Проклятый спутник

(От лица Ацуши) Сидя на дне корзины, я могу лишь слушать, пытаться внюхиваться. От Рю исходили тяжёлый скрип шагов по снегу, и запахи вины и обиды. Он иногда останавливался, старался задерживать дыхание. Отличное упражнение, если хотите немного приглушить волнение: наберите полную грудь воздуха и замрите! При недостатке кислорода мозг пожадничает сил на стресс, и вы почувствуете себя спокойней. Это быстро исправиться, ведь при возобновлении дыхания волнение начинает догонять вас, вот только Рю в данной ситуации это не поможет вообще никак! Он просто пытается заткнуть в себе все чувства, чтобы не разреветься прямо тут. Я слышу, как работает его сердце, как кипит кровь, он вот-вот расклеится, но продолжает держаться с гордостью, вот засранец. Я бы хотел поговорить об этом, чтобы он мог свои чувства высказать, но он предпочёл просто затолкнуть меня в переноску, и никаких тебе «давай позже поговорим». Нет, я не злюсь, понимаю, что ему тяжело. Рюноске нужно время, чтобы всё обдумать, не возражаю. Просто, наверное, не ожидал, что он будет так проявлять свою злость. Я хочу просто быть рядышком, чтобы помочь. Пока что не хочу выводить его ещё больше, тут нужно быть аккуратным, чутким, как с маленьким ребёнком. Не надоедать и не бросать одного. Медленным темпом он добрёл до какого-то заброшенного каменного храма на холме, возможно где-то рядом была и деревня, но я никак не мог уловить звуков человека. Пахнет здесь чем-то тухлым, зато места много, есть крыша, захламлённый очаг. Истребитель был очень уставшим, поэтому сразу зайдя внутрь, положил корзину у двери, сам завалился на жёсткий татами и быстро заснул. Наступила тишина, слышно редкое завывание ветра. Если бы я мог передвигаться, то непременно бы пошёл прогуляться по холмистой местности и лесу, окружающем нас. Но а сейчас я могу лишь вздремнуть, ожидая вечера. И вот, когда солнце уже прошло половину неба, истребить проснулся. Знакомый запах тяжести снова начал наполнять комнату, что конечно, мог почуять один лишь я. Но а Рю тем временем вставал с кровати, потягивался, и оглядывался вокруг. Храмы не забрасывают просто так, скорее всего мы уже навлекли на себя гнев всех местных богов, так что лучше нам по скорее удалиться. Рюноске ещё немного побродил по помещению, пытая удачу найти что-нибудь полезное. Удалось пополнить запасы воды в колодце, оставленном на дворе храма. И мы снова продолжили путь. Скорее всего мы не успеем никуда дойти, возницу в такое время уже вряд ли встретим, вечереет ведь. Так или иначе, Рюноске продолжал двигаться, и вроде бы ему даже становилось легче. Наверное, он был в пути так погружен в себя, что не замечал ничего. Дорога аккуратно успокоила его мысли, вела между лесом и полями. Я тоже закумарил, сидя в покачивающейся переноске. И ближе к закату мы пришли в небольшой город. Нет, это не место нашего назначения, то было дальше, и завтра мы определённо дойдём туда. Рю отыскал таверну и заказал себе скромный ужин. Или завтрак, ведь он встал недавно? Режим у истребителей довольно нестабильный из-за ночных вылазок. Над таверной находились комнаты для посетителей, там Рюноске и обосновался на одну ночь. Придя, он сразу пошёл в ванную, оставив меня в переноске около двери. Сидел Рю там чуть больше обычного, а когда вышел, сразу начал собираться на улицу. Я бы на его месте побоялся идти гулять с мокрой головой, но сейчас, увы, не имею ни малейшей возможности выразить свои опасения. — Скоро вернусь, — и захлопнул дверь. Прошло не так много времени, как я ожидал, хотя был уверен, что Акутагава отошёл на час и больше. Он вернулся с парой книжек в руках. — Нашёл в городе библиотеку, — пояснил истребитель. Расправив тонкий футон, завернувшись в пушистое одеяло, он открыл свою книгу и начал читать. Обложка была довольно потрёпанной, книги пахли старостью, их страницы уже заметно пожелтели, но таких старичков держать в руках было даже очень приятно. В маленькую комнату падал яркий вечерний свет, который сначала заливался яркостью, а позже всё тускнел, розовел, и наконец лучи больше не могли достать нас. Жду ещё немного, и выхожу из укрытия. Приятно наконец принять истинный вид, размять ноги, подтянуться. Рю даже взгляд не оторвал от книги, что меня уже невольно смутило. В комнате быстро темнеет, поэтому я включил свет, чтобы глаза не портились при чтении. — Что читаешь? — спрашиваю невзначай и сажусь рядом. — Ничего. — Ну… — Я не в настроении говорить сейчас. (От лица Рюноске) Единственное, что спасает меня от самокопания, это книга, сон, дорога, работа. А в данный момент, мне нужна книга. Если я сейчас пойду на поводу, и дам утянуть себя в разговор ты вытащишь из меня всё. Не хочу, чтобы ты видел меня разбитым и слабым, мне просто нужно время, чтобы забыть об учителе. Пожалуйста, не пытайся говорить или успокаивать меня, даже не смотри мне в глаза. — Как ты? — он продолжает. — Я в порядке, — мы оба понимаем, что это ложь. Я чувствую себя брошенным на мороз щенком. И щенком привязанным, что бегал везде попятам за хозяином, от того это более унизительно и больно. Ацуши вдруг обнял меня крепко-крепко и поцеловал в висок. Признаюсь, мне этого не хватало. — Я тебя люблю, — слышу тихий шёпот над ухом. Мне стоило очень многих усилий не заплакать. Этого я никогда не услышу от самого близкого человека, что заботился обо мне около десяти лет. Он не скажет, как гордиться мной, как рад, что был моим наставником. Теперь он только открестится от меня, не желая иметь ничего общего. Я понимаю, что Ацуши решил выбить меня не словами, а эмоциями. Даже как-то противно стало, что ему это почти удалось. — Отстань, — пытаюсь оттолкнуть, чтобы он прекратил этот театр сочувствия, — Я серьёзно. — Пожалуйста, послушай, я же вижу, что тебе плохо, почему ты это отрицаешь? — он продолжал удерживать, да и я ослабил сопротивление. — Потому что не хочу ничего с тобой обсуждать, это только моя проблема, это я поругался с Дазаем. — Но поругались вы из-за меня, поэтому это и моё дело тоже! Ацуши, какой же ты заботливый идиот. Почему нельзя было просто дать мне отлежаться, я бы сам вскоре почувствовал бы себя лучше. — Ты слишком сильно волнуешься, я скоро буду в порядке, — не знаю уже как его убедить. — Да, но ты закрепишь уверенность в своей вине и будешь до конца жизни напоминать себе об этом. — Вина? С чего ты взял, что я виню себя? — Я чувствую этот запах, Рю, я знаю его. Я рефлекторно задержал дыхание, меня снова подкосило и больно кольнуло в грудь. Одно дело, когда ты сам всё это понимаешь, свои чувства, свои мысли, а другое, когда тебя видят насквозь другие. Ацуши всё-таки отпускает, замечая мою задержку в дыхании. — Рю, другой стал бы обвинять меня или Дазая, но ты нет. Послушай, ты не сделал ничего плохого. Медленно выдыхаю, немного полегчало. — И чего ты хочешь этим добиться? Ничего уже не исправить. — Просто хочу помочь тебе справиться с чувствами. С меня хватит, где моя книга? Может, если просто игнорировать, то он сам замолчит? — Не стоит, не трать своё время. Спасибо за понимание. Ацуши и не думал сдаваться. Я не чувствую обиды с его стороны, нет. Он просто продолжает настаивать. — Рю, ты самый сильный, самый умный из всех истребителей, которых я знал. Если Дазай этого не видит, значит, он не способен оценить тебя по-настоящему! Твою мать, выводишь меня на контакт новыми способами, знаешь ведь, что не могу проигнорировать замечание в сторону наставника. — Он был столпом, это высшее звание истребителя! Дазай-сан мастер своего дела, знает, с чем сравнивать! — да, даже с чувством обиды в груди, меня задел такой упрёк. — Он знал хоть одного истребителя, который работал, сражался бок о бок с демоном? С кем ему тебя сравнивать? — Даже если так, я могу понять его позицию, могу понять, почему он был мной недоволен. — Да, но это его не оправдывает. Он мог не согласиться с тобой, но выбрасывать за порог — это уже ни в какие рамки! Ты бы смог вот так просто выставить из дома Гин, просто потому что она не оправдала твоих ожиданий? У меня начинает щипать глаза и больно сжиматься горло. Меня снова посещает картина: я, сидящий на снегу, раненый Ацуши и пронизывающий взгляд, что смотрит на тебя, как на ничтожество. У меня уже нет сил удерживать слёзы в себе, ещё одно слово с моей или его стороны, и я взорвусь. — Пошёл ты, — вырвалось само. Всё, перед глазами всё смывается, голова кружится. Я не хочу, чтобы кто-то видел меня плачущим, слабым, сломленным. Кутаюсь глубже в одеяло, чтобы прикрыть лицо. — Рю, ты чего? — в голосе демона слышится явное беспокойство. Голова стала казаться такой тяжёлой, я упал ей на подушку, запрятался в одеяле. Знаю, выгляжу глупо. Не хочу смотреть в глаза Ацуши, не хочу быть настолько жалким, а слёзы предательски льются, все всхлипы стараюсь удавить в подушку. Я жалею, что вообще вернулся домой, сам себе всё испортил. И сейчас лежу в стенах незнакомого места, истерю на глазах дорогого человека. Душа медленно покрывается болезненными трещинами, хочет кричать, но я подавляю. Слёзы, это признак слабости, знак, что тебя удалось морально сломить. Пожалуйста, Ацуши, просто отвернись, или проигнорируй, не хочу показываться тебе таким. Подавляя свои всхлипы, я вдруг услышал другие. Притих, чтобы проверить, не показалось ли мне. Нет, это точно не послышалось. Твою мать, Ацуши, это не смешно. — Хорош скулить, мне и так тошно, — говорю, даже не смотря на этого актёра. Он мягко положил руки на мою ногу и шмыгнул носом. — Рю, мне тоже очень грустно, — его голос звучал совсем нервным, как бывает у людей в печали. Он не изображает слёзы? Неуверенно всё же выглядываю из-под одеяла, чтобы разглядеть лицо напарника. Ох чёрт, он действительно в слезах. У меня сердце вздрогнуло, никогда его таким не видел. Я подорвался с кровати и сел рядом. — Нет, прости, это было грубо, — что мне делать? У меня самого слёзы текут ручьём, как в таком состоянии мне успокоить его? — Рю, это конечно было обидно, но я плачу не из-за этих слов, — он вытер мокрые глаза, — Просто ты плачешь, и мне тоже стало грустно. Вот и получилось. И продолжил утирать всё новые и новые солёные капли с щёк. Он… Я даже не знаю с чего начать, у меня нет слов. Он так спокойно сидит, не стесняясь плакать? Ацуши вот так просто перенял мои чувства? И сидит, ничего не смущаясь, абсолютно искренне передо мной, и ревёт, как дитё. Ещё никогда я так не восхищался его открытостью так, как сейчас. Руки сами потянулись вперёд, обвили чужую шею. Наконец пришло чувство облегчения, просто кончились силы держать всё в себе. Сам не заметил, как сорвался на крик, как нос заложило от соплей. И как все слёзы впитывались в ткань на чужом плече. Светлые руки прижали ближе к телу, одевая в тепло и чувство защищённости. Они гладили по спине, мягко массировали кожу головы. Иногда в висок кратко целовали, утыкались носом и приятно поглаживали за ухом. С каждой минутой мне становилось легче, словно груз с груди снимали по кирпичику. Даже когда уже не было сил реветь, переживания не сошли полностью, но грудь уже не сдавливало так сильно. Душа прокричалась, даже горло чуть побаливало. А Ацуши всё держал, прижав к себе, гладил, вытирал солёные дорожки на щеках. Я хочу так просидеть всю ночь, в тепле и уюте. — Как ты? — шепнул он. — Уже лучше. Он отпускает на секунду, чтобы взять одеяло и накрыть наши плечи. Этот чёрт знает, как укутать комфортом. — Спасибо. Не стоит уточнять за что. Он понял, улыбаясь, поцеловал в макушку. Спать ещё не хотелось, хотя уже порядком стемнело. — Почитать тебе что-нибудь? — он спросил на ушко. — Да, — щупаю рукой поверхность матраса, нахожу книгу, что уже пытался читать, — Эту. Ацуши упирается спиной об стену, садясь по удобнее, я ложусь рядом, положив голову на округлые колени, укрывшись тёплым одеялом. Его голос мягко зазвучал с первого слога, рука медленно водила по голове, перебирая пряди, успокаивающе гладя по щеке. Раньше я не многим мог вот так излить душу. В основном только Гин, да и то, старался не тревожить её. Но как же я благодарен судьбе, и всем богам, которые управляют ей, что свели меня с Ацуши. Никогда я не чувствовал себя настолько облегчено после срывов. Слышится выразительное чтение, отдыхаю и жмурюсь от уюта.