Крылья

Под утро, расставаясь, Динька со Светой договариваются встретиться в ближайшую пятницу, о месте — позже. Слава накидывает на Свету свою куртку и протягивает Диане руку: — Рад был познакомиться. Динька, поглядывая украдкой на Свету, кивает: — Взаимно. Слава закидывает на плечо Светин портфель, а Костька только и успевает, что всунуть ему в руки пакет с пустыми бутылками: «Выбросите по дороге». Света забирает его себе. — До встречи, Диана, — оборачивается она, легко и с полуулыбкой, на новую знакомую, и они со Славой скрываются за дверьми. Костька провожает последних друзей, они остаются с Динькой наедине. Она помогает ему разобрать беспорядок, расстелиться и, отказавшись от всех доводов проводить до дома, спускается к подъезду. Динька закуривает, закидывает на плечи потертый, с пришитыми лямками портфель, завязывает шнурок и шагает в утро. На улицах пусто, и утренняя прохлада забирается под водолазку. Она ежится. Странным образом Света со своим «Будем друг друга любить» не выходит из головы, а в голове — сущий бардак и приятное опьянение. Диана запрыгивает на бордюр и пытается удержать равновесие. Портфель тянет из стороны в сторону, и в конце концов она спрыгивает обратно. Вскоре она возвращается в общежитие филфака. Соседки по комнате на парах. У них на уме — учеба, у Диньки же — одни глупости, веселье и музыка, а теперь еще и Света настойчиво не отпускает молодой рассудок. Диана падает на кровать прямо в одежде и, разглядывая верхний ярус кровати, крутит в голове: «Будем друг друга любить». Ближе к пятнице, отыскав в кармане джинсовой куртки Светин номер, Динька звонит ей и приглашает в университетский зал: им разрешают там заниматься по вечерам. Света легко соглашается, и с повешенной трубкой в Диане пробуждается вновь то чувство, прилипшее с квартирника. Живот перед встречей со Светой неистово крутит, в последний момент думается все отменить, но Динька хмурится: а с чего бы? Хочет скрипку вставить свою — пусть попробует, хуже не станет [или, быть может, станет, и тогда Диана сможет победно качнуть головой]. — Просторно тут у вас, — Света заходит со скрипкой за спиной. — В меде зал поменьше будет. На ней все тот же свитер, та же улыбка, разве что волосы чуть короче. Диана расправляет спину: — Может, в медицинском на творчество особенно не рассчитывают? — А ты за словом в карман не полезешь, да? — Света вскидывает брови, расчехляя скрипку, и Диана всерьез пугается, что ее манера общения покажется Свете грубой. Она чуть запинается: — Я не о том, что у вас там талантливых музыкантов нет. Просто медицина — это, знаешь, серьезно… все внимание учебе. — Это ведь не то, что ты имела в виду изначально? — лисий взгляд Светы хитро обращается к Диньке. Из-под отросшей челки он завораживает еще сильнее. Та мнется возле сцены: — А иногда брякаю, не подумав. И черт меня пойми, что я имела в виду на самом деле! — Ясно, — Света спокойно жмет плечами. Ее равнодушие отчего-то очень задевает Диньку, но она держится ровно, будто ее это совсем не трогает. — Наиграешь мне музыку? Попробую подхватить. Динька бьет по гитаре, поет во все горло, всю себя выдает на припеве, и постепенно Света вступает с ней в ритм. Они репетируют до глубокой ночи, и в процессе Диана перестает казаться такой язвительной задницей. Она поет Свете песни о личном и несерьезном — обо всем, о чем может спеть. Света отвечает тем же, только «Белую» совсем не хочется петь. К одиннадцати они выползают из института. — Тебя проводить? — Света втягивает шею в плечи. Мужская длинная куртка почти до самых колен, и из кармана торчат перчатки. Динька вертит в руках пачку сигарет: — Зачем? Тебе потом еще в ночь тащиться. — Рядом с тобой вроде Костька живет, я у него заночую. — А Слава против не будет? — котенок с Динькиным именем выпускает коготки. Света с нее забавляется и жмет плечами. — Он в Москве на концертах. У него группа своя есть. Наутилус Помпилиус. Может, слышала? — Нет, — Динька хмуро закусывает сигаретный фильтр. Она оглядывает широкие питерские улицы, фонари еле светят. — Слушай, завтра же суббота. Ты к Костьке сильно торопишься? — Не особо. А что, есть предложения? — Тут во дворах есть барчик в подвале. Если исключить, что там всегда пахнет жареным мясом, то место вполне хорошее. — А зачем исключать мясо? Это не минус, — Света шарит в карманах в поисках пары купюр. Она слегка медлит, но в итоге все же наклоняет голову набок. — Как тут откажешь? Пойдем. Они с Динькой заказывают разбавленный коньяк, делятся не особенно личным, и под утро Света провожает новую подругу. Приятно опьяненные они едут в пустом трамвае, падает первый снег, и Света позволяет себе неосторожно опустить голову на Динькино плечо. [Назад дороги больше нет.] Она все боится, что своей грубостью может оттолкнуть Свету, но. С тех пор их встречи становятся регулярными: то музыка в университетском зале, то Света позволяет себе встретить Диньку после пар и потащить ее в новое место. В отъездах Славы она приглашает Диану в гости, и все, чем они занимаются, Лия Давыдовна назвала бы несерьезным: игра на гитаре и в карты, чай в десять вечера и разговоры специально до ночи, чтобы Диньку в общежитие не пускать. Та и не торопится, на каждое предложение заночевать кивает: «Конечно». Света привязывается к язвительной, искренней Диньке, как только к Славе когда-то, и отшучивается, что, в отличие от него, предугадать действия Дианы не может: она то злится и хмурится, а то является к Свете с цветами: «Мне стипендию повысили! Это мое спасибо за все вечера». В середине декабря Света просит аппаратуру на парочку вечеров, и они пишут с Динькой первую песню. — Слушай, Свет, — оборачивается к ней как-то Диана. В уголках губ зажат медиатор, — а почему ты со Славой в группе не играешь? — Ты про Наутилус? Так она до меня была создана, скрипка там не к месту. У меня тоже раньше была своя, «Нечто иное». Но не сложилось как-то. — Понятно… — Диана настраивает гитару и крутит в голове вопрос. Все думается, а нужен ли он, но когда взгляд вновь обращается к Свете, он вырывается сам. — А хочешь, свою группу создадим? Акустический дуэт. Ты и я. — Группа… зачем? — с улыбкой поднимает голову Света. — Мы и так хорошо играем. Диана опускает брови: — А будем еще лучше. — Ерунда все это, Динь, — отнекивается Света. Ее отступные фразы задевают Диану по самое не хочу. Ей все кажется, что завуалировано Света дает понять, что шансов у нее нет. [А у Диньки первая серьезная влюбленность бьет в голову.] Она не находит ничего лучше, чем сесть и разобидеться на весь свет. Всю следующую неделю Диана отказывает Свете во встречах и Костьке думает отказать в квартирнике, но тот упоминает, что будут Слава со Светой. Соскучившись по ней всем существом, Диана приходит и весь вечер держится в стороне, своим наигранным холодом пускает пыль в глаза, а когда Слава передает ей по очередности гитару, решает высказать все. — Новая, — Диана достает из кармана рубашки медиатор. — «Париж». Ты — мой омут, мой Париж, не для меня построил город, не ко мне туда спешишь. Слава оборачивается на Костьку и кивает: тот, и правда, умеет разглядеть талант. А Света, кажется, все понимает. Когда большая часть гостей перемещается в кухню, Света выходит на балкон к Диньке. — Простудишься. Накинь, — она тянет ей свою куртку. На ее плечах повешено теплое пальто Славы. Диана отнекивается: — Мне нормально, — и выпускает дым в улицу. — Обижаешься на меня? На звонки не отвечаешь, не говоришь со мной. — Еще чего, — Динька играет в безразличие, Динька никому не покажет, что можно ее задеть. — Я думала над твоим предложением, — осторожничает Света. — Накинь все-таки. Там в кармане… я набросала пару вариантов названия. Может, ты и права. В группе играть будем лучше. Диана с удивлением оборачивается, когда Света уже выходит с балкона. Хрустальная ручка достает из кармана сложенный вчетверо лист, глаза пробегают по тексту, а затем Динька округляет глаза: — Две свиньи? Света, ты серьезно?! Та смеется в комнате и берет гитару в руки. Ребята потихоньку подтягиваются обратно. Диана докуривает, вертит в руках листочек и вскоре тоже возвращается в гостиную.