Крылья

— Диана, подожди, — Света догоняет Диньку почти в самом гардеробе. Та отпинывает стул возле двери, хватает куртку и выскакивает наружу. — Ты не говорила с ним, да? — оборачивается она к Свете. — Я чувствую себя сейчас какой-то разлучницей. — Я поговорю с ним вечером. Ты обещала ждать, сколько нужно. Я прошу немного. — Я знаю! — Диана со злостью сует руки в карманы. — Знаю, что обещала, и да, это немного, но не могу видеть тебя с ним. Слава хороший парень… не могу, — она вылетает наружу, закуривает сигарету и отмахивается Свете через окно: пусть возвращается в зал. Пальцы кусает январский мороз, они еле сгибаются и быстро краснеют. Света заходит в зал на финале «Прогулок по воде». Под конец вечера, когда все музыканты собираются в тесном гардеробчике, Слава особенно медлит: одевается дольше обычного, аккуратно складывает гитару в чехол, словно чувствует, что им со Светой предстоит серьезный разговор. Она переглядывается с Дианой, но этот контакт рвет Слава: — Пойдем? — Пойдем. Заснеженный Санкт-Петербург встречает их яркими фонарями и лаем бездомных собак во дворах. Света их жутко боится: в детстве, привлеченная быстрой ездой, одна из таких вцепилась Свете в ногу, стащила с велосипеда и напугала до смерти. С тех пор Света и жалеет, и сторонится их одновременно, и маленький шрамик возле щиколотки до сих пор белеет с загаром. — Что происходит, Света? — на светофоре Слава привычно берет ее под руку. Света не смотрит ему в лицо, она рассредотачивает внимание по всему на этой улице, на каждом здании и дорожном знаке, но не обращает его к тому, кто большая любовь юности. И сейчас не меньшая. — Ты про что? — Света не играет в дурочку. Она щупает почву, что может знать Слава и отчего ей отталкиваться. Он, в отличие от них с Динькой, смелый — он смотрит в лицо: — Про Диану. Невооруженным глазом видно, что она в тебя влюблена. — О… — единственное, что вытаскивает из себя Света. Она, всегда готовая к диалогу, сейчас совершенно теряется. Слава так близко, и он требует правды, которая — Света знает — все разрушит. — О? Света, я хочу понимать, что между вами происходит. Тем более, за моей спиной, — Слава спокоен, но требователен. Он никогда не повышает на Свету голос и знает ее реакции, и оттого ему ясно сейчас: она что-то скрывает. — Послушай, я понимаю и принимаю, что тебе нравятся и мужчины, и женщины. И когда ты рассказала мне об этом шесть лет назад, я отреагировал нормально, потому что был уверен, что одно с другим смешиваться не будет, но что теперь? Что изменилось? — Ничего, — Света крепче сжимает ручку скрипичного футляра. — Я по-прежнему не смешиваю это. — Тогда в чем дело? У Дианы односторонние чувства? Больше всего Славе хочется, чтобы из уст Светы прозвучало короткое, простое «да», но она подавленно мотает головой: — Нет. — То есть взаимно? — Слава пытается встретиться с ее взглядом, но Света отчаянно прячет его. Он вскидывает руки. — Блеск! Оставшаяся часть дороги до коммуналки проходит в гробовой тишине, которая давит на них обоих, а Динька в общежитии на скрипучей кровати изводится от незнания и переживаний. Все кажется, Света может передумать, и тогда хрустальный мир Дианы рухнет тотчас. В квартире Слава снимает пальто, ругается с соседями в коридоре впервые за шесть лет и молча расстилает кровать. Когда они со Светой ложатся, он не касается ее. — Так ты хочешь быть с ней? Она невыносимо отстраняется на кровати, и Славу задевает это за самое больное. [Словно Света отгораживается от него.] Она хрипло и тихо выдает свое: — Да, — и сама пугается, что это произнесено вслух. Слава садится, свешивает ноги и упирается локтями в колени. Он опускает голову на руки: — Твою мать. — Слава, прости, — Света обнимает его со спины и стыдится за боль, которую несет ему в отдарок за прекрасные шесть лет. [Шесть лет, в которых все: и радость, и ссоры, и первая поездка на море, и море любви вместе с ним; с кем делить сцену, жизнь и всю себя.] Свете хочется плакать. — Может, ты ошибаешься? Света мотает головой: — Нет. И вправду, кому, как не Славе, знать, как Света может любить? [Любить?] Он решает задать ей вопрос прямо. Вытащить его изнутри дается с большом трудом: — Ты меня больше не любишь? Руки Светы охапкой забирают Славу в объятия: — Конечно, люблю. Я вообще никого, как тебя, не люблю. — Но ты в меня больше не влюблена. Светины объятия становятся теплее и крепче, и Слава знает, что это значит. Это самое красноречивое и искреннее «да». — Это не поддается контролю. Моя воля — я бы ни в кого никогда не влюблялась, только в тебя. Чтобы еще сильнее. — Ты хочешь уйти? — вопрос прямо в лоб. Он пулей выпущен в воздух, но попадает непростительно в цель. Света дергается, когда слышит об этом, и это единственное, о чем она даже себе однозначно не может ответить. — Не знаю… Потерять ее Слава не может: полюбив женщину впервые так сильно, приняв все, что в ней есть, он хватается за любой шанс. Он наступает на горло собственной гордости, лишь бы всегда ощущать Светины руки: — Если ты хочешь быть с ней… будь, но останься и со мной тоже. — Что?.. — Я не понимаю, как ты чувствуешь, но я приму, если ты согласишься. Я не хочу тебя терять. — Я не желаю ни тебе, ни себе, ни тем более Диньке таких отношений. Ты чего?.. Слава грустно усмехается: — Тем более Диньке… — Я не об этом. Она ведь совсем юная еще, и втягивать ее в такое... Диана только кажется колючей, независимой, эдакой «магаданской похуисткой», как рисует себя на квартирниках, но Света знает: такой бардак в жизни и в голове сломает ее хрупкий мир. А ей Света желает другого. — Чертов Костька, чертовы квартирники. Надо было переезжать в Москву раньше. — Я не хочу терять тебя тоже, — Света влажной щекой прижимается к его спине. — Но и разорваться не могу. Я так запуталась, Слава… так запуталась. Слава знает: если Света кого-то любит, это чувство всегда будет с ней и никуда не исчезнет. Увези он ее хоть на край земли, оборви связь и дай новую жизнь — она будет думать о Диане. [Единственный плюс всего этого: он не сомневается, Света его не разлюбит тоже.] — Я понимаю, поэтому… давай решать все постепенно, хорошо? Если ты захочешь уйти, я постараюсь тебя отпустить, но… пожалуйста, не торопись. Я готов ждать, — Слава оборачивается к ней, обнимая за плечи, и горький поцелуй касается виска. — Прошу. — Хорошо, — Света кивает и обнимает его в ответ. — Хорошо, я обещаю. На следующий день Света узнает, что Слава отменяет февральские гастроли в Москве и узнает не от него — от Гоги, их общего друга, который коротким звонком спрашивает, все ли у них хорошо. С Динькой Света по-прежнему проводит время, а на выходные и вовсе приглашает покататься на лыжах за городом: — Можем остаться на ночь. Там такие спуски! — Значит, полечу с первого же, — смеется Динька. О тонкостях Светиных решений она, конечно, не знает. Знает только, что Слава в курсе их отношений, а дальше Света уходит от разговоров. — Я тебя поймаю, — Света тащит Диньку за руку на себя. Теплый колючий свитер с высоким горлом раздражает шею. Света целует Диану осторожно и очень трепетно, как должны целовать в девятнадцать безумцев. — Хорошо. Поедем, — шепчет ей в губы Динька. Целовать Свету ей невероятно приятно, и ее касания выстреливают прямо в голову. Ее присутствие в одной комнате вызывает в Диане такой трепет, что самой себе порой хочется доказать: она не размазня! Она сильная. А потом Света заглядывает к ней с гостинцами от Лиечки, и все прахом. На лыжной базе Динька ударяется в детство: храбрится и тащит все их вещи в одни руки, выбегает на улицу и, постучав в окошко Свете, которая разбирает вещи в арендованном домике, дышит на стекло. На запотевшем участке она рисует пальцем сердечко. Света смеется с нее и отправляет примерить лыжные ботинки. В итоге оказывается, что из Динки лыжник еще тот: рисуется, спускает защитные очки на нос, съезжает и с середины спуска летит на заднице. Света, пытаясь словить ее у подножия, сбивается с ног ураганом по имени Диана. Лежат в снегу, хохочут, растеряв палки, и жмурятся от солнца. Вечером, пересчитав синяки на ногах, Динька залезает под одеяло и воображает себе, что этот домик вовсе не арендованный, а их со Светой, что она заваривает им по вечерам чай, трещит камин, и Динке непременно хочется показать ей однажды Магадан. [А еще ей кажется, жить со Светой безумно тепло и уютно, и совсем не кажется, что Динька хочет этого больше всего.] — Полежишь со мной? Света отрывается от дешевенького журнальчика с ресепшена: — Рано ведь еще. Ты уже спать собираешься? — Кто сказал спать? Я просто хочу обнять тебя, — Динька — ей-богу, ребенок — тянет к Свете руки. Та с улыбкой закатывает глаза. Светин свитер щекочет ей подбородок и щеку, но чувствуется все равно приятно. Быть может, присутствие Светы скрасит что угодно: и падение с горы кубарем, и ужасный колючий ворот. — Свет, а что со Славой? — Динька строит из себя черт знает что, показывает, что ее не задеть, а у самой вся ревность скоро выплеснется наружу. Она поглаживает Дианино плечо: — Там... Сложно все, Динь. Но, по крайней мере, я никого сейчас не обманываю и открыта с вами. — То есть вы еще вместе? — Диана выползает из Светиных объятий и садится на край кровати. — И долго ты собираешься играть на два фронта? — Динь, — рука Светы заботливо опускается на ее плечо. Диана скидывает ее. — Это непросто. Я не хочу никому делать больно. — Плохо получается, — фыркает Диана. Она обнимает свои колени на самом краю постели. Света затаскивает ее обратно и, опершись о стену, обнимает Диньку со спины. Та — колючий обиженный ежик, но в руках Светы прячет иголки. — Я обязательно все решу. У нас коммуналка с ним, шесть лет, планы… и с тобой толком ничего еще нет. Где мы жить будем? Первое время-то ясно, но… столько подводных камней, Динь. Пожалуйста, не торопись. И не злись на меня, хорошо? — Светины поцелуи касаются Дианиной щеки, один случайно попадает в подбородок. Диана хмурится, опускает глаза и молчит, но под Светиными касаниями сдается: — Хорошо. Только не бросай меня, Свет. Динька, привыкшая к ней, прикипевшая всей своей бесшабашной юностью, отчаянно боится потерять Свету. Она кивает: — Все будет хорошо. [Только в это хочется верить.]