Змеиные кольца

Маленький Гарри был очень забавен, и сложно было оторваться от ребенка, в котором текла и капелька моей крови. Похожее чувство я испытывал лишь к младшему братишке. Невыносимую нежность, желание защищать, оберегать, быть рядом. Джеймс даже шутливо ревновал сына, но судя по тому, с каким сочувствием на меня смотрят Чарльз и Дорея, старшие уже успели просветить гриффиндорца об особенностях Эджгеров в любви. Впрочем, мне нечего стыдиться, никаких чувств кроме родительских этот малыш во мне не пробуждает, и не будет до тех пор, пока ему не исполнится, по крайней мере, 15 лет. Дальше всё зависит от него, насколько мы привяжемся друг к другу, так и будет. Впрочем он же не чистокровный Эджгер, так что будет искать человека которого полюбит всем сердцем или же даже двоих, если проклятье так и не удастся снять до его совершеннолетия. Хотя вырываться к Поттерам стало все сложнее и сложнее. Альбус все-таки решил пригласить меня в тайный орден по борьбе с Лордом, Джеймс вступил тоже чтобы получать информацию, а вот Северус и Лили отказались и правильно сделали. Когда Гарри исполнился год, Джеймс и его родители погибли от рук четы Лестренджей и Долохова, причем крайне глупо, попавшись в ловушку в Косом переулке. Это было жестоким ударом для Лили и Северуса, но ещё большим было то, что все было рассчитано на меня. Не Поттеры тогда должны были попасться, а именно я, и ведь план даже не был разработан темной стороной. Беллатрису схватили, её разум, схлопотав откат, сильно пошатнулся, она стояла перед телом Дореи Поттер на коленях и выла, не позволив мужу себя увести. Именно так, только с трупом её смогли доставить авроры в Министерство. Прятаться в Принц-мэноре стало небезопасно, его расположение знали все и потому Лили приняла решение укрыться в Годриковой лощине, в старом доме семьи Поттеров о котором уже никто и не вспомнит. Ведь по какой-то причине, узнав о смерти светлой семьи, Марволо вбил себе в голову, что должен непременно уничтожить ребенка. Мои попытки проникнуть в его разум через сон лишь ухудшали положение, но то, что в голове Лорда была дикая сборная солянка самых невероятных мыслей и предположений было совершенно очевидно, я удивляюсь как он вообще мог говорить связными предложениями, а не пускать слюни как последний дебил. Кровь ещё держала его. Магглорожденные перестали покидать Хогвартс, это было опасно и для них и для их маггловской родни, и потому преподаватели были вынуждены постоянно находиться со студентами под боком. Каждый день раздел некрологов пестрел черными рамками, и их было все больше и больше. Каждый день кто-то в слезах покидал Большой зал. Каждый день я ждал, когда же Марволо перешагнет черту и потеряет все: силу, разум и жизнь. Сириус мрачно смотрел на сидящего перед ним лича. — Значит, чаша с нагом, — мужчина говорил негромко и сипло, будто его горло было забито землей. — Да, только она привлекала его, — Блэк затянулся предложенной трубкой, — что вы о ней знаете? — Она принадлежала юноше по имени Сандар, — лич усмехнулся, — более паскудной и в то же время несчастной личности я никогда не встречал. Сириус терпеливо ждал, пока древнее существо сделает несколько затяжек из длинной трубки, и был вознагражден продолжением. — То, что он несчастен, я понял только позже, а тогда я видел только мальчишку, который шел по головам, учебе предпочитал сладострастие, и чтобы избавиться от конкурентов убивал их с особой жестокостью. Мне он размозжил череп моим же молотом. — И в чем же проявлялась его несчастность? — В том, что он был другим. Не настоящим нагом, всего лишь экспериментом мага, которого он называл отцом. Ребенок, которому было не суждено жить хорошо, только плохо. С самого начала всё было предрешено, и пески Времени дали ему силу выживать. Я знал, что он никогда не сможет быть обычным, вся его жизнь - сплошная боль. Куда бы он не пойдет, в какой дом, он не войдет, за ним будет следовать смерть. Блэк поежился от этих слов и протянул карточку о которой просил его лич. Тот сделал ещё одну глубокую затяжку и выдохнув дым, забрал её, чтобы перевернуть и взглянуть на изображенного на ней Кальцифера. — Что вы скажете о нем? Сириус поерзал, но не торопил древнего мага, он в принципе не терпел торопливых, но сейчас молчание затягивалось до неприличия даже по его меркам. — Забавно, — негромко произнес лич, — говоришь, он носит имя Кальцифер? Теперь я понимаю, почему он так прикипел к чаше нага, — в песках именно он носил имя Сандар. — Но вы говорили, что в пески попадают из разных миров, а не разных времен, — заметил Блэк. — Да, так и есть. Не знаю, что сделал этот юноша, но это именно он, невозможно забыть эти волосы, ведь и я был покорен им, его лиловыми глазами от которых сложно было оторвать взгляд. Он умел дарить любовь и блаженство, и, как я понял позже, убил он меня не для того, чтобы продвинуться вверх, а за то, что я знал слишком много о нем. Блэк уставился перед собой, пытаясь осознать информацию, но голова отказывалась воспринимать узнанное. — Сандар — маг который не умеет любить, но хочет этого. Хочет любви, душевного спокойствия, и он должен его получить, чтобы не сойти с ума. Не знаю каких высот он достиг в песках, но явно немалых, и сейчас он только наращивает мощь и знания. Для того, чтобы не оказаться в проигрыше, лучше встать по его левую руку. — Почему по левую? — Потому что он наг, для них люди, идущие слева, более ценны, так как они прикрывают сердце со спины. Он не сразу подпустит к себе, но если доверится, ты будешь в относительной безопасности. Люциус настороженно взглянул на Кальцифера, но все же передал ему сына. Ребенок, который кричал едва оказывался на чужих руках, неожиданно довольно улыбнулся и потянул руки к черным прядям, выпущенным из хвоста. — И почему ты считаешь, что у Драко что-то не так? — Эджгер приподнял мальчика, разглядывая довольно гулящего ребёнка, — и почему пригласил меня, я ведь не колдомедик. — Ты варил зелья для Нарциссы, и есть у меня нехорошие подозрения, что на собственной крови, щедро добавляя свою же магию. — И что? Малфой стиснул трость, мечтая, чтобы это оказалось горло Кальцифера. — Драко плохо реагирует на родовую магию, ему нужна и твоя подпитка, но стать его крестным ты не можешь, потому как им стать согласился Северус. — Что ты от меня хочешь? — Эджгер со вздохом устроил малыша на коленях и позволил мусолить прорезающимися зубами собственные пальцы. — Помощи, — Люциус сглотнул. Кальцифер склонил голову к плечу, разглядывая Малфоя, который все больше нервничал. — Я представлю его алтарю своего рода только при тебе, и ты дашь клятву о неразглашении того, что увидишь в моем доме. Фактически, Драко будет как дальний родственник, Эджгеры могли привечать чужих через простейший обряд. Особенно это было распространено в то время, когда нам требовался брак с совершенно чужими родами. И судя по твоей обеспокоенности, лучше это сделать сегодня же. Люциус медленно кивнул. Он слышал о таком, Эджгер появится на родовом древе Малфоев как человек помогший роду, а Драко как тот, о ком род Кальцифера будет заботиться. — Тогда идем, — Малфой поднялся, — к тебе можно попасть через камин? — Нет, аппарация, потом пешком. Я задам направление. Люциус призвал теплую одежду Драко и быстро закутал закапризничавшего мальчика, не желавшего покидать удобные колени. Столь же быстро облачился сам и вместе с Эджгером направился к зоне аппарации. Вот только переместившись он осознал, что они стоят глубоко в запретном лесу. — Где мы? — Недалеко от цитадели, наложи чары на ноги, я здесь обычно передвигаюсь в змеиной форме, поэтому на грязь внимания не обращаю. Малфой подчинился и шел за Кальцифером, держа на руках притихшего Драко. — Как так вышло, что поместье Эджгеров возвели рядом с Хогвартсом, это индийский род, никто бы не позволил им занять земли. — Это цитадель отцовского рода, — отозвался Кальцифер, — его семья вполне могла себе позволить такое. К тому же, её строили задолго до основания Хогвартса, поэтому нельзя назвать мой дом поместьем. У него боевое назначение, к тому же сбор основателей приходился именно на цитадель. Пока возводился Хогвартс, они жили именно здесь. Люциус споткнулся и едва не упал, заставляя Драко весело рассмеяться, а через четверть часа они вышли к воротам на котором красовался герб Слизерина. — Кто твой отец? — Малфой во все глаза смотрел на выросшую будто из-под земли, цитадель. Огромная, мрачная, с толстыми стенами и узкими окнами-бойницами. — Человек очень большой силы, — Кальцифер хмыкнул, — и ещё больших знаний. Проходи. Малфой настороженно вступил на чужие земли. Все здесь было пропитано древностью и холодом, да и замок, ибо поместьем это было не назвать, был таким же. Ухоженным, но мрачным, нежилым. — Куда мы идем? — лестница вверх не ассоциировалась с родовым камнем. — Мои предки были большими оригиналами, все нормальные маги прячут камень внизу, мы же установили его наверху, впрочем это дало интересный эффект защиты, получилось, что цитадель будто накрывает сила камня, она стекает вниз, упрочняя стены, заставляя замок срастись с землей, на которой он стоит. Впрочем это подошло только нашему роду, попытка дяди Рика сделать тоже самое провалилась и камень он вернул на законное место. Люциус поежился и дальнейший путь до дверей они проделали молча, вот только оказавшись в зале, Малфой попятился, разглядев родовой гобелен. — Какого Мордреда? — едва слышным шепотом, — кто ты вообще такой? — Сандар Слизерин, — Эджгер обернулся, усмехаясь одними губами, — сын Салазара Слизерина, вернее его любимый эксперимент, и как я оказался в этом времени и сам не знаю. Укладывай Драко на алтарь и отойди к стене Эджгеров, там будет безопаснее. Люциус подчинился с большой неохотой, но другого выхода просто не было, и Драко все равно окажется под рукой наследника Слизерина, не Милорда, так Кальцифера, и последний был предпочтительней. В следующий миг Малфой вжался в стену, ощущая как тело сковывает ужас. Он сильно поторопился, говоря о предпочтениях, очень сильно.