетал косу, чтобы удобно было надевать шлем, а если он был не на байке, а на метро — хвосты, шишки или пучки, собранные оригинальными металлическими заколками. Шота не делал это, чтобы кого-то впечатлить, нет… всё это — скорее, лишь ещё один способ медитации, подходящий для раскладывания своей жизни по полочкам, пока руки заняты чем-то, кроме открывания бутылок. Вообще-то он экспериментировал с прическами, ещё когда работал в школе — но только по выходным, когда собирался в клуб или бар. А когда к нему домой начал приходить Хитоши — Шота всегда был с похмелья или пьяным, или собирался напиться… В какой-то момент он просто забил, вернувшись к стилю, как Шинсо говорил «хиппи-бомжа». Аизава неторопливо проходится тёплым воздухом по длине, стараясь ненароком не запутаться расчёской на самых концах. Да, от того вечно похмельного, заёбанного жизнью, стрёмного мужика Шота не очень-то далеко ушёл. Хитоши был прав, он почти не изменился… Точнее будет сказать, он пробовал измениться, но не смог. Ямада — единственный из всех свидетелей той отчаянной попытки быть «как все» — жалеет, что у Шоты не получилось. Ямада хороший. Типичный представитель японского среднего класса. Вежливый, учтивый немного даже — слишком — вежливый, и типично ходящий вокруг да около. Надо признать, что немногие знакомые Аизавы обладали способностью чётко выражать свои желания и предпочтения… Шинсо мог, и Шота это ценил. Зато желания Ямады были просты и очевидны: квартира, машина, семья, отпуск на море… С ним приятно выпить кофе и сходить в кино, но в барах он бесконечно тянет одну несчастную бутылку пива и не курит. Приятный в общении, но скучноватый в жизни. Мужчина выключает фен и собирает волосы в высокий пучок, стягивая его широкой резинкой. Так, ноутбук… а где он?.. Шота разгребает завалы вещей на кровати, выуживает свой старенький ноутбук и, залив вторую кружку кофе, удобно устраивается в гнезде из подушек и одеяла работать. Воспоминания о напитке богов, что ему приготовил сегодня Шинсо, вытесняются окончательно после третьего глотка растворимого «117». Каким бы помойным растворимый кофе ни был, именно он возвращает Аизаву к жизни каждый день. На семинаре второй курс ждёт обсуждение «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси — одного из самых любимых писателей Аизавы. Конечно, чтобы разобрать по косточкам каждый из романов и рассказов этой объёмной серии не хватит и недели двухчасовых семинаров — поэтому он выбрал самые значимые. Как и «Сто лет одиночества» Маркеса, «Сага о Форсайтах» — история одной семьи через несколько поколений. История Англии в конце девятнадцатого века, история самой жизни во всей её трагичности, в её радостях и потерях; жизни не очень-то счастливой, но свершившейся и неповторимой. «Собственник», первый роман из длинного цикла, напоминает Шоте об Эми. О том, как она, сама того не подозревая, пыталась отгородить его от друзей, от общения с людьми, которые, по её мнению, дурно влияли на Аизаву. Он усмехается. Дурно влияли, ну-ну. Смешно сейчас было думать о том, как он, стараясь избежать скандалов, действительно, реже встречался с друзьями, как он поставил в гараж свой байк, как забросил уроки китайского, потому что Эми ревновала его к преподавательнице… Кем бы он был сейчас, если бы она всё же «спасла» его или что там, как ей казалось, она делала?.. Короткостриженным хмурым клерком? Беловоротничковым профессором с нездоровым влечением к молодым студентам из-за недостатка секса и переизбытка мозгоебли? ЗОЖником, помогающим родителям на ферме в отпуске?.. Шота фыркает и ещё раз возносит хвалу небу, богам и чертям, которые послали ему в то непростое время встречу с Даби. Если бы не его «дурное» влияние, наверное, Шота бы, действительно, стал чем-то таким. Серым и обычным. Типичным. Хотя, если ставить вопрос ребром, кто на кого в итоге дурно влияет?.. Аизава никогда не считал себя человеком, достойным подражания. Он не смог быть ни «примером», ни «ролевой моделью», более того — если бы ему предложили составить топ-100 людей, с которыми не стоит общаться, дабы в последствии стать достойными членами общества, он бы, ни колеблясь ни секунды, поместил свое имя в первую двадцатку. К без одного месяца сорока годам он так и не обзавёлся семьей, не купил машину, не приобрёл квартиру, не стал завсегдатаем спортзала и не посещал курсы по саморазвитию. У него были всего лишь трое близких друзей, старенькая кожанка, пережившая сотни драк, татуировка на руке — из-за чего его не пускали в публичные бани и онсэны, пирсинги во всём теле и почти нездоровая любовь к своему десятилетнему байку. Вечеринки с друзьями сопровождались большим количеством алкоголя и лёгкими наркотиками, беспорядочным сексом с представителями обоих полов и периодическими вызовами полиции. Уход за волосами длиной до лопаток вставал в копеечку, а на изучение сложного искусства плетения разнообразных кос он потратил не один год. Он слушал классический рок и смотрел чёрно-белые фильмы, с бокалом крафта в одной руке и набитым от души косяком в другой. Шота не был «хорошим» и не был «порядочным гражданином общества» — всю свою жизнь он стремился доказать это. Он бросает короткий взгляд на нижний правый угол экрана. 23:06 — он только сейчас полностью осознает, что весь день проторчал у Шинсо, а парень даже не попытался его разбудить, никуда не торопился и никого не ждал. Как он проводит свои выходные?.. Всегда ли притаскивает полупьяные тушки полузабытых знакомых в свою шикарную квартиру?.. Аизава фыркает, надо всё же вернуться к работе. «Последнее лето Форсайта» — рассказ-интерлюдия, большое предисловие к тому, что будет в длинном, тяжёлом романе «В петле». У Шоты многое ассоциируется с этим рассказом. Точнее, весь тот год, что он провёл с Шинсо в школе.* * *
Аизава откладывает очередное проверенное сочинение и закрывает лицо руками, потирая усталые глаза. Как же хочется спать, а ведь ещё три часа работы впереди. Откровенно говоря, у его друзей бывали идеи и получше, чем «а давай ёбнем вискаря и поедем в клуб в среду вечером?» — хотя длинноногая француженка Марсель, с которой Шота провёл эту ночь в хостеле, окупала утреннее похмелье, головную боль и сонливость. Боги, что она творила своими пальцами… Чистый грех. Надо бы не потерять её номер. Ещё два урока и добровольно-принудительный клуб английского, но там можно будет поспать, поставив детям фильм с субтитрами… Или поспать сейчас?.. Шота лениво бросает взгляд на линованный лист, исписанный ровным угловатым курсивом с узкими буквами и длинными тонкими петлями. Такой почерк может принадлежать только одному человеку в 3-А — Шинсо Хитоши. Аизава встаёт, наливает себе кофе, добавив кипятка в кружку с высыпанным в неё пакетиком «3 в 1». Для проверки работ Шинсо требуется концентрация. Пока его одноклассники почти все как под копирку пишут типичные тексты, время от времени осторожно разбавляя услышанные ранее тезисы собственными рассуждениями и путаясь в написании печатных букв, Шинсо порой расходится настолько, что некоторые его выводы можно понять двояко. Эссе на тему «Современные подходы к спорту» — одна из тем, которая часто попадается на экзамене. Скучнее быть не могло, но даже её парень умудрился превратить в тонкое состязание умов, кидаясь в аргументах цитатами Горация и Оруэлла. «И если мы здраво посмотрим на спорт, то что это сейчас, если не, по большей степени, выпендрёж вышестоящих толстосумов в костюмах капиталами? Как говорил Оруэлл: «Серьёзный спорт ни имеет ничего общего с честной игрой. Серьёзный спорт — это война минус убийство». Ну да, Шинсо, давай поразмышляем о допинге, подкупе и договорных матчах — в самых уголках губ Шоты залегает лёгкая улыбка. Парень неисправим. «О чем я говорю, когда я говорю о беге»,— заканчивает он свое эссе цитатой Мураками. Вот же ж. Хоть оценку ему снижай за выпендрёж, знает же, что в подобных эссе выводы делаются на основе доказанной точки зрения и не могут быть цитатами… Но тонко, ничего не скажешь. — Это какое-то издевательство! — в учительскую ураганом врывается Укето-сан, похожая на юлу в своем коричневом юбочном костюме, и грохает на общий стол учебник физики третьего класса. — Мало того, что он срывает мне урок!.. Так ещё и, вы посмотрите, что он рисует в учебнике! Учителя собираются, чтобы детально рассмотреть страницу, в которую Укето-сан ткнула своим коротким пальцем с длинным треугольным ногтем. Шота ставит максимальный балл на листочке, приписывая рядом «Еще раз попрёшь правила написания эссе, не пощажу». Проблемы других учителей его мало волнуют. — Кто это? Уж не Агивара ли? — предполагает кто-то из столпившихся. — Нет! Это новенький из 3-А! Хитоши Шинсо! — раздражение Укето-сан отдаётся вибрацией по столу. — Да сколько можно уже! С ним сплошные проблемы, — вторит ей учительница японского. — Я буду требовать разговора с его родителями! — не успокаивается Укето-сан. — Ах, этот Шинсо, — вторят ей. Шота, неслышно чертыхаясь сквозь зубы, поднимается со своего места. Шинсо — новая тема для обсуждения в учительской. Шинсо кого-то обидел, Шинсо с кем-подрался, Шинсо как-то не так сделал задание. Они перетирают ему кости, как старухи, которым больше не о чем говорить. Как пускающие от восторга слюни подростки, которые впервые посмотрели порно. Шинсо — сенсация. У него острое критическое мышление и нестандартный подход к познанию материала, просто потому что он вырос в Америке. Он не боится задавать вопросы, но часто получает в ответ только «ты срываешь мне урок» — что это вообще значит, срывать урок? Говорится ли это потому, что у учителей есть чёткий план проведения каждого дня в своей жизни, за которые они отчитываются перед советом? Или потому что у них в головах дети не задают вопросы, притворяясь, что поняли всё? То есть… Те, кто говорит о сорванных уроках, оказались не готовы к Шинсо? Парню, должно быть, невероятно тяжело. Серые, одинаковые студенты с общими страхами «не получить бы ниже восьмидесяти за тест», с общими мечтами «поступить в Тодай или Васэда». Узко мыслящие, озлобленные учителя с подходом «чем меньше ты нас спрашиваешь, тем меньше у тебя проблем». Должно быть всё, что происходит в этой школе, выглядит для него как плохая постановка антиутопии. — Этот Шинсо… — не вслушиваясь, Аизава накидывает поверх светло-серой рубашки свою кожанку, собираясь подняться на крышу. Пока не прозвенел звонок, у него еще есть шанс немного отдохнуть и прийти в себя. — Аизава-сан! —учительница японского ловит его своим визгливым голосом, словно лассо. — Да? — мужчина делает глубокий вдох и оборачивается, вежливо улыбаясь. — Вы ничего не скажете об этом мальчике, Шинсо? — а что она ожидает? Что он присоединится к их жалкому галдежу? Что он скажет что? Что у Шинсо богическое произношение? Что он забавный и целеустремленный парень? Что если бы хоть у кого-то в этой школе было желание вытащить голову из жопы и посмотреть на мир a lil open-minded они бы увидели, что ему просто пиздец как сложно в стране, где ни-кто не говорит на его языке?.. Боги, да чего они вообще от него ожидают? Ему семнадцать. Семнадцать. И он обычный американский подросток. Почему никто из этих, так называемых учителей, закончивших университет с дипломами, где чёрным по белому написано «детская психология», не хочет использовать это знание? Шота сжимает губы и прячет руки в карманы. Он не может сказать ничего в его защиту, потому что Шинсо, действительно, далёк от «примерного» ученика. Но и против него тоже, потому что лично Шоту всё устраивает. — Очень старательный, — выдыхает мужчина, поглубже засовывая руки в карманы.— Извините, у меня есть кое-какие дела. Он уходит, чтобы забраться на крышу и покурить — возможно, хотя бы сигарета спасёт его от отголосков похмелья и сонливости… Шинсо ведь сейчас на уроке, отдувается за рисунок?.. Что же они все так взъелись на Хитоши? Парень тут всего месяц, а ни дня не проходит, чтобы хоть кто-то не заикнулся о нём. Сначала Шоте было всё равно — на его уроки он не опаздывал, вёл себя сдержанно. Но в учительской о нём говорили постоянно, и Шота не мог не слушать. Шинсо не ладил с классом, дрался с Бакуго едва ли не каждый день, часто бесил учителей. Гайджин — говорили о нём. Проблема — говорили о нём. Их близкое общение завязалось довольно быстро, несмотря на малоприятное знакомство. Шинсо то и дело отбрасывал тонкие шутки или забавно зубоскалил, но, к сожалению, его остроумие мог оценить только Шота. Они периодически прогуливались до парковки, обсуждая школьные события, или рассуждая о книгах — Хитоши оказался неожиданно начитанным для типичного представителя его возраста. А ещё — острым на язык. Они довольно быстро перешли на «ты» — сложно долго поддерживать дистанцию почтительного обращения, когда мысленно ржёшь над нелепыми ошибками учеников, как проклятый, то и дело встречаясь взглядом с задорными глазами того единственного, кто, кроме тебя, понимает, в чём проёб. Конечно, Шота никогда не самоутверждался за счёт чужих ошибок, но это не делало фразы вроде «me like natto» менее смешными. Кроме всего прочего, большую часть времени они продолжали общаться на английском, где вообще нет разделения на «ты» и «вы» как такового, а потому переключаться туда-сюда казалось довольно странным. Несколько раз они курили вместе, но пришли к выводу, что будет куда спокойнее, если Аизава заберёт себе курилку возле дерева, а Шинсо крышу, чтобы избежать возможных проблем с другими учителями. Сейчас, обнаруживая на крыше Хитоши, Шота даже не удивляется. Похоже, Укето-сан все-таки выставила его из класса. Парень сидит в расстёгнутом пиджаке на парапете в самом углу, облокотившись спиной о решётчатую ограду и вытянув ноги. Хмурый взгляд задумчиво изучает туфли. В пальцах зажата сигарета. — Got in trouble again, ain`t you, kid? — мужчина направляется к нему. Фиолетоволосый бросает на него ленивый взгляд, но тут же возвращается к разглядыванию туфель. Порыв ветра доносит до Шоты хорошо знакомый землистый запах. А, нет… не сигарета. Впрочем, ничего удивительного. Тот, кто не боится открыто рассуждать на тему наркотиков в школьном сочинении, вряд ли останется в стороне от предмета изучения, боясь обжечься. — Что ты тут делаешь? — также лениво спрашивает Хитоши на английском, затягиваясь. После того как вы перекидываетесь шутками и курите вместе, странно ожидать, что ученик станет тебе выкать даже в стенах школы. Сладковатый запах травы щекочет ноздри. — Мы же договорились, что крыша — моя территория. — На переменах да, а во время уроков тебя тут вообще быть не должно, — Шота садится рядом. Глаза у парня уже покраснели, а зрачки расширились. Тонкий косяк, закрученный в полупрозрачную бумагу, очень привлекательно тлеет в длинных пальцах. — И какого чёрта ты вообще куришь дурь в школе? Ты же в курсе, что за это могут посадить? Хитоши неопределенно мычит. В этом мычании читается «кто вообще поймёт, что это трава». — Зря думаешь, что это сойдёт тебе с рук, — фыркает мужчина, пристально глядя на дымящийся кончик косяка. Он бы и сам сейчас с удовольствием затянулся… — У меня последние два урока с этой физичкой, а она меня выставила — что ты хочешь, чтобы я делал?.. Мне нужно дождаться водителя, я даже домой пойти не могу. — Что такое, его высочество пользоваться метро не обучено? — Шота не может сдержать усмешки, когда отрешенный взгляд Шинсо вдруг становится раздраженным. — Ты курить пришел или нотации мне читать?.. Кури молча, блин, — парень отворачивается. Он бы, возможно, и отодвинулся бы, да они сидят на углу, рядом с вытяжкой кондиционера, а встать и пересесть ему не позволяет гордость. Аизава снова улыбается. Семнадцать лет. Он читает этого парня, как открытую книгу. — Говорят, ты оскорбил учебник, —глаза Шоты неотрывно следят за тонкими пальцами, сжимающими самокрутку — он мысленно прикидывает, насколько будет нагло попросить затянуться. — Ты видел? — Хитоши снова затягивается и задерживает дыхание, прикрывая глаза. Коротенькой самокрутки остаётся на последнюю затяжку. — Нет, но Укето-сан очень громко жаловалась в учительской. — Я просто пытался представить механику амплитуды колебаний наглядно. Ничего такого, — Шинсо зарывается свободной рукой в длинную чёлку, задумчиво перебирая пальцами, будто воспроизводя в памяти тот самый момент. — Она родителей вызовет, — Аизава чувствует, как кончики пальцев начинает покалывать. Попросить или нет?.. Чёртово похмелье. — Я бы на это посмотрел, — усмехается парень, отнимая руку от волос и опуская голову. — Отец завтра уезжает на Окинаву, а мама планирует съездить на два дня к подруге на ферму, so idk how Uketo-san will accomplish that. Значит, понятие родительского контроля ему не знакомо от слова совсем, ха?.. — Нет, а почему всё же в учебнике? У тебя что, тетради нет? — Тоже будешь затирать мне про уважение к листкам бумаги и типографским чернилам? — Шинсо раздраженно поджимает губы. — Нет… Если поделишься, — Шота всё же сдается. Чертовски хочется расслабиться хоть немного. Парень несколько секунд рассеянно хлопает глазами, пристально уставившись на него, но в итоге передаёт учителю остатки самокрутки. Аизава с удовольствием затягивается, прикрывая глаза. Он вдыхает глубоко, задерживает дым в лёгких на некоторое время и медленно выдыхает. Неплохо. Довольно качественный продукт. Сам Шота обычно мешает 50 на 50 с табаком, но на короткий косяк, раскуренный на крыше школы, так заморачиваться смысла нет. — Значит, ты… — тёмные глаза Хитоши внимательно наблюдают за ним. — Ты эм… тоже куришь? — Ну, учителя траву на запах точно не определят, — пожимает плечами Шота. Возможно, ему не стоит это говорить, а то парень оборзеет в край, но… это будут уже проблемы Шинсо и его родителей, не его. — А ученики, даже если кому-то из них покажется, ни за что себе не поверят. Учитель — местный бог, а бог, как ты сам понимаешь, не может нарушать закон, ибо он и есть закон, — коротко усмехается Шота. Взгляд Хитоши становится восхищённым. Мужчина снова прикрывает глаза. Кажется, до звонка ещё есть несколько минут. — Кстати, прочитал твою работу. Неплохо, но в следующий раз я снижу тебе оценку за то, что ты так нагло игнорируешь правила построения компаративного эссе. Шинсо кивает, но по нахальной самодовольной улыбке очевидно, что это обещание Аизавы будет испытано. — Don’t worry about that, teach, — Хитоши потягивается, не переставая пялиться на Аизаву.— Imma stay in borders. — Поедешь домой или попытаешься вернуться на второй урок? — по зданию вибрацией пробегает звонок. — Ну, домой я не поеду, водитель не отвечает, — морщится парень. — Придумаю что-нибудь. Не хочу её видеть, она взъелась на меня за вопрос, будут ли зависеть от амплитуды колебаний период колебания тела на пружине и период колебания маятника при малых углах отклонения? Понимаешь? — его голос звучит раздосадованно. — Нет, — честно отвечает Шота. — С физикой у меня проблем нет, а вот почему она взъелась за логичный, собственно, вопрос— нет, не понимаю. Хитоши улыбается. — Я понимаю, что ты пытаешься делать, парень, но и ты попробуй кое-что понять, — Шота вздыхает. — Школа — это не та война, которую можно выиграть. Здесь были и будут придурки и задиры, бездарные учителя, доходящие до ручки от стресса, а потом срывающиеся на учеников. А в любимчиках у них только кретины без капли воображения, — он складывает руки на груди, смотря вдаль. — Правила в школах мелкие и совершенно бессмысленные. И раньше так было. И теперь точно так же. Это дерьмо не изменится никогда. — Э, ты похоже слегка улетел, — Шинсо тихо смеётся. — Чтобы меня накрыло, понадобится далеко не одна затяжка, парень, — Аизава поднимается. — А раз тебе нечем заняться, пошли — поможешь мне в клубе навести порядок. — С чего бы? — Хитоши не двигается с места, косясь на него снизу вверх из-под фиолетовой чёлки. — С того, что, даже если никто и не обратит внимания на запах, твои обдолбанные глаза проигнорировать сложно… Или ты горишь желанием объяснять директору, с чего ты выглядишь, как осоловелый лемур?.. Парень тихо шипит. На крышу выходят несколько учеников, и Шота, не дожидаясь Хитоши, направляется к выходу.* * *
Мужчина вздыхает и закрывает глаза, откидывая голову на подушки. Как бы он ни пытался выкинуть это из головы, мысли о Хитоши снова и снова заполняют его разум. Похоже, отделаться от призраков прошлого у него не выйдет. Он отставляет ноутбук в сторону и тянется к мятой пачке «Marlboro», что оставил на тумбочке — они все ещё такие же мерзкие, но возиться с табаком откровенно лень. У него почти получилось приучить себя курить на балконе, даже пепельницу туда унёс, но сегодня… Сегодня большой день исключений, судя по всему. Приспособив полупустую кружку с кофе под пепел, он вспоминает о телефоне, который толком не держал в руках со вчерашнего вечера, не считая разговора с Хизаши. Значок 459+ рядом с названием группы Spirit-fueled hotheads его совсем не воодушевляет. Скорее всего, друзья просто пили и перекидывались мемами — сейчас в это погружаться смысла нет. А вот диалог с Даби содержит всего два непрочитанных. 00:49 < Hot Stuff > Ты там живой? 12:30 < Hot Stuff > Я раздобыл кикстартер для твоего байка, когда приедешь? Сам будешь менять? Шота закусывает зубами фильтр сигареты, щурясь от застилающего глаза дыма. Пальцы ловко набирают ответ. 23:59 < Shouta > Бля. Я чуть не помер. Чёрт знает, что Оборо понамешал мне в шоты Друг отвечает незамедлительно. 00:00 < Hot Stuff > Чувааак. С кем ты вчера пил? Ты вообще дома? Оборо сказал, ты зависал с какими-то стрёмными типами 00:00 < Shouta > Да дома я, всё ОК… ну, почти… Слушай, уже поздно. Я завтра приеду, разберёмся с байком, и я всё расскажу Шота докуривает, включив музыку и пролистывая ленту новостей. Очень ебанутая суббота. Остаётся только надеяться, что подобных суббот больше не повторится.It's a land of mystery The world of unseen eyes You can feel the shadow of a princess She waits for you inside
_____________________________________ Песня Accept — Princess Of The Dawn (Принцесса утренней Зари) Дождь над горой Белая изморозь на пустошах Эта эпоха вечна Воды омывают священные берега <...> Стражи Господа изображают пешек Молят о пощаде восхваляя свою королеву Принцессу утренней зари <...> Это земли окутанные тайной Мир сокрытый для глаз Ты можешь ощутить тень принцессы Что ждёт тебя внутри