*
Разговор с Руми о непостижимых путях ведения переговоров Чон Сэнгука и его более чем подозрительных намерениях занял больше времени, чем Шинсо планировал. В основном, потому что девушка перебивала его комментариями в духе «Что?!» или «Нет, ты серьёзно?!» Распрощавшись с ней, он снова отправился к лифту, чтобы спуститься в офис Шигараки. Учитывая, как сильно сместились его планы на день, несколько встреч после этой придётся просто отменить, потому что никаких моральных сил что-то ещё выяснять у него не останется. Кабинет эксцентричного багхантера находится в самом конце коридора двадцатого этажа (на случай, если Бакуго вдруг решит покусится на его жизнь, ему придётся бежать два этажа вверх и ещё целых двести метров, и охрана успеет его перехватить). Если бы не упёртость Руми в своё время, то Шигараки, скорее всего, так и работал бы в подвале в компании серверов и редких насекомых. Но Руми сделала своё, только ей известное вуду, и завёрнутый в худи, не любящий света программист переполз в один из самых просторных кабинетов на этаже, чтобы завалить его грудой хлама и завесить окна самыми плотными из известных Шинсо шторами. Технически у Шигараки даже два кабинета. Один — настоящий, а второй — для проверок, куда они перетаскивают упирающегося хозяина, чтобы никто не подумал, что его тут пытают или держат взаперти. Хитоши стучит и входит, не дожидаясь ответа. Шигараки редко реагирует на внешние раздражители за работой. В кабинете, как и ожидалось, темно. Тьма рассеивается точечно в разных углах и по разным причинам. Стена справа от двери оборудована полочками для коллекции аниме-фигурок и подсвечена гирляндой, мерцающей жёлто-зелеными огоньками. По силуэтам Шинсо автоматически находит Орочимару, Кемпачи, Айзена, Сейлор Мун и Бэтмэна, непонятно как туда затесавшегося. Слева от двери в самом дальнем углу светит жёлтая лампа в клетке с белым кроликом. Характерное похрустывание говорит о том, что у Мегуми обед. А на стене под самым потолком горит едва заметная лампочка кондиционера. Сам же Шигараки сидит на полу за ноутом, ссутулившись и спрятавшись за большими наушниками. В темноте черная одежда делает его почти невидимым, так что с непривычки может показаться, что за ноутбуком сидит призрак. Настольный компьютер у самого окна горит ярким экраном, на котором мелькают строчки каких-то буквочисел, сильно напоминающих Хитоши «Матрицу». Того и гляди программист поднимет голову и предложит ему таблетки. В тёмных участках кабинета, насколько Хитоши может видеть, царит настоящий творческий хаос. На потолке спутанными лианами висят провода. На полу раскиданы какие-то коробки, алюминиевые банки, скрученные провода, бумаги, подушки и пледы — в хаотичной последовательности, чтобы незваный гость не расслаблялся. Впрочем, Хитоши и не к такому привык. Он пробирается через хлам к кролику, чтобы убедиться, что Мегуми ест что-то приемлемое, а не провод, как в прошлый раз. Нет, всего лишь морковку. Теперь к главному. Он подходит к Шигараки и кладёт руку на его плечо. Парень снимает наушники и медленно оборачивается, смотря на него немигающим взглядом из-под длинной чёлки. Даже не вздрогнул — будто бы знал, что Шинсо придёт — неужели следил за ним по камерам? Из динамиков тут же доносится бойкий девчачий голос. Babymetal скорее всего, хотя Шинсо и не особо разбирается. — Чего? — вместо приветствия спрашивает программист, корча недовольную гримасу. — Вот, — Шинсо протягивает взятку в виде протеинового батончика с кокосом. — От жены привет. — Спасибо, — паучьи пальцы тут же сцапывают батончик, и Шигараки, не теряя времени, шуршит обёрткой. — Ну рассказывай, есть успехи? — дождавшись исчезновения батончика, спрашивает Шинсо, усаживаясь рядом с программистом прямо на грязный пол. Честно говоря, особых надежд у него нет. В прошлую пятницу какой-то камикадзе рискнул атаковать сервера CS, и Шинсо чертовски повезло, что Бакуго со своим отделом был в это время на работе — только черти знают, что они забыли тут в час ночи — и смог отбить атаку. Хитоши узнал об атаке в середине самого важного в его жизни первого поцелуя, и все сексуальные перспективы его вечера резко обломались. Поэтому на таинственного хакера Шинсо злился вдвойне. Он не приехал — прилетел в офис, заработав пару-тройку штрафов, и до конца следующего дня трезвел и разбирался в происходящем. Вызвоненный Шигараки тоже не был в восторге, а потому активно раздражался и раздражал всех вокруг. В итоге, к концу субботы они смогли узнать, откуда именно велась атака, что ничего абсолютно им не дало, а заодно на практике убедиться в чёткой работе всей системы. Впрочем, Бакуго всё равно тут же сел что-то переписывать и перерабатывать, потому что, по его словам, без их помощи система не справилась бы с атакой подобной силы. Что дало им ещё одну подсказку — попытка взлома была совсем не неудачной шуткой каких-то малолетних компьютерных гениев. Следующим утром он заграбастал себе Шигараки и срочно вылетел в Нагою, чтобы на её задворках встретиться с несколькими представителями багхантерского мира и попробовать что-то узнать. Особых результатов это не дало, но зато у них появился новый союзник, готовый посвятить всё своё время и все свои связи поиску виновников. За круглую сумму, разумеется, и некоторые компьютерные плюшки, смысл которых Хитоши не понимал, но Шигараки заверил, что вреда для компании от этого не будет. Там же у Шинсо случилось несколько панических атак на фоне стресса и необходимости докладывать о происшествии отцу, и усилилась подозрительность. Ему снова казалось, что за ним следят. И вот, несколько дней после возвращения спустя, он слабо надеется на новости. Шигараки, впрочем, отрицательно качает головой. — Почти ничего, — сухо отвечает он. Голос его хриплый, словно горло спалили уксусом. Впрочем, может, так оно и было? Кто знает, чем занимался этот человек до встречи с Руми. Маленькие шрамы у его губ говорят, что чем-то малоприятным точно. Он откашливается и тянется к баночке энергетика. Какой уже за сегодня, интересно? После короткого глотка его голос становится менее скрипучим. — Бэмби сумел кое-что откопать, но это только первый шаг, и тебе лично набор терминов ничего не скажет, так что я не буду утруждаться. Бэмби — тот самый союзник, с которым им удалось наладить контакт. — Ясно. Впрочем, большего я и не ожидал, — Хитоши вздыхает. — Мы на полпути к расшифровке кода. Зная почерк, будет больше шансов найти исполнителей, — пожимает плечами Шигараки, и добавляет укоризненно. — И если бы ты не отвлекал меня мелкими поручениями, я бы работал быстрее. — Эти мелкие поручения важны для твоей зарплаты, так что не начинай. К слову, — он достает небольшой конверт из кармана. — Не хотел оставлять электронный след, на всякий случай. Шигараки удивлённо принимает конверт. — Я хочу информацию об этом человеке, — продолжает Шинсо. Шигараки поджимает губы, словно бы говоря «разве я только что не объяснил тебе, почему меня нельзя отвлекать». — Думаю, он может быть связан с атакой. Не уверен до конца, но в таком деле лучше быть параноиком. Шигараки оживляется, в его пустых от усталости глазах загорается слабый огонёк, сигнализирующий об азарте. Он кивает и откладывает конверт в сторону. — Кстати, скоро проверка, — добавляет Шинсо — огонёк в глазах программиста гаснет. — Снова переселяться? — бубнит он, надевая капюшон на своё воронье гнездо. — В этот раз, пожалуйста, самостоятельно, иначе я не могу гарантировать, что какая-нибудь из твоих фигурок не потеряется. Угрожающее шипение становится ему ответом. — Вот и договорились, — улыбается Шинсо. — Хорошего дня, Шигараки.*
Небо почернело и покрылось звёздами — где-то там, за тяжёлыми облаками, которые наползли на Токио ещё несколько часов назад. Хитоши устало бился лбом об стол, подложив под него руки, конечно же. Завтра ведь встреча с сэнсэем, он не может позволить себе появиться с синяком на лбу. Работа сегодня оказалась сильнее. Невероятный идиотизм, который он встретил в процессе разборок с неправильными поставками положил на лопатки его логику, а непоколебимая упёртость поставщика вызвала сильное желание набить ему лицо, жаль только, оно было вне его поля видимости. Бить по морде в лингвистическом смысле оказалось не так весело, и Хитоши утвердился во всё возрастающем после утренней встречи с Бакуго желании потренироваться с боксёрской грушей у себя дома. Если он, конечно, доберётся до дома. Хотя зал есть и здесь, там сейчас могут заниматься другие сотрудники, и видеть босса с включенным модом терминатора им не стоит. Боже, как он устал. Вся эта игра то ли в поддавки, то ли в слова с Сэнгуком, бессмысленные встречи, которые могли быть имейлом, гора переписки в почте, которая лучше бы была одной встречей, и так далее, и так далее. Дьявол. Как же он устал. Пиликает телефон. Хитоши переводит на него ненавидящий взгляд. Ну что там ещё? Деку что ли раньше времени объявился? Или кто-то умер, и срочно нужно делать его работу? К слову, отчётов сдали что-то маловато, надо бы начать пинать отделы… Он сгребает телефон, и не вглядываясь, открывает сообщение. Это Шота ответил на его последнюю реплику. Пятница у сэнсэя тоже выдалась не сахар — отчёты его одолели, а потому они с Шинсо полушуточно-полувсерьёз мерялись друг с другом, кому сегодня больше досталось. 19:46 <Hitoshi>: Я так заебался, напьюсь вдрызг на этом вашем дне рождении и буду в обнимку с котом петь пьяные песни! 20:30 <Shouta>: *голосовое сообщение* Надеюсь, с Дизелем, потому что Локи выцарапает тебе глаза, если ты попробуешь к нему прикоснуться. Зато именинник принимает подношения. Цветы он вряд ли оценит, но баночку корма или кошачьи игрушки, пожалуй. Хитоши улыбается, чувствуя, как душа растекается от приятного бархатистого голоса с нотками издёвки. God, I miss you. 20:31 <Hitoshi>: Уже добрался до дома? — спрашивает он, чтобы поддержать разговор. 20:32 <Shouta>: Ммм. Добрался Пока он соображает, что на это вообще ответить, в чат приходит фотография. Хитоши бросает в жар. Почти забытое чувство, когда вспыхивает каждый атом тела, пламя пробирается по позвоночнику к голове и оседает болезненными мурашками у самого основания черепа. Это фотография Шоты в ванне. Обычной такой пенной ванне, с выпирающими над водой коленками, потому что в крохотной японской ванне по-другому никак не поместишься. На фоне колен уже знакомая белая стена уставленная бутыльками с шампунями и прочими ванными принадлежностями, но Хитоши не может на ней сосредоточиться. Чёртовы колени перетягивают всё внимание. Он высматривает кристаллики пены на них, игру света и воды, выпирающие косточки… «Holy Shit… Holy shit» — вертится в его голове, и, облизав пересохшие губы, он на пробу повторяет: «Holy shit» — голос севший, едва слышный. К чёрту голос. Боги всемогущие, какие колени. Он сглатывает и откидывается в кресле, прикрывая глаза. Член ощутимо дёрнулся в штанах. Кажется, более сексуальной сцены он не видел даже в собственных фантазиях. Чёрт, да он вообще не думал, что сэнсэй будет слать ему что-то подобное… Слишком нереально. От дикого желания сорваться прямо туда к коленям его удерживает только дикая усталость. Иначе он бы послал всё и даже не спрашивал, нужно ли потереть сэнсэю спинку, потому что… не очевидно, что ли? Но вместо этого он уныло ожидает прибытия Деку, которому неймётся поговорить о чем-то пиздецки важном, а на кофейном столике покоится не открытый подарок Сэнгука, и отчего-то ему кажется, что подарки Сэнгука стоит отрывать с командой быстрого реагирования, предварительно проверив собаками на наличие взрывчатки. Всё же Чон Сэнгук, по слухам, корейская мафия, а по личному мнению Шинсо — очень загадочный и чрезвычайно опасный хмырь. 20:34 <Hitoshi>: You know I’m still at work, right? — вымучивает он из себя вежливое вместо настоящего «Боже, как я тебя хочу». И ослабляет галстук. 20:34 <Shouta>: Yeah, and I’m fucking with you. Jealous yet? Из горла вырывается беспомощный писк. Серьёзно? Серьёзно?! И пока одна часть сознания реально завидует ванне, вторая осторожно думает Why not «fucking you?» Should he offer? Хитоши делает глубокий вдох, словно бы собирается прыгнуть в воду с высоты, и смотрит на фото ещё раз. В руке, не занятой телефоном, Шота держит небольшой керамический стакан, в котором налито что-то светло-зелёное. Чай?.. Так странно видеть сэнсэя с чаем в пятницу вечером. 20:35 <Hitoshi>: Чай? Что так скромно, сэнсэй? — найдя хотя бы что-то приличное, за что можно зацепиться, пишет Шинсо. 20:35 <Shouta>: Ну, пить я планирую завтра, а кофе ты мне не приготовишь, так что… *разводящий руками смайлик* Блять, нет, ну он точно издевается. Ничто не говорит «приезжай» сильнее, чем намёк на приготовление кофе. Ни. Что. Тогда Хитоши присылает ему полутёмную (он не включал основной свет) фотографию своего кабинета с длинным диваном у стены. 20:36 <Hitoshi>: Похоже, я сплю здесь — добавляет он, чувствуя, что ноги уже даже до машины его не донесут. 20:36 <Shouta>: Выглядит вполне комфортно — приходит в ответ. 20:36 <Shouta>: Не так комфортно, как моя кровать, конечно, где я буду сегодня спать. Шинсо всхлипывает. Ничем другим этот пронзительный полный боли звук быть не может. Конечно, он бы с удовольствием присоединился. Примчался бы сразу, как Деку покинет его кабинет. Проблема лишь в том, что если он поедет к сэнсэю, то скорее всего действительно вырубится, как только дойдёт до кровати. Едва ли Шота хочет от него именно этого. «I will fuck you» пишет он и тут же стирает. 20:38 <Hitoshi>: I will pay you back tomorrow, just you wait И прежде чем Шота напишет что-то ещё горячее, и он всё-таки сорвётся к нему, забив на своё состояние, Шинсо откладывает телефон, с трудом поднимается и доходит до столика у стены с коньяком в красивом хрустальном штофе. Первый глоток обжигает горло, второй охлаждает горячечные мысли. Хитоши потягивает напиток, безразлично рассматривая сияющий огнями город за окном. — Йо, Денки, — зовет он секретаря, приоткрыв офисную дверь. — Выпить не хочешь? Каминари отрывает голову от экрана и удивлённо смотрит на Хитоши. — Иду! — спохватывается тот, когда предложение полностью устраивается в его голове. Они усаживаются на диван, потягивая коньяк. Денки моментально вытаскивает какую-то не особенно напряжную историю из своей головы, и Хитоши старается отвлечься от мыслей о Шоте. Но чёрт. Он дразнит его. Без шуток и хождений вокруг да около. Или это Хитоши так хочется потрахаться, что больше ни о чём думать не может?.. — Ты уже открывал подарок Сэнгука? — Денки прерывает свой монолог и с любопытством косится на чемодан. — Тебя ждал, — очень честно, но очень недовольно отвечает Хитоши, чтобы это звучало как насмешка, а не признание собственной трусости. — Вот я и туточки, — весело отвечает парень, опуская бокал на кофейный столик. — Вдвоём оно спокойнее, да? Вот же зараза! Моментально считал состояние Хитоши. Он устал. Это был чертовски нервный день, а потому, немного здравого юмора и весёлой улыбки ему, действительно, сейчас не повредит. Шинсо делает глоток и кивает. — Открывай. Денки щёлкает замками, выдерживает драматическую паузу, и поднимает крышку. Хитоши давится и заходится кашлем. В приглушённом свете точечных лампочек по периметру потолка переливается… Арбалет. Самый настоящий, антикварный, из чёрного дерева, лежащий на чёрном же бархате, поблёскивающий потёртыми металлическими гранями. Чёртов арбалет. — Это… — неуверенно тянет Денки, которому, можно не сомневаться, Руми уже успела передать все свои подозрения насчёт Сэнгука. — Шутка?.. — Ага, — задумчиво тянет Хитоши, прокашлявшись. — Только панч-лайн здесь слишком прямой. И залпом допивает коньяк.*
Суббота выдалась не менее насыщенная, чем пятница. К дивану-то он привык, затёкшая шея и плечи не проблема — но вот липкие мурашки ужаса по спине при мысли, что арбалет, притаившийся в чемодане в углу, не подарок, а предупреждение, учитывая прошедший разговор с Деку — да. Чёртова история засела в подкорке, как кракен в океанской глубине, и своими длинными щупальцами тянулась к сознанию, отравляя его сны, заставляя вздрагивать и просыпаться при каждом неловком движении и прокручивать, как на сломанном магнитофоне, одно и то же. Детали о Сэнгуке, которые превращали слухи и подозрения о его связи с мафией в неопровержимый факт. А также проливали свет на истинную причину его интереса в японском рынке и некоторые события, случившиеся с Шинсо несколько месяцев назад. Тогда ему казалось, что за ним следят. Оказалось, не казалось. Добравшись до дома в рассветных сумерках, он порадовал себя душем, а чуть позже и заказанным завтраком. Всё остальное время до вечеринки прошло в бессмысленной суете. Нужно было подобрать прикид. Не идти же на тусовку, где планируешь ужраться без памяти, в костюме. Найти подарок для Локи. Хитоши планировал заказать доставку, но оказалось, что ждать её придётся аж полдня, так что пришлось брать такси пораньше и заехать сначала в зоомагазин, а потом уже отправляться к чёрту на рога, куда-то в промышленный район. Он понятия не имел, где живет Даби, и почему вечеринка устраивается именно у него дома. И вообще, что насчёт соседей? Никто жаловаться не будет?.. Но по большей части, день прошел в волнительном предвкушении. Не предстоящей попойки, конечно же — напиться он мог бы и дома. Но встречи с Шотой в их новом… эм… качестве? Они же вроде как вместе теперь, так?.. Свидания были, поцелуи были, цветы и подарки тоже. Они так ничего и не обсудили, и Хитоши побоялся поднимать эту тему, чтобы не спугнуть сэнсэя, и от того ему ещё волнительнее. Интересно, как Шота будет себя теперь вести? Перепадёт ли ему приветственный поцелуй или сэнсэй будет делать вид, что они просто друзья?.. Он думал об этом, собираясь, думал об этом в такси, думал в зоомагазине, бродя между стеллажей с кормом и стенами, покрытыми аквариумами и террариумами. К сожалению сладкое предвкушение смешивалось с горечью воспоминаний о тяжелой пятнице и пугающем подарке Сэнгука. И только проезжая мимо нестройных рядов невнятных железных строений, он опомнился, и полез проверять указанный Шотой адрес. Куда его занесло? Какая-то тёмная безлюдная дыра. Да нет, навигатор говорит, что всё верно. Но здесь же нет домов. Только какие-то склады и пустырь. Кажется, водитель такси тоже приходит в замешательство, опасливо посматривая по сторонам. В сумерках это место не кажется тем, куда мог бы направиться представительный молодой человек. Хотя Шинсо не стал бы считать себя представительным в хипстерской одежде уровня Харадзюку. — Господину точно сюда? — уточняет водитель, снижая скорость. — Да, — не очень уверенно произносит Шинсо, печатая сообщение. Аизава сказал, что встретит его, чтобы он не потерялся, так что пришло самое время выходить с фонариком, потому что здесь даже уличное освещение никакое. — Строение номер семь, так? — настаивает водитель, смотря в зеркало, и Хитоши слышит в этом скрытое: «Не пора ли тебе сваливать, странный ты пацан» — что-то привычное, но очень далёкое. Из другой жизни. Из тех времён, когда Хитоши приезжал на такси ночью в какие-то задрипанные районы и заставлял водителя кататься по закоулкам, выискивая торчащие из кустов ноги учителя. Но тогда он молча терпел, а самым доставучим грубо напоминал, что платит за расстояние, а не за возмущение. Сейчас он даже не утруждается разозлиться, потому что при желании может купить и эту машину, и эту компанию, так что дядечке придётся потерпеть. Забавно, конечно, как одежда меняет к нему отношение людей. Будь он при полном параде и в галстуке, скорее всего, водитель даже не пикнул бы. Внезапно впереди загорается слабый луч света, очень похожий на фонарик на телефоне. Шота? — Минутку, — на всякий случай просит Шинсо, выходя из машины. Луч приближается. В свете фар ему предстаёт высокая фигура в объемной куртке до пят и с торчащей в стороны копной волос. Не Шота. — Йо, Тоши, это ты?! — кричит Даби, остановившись и размахивая руками, словно бы Хитоши не в пяти шагах, а в пяти километрах. Жёлтый свет фар отражается от его безумных глаз и многочисленных пирсингов, заставляя лицо сиять, как звёздное небо. Сразу видно — он уже угашен. Хитоши машет ему в ответ, ныряет в машину за вещами и отпускает-таки водителя. Накидывает на плечи куртку и прижимает к груди два подарочных пакета. Один для Локи, другой — для хозяев дома. — Йо, и давно не виделись! — Даби широко расставляет руки для объятий, и его расстёгнутая куртка расходится, открывая миру, то есть Хитоши, вид на синюю пижаму с белыми журавлями, летящими в одну им известную далёкую даль. Опустив взгляд чисто по привычке, Хитоши с ужасом видит тапочки. Тёплые тапочки с кошачьими мордочками на носах. — Давно… — ошарашенно тянет он, зависая, и пропускает момент, когда его заключают в крепкие пьяные объятия. Нежный шёлк холодит его открытую шею, а ноздри обжигает запах чего-то горелого. — Бля, холодно тут, пошли, — недовольно тянет Даби, отстраняясь, словно бы это Хитоши тут повис на нём, а не наоборот. — Так и знал, что ты не сразу найдёшь дорогу, в первый раз все теряются. Шинсо пытается что-то возразить, но Даби уже болтает о чём-то отвлечённом, разговаривая скорее сам с собой, так что ему остаётся только переставлять ноги, подстраиваясь под развалистую походку своего провожатого и тихо поддакивать. Интересно, а что случилось с Шотой? Он вроде собирался встретить его сам... — Мы такое намутили, ты офигеешь, — продолжает парень, направляясь в сторону последнего здания у дороги. — Короче… — А где Шота? — осторожно вставляет Хитоши в короткую паузу, надеясь, что вопрос дойдёт до блуждающего в других мирах сознания парня. — Шота?.. — Даби зависает, явно забыв, что до этого собирался сказать, но тут же спохватывается. — Да где-то в доме… В общем слушай, мы там… — он делает вдох, готовясь разразиться очередной тирадой. — …а ты чё, реально ему цветы подарил?! Хитоши давится очередным «ага», уже готовым сорваться с языка. Откуда он узнал? Шота рассказал? — Ну… — неловко тянет он, потирая шею и пытаясь подобрать правильные слова, но тут же давится воздухом, получив болезненный удар кулаком в плечо. — Красава! — орёт Даби прямо в ухо, снова с силой впечатывая свой кулак в Хитоши. Это, стало быть, знак одобрения. — Я всегда говорил, что ты отличный парень! — Всегда? — усмехается Хитоши, автоматически потирая место удара. До его ушей доносятся приглушённые стенами басы, значит, они уже близко. — Ну всегда, когда он заливал своё «ничего подобного, да мы просто друзья, всё сложно…» — Даби неопределённо взмахивает в воздухе руками и наваливается на него, обнимая за плечи, чтобы удержаться, но Шинсо даже не обращает на это внимания. Все внутри замирает. Даже лёгкие перестают раскрываться, на всякий случай, потому что... Устами пьяного Даби сейчас говорит сама вселенная, открывая завесу самой заветной тайны — а как всё это выглядит для Аизавы. И не спугнуть бы случайное откровение. Но ничего более внятного вселенная рассказать ему не успевает. Дверь, к которой они незаметно для него подошли, распахивается, выпуская полоску света и мощную волну музыки, а несколько пар рук хватают его пророка и затаскивают внутрь вместе с ним самим. Все ещё оглушённый свалившемся на него откровением, он глупо моргает, стараясь привыкнуть к свету после тёмной улицы и восстановить сбившееся с холода дыхание, поэтому до него долетает только «Пицца горит» и «Да блять, опять?!» — прежде чем фигура в дутой куртке исчезает из поля зрения, а в свободной руке у него оказывается пластиковый стаканчик, полный невнятной жидкости. По запаху не то пунш, не то отвёртка. Так. Хитоши осматривается, и его затёкшей после внепланового сна на диване шее приходится повернуться чуть больше, чем он изначально планировал. Вау. Денки не раз шутил, что в его здоровенной квартире нужен навигатор и что Шинсо специально купил такую, чтобы прятаться ото всех, но Даби и Ястреб его похоже переплюнули. Место огромно. Конечно, это же ангар — Хитоши, пожалуй, подозревал, что стандартной японской квартире в промышленном районе делать нечего, но всё равно ожидал никак не этого. Не огромного зала с высоченными потолками, под завязку забитого разными людьми, да так что окинуть взглядом всех сразу не получается. В целом здесь царит приятный полумрак, и только отдельные части пространства выхватывают пятна яркого света. И ещё, похоже, тут есть второй этаж, судя по тянущемуся сверху балкону по всему периметру. Широкая арка в стене напротив ведёт в ещё один зал — похоже, в кухню. По крайней мере, именно в том направлении скрылся Даби. Так. Выдохнув и зажмурившись, он залпом проглатывает содержимое стаканчика. Всё-таки отвёртка. И премерзкая, но как-то пофиг, он же знал, на что шёл, и не ожидал высокого качества. Так. Окей. Он ещё раз осматривается, теперь оценивая гостей и происходящее. Разномастные группки распределены по пространству зала тут и там, пестря своими цветами и занимаясь своими, никак не связанными с другими группами делами. Кто-то бренчит на гитаре, собрав вокруг себя толпу зрителей, кто-то развалился на подушках и режется в настолки прямо на полу, кто-то просто общается, а бóльшая часть народа покачивается в ритм музыки, стоя у огромного экрана на стене, где крутятся какие-то мультики. На фоне всего этого играет, достаточно скромно, чтобы можно было расслышать собеседника… Hollywood Undead? Gonna tear shit up, I don’t wanna fight it Who the fuck here wants to start a riot? Хитоши улыбается помимо воли. Идеальная музыка для рейв-вечеринки, вот только рейва здесь нет. День рождения Локи напоминает чаепитие у Сумасшедшего Шляпника. Где Алиса в его лице никак не может разобраться за кем следить: за Мартовским Зайцем, самим Шляпником или Соней? А где же Белый Кролик? Так. Он выуживает из кармана телефон. Одно непрочитанное от Шоты, предлагающее ему подняться наверх. Лестница… где же… О, вон она справа в конце. Хитоши направляется вглубь тусящей около экрана толпы. Его тут же окружают, улыбаются и что-то кричат. Все уже порядком под градусом, а потому незнакомец их не смущает. Тем более, такой невзрачный. Вокруг увешанных цепями и кольцами готов, панков с высокими ирокезами и девушек в разноцветных кукольных платьях и бесконечного неона, он в своём простом чёрном хаори, белой футболке поверх лонгслива и мешковатых штанах цвета хаки со свисающими по бокам ремнями кажется тенью. Привидением. И его это вполне устраивает. Интересно, а как сегодня выглядит Шота? Тоже разоделся или просто пришёл, в чём проснулся? Вопрос только в том, как он умудряется выглядеть одинаково хорошо и в том и другом случае. До лестницы он добирается чертовски долго, лавируя между снующими туда-сюда телами. Несколько раз тонкие женские ручки пытаются затянуть его в танец, несколько незнакомцев протягивают стаканы с каким-то пойлом, а один раз, уже перед самой лестницей, мимо него бодрой рысцой трое проносят какое-то стонущее тело, крича что-то про туалет. Хитоши даже не пытается вникать в происходящее, потому что нервная система перегружена ещё с пятницы. Сбоку у широкой деревянной лестницы обнаруживается большая куча с разномастным кошачьим барахлом вроде коробок с кормом и пушистыми игрушками, а в её центре на высокий барный стул водружена большая фотография пушистого рыжего кота с очень недовольной мордой. Рассудив, что это и есть жертвенный алтарь, он опускает один из пакетов на пол. На самой лестнице уселись несколько «лолит» с бутылкой чего-то крепкого. Задушевные разговоры на лестнице тоже достаточно обычны для тусовок, так что Хитоши лишь осторожно проходит мимо, почти не удивляясь тому, что одна из них — в готическом чёрно-красном платье, белых чулках по колено и милых кукольных сандаликах — оказывается бородатым мужиком в златокудром парике и при макияже. Второй этаж многолюдностью не отличается. Однако тут есть диван, пара кресел и широкий телевизор, на котором идет ожесточённый спарринг. Какая конкретно это игра, он не берётся судить, потому что на экране дерутся стандартно фигуристые аниме-девушки. На диване обнаруживаются Ястреб и Токоями, а на полу рядом с ними сидят два неизвестных гота, собственно, рубящихся в приставку. Сбоку рядом с ними стоит небольшой обогреватель. — Йо, это же Тоши! Шота говорил, что ты придёшь, — кричит Токоями, поднимая бутылку пива с небольшого столика у подлокотника в знак приветствия. Ястреб широко улыбается ему и покачивает своим стаканом, в котором, очевидно, тоже плещется что-то алкогольное. Тень сегодня не столь торжественен, как Шинсо привык его видеть, а одет в простую чёрную футболку и штаны, а о его готической натуре напоминают лишь подведённые глаза и вороньи перья в волосах. Ястреб, кажется, тоже не особо парится о праздничном облачении, а потому в уютном кигуруми не то зайца, не то осла. Обвисшие уши и нейтральный серый цвет не особенно помогают с определением. — А где он сам? — спрашивает Хитоши, обойдя сидящих на маленьком коврике игроков и протягивая пакет с водкой Ястребу. Пусть сам определяет логистику. Ястреб пожимает плечами, заглядывая в пакет, пока Хитоши снимает свою куртку, кидая её на кресло в гору чужой одежды. Плечи обдаёт прохладным воздухом. — О, вау, я такую ни разу не пробовал! Обязательно найдём ей применение, — бутылка отправляется на столик к серебристой коробке Асахи, пачкам сока и различному мусору. — Вообще шёл за травой, но где бы он ни был, точно вернётся, — хмыкает Токоями и хлопает по пустому месту рядом с собой, — да ты садись, пива хочешь? — Или коктейль какой? — Ястреб кивает на столик, куда только что отправилась водка. — Даби возится с пиццей, тоже скоро подтянется. Хитоши согласен на что угодно, лишь бы забыть о проклятой пятнице, а потому кивает и уже собирается было сделать шаг, как его глаза накрывают чьи-то широкие прохладные ладони. — Угадай кто, — мурчит довольный голос, и Хитоши понимает, что Шота снова начал без него. Впрочем ответа от него не требуют, потому что руки тут же соскальзывают на талию, крепко обвиваясь вокруг неё, а на плечо опускается тяжёлая голова. От Шоты явственно пахнет травой и чем-то ещё, очень знакомым и приятным. Хитоши пробивает мурашками, а сердце подпрыгивает к горлу и тут же падает в живот. — Я успел соскучиться, — добавляет сэнсэй всё тем же мурчащим голосом и тыкается носом в щёку. Конечно, Шота и на своём дне рождения вёл себя по-блядски, но сейчас… после всего, что между ними произошло, это не выглядит как пьяная нежность, накатывающая практически на всех. Это выглядит как манифест. Как заявление. Заявление Деку прошлым вечером… Связующая нить мыслей обрывается, и они летят в чёрную бесконечную пропасть, перемешиваясь. Поэтому на выходе получается что-то в духе «Руки Шоты, арбалет, тёплый нос Шоты, жуткая история Деку про роковую ошибку Чисаки в Корее, насмешливый тон, которым с ним разговаривает Шота…» Только годы практики покерфейса помогают не выдать весь этот поток сознания. Он жмурится, заставляя себя сконцентрироваться на по-настоящему важном. Здесь и сейчас. Здесь и сейчас сэнсэй обнимает его за талию. Его запястья в кожаных браслетах, пальцы в тонких кольцах, так что по нескольку на каждом, а на большом массивный перстень в форме черепа, который он видел уже не раз. Здесь и сейчас сэнсэй прижимается к нему, тычась носом в щёку и улыбаясь. Он чувствует его улыбку на своей коже. Это пиздец. И по-дурацки сладко от осознания, что Шота даже не пытается скрыть их новый статус. Хитоши, наконец, перестаёт стоять, как истукан, и накрывает чужие ладони своими. — Эй, а вот и Шота! — запоздало реагирует Ястреб, отрываясь от схватки на экране. И Хитошино «Я тоже скучал», — теряется в его звонком «Где ты вообще так долго пропадал?» — Дрочил, — огрызается в ответ сэнсэй и поглаживает носом нежное местечко у самого уха, коротко выдыхая и пуская мурашки по коже. — You finally lost the suit, I see. Нужно что-то ответить. В рассыпавшихся умных мыслях он ищет, но, как и не выучивший домашку ученик, не находит нужных слов, благо его длинный язык, никогда не нуждавшийся в командах мозга, уже что-то выдаёт. —Why, I thought you would appreciate my ass in the suit pants, — зубоскалить как дышать — что-то, чему он научился ещё в средней школе, но отточил свой навык именно благодаря времени, проведённом с Шотой. — I never said I didn’t, — всё так же мурчит Аизава, оглаживая носом его щёку. По телу пробегают мелкие волны удовольствия. Блять. Он наверняка чувствует, как Хитоши реагирует на его прикосновения. И его это… устраивает? Шинсо уже готов забить на то, что они стоят прямо перед диваном, и Ястреб с Токоями вместо просмотра игры на телевизоре вынуждены лицезреть их откровенный флирт. Хочется повернуть голову и поцеловать сэнсэя, но не совсем понятно, как он на это отреагирует. — But you finally look more like yourself, you know, rather than a faceless businessman. Единственное, что Хитоши знает, что он чертовски взведён, и что судя по коротким прикосновениям губ к его скуле, Шота тоже. — Сразу видно, что пришёл забыть о работе, — ловкие пальцы высвобождаются из его хватки и забираются под полы хаори, легко поглаживая талию — Хитоши рвано выдыхает. — К слову, как ночёвка на диване? Шея не болит? — А что предложишь массаж? — усмехается он, чувствуя, как мысли о пятнице, действительно, немного блекнут под натиском новых волнительных впечатлений. Он подаётся назад, прижимаясь к груди сэнсэя, укладывает макушку на его плечо и прикрывает глаза. От груди Аизавы исходит тепло, и он с удовольствием растворяется в этом тепле. Сердце возбуждённо трепещет между рёбрами. — Ммм, — кажется, Шота на полном серьёзе рассматривает его предложение, проходясь носом по шее. — Зависит от твоего поведения. И. Легонько прикусывает его за хрящик. Хитоши даже глаза распахивает от удивления. Ему не показалось? Нет? Чёрт? Он оглядывает потенциальных зрителей. Ястреб вместе с Токоями радостно поддерживает игроков, не обращая никакого внимания на них. Окей, повезло. Видел ли это Аизава, что позволил себе такое, или ему всё равно?.. Блять, надо было обсудить это до того как он приедет! Ну какого чёрта все самые умные мысли приходят поздно? Шота отпускает его и падает на диван, призывно похлопывая по свободному месту рядом с Токоями. Сэнсэй одет по-простому, как и все его друзья сегодня — чёрная футболка с принтом красных шипастых роз, открывающая его татуировку, рубашка в красно-синюю клетку небрежно повязанная на поясе, и голубые джинсы с неизменными дырами на коленях. С причёской он тоже заморачиваться не стал — волосы собраны в небрежный пучок, заколотый простой металлической шпилькой — но это не самое главное. Самое главное это его блядские глаза с лукавым прищуром в обрамлении пышных ресниц, и совершенно безумная полуулыбка на губах с тонким серебряным колечком. Чеширский кот, указывающей Алисе дорогу к Красной королеве, не иначе. К слову о котах. — А где именинник? — вспоминает Хитоши, аккуратно втискиваясь в узкое пространство между учителем и усевшимся рядом Токоями. Не самое классное место, тут же думает он — сидели бы они в углу, можно было бы тихонечко полапаться, никто особо и не заметил бы. Уж что у него отлично получалось в университете так это быть скрытным, когда дело доходило до публичности. Но они между Токоями и Ястребом. Сейчас ещё и Даби придёт, так что… — А чёрт его знает, прячется наверное, — сэнсэй обыденно приобнимает его за плечи, прижимая к себе, и Хитоши, решив что ему позволено, осторожно накрывает ладонью его колено на границе ткани и кожи. — Дизель в ванной уснул. А Локи не особо любит гостей. — К слову о ванной, ты нашёл, что искал, или всё-таки кончилась? — прерывает его Токоями. — О, конечно, — Шота ёрзает на диване, выуживая что-то из заднего кармана джинсов, и протягивает другу портсигар. Шинсо рассеянно наблюдает за тем, как Тень достаёт из металлического футляра косяк, неспешно подкуривает его и затягивается, прикрыв подведённые чёрным глаза. Сам он не курил уже чертовски долго, но может быть, именно трава поможет ему, наконец, забыть о событиях пятницы и просто хорошо провести время? В конце концов, работа на сегодня закончилась, и… — Шота, ты будешь? — прерывает поток его мыслей Токоями, перегибаясь через него и протягивая сэнсэю самокрутку. Наблюдая за тем, как учитель неспешно затягивается, зажав косяк между пальцев, он думает о том, что накуриться после такой пиздецовой недели было бы совсем недурно. И чёрт с ней с работой. Но прежде чем он успевает попросить косяк, Аизава прихватывает его за шею, разворачивает к себе, и прижимается губами к его губам. От неожиданности Хитоши раскрывает рот, впуская в лёгкие сладкий дым. Конечно же, он давится, конечно же, закашливается, складываясь пополам и стискивая собственные колени. Внезапно накатившее раздражение от того, что Шота сделал это без спроса, исчезает само собой, когда до него вдруг доходит, что его поцеловали вот так при всех, а затем он чувствует ладонь сэнсэя, одобрительно поглаживающую его по спине. На фоне кашля и резкого звона в ушах — чье-то улюлюканье и отчётливое: «Даби сдохнет, что не застал!». Ястреб орёт, что Даби заставит их это повторить, а Токоями орёт на игроков в приставку, чтобы они уже поторапливались, потому что он тоже хочет поиграть. — Мог бы и предупредить, — вытирая выступившие на глаза слёзы и возвращаясь в вертикальное положение, бурчит Шинсо. Голос после кашля немного сел, и слова режут горло. — Костюм-то ты снял, а вот работу, кажется, притащил с собой, — хмыкает Шота, улыбаясь и снова затягиваясь. — Я подумал, тебе стоит расслабиться. Я был не прав? — Читаешь мысли, сэн-сэй, — он перехватывает руку с косяком за запястье — кожа браслетов приятно холодит ладонь — и притягивает её к лицу так, чтобы губы смогли обхватить самокрутку и затянуться уже нормально. Это был один из его излюбленных приёмов в универе, он знает, что подобный жест выглядит эротично, особенно, когда ты уже порядком улетел. Он обнимает косяк губами и встречается взглядом с тёмными глазами Шоты. И блеск в них говорит ему, что да, he still got it. Удерживая дым в лёгких, он чувствует, как по крови разливается приятное онемение. Как будто кто-то накрыл его тяжёлым одеялом, отгородив от внешнего мира, и всё, кроме здесь и сейчас, перестаёт иметь для него всякое значение. Нахер Сэнгука. Нахер работу. Он запрокидывает голову, выдыхая дым и прикрывая глаза. — Now I feel better, — уголки губ помимо его воли трогает лёгкая улыбка, а IQ кажется только что снизился на пару десятков пунктов. — Рад за тебя, — фыркает Токоями, поднимаясь. — А теперь простите, но моя очередь играть. Дай напоследок. Он требовательно вытягивает ладонь. — Во что играете? — спрашивает Хитоши, передавая косяк и не переставая по-дурацки улыбаться. — В Теккен, конечно же! — бросает тот через плечо. Чёрт, а сколько лет назад он сам в последний раз играл в приставку?.. — Тоже сыграть что ли? — спрашивает он как бы сам у себя, но косится на Шоту. Он понятия не имеет, какой у них план. Что конкретно собирается тут делать сэнсэй — но лично он планирует ещё выпить, расслабиться и при возможности затащить Шоту в какой-нибудь тёмный угол. — Ты хоть помнишь, как джойстик выглядит? — усмехается сэнсэй, и по наглому тону и блеску в его глазах очевидно, что это вызов. — Такое не забывается, как кататься на велосипеде. — А ты что, когда-то умел кататься на велосипеде? — Шота склоняет голову на бок и легко приобнимает его за плечо. Его явно дразнят. — You know, if you wanna play, you can just offer, no need to be such a jerk, — ухмыляется Хитоши, смотря сэнсэю прямо в глаза и очень медленно, но с нажимом, проводит рукой по его ноге. — What’s fun in it, then? — пожимает плечами Аизава и, наклонившись к его уху, тихо добавляет. — Clearly, jerking is something I have in mind today. Волна оглушительного жара прокатывается по его телу, обжигая кончики ушей. Су-у-ка. Он машинально стискивает пальцы на острой коленке. Нельзя же так беспардонно. У него же руки трястись сейчас будут, и в голове количество грязных мыслей на квадратный сантиметр превысит допустимый лимит, так что сосредоточиться на игре будет невозможно. — That’s just dirty sensei, — сипло отвечает Хитоши. В горле першит, так быстро оно пересохло после травы. Или, если точнее, после таких откровенных заявлений. И уже громче добавляет. — You can’t distract your opponent before the game. Шота многозначительно вскидывает брови и улыбается уголком рта. Тонкое серебристое колечко пирсинга приподнимается тоже, и Хитоши невольно облизывает губы, завороженный движением. — Эй, не устраивайся там слишком удобно, — сэнсэй легко тыкает носком кроссовка спину усевшегося перед ними Токоями. — Мы следующие. — Бля, ну чё такое, я же только сел! — возмущается Токоями в ответ. — Тем более, что Даби скоро вернётся, — поддерживает друга Ястреб. — Так что вы последние в очереди, котятки. Токоями победно хмыкает, но непонятно к чему — к ним это или к первому удару, что он так удачно нанёс своему противнику. — Кажется, нам снова не дают сразиться, — наигранно расстроенно вздыхает Шота, двигаясь ближе к краю дивана и утягивая Хитоши за собой. — Мы так и не сыграли в бильярд с Хэллоуина. — Ну, мой стол в библиотеке всегда свободен, — подмигивает тот, нежно поглаживая ногу учителя. — Пива хочешь? — предлагает Шота, протягивая свободную руку к столику рядом с собой и сгребая бутылку Асахи из коробки. Сегодня на нём не так много колец, как Хитоши привык. Однако все они какие-то заковыристые, гранёные, с маленькими камушками или россыпью камней. На фоне тёмно-коричневой бутылки смотрятся невероятно эстетично. — Твои зубы ещё подрабатывают открывашкой? — пальцы Хитоши, без каких либо безделушек, прихватывают внутреннюю сторону бедра учителя. Джинсовая ткань кажется слишком прочной, чтобы ощутить всю интимность этого прикосновения, и Хитоши надеется, что ему удастся это исправить позже. Аизава бросает на него многозначительный взгляд, выгибая бровь с серебристым шариком пирсинга, но не совсем ясно, дело ли в подколке или в прикосновении. Он отпускает Хитошино плечо и проворачивает крышку пива. С коротким пшиком та открывается. — Чудо инженерной мысли, — усмехается он, протягивая ему бутылку. Затем достает одну для себя и так же легко справляется с крышкой. От пива Ястреб отказывается, вместо этого утыкаясь в телефон с недовольным: «Жрать хочу, где его носит, блин!» — подразумевая Даби. — Так что такого случилось в твоей пятнице, что у тебя до сих пор на лице отражается? — интересуется Аизава, делая несколько глотков, и отставляя бутылку в сторону. Его ладонь возвращается за Хитошину спину, но не доходит до плеча, поднимаясь к шее. Пальцы холодные и чуть влажные после бутылки пускают острые иглы вниз по позвоночнику, и Хитоши передёргивает плечом. — Бля, чего только не случилось, — подытоживает он, старательно отгоняя прочь вылезающие воспоминания о рассказе Деку. — Нахер работу, не хочу о ней даже вспоминать. Расскажи лучше, как прошла твоя пятница? — Работы было много конечно, но в целом ничего необычного, — пожимает плечами Аизава. Его пальцы начинают осторожно массировать шею у самого черепа. Хитоши давится вздохом, и благо, что не успел поднести пиво ко рту. — Не учитывая твой подарок конечно же, — короткая усмешка трогает его губы. — Его принесли, когда в офисе был Ямада. Так что сначала он очень испугался, не подкупают ли меня студенты, потом, когда я сказал, что это твои шутки, он, кажется, смутился. Это было забавно. Хитоши очень старается его слушать, но волны удовольствия, прокатывающиеся по спине от каждого движения пальцев на шее, которые становятся всё более уверенными, отражаются звоном в ушах и звёздами под закрытыми веками. Чёрт, как же приятно — кажется его всё-таки здорово накрыло всего с двух затяжек. Он ставит своё пиво на пол, запрокидывает голову и закусывает губу, сдерживая стон. — …я, к слову, их в офисе оставил. Там и света больше, и кислорода для них, — он слышит голос Шоты. Ровный и безэмоциональный, словно бы не он тут спасает Хитошину шею и плечи — боже, да, вот так — от ночного кошмара под названием диван, а набивает табаком свою самокрутку. — Даби, ну наконец-то! — из нирваны Шинсо вырывает радостный возглас Ястреба. Он заставляет себя открыть глаза. На лестнице и правда оказывается Даби, несущий что-то дымящееся на подносе, а за ним двое огромных парней, одетых в чёрные кожанки и такие же кожаные штаны, тащат не менее огромную кастрюлю, от которой тоже исходит пар. — Йо, голубки, кончайте лапаться и помогите со столом! — кричит Даби так, словно бы он за несколько сотен метров от них. Аизава хмыкает, но всё же оставляет его шею в покое и поднимается. Пожалуй, и правда не помешает размяться, иначе он рискует уснуть прямо в руках своего сэнсэя. Вместе они очищают стол от мусора и убирают пиво вниз, оставляя сверху только пачку пластиковой посуды и упаковку салфеток, и переносят его вперёд, цыкнув на Токоями и ноунейма, чтобы они двигались. На стол Даби торжественно водружает поднос с нарезанной пиццей, а его сопровождающие ставят кастрюлю с какой-то красной жидкостью, в которой плавает кожура апельсина.. — Это что, глинтвейн? — уточняет Шинсо, недоверчиво принюхиваясь. Пахнет вином, апельсином и гвоздикой. — Спрашиваешь! Всё для моих дорогих гостей, чтобы не отморозить задницу в этот осенний вечер, — радостно объявляет Даби, кивком отпуская своих миньонов, и представляет: — Парни — еда, еда — парни. Шинсо разглядывает запечённое до обугленной по краям корочки тесто и тёмные кружочки в центре. — Что тут? — спрашивает Аизава, сгребая один из кусков и тут же отправляя его в рот, не дожидаясь ответа. — Ну, пепперони эти идиоты, — кивок в сторону удаляющихся спин, — спалили под чистую, так что вам достается суприм. С вариацией. Желудок Хитоши радостно урчит, напоминая хозяину, что кофе и сигареты, на которых он в основном функционирует, это не еда. — Какая конкретно вариация? — уточняет он на всякий случай, рассматривая аккуратно нарезанные кусочки. — Никаких оливок! — довольно улыбается Даби, вытаскивая поварёшку прямо из кармана своей ужасной куртки. — Ненавижу оливки. Окей, а теперь, кому глинтвейна? Благо, что не тонна чили-перца или вроде того. Хитоши сгребает кусок и, следуя примеру Шоты, жадно откусывает от него. Тесто хрустит, горячий соус с сыром заполняют рот. Он принимается быстро жевать, чтобы не обжечься, а проглотив, хватает тарелку для своего куска. Всё же еда не должна быть градуса плавления желудка, так что лучше бы ей немного остыть. «Эй, вы мне там оставьте!» — кричит Токоями у телевизора. Ястреб тоже хватает себе кусок, а заодно и расставляет несколько пластиковых стаканчиков. Глинтвейн сразу после отвёртки и пива… Что ж… Гулять так гулять? Хитоши первым подставляет свой стакан под поварёшку. Красные капли летят во все стороны, нещадно пачкая его белую футболку, пока напиток льётся к нему в стакан. Яркий запах гвоздики и цитруса щекочет ноздри. Получив свою порцию, он возвращается на диван к уже севшему Шоте. Даби заботливо передаёт порцию Токоями и сидящим с ним ноунеймам, очень по-хозяйски. Аизава каким-то чудом уже разделался со своим куском пиццы, а потому снова заводит руку Хитоши за спину, принимаясь поглаживать коротко стриженный затылок. Приятные дразнящие прикосновения быстро перерастают в волны мурашек, и еду приходится отправить на стол, чтобы не уронить ее ненароком. — Ну что, как пицца, нравится? — вопрошает вернувшийся Даби. Он встаёт, уперев руки в бока и заслонив собой экран. Куртку он так и не снял. Хитоши согласно кивает, машинально возвращая свою ладонь на колено учителя, словно бы проверяя, отреагирует Даби или нет. Он ещё ждёт крик Ястреба про случившийся ранее поцелуй — вдруг их и правда заставят повторить? — но у Даби на уме что-то поважнее. — Курить идёте? — предлагает он. — После всего того, что было на кухне, я просто обязан покурить. — Я пойду! – соглашается Ястреб, тут же поднимаясь с дивана и накидывая на голову капюшон. Обвислые уши радостно покачиваются. — Мы пас, — отвечает Шота за них обоих, и склонив голову ближе к Хитошиному плечу добавляет, — воспользуемся моментом и как следует полапаемся, как ты выразился, Даби. Хитоши от такого откровенного заявления чуть рот не раскрывает, правда вовремя стискивает зубы. Учитывая непрекращающиеся поглаживания его затылка и собственную руку, невольно сжавшуюся на чужом колене, дополнительных комментариев не требуется. — Давно пора, — согласно кивает Даби, словно бы ничего такого не происходит. — Раз уж вы наконец-то перестали делать вид, что между вам ничего нет. Он приобнимает Ястреба за спину, и они бодро удаляются куда-то по направлению другого конца зала. — Ты прям так объявлять это должен был? — уточняет Хитоши, как только хозяева дома пропадают с поля зрения. Руку с ноги впрочем не убирает, позволяя ей скатиться на внутреннюю сторону бедра, ближе к паху. Нет, ну он же сам сказал… — Если бы я не сказал ничего, что-нибудь сказал бы Даби, и поверь, это было бы грязно, — усмехается Шота в ответ и этот короткий смешок оседает дыханием на его щеке. Их взгляды встречаются, и Шинсо ловит тот самый завораживающий космический блеск. Его что-то тянет, то ли гравитация сотен тысяч планет в широком круге чужих зрачков, то ли рука на его шее, то ли его сердце, решившее во что бы то ни стало постучать в грудную клетку сэнсэя. Он подаётся вперёд, утыкаясь лбом в лоб Шоты, улыбается осторожно, нервно, все ещё не уверенный в дозволенности своих поступков. Но чужое дыхание щекочет губы, и он не видит, потому что смотрит пристально в космос в глазах, а скорее чувствует, как раскрывается на вдохе грудная клетка Аизавы, дрожь на затылке. То ли собственную. То ли чужую. И касается губами губ учителя. Поцелуй выходит осторожным и коротким. Он только и успевает, что прихватить нижнюю губу с пирсингом и отпустить. Как вопрос. Как приглашение. Но за ним следует второй — глубокий, сладкий и головокружительный. Как будто он вдруг ныряет в воду с головой. Хитоши не осознаёт, когда ноги учителя оказываются на его коленях, а собственные пальцы исследуют его лицо, оглаживая заросшие мягкой щетиной щёки и гладкие виски. А руки Аизавы скользят по его шее и зарываются в волосы, безвозвратно портя причёску. Он тут же забывает и про Даби с его прямолинейностью, откровенной до беспардонности, и про кричащего что-то перед ними Токоями, и про чёртову работу, гори огнем Сэнгук с его подарками. Он теряется в прикосновениях, исследуя колючие пирсинги на ушах Аизавы, и прогибаясь в спине от горячих ладоней, успевших пробраться под футболку и лонгслив, и теперь жадно ласкающих каждый миллиметр кожи, до которого могут дотянуться. Сердце бешено колотится о грудь, всё так же безуспешно пытаясь прорваться к чужому сердцу, а внизу живота туго скручивается возбуждение. Аизава отстраняется. То ли сбившись с дыхания, то ли почувствовав, как дрожат руки Хитоши у него на плечах. — I think you need a moment, — заговорщически шепчет он, вытаскивая руки из-под Хитошиной одежды. — Yeah, — выдыхает Шинсо, судорожно глотая воздух, и тут же быстро добавляет. — I mean… Maybe? Do I? Что-то горячее мелькает в космической черноте чужих глаз. Вроде взрыва сверхновой. — Well, — Шота многозначительно смотрит на его пах, но в свободных штанах ничего не видно. — I guess I could give you a tour to… Договорить он не успевает. Позади что-то грохает и довольный возглас Даби оглашает весь второй этаж о его возвращении. Он бесцеремонно сбрасывает куртку прямо на пол и подходит к дивану. Но вместо того чтобы сесть, встаёт прямо перед ними, сложив руки на груди, и внимательно разглядывает их. — Нда, — он цокает языком, корча недовольную гримасу, — если вы собрались поебаться прямо тут, то у Шоты есть своя комната, нечего пачкать мне диван. Хитоши давится вдохом. Откашливается и поднимает глаза на Даби в немом «Чего блять?!» — но хозяина дома не сбить с толку. — С чего ты взял?.. — только и выдыхает он, понимая, что севший голос явно его выдаёт. — Ну, я же не слепой, — хмыкает Даби в ответ, склоняя голову на бок. И дело ли в ногах Аизавы, которые так удобно устроились у него на коленях (одной из них Шота делает попытку пнуть Даби, но тот уклоняется), то ли в самодовольной улыбке Хитоши, которая вылезла наружу сама собой. Или в его опухших губах… В голове невольно мелькает мысль, что хоть наблюдательности и умения читать людей Даби не занимать, с такой прямолинейностью в бизнесе ему делать нечего. Не удивительно, что наследником компании его и не видели. Все же Энджи не за даром свой хлеб ест. Шота с тихим рыком выдыхает и убирает ноги с его колен, устраиваясь удобнее. — Полегче, горячая штучка. Когда так лихо ворочаешь языком, можно ненароком его и прикусить, — отвечает он другу, демонстративно поглаживая Шинсово плечо. Впрочем, даже Шинсо очевидно, что это совсем не угроза — Даби только глаза закатывает. — Ну что, Тоши, как тебе наша берлога? — переводит тему он, вальяжно плюхаясь на диван и широко расставляя ноги так, что Шинсо прижимается ещё ближе к сэнсэю. Ястреб скромно устраивается у самого края, и последовав примеру Шоты, тоже приобнимает Даби за плечи. Хитоши поспешно оглядывается, доказывая тем самым, что кроме собственно Шоты здесь ничерта так и не посмотрел. Справа от них напротив балконных перил темнеет длинный коридор с несколькими дверьми, а справа на серой стене развешаны разноцветные дорожные знаки и старые автомобильные номера. — Очень… неординарно, — кивает Хитоши, чувствуя, как у него позорно горят щёки после таких провокационных разоблачений, и, чтобы это не казалось слишком очевидным, сгребает со стола свой стакан с глинтвейном. Словно бы это от жара у него лицо красное. — Кому пришла в голову идея жить тут? Он делает глоток. На его вкус специй слишком много. Сладость красного вина тут же исчезает, оставляя на языке горечь цедры и приторный вкус гвоздики. Впрочем, всё равно вкусно. — Мы с Шотой нашли это место, — благодушно объясняет Даби тоже подхватывая глинтвейн со стола, — круто, да? Изначально здесь был только гараж с мастерской, но потом Ястреб прилетел и Токоями прибился, и мы уже все вместе переоборудовали большую часть помещения под жилое. — Так здесь и мастерская есть? — вежливо любопытствует Хитоши, подмечая наглые пальцы Аизавы, решившие поиграть с его ухом. Гладкость колец на нежной коже — сэнсэй знает, как не дать возбуждению остыть. — Верно, ты же ремонтом машин занимаешься, не так ли? — В основном байков, конечно, но и машины тоже случаются, — Даби тянется за пиццей, и Хитоши вспоминает, что так и не доел свой кусок. Только есть уже что-то не хочется. — Кстати, Шота рассказывал, ты купил Теслу, как тебе? Фотки есть? Хитоши отставляет стакан и лезет за телефоном в карман. Конечно же у него есть фотографии. Это же его новая малышка! Шота, который их уже видел, меланхолично отвлекается на игру, продолжая поглаживать Хитоши, а Ястреб утыкается в свой телефон. Даби восхищается элегантностью линий и заваливает его сотней технических вопросов, на которые Хитоши пытается ответить, по мере осведомлённости. Его свободная рука занимается коленом Аизавы, которое так удачно оказывается прямо под ладонью. Пальцы легонько касаются голой кожи, оставляя за собой след из мурашек. Он чувствует, как Шоту пробирает, но он не дёргается и не даёт понять, что его это не устраивает. Мозг разрывается между мыслями о технических подробностях и мыслями о пальцах Шоты. И даже если у него почти стоит прямо сейчас, кажется, всем вокруг вообще насрать, никто ничего не замечает. Всё это похоже на какую-то изощрённую пытку ощущениями, и Хитоши вовсе не против, чтобы она продолжалась. — Знаешь, у меня в гараже есть двигатель от электрокара. Интересно будет сравнить его с тем, что в твоей красавице. Знаешь… Его длинный монолог про влияние компьютеризации на производительность двигателей прерывает Аизава, поймав Хитоши за подбородок и повернув к себе, требуя внимания. — У него в гараже так-то и мой байк стоит. Хочешь посмотреть? Шинсо ловит его многозначительный взгляд и кивает. Он понимает — это предложение. — Сто лет его не видел, не верю, что он всё тот же! — хрипло восклицает Хитоши, охотно вовлекаясь в этот маленький спектакль и облизывая пересохшие губы. — Эй, повежливее, я лично приводил бампер к аутентичности после того как… — начинает было Даби, но Шота цыкает на него предупреждающе, и встаёт. Если бы Хитоши не был настолько возбуждён, он бы сделал внутреннюю пометку спросить про это поподробнее, но мозг и так функционирует на последних двух клетках. — Даби небось часто получает по морде за свою манеру общаться, а? — интересуется он по дороге на первый этаж. Внутри бурлит ураганная смесь предвкушения и волнения. Они и правда идут смотреть на байк или же Шота имеет в виду то, что Шинсо хочет, чтобы он имел в виду? Неизвестность будоражит. — Какой ты проницательный, — ухмыляется Аизава. — Это он ещё вежливый на людях, поверь. Хитоши верит. Но ему как-то посрать. У него и самого есть острый на язык блондинистый программист, которого постоянно приходится учить манерам и которого он почему-то считает близким другом. Правда… Даже их близкая дружба имеет некоторые границы, а что на счет Даби и Шоты? Насколько тесно переплелась их жизненная история? Раз Даби знает, что Шота думает о Хитоши… и про цветы тоже знает. И о том, что они вместе… . Впрочем, стоит ему ступить на первый этаж, как от мыслей его отвлекает преобразившаяся атмосфера. Что-то случилось. Словно уставший художник решил забить на первоначальную концепцию, и смешал все краски в палитре. Все гости, тусившие до этого по разным углам, передислоцировались к стене с экраном, и что-то увлечённо смотрят. С десяток отшельников до сих пор танцуют под мерные басы какой-то музыки. Шота уверенно проходит мимо толпы, отмахиваясь на чей-то оклик, и прибавляет шаг. Шинсо послушно идёт за ним, ориентируясь на сине-красную рубашку впереди, как на флаг. Сердце стучит в ушах. Наконец, Аизава останавливается у дальней стены и загадочно улыбается, сверкая колечком в губе. Хитоши всматривается, но не видит ничего примечательного. Он не сразу замечает темнеющие на светлом фоне срезы, а потому, ему кажется, что Шота просто толкает кусок стены и пропускает его в открывшуюся черноту. В глубине, очерчивая силуэт гаражной двери-гармошки, горит жёлтым небольшой фонарь. Его тусклый свет поблёскивает на острых гранях кузова какого-то автомобиля и нескольких байков, стоящих ближе к ним. Здесь значительно прохладнее, чем в жилом помещении, но Шинсо кажется, что его кожа горит. Он сглатывает слюну и поворачивается к сэнсэю. Шота щёлкает замком, надёжно закрывая дверь, и этот звук разносится по пустому гаражу гулким эхом, заставляя сердце Шинсо биться чаще. Приглушённые басы музыки из соседнего зала долетают до них гулом крови в ушах, словно они под водой. Аизава не спешит включать основной свет, а это значит, что на самом деле ничего показывать Шинсо он и не собирался. Хитоши всё равно проходится вдоль стоящего ближе к ним байка. Кажется, это, действительно тот самый. Он помнит белые вставки на его корпусе. — Ты и правда пришёл сюда глазеть на мой байк? — спрашивает Шота, хищно улыбаясь и прижимаясь к двери спиной, словно дикий зверь к стене клетки. — М-м-м, — тянет Шинсо в ответ, склоняя голову на бок и оглядывая сэнсэя. Руки скрещены на груди, так что дракон на левой налился формой. Бровь вопросительно вздёрнута, лицо намерено безразлично. Словно бы не он только что намекнул, что привёл его сюда не для экскурса в мир механики и двухколесных лошадей. — Мы давно с ним не виделись, — Хитоши делает неопределённый взмах рукой. — А ты что, разве вёл меня сюда для чего-то другого, сэн-сэй? Что-то мелькает во взгляде Аизавы. Не то удивление, не то смущение, не то… Хитоши на всякий случай широко улыбается, показывая, что это шутка. Конечно, это откровенный подкол, потому что он всё таки подходит к учителю, остановившись на расстоянии вытянутой руки — теперь его очередь действовать. И Шота не заставляет себя долго ждать. — Talking too much, — шипит он, хватая Хитоши за футболку и дёргая на себя. Парень упирается руками в стену, но инерция все равно вжимает его в Аизаву, так что грудь к груди, а бёдра к бёдрам, и горящий взгляд учителя, полный неприкрытого очевидного желания сносит ему крышу в считанные секунды. Хитоши жадно впивается в его губы поцелуем. Аизава коротко вздыхает, обнимая его за талию, вжимая в себя сильнее, словно он тоже хочет, чтобы Хитоши в нём растворился. Шинсо тянется к волосам учителя, вытаскивает тонкую шпильку и тут же отбрасывает её в сторону. К чёрту. Тихий звон металла от соприкосновения с бетоном тонет в оглушительном бое барабанов в ушах. Тяжёлые мягкие пряди рассыпаются по плечам, и Хитоши тут же бесцеремонно зарывается в них рукой, прижимая сэнсэя к себе. Язык Шоты проскальзывает в его рот, и Хитоши в какой уже раз сносит крышу от ощущения гладкого металлического шарика на языке. Привкус травы смешался с глинтвейном, и, кажется, его накрывает ещё раз. Он тонет в этом поцелуе, ловит дыхание учителя на своих щеках, подстраивает под него своё. Руки Шоты сжимают его бока, словно бы проверяя: настоящий или нет, — длинным движением оглаживают бёдра и смещаются на задницу, сжимая ягодицы. И Хитоши стонет, голодно, отчаянно, потому что не может иначе передать насколько всё это overwhelming. Он позволяет времени стереться, растянуться до томительной бесконечности, оставив только стоны и горячее возбуждение, а потом схлопнуться в один короткий миг, когда Аизава прикусывает его за нижнюю губу и тут же отпускает. Шинсо чувствует, как чужие ладони ныряют под одежду, чтобы прикоснуться к тёплой коже, и как сердце спотыкается, когда прохладные пальцы поглаживают низ живота — дразняще нежно, едва касаясь, но Хитоши всё равно отчетливо ощущает их дрожь. В голове стремительно поднимается ураган из радости и недоверия. Это правда происходит? По-настоящему? Мало того, что он исполняет с десяток своих заветных подростковых фантазий прямо сейчас, но и чувствует, что Шота его хочет. До блядской дрожи в руках и стояка, упирающегося ему в бедро. Хитоши пьянеет от этих мыслей сильнее, чем от горячего глинтвейна, громко стонет в чужие губы, ощущая разбегающееся по телу новой волной мурашек возбуждение. Руки учителя блуждают по его телу — они везде, и каждое их прикосновение обжигает. Он обводит языком колечко на нижней губе Шоты и прикусывает её, прежде чем разорвать поцелуй и спуститься невесомыми прикосновениями мокрых губ к шее, прижаться к ней носом, втянуть её запах, пропуская через лёгкие головокружительный букет из сладкой травы и чего-то тёплого и животного, и, не получив никаких возражений, превратить поцелуй в укус, заставляя сэнсэя запрокинуть голову, и позволяя первому низкому стону сорваться с его губ. От этого тяжёлого низкого звука у Хитоши слабеют колени, а в подушечках пальцев собираются крохотные колючие молнии. Он жадно скользит руками по бёдрам учителя, сжимает их собственнически, поднимается наверх к талии, забирается под свободную футболку… Его начинает потряхивать от накрывающего желания. Под ладонями – подтянутый торс, едва ощутимые ребра, круглые кончики металлических пирсингов на затвердевших сосках. Шота распахивает глаза и закусывает губу, подавляя очередной стон, когда большие пальцы обводят соски и давят в центр, легко массируя круговыми движениями. Шинсо ловит этот взгляд: блеск опаловой черноты расширенных зрачков, сливающихся с угольной чернотой его радужки — топящий, затягивающий и такой невероятный — дыхание спирает. Всё это похоже на какой-то приход. Галлюцинация, но такая реальная, что приходить в себя не хочется совсем. Аизава притягательно неизведанный. Он прикрывает глаза, отдаваясь ласкающим пальцам. Его дыхание учащается, а из приоткрытого рта вырывается новый короткий стон. Шинсо ломает от податливости его учителя. Бывшего учителя… В горле пересыхает, а член наливается такой невыносимой тяжестью, что пульсация больно отдаётся в затылке. Он гулко сглатывает и снова тесно прижимается к Шоте, ловит его губы своими и трётся стояком о его бедро. Каждое движение — волна удовольствия от макушки до пальцев ног. Он фантазировал об этом. Тогда, в школе, когда только-только увлёкся Аизавой. Представлял, как будет вжиматься в него, как будет целовать. Представлял, как Шота растает от его настойчивости и перехватит инициативу. Сейчас же всё по-другому. Он сам хочет вести. Сам хочет дразнить сэнсэя, ловить губами его стоны, чувствовать дрожь его пальцев, жар его тела… Окончательно осмелев, Хитоши медленно опускает руки вниз, щекоча самыми кончиками пальцев чужой торс. Одной он обнимает талию, а ладонью второй — накрывает возбуждённый член Аизавы, проводит пальцами вверх по стволу, чуть сдавливая, чтобы ощутить упругую плоть через джинсовую ткань. Пальцы прощупывают несколько маленьких выступающих бугорков. Неужели… Рука замирает. Хитоши недоверчиво смотрит на Аизаву, а внутри смешивается опасный коктейль из удивления, волнения и ещё большего возбуждения — одно неловкое движение, и его разорвет на куски. Да? И там?.. — Что? — хрипло выдыхает Шота, самодовольно скалясь ему в лицо. В его полуприкрытых глазах сияет всё та же чернота, только теперь в ней сквозит откровенный вызов. Do you dare? Хитоши прикусывает губу, и не разрывая зрительного контакта, снова проводит рукой по члену, словно бы проверяя — показалось? Нет. Пальцы медленно скользят вверх по стволу, продавливая ткань, чтобы хорошенько прощупать всё, что под ней. Два... четыре... шесть. Шесть бусин. Словно ступеньки. Шота шумно втягивает носом воздух, хватаясь за его плечо. Хитоши словно проводник, ощущает чужое удовольствие, через эти прикосновение. Рваное. Отчаянное. — God, this is crazy and ridiculously hot at the same time, — выдыхает он, и покачивает головой, словно бы не верит сам себе. Облизывает пересохшие губы и добавляет, — you are unmanagebly fucking hot. You're burning me inside out. Он подаётся вперед, чтобы снова поцеловать Аизаву, а пальцы между тем уже расстёгивают пуговицу на его джинсах. — I can’t believe you did that to yourself, — шепчет он, утыкаясь носом куда-то в шею, пальцами поглаживая член через тонкую ткань белья. Аизава издает хриплый смешок. — You know, — продолжает он, зарываясь пальцами в Хитошины волосы. — Sometimes I can’t believe it either. Шинсо ухмыляется, оценив шутку, и, оттянув резинку трусов, сжимает член Аизавы в ладони. Шота вздрагивает, давится вдохом, впивается ногтями в его плечо. — Fuck, — тихо выдыхает он, закрывая глаза. А у Хитоши все органы сжимаются. Каждый чёртов миллиметр его кожи покрывается мурашками — настолько эта реакция его ломает. Он и мечтать не мог, что Шота когда-нибудь будет с ним таким. Россыпь горячих металлических шариков на не менее горячей коже члена резонирует с его пылающей ладонью, когда он начинает двигать ей. Хитоши изучает лицо Аизавы, вылавливая каждое слабое подрагивание ресниц, каждый дёрнувшийся мускул. Он видит, как кончик розового языка появляется, чтобы быстро облизать нижнюю губу, как приоткрытый рот делает судорожный короткий вдох, словно бы грудная клетка отказывается раскрываться, как сэнсэй запрокидывает голову и снова хрипло стонет, подаваясь бёдрами навстречу его руке. И это какой-то пиздец. Хитоши рвано выдыхает, словно бы и у него перехватывает дыхание от одного только осознания, что это он заставляет сэнсэя так реагировать. Дьявол, он хочет услышать этот стон снова. He wants Shouta to feel good, feel despicably fucking good because of him. Он оказывается на коленях быстрее, чем успевает осознать, что конкретно собирается делать. — Эй что ты… — начинает было Айзава, но Хитоши только многозначительно на него смотрит. Он и сам не знает «что он», просто повинуется сиюминутному желанию. Желанию попробовать проколотый член сэнсэя на вкус. Холод бетона ощущается даже через штаны, но это его не особенно волнует, он такой горячий, что вот-вот задымится, а поэтому, так даже лучше — это поможет сохранить самообладание. Он впервые видит член Аизавы. Его витиеватая школьная фантазия нередко подкидывала ему всевозможные образы в мелких деталях и красках, но даже она ни разу не догадалась представить пирсинги. Поэтому он тупо пялится на крепко стоящий, влажный от выступившей смазки член, чувствуя, как во рту скапливается слюна. Затем обхватывает его у самого основания и легко проводит большим пальцем между параллельными бусинами, очерчивая каждую тонкую штангу под нежной кожей. Аизава снова дёргается в его руках и бессильно стискивает кулаки, шумно втягивая носом воздух, но этого мало. Нужно больше. Больше. Он осторожно касается губами пирсингов — не то дразня, не то просто от прилива высоких чувств — и смотрит на Аизаву. Их взгляды встречаются. Хитоши заглядывает в абсолютную космическую черноту, глубже чёрной дыры, глубже небытия. И мурашками в плечах ощущает, как нечто очень могущественное, спрятавшееся в этих глазах, выжигает имя сэнсэя прям на его чёртовой душе. И так, как горячее его кожа уже не может стать, его окатывает волна обжигающего холода, от которого собственный член в штанах начинает пульсировать. Во взгляде сэнсэя голое и такое очевидное желание. Так сэнсэй ещё никогда на него не смотрел. Он почти верит, что продаёт душу дьяволу. Абсолютно. Добровольно. Рука Шоты зарывается Хитоши в волосы — не стискивает (хотя он бы позволил Аизаве даже это, он бы позволил ему всё), но поглаживает осторожно, ободряюще даже. Like a fucking approval. Он больше не колеблется, наклоняется и обхватывает влажную головку губами. Высокий стон, немного испуганный даже, раздаётся сверху, и Хитоши мысленно улыбается, заглатывая глубже. Металлический привкус заполняет рот, но тут же сменяется более сильным привкусом чужой плоти. Он позволяет себе привыкнуть к давно забытому ощущению наполненности, и не торопясь, играется с пирсингами. Пересчитывает языком шарики, давит на кожу между штангами, словно гитарист, настраивая новые струны, чутко прислушиваясь к каждому вздоху сверху. Он не делал минет очень давно. Like really fucking long time ago. Но это и неважно, потому что тело всё помнит, и его язык двигается ещё до того, как он успевает подумать, что делать дальше. Поэтому отбросив в сторону ненужные мысли, он расслабляется, позволяя члену скользнуть глубже в горло, а твёрдым бусинам прижать собственный язык. — Бляяять, — шипит Шота сверху, и пальцы в волосах слегка сжимаются, ловя длинные пряди в кулак, чуть оттягивая, но тут же отпуская, словно бы стыдясь своего порыва. Крупная дрожь пробегает по всему телу Хитоши, рассыпаясь на колючие искры внизу живота. Fuck. Сделай так ещё раз. Он отстраняется, почти полностью выпуская член, лишь обнимая губами головку и поглаживая чувствительную уздечку языком. Аизава снова стонет. В этот раз низко и так горячо, что член Хитоши больно дёргается, прижимаясь к молнии штанов. Ему не кажется — это звучит как одобрение. Как блядское одобрение, от которого у него молнии перед глазами и руки дрожат. Сэнсэй. Его сэнсэй. Одобряет то, как Хитоши сосёт его член в гараже лучшего друга на какой-то хипстерской вечеринке. Не совсем как в его тинейджерских фантазиях, но всё равно пиздецки горячо. Он заставляет себя расслабиться и с новым глубоким вдохом заглатывает член до основания, подаваясь вперёд одним цельным движением и утыкаясь носом в короткий ёжик лобковых волос. Пара шариков щекочут основание его языка. И это. Невероятно охуенно. По телу Аизавы пробегает крупная дрожь, и Хитоши чувствует её в своём горле. — God, it feels so good, — выдыхает Шота, крепче сжимая руку на его голове. И в его интонации нет ничего святого. Кажется, его успело унести еще сильнее Хитоши, потому что эти слова не были адресованы ему, и явно не богу, но даже так, Шинсо чувствует скручивающееся в груди тепло. Потому что хорошо сэнсэю именно с ним. Он сам не сдерживается и стонет, пуская вибрацию по члену, Шота громко вздыхает, словно бы он забыл, что нужно дышать на несколько мгновений, и неосознанно тянет его за волосы — не больно, но достаточно ощутимо, чтобы чёртова молния пробила позвоночник. Fu-u-uck Он рефлекторно касается ширинки свободной рукой, поглаживая собственный член через ткань. Всё что у него есть — это ткань собственных штанов, и от этого хочется выть. Но ещё больше хочется выть от того, как Шота ведёт себя. Практически блять рассыпаясь в его руках. Из-за него. Для него. Все эти стоны, и неуверенные движения, и дрожь — всё это для Хитоши. Хитоши теряется. Его смывает яростной волной, протаскивает через водоворот неукротимой стихией и разбивает о камни на тысячу мелких брызг. Он везде: и в сладких коротких всхлипах учителя, и в стуке крови в ушах, и в пульсации собственного члена, который грозит вот-вот окончательно испачкать штаны хозяину. И каждый вдох Аизавы, каждое движение руки в его волосах, каждое сбитое «блять» пускает тёплую волну счастья прямо к его бешено колотящемуся сердцу. Его пробирает самая настоящая идиотская гордость от того, что в универе он так же прилежно учился сосать, как и выполнял домашние задания. Словно бы он предчувствовал, что одной сумасшедшей ночью он будет делать минет мужчине, которого любил всю свою сознательную жизнь. Дрожащей рукой он хватается за бедро учителя. Не для поддержки, а потому что ему в сотый раз нужно, жизненно необходимо, убедиться, что все это не сон. Чёртова реальность. И Хитоши старается особенно тщательно, понимая, что не имеет никакого права проебать эту реальность. Он ритмично двигает головой, широко оглаживает ствол члена по всей длине языком, выпускает почти полностью, дразня, и снова заглатывает. В какой-то момент он замечает, что венка на члене пульсирует в ритме его собственного сердцебиения. И вот-вот взорвётся. Очередной сбитый стон срывается с губ Аизавы. Что такое, сэн-сэй, уже близко? Он поднимает голову и бросает короткий взгляд на лицо Шоты, ловит тёмные глаза, бессмысленно таращащиеся на него и закушенную губу из-под падающей на лицо чёрной гривы. Осознание, что Аизава всё это время сдерживал стоны, сжигает Хитошин мозг окончательно. Блять, Шота. Какой ты пиздец. Fucking. Mind-blowing. Literally. — Тоши, — хрипло зовёт его Аизава, почти не слышно. От того, каким голосом он произносит его имя, в штанах становится ощутимо мокрее. Блять. — Тоши… — повторяет он, словно бы не видя его перёд собой. — Блять, Тоши, я сейчас… — заканчивает Шота на одном дыхании. Низ живота болезненно-сладко скручивает. Он тоже уже пиздец как близок. Но заставляет себя стиснуть чужое бедро и слегка кивнуть, давая понять, что всё под контролем. Не заглатывая глубоко, сосредотачивается на головке, стараясь поддерживать прежний ритм. Пальцы в его волосах сжимаются в последний раз, и с протяжным стоном Аизава кончает на одном из движений, толкнувшись вперёд лишь немного, чтобы Хитоши не подавился. Хватка в его волосах ослабевает, превращаясь в короткие поглаживания. Шинсо слышит чужое шумное дыхание, легко лаская опадающий член языком, и наконец отстраняется, позволяя Шоте вернуться в реальность. Он облегчённо выдыхает, сглатывая вязкую слюну с привкусом спермы, от чего болезненные мурашки пробивают его собственную плоть. Всё ещё запыхавшийся, он дрожащими руками тянется к пуговицам на своих штанах. Абсолютно бездумно. На голом инстинкте. Решением модного дизайнера у него их две, и неловкие пальцы соскальзывают с гладкой поверхности, не имея достаточно сил, чтобы подцепить хотя бы одну. — Блять! — вырывается нервное. Краем глаза он замечает, как Шота скатывается на пол к нему, кое-как натянув собственные джинсы. — Иди ко мне, — зовёт он, все ещё тяжело дыша, и не дожидаясь, тянет Хитоши за локоть. Ноги кажутся ватными. Его едва хватает, чтобы переползти на чужие колени и тяжело упасть, уткнувшись лбом в чужое плечо. — Пиздец, — выдыхает он, чувствуя как чужие пальцы расстёгивают пуговицы и опускают молнию. Стон облегчения пробивает барабанные перепонки. Шота крепче прижимает его к себе, запуская руку в трусы и обхватывая ствол, но массивное кольцо в форме черепа впивается прямо в уздечку. Хитоши шипит и нетерпеливо отталкивает чужую ладонь. Только сейчас, когда Шота, наконец, коснулся его, он наконец осознаёт, насколько взведён. Сердце рвано стучит в его горле. — Чёрт, прости, – Аизава удивлённо смотрит на свою ладонь. — Я совсем забыл. Хитоши кивает отстранённо, и крепко сжимает свой мокрый член, не в силах больше ждать. Он быстро двигает рукой, чувствуя скрутившуюся внутри пружину, которая вот-вот хрустнет под собственным весом и распрямится. Тёплая ладонь учителя на спине обжигает и подстёгивает. Он бессмысленно дышит Шоте в ключицы, чужие волосы щекочут его щеки, а вместе с гулом крови в ушах до него доносятся густые слова учителя. — Come on, just like that, show me how you come, Toshi. И он кончает. Неожиданно даже для самого себя, сдавленно пискнув и вцепившись зубами в плечо Аизавы. Горячая сперма выплескивается в кулак, и он ловит самые настоящие звезды перед глазами, слыша напоследок хриплое «Good boy» откуда-то издалека — и впивается в плечо сильнее, потому что спазм охвативший всё его тело, заставляет стиснуть челюсти. Оргазм охватывает его всё его естество, яростно протаскивая через бурный водоворот ощущений и выталкивая в реальность, пока в ушах звучит тихим эхом «хороший мальчик». Выдохнув и разжимая зубы, он наконец, понимает, что только что с ним произошло. — Блять, извини, тебе больно? — он обеспокоенно отстраняется, глубоко дыша. Шота только хмыкает и гладит его по голове. Хитоши пытается привести дыхание в порядок. Его ноги дрожат. Его руки дрожат. Все его существо. Блять. Дрожит. В голове приятная, тянущая пустота. Только вой ветра, который всегда находит себе пристанище в пустых помещениях. Так они и сидят на бетонном полу, пока Хитоши восстанавливает вселенную вокруг себя, и потихоньку начинает заново осознавать где он, и что с ним. And holy shit he just sucked off his sensei. Holy mother of Kraken! Два тяжёлых удара обрушиваются на дверь сбоку от них. Они оба вздрагивают и оборачиваются. «Йо! Вы там уснули!? Пошли водку пить и играть!» — раздаётся из-за двери бодрый голос Даби. Он всегда такой тошнотворно энергичный или просто Шинсо так не везёт? Он закатывает глаза. Единственное положение, которое он сможет сейчас принять — лежачее. Желательно, обвив Шоту конечностями, как ленивец спасительную ветку дерева. — Пять минут! — кричит ему Аизава, прочистив горло. И, подождав немного, но ничего с той стороны не услышав, добавляет уже Хитоши, — Ты как, идти сможешь? Кажется, он тоже прекрасно чувствует дрожь в его ногах. — Прямо сейчас — вряд ли, — честно признается Хитоши, чувствуя, как сердце постепенно замедляет свой бешеный ход, и морщится от тянущей слабости во всем теле. Нда, когда Денки шутил, что у его начальника слишком давно не было секса, он совсем, блять, не шутил. И даже такой короткий интимный момент размазал его словно внутри взорвалась бомба, и все внутренности разметались по стенкам. Он хмыкает сам себе и переводит взгляд на испачканную руку. — Бля, тут есть салфетки? Шота лениво пожимает плечами, распутывает узел рубашки на талии и протягивает рукав ему. — Не стесняйся, — говорит он, возвращаясь к изучению Хитошиного лица костяшками пальцев. Медленно и нежно, позволяя кольцам лишь слегка коснуться пылающей кожи, словно бы пытаясь запечатлеть его на очень древний фотоаппарат. Хитоши может и возразил бы. Жалко рубашку-то, но у него нет на это никаких сил. Поэтому, бессовестно пачкая чужую одежду, он тщательно вытирается, затем застёгивается и только потом смотрит на Аизаву: широкая улыбка с серебряным полукольцом и совершенно обдолбанный взгляд из-под полуприкрытых ресниц. Он наклоняется и оставляет на его губах короткий поцелуй. Аизава убирает прилипшие к Хитошиному лбу пряди и снова довольно улыбается. А сам Хитоши любуется тяжелой волнистой гривой, спадающей на Шотины плечи. Кажется, ему ещё не удавалось увидеть учителя с распущенными волосами. Ему пиздецки идёт. — Знаешь, тебе пиздецки идут распущенные волосы, — повторяет он вслух, не переставая идиотски улыбаться. — Знаю, — Шота ухмыляется. И в его взгляде мелькает озорной огонёк, который Хитошин мозг интерпретирует как «Знаю, поэтому и заплетаюсь, чтобы людей не смущать». Наконец, его ноги перестают гудеть, и Хитоши находит в себе силы подняться. Аизава встаёт следом, отряхивается, комкает рубашку и кидает куда-то в тёмный угол. Поправляет одежду и, откидывая волосы назад, придирчиво осматривает Хитоши. — Ты мне синяк, кажется, посадил, — морщится он, поводя укушенным плечом. — Хорошо, хоть не на шее. Даби бы так просто не отстал. Хитоши внезапно осознаёт, что конкретно между ними произошло. Покалывание во всем теле напоминает ему это волнительное чувство coming of age. Когда тебе уже все можно. Абсолютно всё. Но и ответственность за последствия тоже полностью на тебе. И если бы всё, что он ощущает, было реальностью, то от него совершенно ничего не осталось бы после оглушительного оргазма, который он получил благодаря совершенно необъяснимому умению Шоты находить нужные слова в нужный момент. Кажется, его тупо размазало по стенке, а потому он глупо моргает, не осознавая предъявленной жалобы. — Покурить бы, — отстранённо тянет он и похлопывает себя по карманам, убеждаясь в отсутствии сигарет. Сигареты в куртке, а куртка…. Бля, а где куртка? — Чёрт, кажется свои я забыл. — Не парься, сейчас разберёмся, — уверенно заявляет Шота, открывая дверь. Проекция видео на стене на мгновение ослепляет Хитоши, уже успевшего привыкнуть к полутьме, и плохо слушающиеся его ноги спотыкаются о низкий металлический порог. — Блять, — Хитоши обиженно ругается на неудачный дизайн и поджимает ушибленную конечность. — Ты в порядке? — Шота тактично помогает ему восстановить равновесие и приобнимает за талию, чтобы избежать повторения. А Хитоши что? Он не против. Кажется, или толпа у экрана, внимающая говорящей стене, как-то подрассосалась? Может, тоже курить пошли? Или нет?.. Или их столько же было?.. Чёрт, кажется он и правда выпал из реальности. Нет ничего лучше травы, алкоголя и секса, чтобы забыть где ты, что ты и от чего бежал. Промаргиваясь, он снова осматривает зал, пока его куда-то ведут. Танцующие уже расселись по углам, алтарь с подношениями для кота все так же стоит у лестницы, но они сворачивают куда-то в темноту, не дойдя до неё. Открывшаяся ему часть помещения намного темнее. Единственный свет здесь падает из окна. Тёмного окна. Здесь тоже сидят и стоят, но лиц не видно, а разговоры приглушены. Или это в ушах всё ещё звенит? — Если мы пойдём по основной лестнице, то Даби не даст нам спокойно покурить, — объясняет Шота, пока они пробираются через отдыхающих. Хитоши понимающе мычит. От мысли, что Шота хочет ещё немного побыть наедине, под сердцем скручивается теплый пушистый комочек. Не то какой-то космический кот, то ли все его самые светлые чувства. Нда, всё же трава накрыла его окончательно, хотя он и не курил так много. Отвык. Речь не клеится. Собственные шаги кажутся замедленными и тягучими, словно в плохой анимации. Они куда-то сворачивают и оказываются у странной винтовой лестницы. — Аккуратно здесь, — предупреждает Шота, отстраняясь и пропуская его вперёд. Хитоши покорно наступает на первую ступеньку. Мыслей не остаётся. Он позволил себя вести, и пойдёт до конца. Раз его ведёт сэнсэй, всё остальное не имеет значения. Поднявшись на второй этаж, они оказываются прямо перед стеклянными дверьми, которые очевидно ведут куда-то на улицу. От стекла веет холодом, а ночную черноту снаружи рассеивает висящая под навесом гирлянда, призывно светя многочисленными жёлтыми лампочками. Шота отодвигает дверь, и кожу опаляет уличный холод, заставляя вздрогнуть. Балкон узкий, длинный. Судя по немного неровному наклону перил — самодельный. Два потрёпанных плетённых кресла, ржавая цистерна между ними с пустыми стеклянными бокалами и пепельницей. Какие-то тёмные мешки в углу у двери. И только гирлянда вдыхает жизнь в это покинутое всеми пространство. — Здесь где-то плед должен быть, — заявляет сэнсэй, когда они вступают в уличную прохладу. Он принимается обшаривать кресла, пока Хитоши обнимает себя руками, ёжась от холода. Неожиданно Аизава громко матерится, одёргивая руку. Что-то рыжее с шипением спрыгивает с кресла и проносится мимо ног Хитоши. — А вот и именинник, — восклицает Шота, встряхивая рукой. — Поцарапал, гадёныш! — Кажется, он тебе не обрадовался, — усмехается Хитоши, закрывая дверь. — Он никому кроме Даби не рад, — Аизава сдёргивает с кресла плед и хорошенько его стряхивает. Запах уличной пыли щекочет ноздри. — Иди сюда. Эта фраза как заклинание. Шинсо, тянется к нему, обвивая рукой чужую талию, жмётся ближе, утыкаясь лбом в плечо и позволяя накрыть себя пледом. Плед колючий и пахнет пылью, но как-то плевать, потому что в данный момент ему вообще ничего не нужно, кроме Шоты и сигареты. Он утыкается носом в чужую шею, вдыхая такой родной запах и ощущая мягкость волос на собственной щеке. Он слишком угашен, чтобы в полной мере осознать, что только что произошло — но так даже лучше. Они молчат, пока Шота достает из кармана джинсов свой портсигар и выуживает самокрутки. Одну из них вручает Шинсо, а другую прикусывает зубами, подкуривая. Сделав тяг, он делится огнем с Хитоши, просто и естественно прислонив свою сигарету к его. «Пиздец», — крутится в голове, когда Хитоши выдыхает дым в тёмное небо. Шота хмыкает и сильнее прижимает его к себе, будто бы услышал его мысли.