Проклятый спутник

      Пока ковылял до отеля, мне казалось, я напугал своим видом нескольких маленьких детей. И одного администратора на рабочем месте. Старичок узнал меня, как только уточнил, что пришёл сюда с Озаки-сан. Яркую женщину трудно не запомнить, поэтому меня без труда пропустили в номер. На вопрос, когда Кое подойдёт, я ответил тяжёлым вздохом. Знакомые апартаменты радовали глаз. Неужели в моё отсутствие тут прибрались? К таким услугам я точно не привык. Я сразу опустил кулёк с Ацуши в тёмный уголок у шкафа, плотно прикрыл шторы. Мой демон не торопился выглядывать наружу, и я его отлично понимаю. Сам устал, как собака. Грязную, окровавленную форму кидаю в раковину, рядом оставляю меч. Всё потом нужно хорошо постирать и почистить. Я бы и сам сейчас был бы не против искупаться, но меня только недавно подлатали. Надо подождать, пока кровь хорошо свернётся. Мягкая кровать хоть и всё ещё ощущается странно для тела, но так приятно охлаждает кожу. Сейчас у меня всё болит, но усталость берёт своё, и очень быстро я погружаюсь в крепкий долгий сон. (От лица Ацуши)       Уснул Рюноске очень быстро. Это хорошо, так как у меня уже нет сил лежать в этой тряпке. Она вся пахнет человеком. Это выводит меня из себя. Фух, можно дышать. Но не надолго, запах тела будет быстро распространяться по комнате, даже если лёгкий ветерок из окна будет стараться проветрить помещение. Боже, сильно же досталось Рю. Обычно бинты и повязки занимают меньше площади на теле, чем сейчас. Совсем живого места не осталось. Я подошёл ближе. Рю лежал нагой в одном нижнем белье. Похоже, он настолько устал, что даже не смог расстелить кровать. Укрыл его краем покрывала, чтоб не простыл. Когда истребители спят после тяжелой ночи — их ничто не может разбудить, даже вой сирены. Тихое сопение разносится по спальне. Какой же Рю прелестный! Как распрямились все морщинки на спокойном лице. Шея совсем не пострадала, ни царапинки, ни синяка, совсем целая, такая тонкая и белая. Я бы хотел прикоснуться губами, а потом аккуратно надавить, чтоб пустить струйку сока. Совсем чуть-чуть, мне очень хочется пить. Даже если жертва проснётся, то не сможет сопротивляться. Тогда может… Пустить клыки глубже, чтоб урвать и мякоть? Да, это было бы прекрасно. Аккуратно убираю лишние пряди волос с тонкой шейки. Начну с пары капель ароматного человечьего вина. Клыки войдут, словно игла… Изменение в дыхании Рю вывело из транса. Он может проснуться прямо сейчас. Я как ребёнок, которого вот-вот застанут за непристойным делом, дёрнулся назад, зажав рот руками, в панике ожидая осуждения. Но нет, это было короткое колебание, после чего такт вздохов и выдохов возобновился. Что происходит? Кажется, запах человека уже затопил комнату, а я и не заметил. Мне плавно сносит крышу. Образ сочной плоти лезет в голову, перехватывает контроль. Это ужасно. Я не хочу навредить Рюноске, но хочу съесть его больше всего на свете. Пока он спит спокойно, я знаю, как убить мгновенно и могу это сделать. Соблазн велик и страшен. Если хоть на секунду поддамся, то могу потерять дорогого человека, а может даже и всю свою старательно накопленную человечность. Нужно сбить нюх. Кофе, нужно кофе! Оно хорошо помогает очистить нос. Я прошарил полки в надежде найти хоть зёрнышко. Не повезло, в номере его нет. Хорошо, как говорит Рю: «К чёрту». Сам пойду за кофе. Я дёрнул ручку двери, и луч утреннего солнца резко шлёпнул по руке, отрезая путь отступления. Из душегубки мне не выйти. Нужно будить Рю и просить его отнести меня подальше. Это будет сложно, возможно, опасно. Он будет долго требовать объяснений. Знаю, но это лучше, чем вероятность сожрать человека. Ванная комната вдруг притянула моё внимание. Там было легче дышать. Пахло влагой, хлоркой, чистящими средствами. Вытяжка уносила лёгкий запах Акутагавы, а его источник лежал мятый в раковине. Форма и оружие Рю уже не были столь страшным оружием против моего сознания. Все его вещи просто выкинул за пределы ванны и заперся изнутри. Шум вентиляции звучал неприятно, никак не помогал успокоиться. Но чистый воздух отрезвлял. Видимо, горничные убрали ванную, раз тут не пахнет Рюноске. Да, чую двух взрослых женщин, но они не так соблазнительны, как один уставший парень. В зеркале меня ждал новый кошмар. Правая часть лица всё ещё не могла полностью оправиться и стать человеческой. Зрачок имел овальную форму, радужка окрасилась в ярко-жёлтый. Кусками росла грубая белая шерсть: на щеке, лбу, немного переходило на шею и заострённое ухо. И сама форма головы как будто ещё асимметрична. Вот я страшила. И понять не могу, как трансформироваться в нормального человека. Рембо сделал самый подлый трюк из возможных. Тело сорвалось, потерялся контроль. Как мне теперь держаться, чтоб не напасть? Рю, прости, пожалуйста, ты и так ранен, переживаешь за Озаки-сан. Теперь вот придётся ловить мою крышу и ставить на место. Ванная создаёт впечатление островка безопасности. Тут нет искушений или возможностей причинить вред. На всякий случай лучше помою раковину, чтоб отбить последние следы присутствия человека. Аромат мыла уже приелся и раздражает своей назойливостью. Мне кажется это злой иронией. В первый раз, когда мой рассудок помутился, я покалечил почти всю свою семью, самых дорогих мне людей. И вот сейчас я имею "потрясающую" возможность снова пройти через этот сценарий. А ведь уже давно не вспоминал о своём преступлении, спасибо Достоевскому и его упырю. Ненавижу. Я считал, что прячась от этого демона, я смогу жить дальше. Но это зло напоминает о себе в самые неподходящие моменты. Никто не будет жить спокойно, пока Достоевский жив. А ведь и раньше это понимал, но боялся сделать хоть что-то наперекор. Акутагава был тягачом, который вёл вперёд, заставляя идти за собой, защищать. Он не боялся, просто продолжал бороться. Рю, обещаю, я больше не подведу тебя в бою. Однако мне всё ещё не следует покидать эту комнату. Хоть мне и стало легче, всё ещё не могу быть уверен в себе. Я сел в сухую ванну, поджав ноги. Жду сам не знаю чего. Просто наслаждаюсь шумом. Когда солнце снова сядет, я должен буду уйти. Недалеко, лишь бы проветриться. Не знаю, просто не хочу сорваться на Рю. Он ведь нескоро пойдёт дальше. Пару дней будет зализывать раны, ждать результата операции Кое. Нужно ещё подождать, пока вся переваренная человечина изживёт свой эффект, и организм очистится полностью. В форме кота меня одолевает лень и сонливость. Ванная кажется огромным мирным оврагом. Раскинув лапы, я тяжело вздыхаю и впадаю в дрёму. (От лица Рюноске)       Когда я проснулся, чувствовал себя гораздо лучше. Тело болело гораздо меньше, прошли спазмы в мышцах. Только, похоже, мои повязки и бинты уже нуждались в смене, они пропитались засохшей кровью. Простыне тоже чуть-чуть досталось, бордовые мазки обнаружены под руками, ногами и на том месте, где я лежал на спине. Все медикаменты были в корзине, а та осталась под руинами.       — Ацуши, сходи, пожалуйста, в магазин. Мне нужны новые бинты. Тишина. Накаджимы нет рядом. Уже ушёл куда-то?       — Ацуши, ты дома? Ничего. Чёрт, надеюсь, он вернётся с бинтами. Ходить больно. Ушиб коленей, мозоли и, кажется, лёгкий подвывих правой стопы ещё долго будут портить мне походку. Я заметил, что дверь в коридор была приоткрыта, что наталкивало на неприятные подозрения о возможном постороннем человеке, что мог проникнуть в номер. Закрылся и запер на защёлку, притих. Из ванной донеслась возня, затем стук и потом досадное шипение Ацуши. Он здесь всё-таки. Чужаков тут нет, он бы такого не допустил. Много сил потребовалось, чтобы дохромать до ванны. Положил пальцы на ручку, но та не проворачивалась. В ванной горел свет, видно по щели снизу.       — Ацуши, всё в порядке? — стучу в дверь.       — Сколько времени? — хрипло доноситься с той стороны.       — Не знаю.       — Скажи точно, пожалуйста. В номере часов нет. Я выглянул из окна на улицу, оценил обстановку. Вечереет, солнце уже село, но видны светлые полосы света в небе.       — Где-то девять вечера. Щелчок, дверь скрипнула. Наконец-то. Что у него там случилось?       — Ты как? Ацуши уже стоял у порога, ковырял замок. Он не оборачивался, движения были встревоженными и неаккуратными, словно куда-то торопился.       — Я… Я… — заметался Ацуши, — Я как раз сейчас пойду за бинтами.       — В кармане моей формы ещё должно было остаться немного денег.       — Да-да… Я уже взял их. Мятая грязная форма лежала между нами на полу, небрежно сваленная кучей.       — Я пошёл, — наконец, мой демон смог открыть дверь.       — И принеси что-нибудь поесть.       — Хорошо. Светлый затылок мелькнул в коридоре. Ацуши хлопнул дверью так громко, как захлопывают злые, раздраженные люди. Но я не уловил агрессии в этом паническом побеге. Я подобрал меч, поставил его в угол к стене. Проверил карманы мундира. Все монеты и бумажки на месте. Это подозрительно. Либо он ничего мне не принесёт, либо будет воровать, что не очень хорошо. Я понимаю, что обращение в агрессивного демона не могло пройти без последствий. Но пока не представляю весь масштаб ущерба. Что-то происходит, но Ацуши не говорит. Когда он вышел из ванной, то старался не оборачиваться на меня, всё спиной стоял. Распрошу его позже. Надеюсь. Хоть бы вернулся. Раз мне стало лучше, нужно привести себя в порядок. Форму истребителя стирал долго, с неё всё текла чёрная от грязи вода. Словно намеренно в грязи искупался. Нужно будет раздобыть нитки и подлатать дыры. Кроме формы у меня нет одежды. Надеюсь, завтра уже высохнет, и я смогу выйти на улицу. Более тщательно почистить ничирин я смогу только по прибытию в штаб. Сейчас я могу только слегка пройтись салфетками. Далее нужно начать разматывать свои километры повязок на теле. Это трудновато, когда узел находится ближе к спине, и приходится так выворачивать руку, что кости начинают хрустеть. Корочки на ране противно отдирались вместе с сеткой бинтов, из-за чего где-то снова пошли кровоподтёки. Чёрт, чем их перевязать? Мне не хочется марать полотенца отеля, но это единственный вариант под рукой. Я простоял над ванной некоторое время, надеясь не прибегать к порче белых тканей. Кажется, в окно постучали. Ацуши! Быстро, как и всегда. Дойти удаётся не скоро, опираясь на стены и мебель, получается добраться. Уже стемнело. Видны широкие улицы и свет жёлтых фонарей, но не силуэт Накаджимы. В маленькую щель между дверцами окошка всунута новенькая пачка бинтов. Я вынул подарок, открыл форточку пошире, надеясь, что смогу ещё уловить белую фигуру.       — Ацуши! — в засыпающем городе мой зов слышен особенно чётко, — Вернись, пожалуйста! На всякий случай оставил дверцу окна открытой, чтобы он смог войти. Начинаю волноваться. Так быстро ушёл, не взял денег, украл и мне подарочек подложил! Но должен признать, бинты мне правда очень нужны, если я не хочу затопить тут всё своей кровью. После долгих водных процедур, сопровождаемых щипанием водой старых ран и моих ругательств, можно было приступать к главному. Заматывать себя оказалось сложнее, самые большие трудности пришлись на спину. Понять долго не мог, как при меньших затратах рулона закрыть всё больное. Это какая-то идиотская математическая задачка. Зеркало у меня всего одно, шея постоянно повёрнута до упора то в одну сторону, то в другую, начинала немного затекать. С горем пополам смог всё заделать в лучшем виде. Хотя, перестарался, местами очень туго. Но ткани на переделку больше нет. С появлением Ацуши я перестал сам перевязываться. Хоть по началу было очень непривычно, но быстро привыкаешь к такому уходу. Руки постепенно забывают, как нужно делать. Но, смотря в зеркало, выдыхаешь с облегчением от ощущения свежести. Ацуши всё ещё нет, и я начинаю действительно переживать. Куда? Зачем? Почему не объяснил? С другой стороны, он демон. Единственная его угроза — это солнце, которое встанет только через десять часов, и клинок истребителя. Где он найдёт последнее, чтоб убиться хороший вопрос. Лишь бы всё обошлось. Мне нужно чем-нибудь заняться, чтобы не переживать. При этом я не могу выйти из номера, ведь у меня нет одежды. Хотя, если просто надеть гостиничный халат, то смогу пройтись по территории отеля. Вдруг найду что-то интересное? Оделся, туго перевязал ленту пояса и в гостиничной одёжке вышел из номера. Никого в коридоре не было, и я спокойно продолжил путь. В холле за стойкой сидел администратор. Выглядел он скучающим, монотонно писал бумаги и ставил подписи. У стенки стояла большая книжная полка, заполненная всяким. Я подошёл поближе и прошёлся взглядом по полкам: газеты, сборники стихов, рассказов, пару любовных романов и кучу потрёпанных жизнью журналов, которые выглядели так, словно взяв их в руки, они развалятся, как карточный домик. Ночь обещала быть длинной, можно хоть весь стеллаж прочесть. Поэтому я прихватил себе пару толстых книжек, совсем маленьких сборников поэзии и на крайний случай одну свежую газету. И тут я понял, что ещё не сильно поздно, одиннадцатый час. Можно на оставшиеся деньги купить немного поесть. Да, я пойду прямо в халате, сейчас ночь, никто не разберёт. Тогда, вероятно, не останется денег на завтра, но сейчас мне поесть важнее. Организму нужны силы на восстановление. Со всей этой стопкой я ушёл к себе. В комнате меня встретил приятный аромат пряного мяса. На столе стояла тарелка жареного стейка и плошка риса. Ацуши, твою мать! Как и где ты это взял? Даже палочки принёс, заботливый чёрт. Как и стоило ожидать, его самого в номере не оказалось. Потрясающая ловкость рук и опыт мошенничества позволяет ему таскать всё, что угодно, похоже, у кого угодно. Книги оставил рядом с кроватью и приступил к трапезе.       — Спасибо, что принёс, но ты всё ещё странно себя ведёшь! — надеюсь, до адресата дойдут эти слова. Уж с его-то ушами должны. Еда была ещё горячая. Я прямо представляю, как проходил процесс кражи. Ничего не подозревающий повар готовил, старался. Поставил на стол, чтоб неуклюжий официант донёс блюдо гостям. Тут Ацуши вторгается в привычный ход вещей. Официант не приносит заказ, гости голодны, злы, а повар огорчён, рассержен. В итоге кого-то сегодня уволят. В моем исполнении эта история звучит забавно, но только богам известно, что натворит мой демон. Сочный кусок был съеден быстро, заполнив бурлящую пустоту в желудке. В ближайшее время я собираюсь только читать всю эту груду литературы разного жанра и качества и соблюдать постельный режим. Остаётся надеяться, что я не подцепил инфекцию со всеми своими ранами. Завтра утром нужно идти в больницу и либо навестить больную, либо писать в штаб о потере. Меня тешит мысль о том, что если бы она уже умерла, почтовый ворон уже выбил бы мне окно с письмом от Фукудзавы. Отклоняться от назначенного плана не стал. Ближайшие несколько часов я провёл в тишине и умиротворении. Удалось ещё немного поспать. Ближе к утру положил форму прямо под нежные лучи солнца, чтобы оно как бы «прожарило» оставшуюся влагу. Но к девяти часам ткань всё равно оставалась слегка влажной, от того прохладной и неприятной коже. Визит к Кое нельзя было откладывать. Одевшись, я покинул номер. Меч решил оставить. Могут возникнуть проблемы с полицией за ношение оружия. Ацуши всё ещё нигде не было, а у меня уже появились новые силы для переживания. Всю дорогу до больницы меня жгли сомнения в правильности своих слов или поступков, опасения насчёт принятия Ацуши организацией по итогу миссии. Холл медицинского учреждения встретил меня чистотой, размерностью и высокими потолками. На стойке регистрации сидела молодая девушка, она выглядела весьма уставшей.       — Здравствуйте. В позапрошлую ночь к вам поступила женщина с колющим ранением. Кое Озаки. Она одобрительно кивнула.       — Вы пришли навестить? Один вопрос снял камень с души. Она жива, сейчас возможно лежит в просторной палате и ждёт, когда сможет снова выйти на службу.       — Да.       — Кем вам приходится пациентка?       — Коллега? Что-то в этом роде. Девушка улыбнулась и сделала пометку в журнале.       — Она в палате номер двенадцать. Через пару минут вас проведёт медсестра.       — Постойте. У меня появилась идея, но для её воплощения мне нужно кое-куда сбегать.       — Вы передумали?       — Нет. Скажите медсестре, чтобы подошла через пятнадцать минут. Я скоро вернусь. Затея стоила денег, небольших, но сопоставимых стоимости ужина. Этот обмен явно не в мою пользу, но я посчитал, что этот подарок может слегка загладить мою вину. Или, как минимум, заставит Озаки-сан почувствовать себя лучше. Двенадцатая палата. Запах спирта и стирального порошка, тусклый свет с улицы, белые стены. Все больницы одинаково приятны на глаз. Кое лежала на кушетке, накрытая тонким пледом. Из-под него сбоку выходила прозрачная трубка катетера, и конец его прятался где-то под койкой. Не самое эстетичное изделие, поэтому Озаки-сан поспешила прикрыть его краем рукава. Рыжие волосы распущены, разложены по пышным подушкам, небрежно спадали на плечи. Она всегда представала в определённом образе — элегантном, возвышенном и загадочном. В этом ей помогали и украшения, и форма особого кроя, и красная дымка в уголках глаз. Сейчас она была простой женщиной, одной из многих пациенток этой больницы, в хлопковом халате и с потускневшим без макияжа лицом, но лицом не менее изящным и естественным. Я поклонился в знак уважения.       — Здравствуйте. Как вы себя чувствуете? Она села поудобнее, выпрямила спину.       — Можешь поставить цветы в вазу, — тонким пальцем указала на глиняный сосуд на подоконнике. Мой первый вопрос она будто бы проигнорировала. Несмотря на это, я отнёс подарок на место.       — Хризантемы?       — Да. Я посчитал, что вам понравится. Наконец уголки её губ приподнялись, но она тут же прикрыла рот рукой, дабы скрыть своё настроение. Рядом с койкой стояла табуретка. Как только я взялся за неё, чтобы удобно пододвинуть к себе, её брови сошлись в переносице, и её голос резко приобрёл холодный тон.       — Встань. Знаю я эти приказные ноты. Так говорят, когда хотят сообщить что-то очень неприятное, отчитать или поругаться. Но я исполняю приказ, встаю ровно, смотря всё ещё на Кое, но взгляд держу чуть ниже глаз.       — В ту ночь ты проявил ужасное неповиновение. Дал демону дюжины уйти, проигнорировал приказ столпа о наступлении. И даже больше, — её интонация стала более напористой, начиная с этого предложения, — Ты возомнил, что в праве отдавать приказ участникам группы, в том числе, и самому старшему по званию. Я ожидал этих обвинений. При строгой иерархии в организации это может сойти чуть ли не за дезертирство. И мне абсолютно нечем защищаться, нет даже сил на оправдания или фальш.       — Что случилось с твоим демоном? — её внезапный вопрос ещё больше окутал переживаниями и страхом.       — Что вы имеете в виду?       — Я хоть и не Ёсано, не понимаю всей природы демонов, но даже мне понятно, что в ту ночь у тебя всё вышло из-под контроля. Я и сам понятия не имею, что случилось и что теперь с ним будет. Рассказав правду, Ацуши казнят? Могу ли я доверить ей всё? Шестеренки в голове уже запустили процесс создания альтернативной версии. Какого-нибудь оправдания, алиби, чтобы снова дать нам некоторое время, отсрочку, прежде чем нас снова раскроют и вновь будут судить. Но у меня больше нет сил, я устал, хочу есть и ещё раз увидеться с Ацуши. Вдох — и я выложил всё, что смог понять, что смог исправить. Остановить себя смог на конце битвы, прямо перед событиями в отеле. То, что сейчас по городу слоняется неподконтрольный демон, знать пока не стоит никому. Кое выслушала мою исповедь и смягчилась.       — Вот как…       — Вы это хотели услышать? Озаки-сан задумалась.       — Ацуши… — она запнулась, видимо, осознав, что случайно назвала его по имени, — приходил ко мне сегодня ночью. Свет в палате уже выключили, было темно. И вдруг вижу в окне его силуэт.       — Он заходил? Что-то вам говорил?       — Лишь пожелал скорейшего выздоровления и ушёл. Это всё ещё странно с его стороны. Ушёл, таскал мне разные вещи, а теперь и Кое без меня проведал.       — Ты не знаешь, чем занимается твой зверь?       — Он любит выходить проветриться, погулять ночью. И не всегда говорит, где был. Это правда отчасти, но в данном случае это скорее подмена понятий. Которая пока что срабатывает.       — Послушай. Я уже написала письмо Фукудзаве о том, как прошла миссия. Однако, тебе всё равно придётся самостоятельно отчитаться за всё время, пока вы находились здесь.       — Зачем?       — Вы оба — объекты пристального наблюдения всей организации. И любой выход за привычные рамки должен быть отслежен и изучен. Неприятный статус. Как будто мы подопытные кролики, за которыми нужно пристально следить и всё записывать.       — Можешь присесть. Она совершенно спокойно посмотрела на меня, словно в ней больше не осталось упрёков. Теперь я очутился совсем около неё, на жёстком деревянном стульчике.       — Я думал, вы не рады моему визиту.       — Кроме того, о чём уже сказала, тебя не в чем винить. Хотя мне твой выбор абсолютно непонятен.       — Разве? Всё ведь просто. Я хотел, чтобы все мы вернулись живыми.       — Именно это я понять и не могу. Акутагава, охотники подобны самураям. Честь, долг, доблесть — настоящие столпы истребителей. Мы не можем просто сдаться и убежать. Только если так не скажет господин Фукудзава.       — Но господина Фукудзавы почти никогда нет рядом. И лучше мы проиграем, сдадимся и убежим, чтобы потом стать сильнее, вернуться, и закончить начатое.       — Эти мысли… Кто-то же должен был вложить в твою голову… — её вишнёвые глаза бегло осмотрели меня, прищурились от догадки, — Вижу, тебе тоже сильно досталось, весь в бинтах… Напоминаешь мне моего старого знакомого. Я понимаю, на кого она указывает, и делает это не со зла, а больше от ностальгии. Но такое завуалированное сравнение меня с ним сильно бьёт по самоуважению.       — Понятия не имею, о ком речь.       — Вы похожи с ним. Оба ставите жизнь выше боевых заслуг. Только вот… Свою жизнь он так высоко не оценил. Не понимаю, почему. Похоже, мою душу он тоже особо высоко не ставил.       — Наверное, глубоко внутри не считал, что достоин хорошего отношения к себе.       — Лучше спроси у Чуи, он того человека знал хорошо… Не хочу я ничего больше знать. И пожелал бы никогда с ним больше не видеться. Кое улыбнулась своим воспоминаниям.       — Как скоро вы поправитесь?       — Врачи говорят, что нужно отлежаться в больнице неделю.       — Выйдет большая сумма.       — Это одна из причин, почему я отправила письмо в штаб. Она поправила волосы, тяжело вздохнула, как бы оттягивала то, что собиралась сказать.       — Послушай. Не жди, пока меня выпишут. Возвращайся, как только сможешь.       — Боюсь, из-за лёгкой травмы ноги я нескоро смогу это сделать.       — Большую часть пути ты сможешь проехать на поезде.       — Мне не хватит средств. Она расстроенно покачала головой, понимая моё положение.       — Уходи сразу, как будешь готов. Насчёт номера в отеле не волнуйся. Я договаривалась, у тебя в запасе есть ещё неделя. Есть приходи в тот ресторан, где мы встретились. Я качнул головой, дав понять, что понял её указания. Лицо Озаки-сан окончательно смягчилось, она отклонила спину назад, упираясь в мягкие подушки.       — На этом всё, можешь идти. И прикрыла глаза, ставя мягкую, но всё же окончательную точку в разговоре. Я встал, поклонился. Хотелось что-то сказать ещё, но ничего толкового не приходило. Уже стоя у двери я лишь напоследок произнёс:       — Рад, что вы живы. Позади осталась палата, а вместе с ней и все тревоги о госпоже Кое. Она взрослая женщина и уже сможет позаботиться о себе. Господи, мне удалось прервать её прямой рейс к смерти. Но этот случай указал мне на ту черту, что никогда раньше не замечал, но унаследовал от самого близкого и неприятного мне человека. Не знаю, кем меня видит Озаки-сан, но я руководствовался лишь рациональными инструкциями, вложенными когда-то. Я не благородный спаситель, наплевавший на устрой организации во имя общего блага, а просто объективно оценивающий расклад стратег, наплевавший на устрой организации во имя сохранения человеческого или иного возможного ресурса. Чёрт, резко ногу свело. Мне бы где-нибудь нибудь костыль добыть… Походка очень неуклюжая, но если я попытаюсь опираться на стопу, как обычно, то буду постоянно шикать от боли. Очень долго пришлось возвращаться обратно, но весь путь меня тешила мысль о том, что осталось разобраться всего с одним человеком. Если Ацуши сегодня вечером не вернётся, то нужно будет заманить его домой. Суть проста — нужен стакан крови, своя вполне подойдёт. На запах он точно придёт, давно уже пора перекусить. Устрою я это вечером, сейчас ведь день, он ограничен в передвижении. А мне, тем временем, пора подкрепиться. Остаётся только надеяться, что я не забыл, где находится то место, где меня бесплатно смогут накормить. Плутая по узким и оживлённым улицам, я не сразу заметил вывеску с фиолетовым подсолнухом. А ведь именно этот элемент я первее подметил, когда впервые пришёл. Это место отличались от привычных кафе или забегаловок, в которых я был частым гостем. Этот ресторан не был бесплатным для истребителей, как я привык, на меня тут смотрели, как на очередного посетителя с полным кошельком. Это я понял, когда напрямую спросил работника бара о, скажем так, льготах для охотников за нечистью. Мой пустой живот досадно проурчал. Я уже был готов идти к хозяину и торговаться, предлагать свою помощь заведению в обмен на еду. Меня остановила маленькая старушка, которую я узнал не сразу, хоть её силуэт и показался мне весьма знакомым.       — Ох, мне подготовить столик для Госпожи Кое? — её тонюсенький голосок напоминал скрип двери и казался мало приятным.       — Нет, она не придёт.       — Тогда зачем это она послала тебя?       — Я сам пришёл… Она не дала закончить, грубо перебив.       — Пожрать пришёл? Впервые встречаю человека, орудующим таким же грубоватым лексиконом, как и у меня. Я даже замер от неожиданности.       — А… Да. Развернулась и ушла на кухню примерно на тридцать минут. Я засёк время потому, что было решительно непонятно, чего ожидать. Меня бросили, оставили в напряжении ждать неизвестно чего. Но никто прогонять не спешил, даже бармен, который видел и наверняка слышал наш диалог, не вмешался. Приходилось развлекать себя разглядыванием трещин в полу, пьяных, но спокойных лиц посетителей и скромной вывески меню. Наконец старушка показалась с подносом с едой. Пряный запах мисосупа поднял мне настроение и усилил бурение в желудке. Рядом стояла плошка белого варёного риса, посыпанного кунжутом. Всё выглядело и пахло аппетитно, приковывало к себе взгляд. Поднос со всем этим великолепием поставили передо мной, предлагали отведать. Но держу в голове, что за просто так тут истребителей не кормят, здесь какой-то подвох…       — Боюсь, мне нечем расплатиться. Старушка пожала плечами, словно это не было проблемой.       — Значит, за счёт заведения.       — С чего вдруг?       — Госпожа Коё помогла моей семье однажды и не раз. Лучшее, что я могу для неё сделать — это помогать Озаки-сан и её напарникам, о которых просит.       — Она говорила обо мне?       — Конечно. А запомнила я тебя по этим нелепым хвостикам, — она указала на мои осветлённые пряди. Но из желания поскорее поесть пришлось подавить желание возразить, дабы меня не передумали угощать.       — Спасибо, — и придвинул тарелку к себе поближе. Горячий и пряный бульон наконец заполнил давящую пустоту в животе и принёс сытое облегчение. Никогда еда не кажется столь вкусной, как на голодный желудок. Ничто не может так быстро поднять настроение человеку, как простой плотный обед. Даже придираться к хозяйке заведения не хочется, она помогла, накормила, на том и спасибо, свою благодарность этой женщине я высказал спокойно, когда собирался уходить. Дорога в отель заняла уже меньше времени, я лучше ориентировался и шёл уверенней. Конечно же, я вернулся туда на ужин. Не знаю, как долго продлится благосклонность той старушки, но нужно брать, пока дают. В остальном весь день соблюдал постельный режим. Нужно поскорее выздороветь и набраться сил. Лежачий образ жизни приятен только первые два дня, дальше уже становится скучно лениться и отдыхать. Когда наступили сумерки, я взял с кофейного столика стеклянный стакан, сделал небольшой надрез на тыльной стороне ладони. Долго пришлось сидеть так, держа руку над сосудом. Кровь на ранке быстро сворачивается, и вот у меня уже имеется полный стакан. Поставил его на прикроватную тумбочку и стал ждать. Из стопки литературного хлама достал сборник стихов, чтобы скоротать время. Но маленькая стрелка на часах медленно подкрадывалась к двенадцати, а Ацуши всё не спешил возращаться. Вера в то, что ничего плохого не случилась, медленно угасала. Пора было готовиться ко сну, и стоило принять душ. Только вот не уверен, стоит ли оставлять стакан с кровью без присмотра. Вдруг этот хитрец войдёт, всё выпьет и продолжит пропадать дальше? Нет, мне очень важно знать, что всё лучше, чем мне кажется. Ставлю сосуд на край раковины, снимаю и вешаю форму на крючки, разматываю метры бинтов. Наконец-то нет крови, на ранах образовались хорошие корочки. Включаю душ, горячая вода приятно греет кожу и слабо жжёт все садины, но быстро наступает привыкание, и теперь ощущаю лишь облегчение и тепло в теле. Слишком долго приходилось быть в состоянии слабого напряжения, которое порой отходило на задний план, но тут же возвращалась с мыслями о Кое, Ацуши или тому, что меня ждёт по приходу в штаб. Приятная еда или водные процедуры расслабляют тело, дают насладиться чем-то приятным и простым. Пар начинает охватывать комнату, садится тонким мутным слоем на зеркало. Мне захотелось задержаться, дать воде заполнить ванну и просто посидеть так ещё немного в умиротворении и щадящей духоте. Ставлю затычку, сажусь на дно, держа лейку душа ближе к себе, чтоб тёплый поток согревал туловище, пока набиралась вода. Ванна очень маленькая. Настолько, что ноги пришлось свесить с краю за её пределы. Уровень воды быстро поднимался, и минут через десять я почти полностью был погружён и по-своему счастлив. Зачем люди ходят в общественные бани, купальни, если дома есть маленькая версия геотермального источника? Такая прелесть. Не в каждом отеле есть! Моё целебное умиротворение нарушил глухой скрип полов за стенкой, за той, где находится спальня. Очень надеюсь, что это Ацуши поспешил на запах свежей крови. Окон тут нет, и единственный вариант добраться до приманки — дверь перед лицом. Хоть мой демон и способен перемещаться достаточно быстро, он не сможет промелькнуть сюда незаметно. Шаги приближаются к двери, дёргается ручка. Его лицо мелькает в щёлке, но как только мне удаётся поймать его взгляд, он тут же отступает назад, хлопая дверью.       — Прости, я позже зайду. Никаких ещё «позже»!       — Не делай вид, словно стесняешься!       — Мне кажется, ты немного занят. Не хочу мешать. Да что ж с тобой такое? Ладно, аккуратно вылезаю, чтоб не подскользнуться. Благодаря горячему пару не было холодно при выходе из воды. Но вылез я, чтоб взять стакан и вместе с ним сидеть, держа рядом.       — Тогда я выливаю свою великолепную кровь! Конечно не собирался так поступать, всего лишь припугнуть, создать шум, чтобы Ацуши подумал, что я уже вот-вот сделаю это. Скрипнула дверь, но лицом на сей раз он решил не светить.       — Не надо!       — Тогда покажись! Слышится вздох. Боязно и неуклюже, но всё же он заходит. Нижняя часть лица скрыта под надетой повязкой, но мне удаётся заметить его слегка косой жёлтый глаз с узким зрачком.       — Что с лицом? — поняв слегка грубый оттенок этого вопроса, я уточнил, — Зачем это? — указываю на свой подбородок и щёки, которые Ацуши скрыл. Ацуши глубоко вздохнул и задержал дыхание, снимая маску, обнажая все не прошедшие последствия боя с Рембо. Он продолжил говорить, только нацепив «намордник» обратно.       — Ткань пропитана сильными духами и аромамаслами, чтобы не чувствовать запахов, — пояснил Ацуши. Вряд ли его можно упрекнуть в том, что он себе отобьёт нюх, всё-таки это не проблема с его регенерацией. Но терпкий запах этой тряпки начинает медленно оккупировать комнату.       — И почему ты скрывался от меня? Боялся, что спугнёшь своим лицом? Ацуши упёрся спиной в стену и медленно сполз вниз, виновато опустив голову.       — Нет, я слишком уверен в тебе. Проблема в том, что я не уверен в себе… Он рассказал всё, что долго копилось и создавало страх и ужас в его душе. Большинство моих вопросов нашли ответы, а действия приобрели оправдание. И в ином случае Ацуши сразу бы рассказал обо всём, что волнует, я знаю его. Но несложно представить те сомнения, которые он испытывал, особенно учитывая, как ситуация напоминает больное прошлое. Не зная, утешу ли я его этими словами, или напротив — втопчу в грусть, но я всё же сказал:       — Но ты всё равно хорошо постарался, очень быстро смог подавить агрессивного зверя и продолжать помогать нам с Озаки-сан. Кажется, Ацуши не стало ни хорошо, ни плохо с этих слов. Только кивнул, давая понять, что принял похвалу.       — Скажи, — его голос дрогнул, руки плотно сцепились в замок, — Я ранил кого-то? Убил?       — Нет, я не дал тебе. Однако, была одна жертва. Скорее всего, её уже нет в живых. Армия Рембо добила её. Ацуши издал тяжкий смешок, взглянув на меня.       — А эти все потрясающие рукава тебе кошка набила? Рубцы на плечах, бицепсах и предплечье были неоспоримой уликой, о которой я быстро успел позабыть. К тому же, они не единственные новые узоры, появившиеся на теле.       — Ерунда, царапины.       — Ты слишком легко это отпускаешь.       — Потому что я привык получать новые и новые ранения.       — Но я чувствую себя предателем! — сорвалось так резко, словно давно уже пришёл к этой мысли, но всё не хотел произносить вслух, — Пойми, меньше всего мне хотелось причинять вред тебе и другим людям, — Ацуши прикрыл глаза руками, сжавшись и поникнув. По тихим всхлипам я понимаю, что он начал плакать. Чёрт, мне жаль. Больно видеть его разбитым.       — Вот, выпей, — первое, что смог предложить. Я намеревался встать и подойти самому, но Ацуши остановил.       — Нет-нет! Сиди, — он утирает слёзы и встаёт, — Я сам. Мой демон принял стакан очень аккуратно, не соприкасаясь с моими пальцами. И сразу же быстро отошёл, боясь… Уже сам не понимаю, чего конкретно. Ацуши долго смотрит на стакан заплаканными глазами, поджав губы, не понимая, стоит ли.       — Может, позже выпью…       — Ты что-нибудь… Ел последние два дня?       — Нет.       — А хочешь?       — Конечно я хочу жрать! — резкий переход на ругань напугал, обескураживая, — Прости. Меня всё это время терзает голод. Но я боюсь снова начать есть. А вдруг мне станет хуже? А вдруг захочется больше? Я не знаю, никто не знает. Что сейчас может ему помочь? Не спровоцирую ли беду? Ацуши всё это время держится подальше, но может, я мог бы утешить? Протягиваю руку, жестом прося подойти ближе.       — Не надо, Рю. А ведь он любит прикосновения, но даже этого не может позволить.       — Прости. Со всеми этими проблемами нас вряд ли примут в штабе, — и утёр кулаком сопли, вызванные слезами, — Что мы будем делать?       — О чём ты?       — Из-за меня тебя могут исключить из организации, или того хуже… Не знаю, они правда могут ведь казнить? Моё нахождение в организации действительно ставится под удар. Нестабильного демона вряд-ли кто-то решит оставить в живых. Но если и бы был другой способ… Я не думаю, что мы сможем справиться сами. Если бы только был человек, который знал подробно о природе демонов и мог помочь Накаджиме. Не знаю, дал бы лекарство, назначил диету, да хоть что-нибудь! Хотя, такой человек возможно есть.       — Ёсано Акико.       — Что?       — Может, она смогла бы тебе помочь…       — Рю, это самоубийство.       — Нет, правда. Она «мозг» организации. И много знает о демонах, медицине и химии.       — С чего ей помогать мне? Я даже не смог добыть кровь демона дюжины, как она просила.       — Постараюсь убедить её или Фукудзаву-сана. Ацуши смотрит на меня, как на сумасшедшего.       — Ты там не перегрелся?       — Температура воды отличная. Как и моя идея.       — Рю, они выбросят меня на солнце, а тебя задушат верёвкой!       — И моя задача этого не допустить. Мой демон злится от упёртости моего решения. Но отступать не собирался, настаивая на своём.       — Хорошо, — он перешёл на саркастический, ироничный тон, — Вот ты придёшь к главе. И что ты скажешь? «Прошу прощения, мой питомец слегка двинулся. Не могли бы вы помочь тому, кого обязаны истреблять и ненавидеть?» Теперь уже у меня внутри начинает бурлить злоба.       — А теперь послушай меня, — пришлось плеснуть немного воды, чтобы выбить его из образа, — Ты всё время до этого момента прикрывал мою задницу, был живым щитом от сородичей. Настала моя очередь набивать шишки, защищая твою жопу. И как буду это делать — решу сам. Ацуши очень хотел возразить. Возмущение легко читалось по хмурым глазам и по сведёным на переносице бровям. Но он не стал перечить, и всё-таки принял моё решение.       — Хорошо. Только береги и себя.       — Конечно. Он напряжённо взглянул на меня, поправил ткань на лице и повернулся в сторону двери.       — Я пока… В спальне посижу. Оставалось какое-то горькое послевкусие на языке. Разговор был тяжёлым и сложным.       — Я люблю тебя, — единственное, что я мог сказать, чтобы немного замести это ощущение.       — Я тебя тоже, — и закрыл за собой дверь.