Самый человечный нечеловек в мире

Что-ж. Хоть у самого Питона от неожиданности чуть не отвисла челюсть, он не считал это чем-то немыслимым. Кровосос не слишком большой, не слишком дрищавый, уж точно голодный и — вот как радость — когтистый. Лично с ними сталкер не сталкивался, но рассказы седокурых «счастливчиков» себя более чем оправдывали — бес не только сильный, но и башковитый. Даже издалека видно, как у бледного рыла крутятся шестерёнки: и не шелохнувшись от наставленного оружия, монстр предпочёл оглядывать свой личный писк везения. Первым внимание привлекал более прямоходящий шмат мяса. Судя по «снаряжению» в виде расхристанного комбеза на голую жопу, способного разжалобить даже самую заморенную голодом тварь, и полному игнорированию озверело рычащего снорка прямо за его спиной — глухой и страшно, страшно тупой. Судя по дикому взгляду, змеино-холодному и одновременно полному остервенелого жара — настолько брутальный ас, что собирается заметелить их обоих. Опыт прижимал на первое — дребезжать от «пушки» смысла не было. Серебряные глаза спокойно сверкнули, перемещаясь на снорка. А вот и «конкурент», вызывающий у него куда большую настороженность; этот «братец по несчастью» не тратит ни секунды, разгиная мясистые челюсти в глухом рыке, держа обвал в поле зрения. Вызов, конечно, всегда приятен — но не на чужой территории. Та уже оставила своё впечатление, провалив под ним землю прямо посередине охоты. Пора сменить тактику… Монстр напрягается, отбрасывая колющий голод на второй план — и начинает постепенно входить в невидимость, плавно растворяясь в окружении. Неспешно, даже глядя в глаза «недо-стрелку», как своеродный средний палец. Сталкер не поддаётся на провокацию для неудачного выстрела — лишь вскидывает двустволку, готовясь вдавливать отсырелые курки до боли в пальцах и наводя дуло на исчезающие контуры этого чёрта… По крайней мере, пока поперёк дула не выскочил свой собственный. Ладони холодеют, усеиваясь росой пота, и входят в ещё больший судорожный торпор. Если не выжмет эта тварь, то уж точно добьёт собственный спутник; тот, к слову, уже принимается медленно подбираться к обвалу, напрягая мышцы ног до пружин и чуть не содрогая камни нарастающим рёвом. -Я говорил, какое у тебя красивое лицо, когда ты зол? — воркует сквозь сдавленные челюсти сталкер, пробуя уставить поперёк его вздувшейся шеи ствол. — Уверен, оно будет ещё лучше, если не окажется размазанным по стене. Сбавь пыл, мачо-мэн, а то кранты будут обоим. Конечно, какая-то злорадно-паскудная частичка всё же жаждет продолжения (такой интригующей потасовки не было -да и не будет- ни на ринге, ни в баре) — но здравый смысл вмешивается быстрее. Вспомнив весь небольшой, но крайне запоминающийся опыт с дружками навеселе, Питон подбирается к мутанту, не сводя взгляда с обрыва, и, обхватив локоть тыльной стороной колена, пробует его оттащить. Тот даже не сводит с «соперника» взгляд; глаза — налитые кровью, бешеные, не передавали и капли рассудка, не реагируя ровно до того момента, пока сталкер нечаянно не засветился в его боковом зрении. Вот и дикий оскал выветривается на глазах, мигом перепадая в нагловатую улыбочку. -Сладость. — тянет монстр, мелькнув языком и подхватив вязкую слюну. — Разберу-усь… иди… Вот теперь приключенец действительно оторопел, не понимая, смеятся ему или огреть суициндого «альфача» прикладом по голове. Ежу понятно, что Зона — не очаг долгожительства, но играть такими темпами он отказывается. -Слушаюсь и повинуюсь, уже ноги уношу. А ты пускай подохнешь — вас же тут горой… — настроив палец на один курок (второй ствол был явно неисправным), хмурится сталкер, тут же получая неслабый толчок в живот. Шутка не оценена. — Ну дай хоть подраться, самэц. А то совсем заржавею. Приметив накал страстей, кровосос терпеливо склоняет голову: явно ожидает, пока они попросту друг друга прикончат. И, видимо, у этого был какой-то особо-мутантский подтекст, заметный только снорку и чудовищно оскорбительный для него же — только этим можно объяснить то, как тощий, гудящий от злобы скелет внезапно вцепляется в «глухое» дуло до вмятин. Ржавое железо ожидаемо держит форму… затем чуть вминается… и тут же поддаётся, загибаясь не хуже дешёвого пластилина. Секунда работы неумелых, но жутко ярых рук — и ствол возвращён сталкеру уже в виде кривоватого полу-кренделя. Наверное, Питон должен был захлёбываться пеной от восхищения и прыгать к нему на руки, словно принцесса к своему бесстрашному рыцарю — но либо вымотанное сердце, своим паническим грохотом выжавшее из впалых щёк любую краску, оставило лишь желание поскорее покончить со всем этим, либо подобные выкидоны уже приелись… Не решившись напроситься на повторения «фокуса» со вторым дулом, он зажимает курок. Сначала не было и звука. Не было отдачи, отбивающей руку до синяков — или плавленого железа, со взрывом въедающегося в кожу. Но только сталкер решился распахнуть неловко зажмуренные глаза (слишком походил на новичка, трясущегося от своей первой полевой крысы), как к его окровавлено-земляному лицу добавился ещё и слой сажи. Хуже отделалась только сама груда мышц: грохот выстрела моментально затмила продолговатая пасть, разинутая в таком озверелом рёве, что её щупальца мотались плетьми сами по себе — чуть не сбросив с себя камуфляж, монстр отскакивает в сторону, хватается за раздробленную ногу когтистой лапой и рывком вскидывает голову. На этот раз в полупрозрачных глазах не было холодного обдумывания безболезненной траектории падения, не было азарта «игры» с беспомощным противником. Чёрт, Питон сомневается, что это уже принцип добывания еды или пропитания — теперь от него осталась только свирепая, одичалая жажда возвращения услуги. Настолько одичалая, видимо, что сдрейфил и сам «сверхчеловек», перенимая инициативу побега на себя. Только кровосос, даже не поджимая фаршированную стопу, бросается вниз обвала, сокращая дистанцию с пугающей прытью, как снорк и сам оказывается у развилки, подгоняя свою «сладость» диким рёвом. Долгое убеждение Питону не понадобилось. Бросаясь в бег, юноша переламывает ржавеющий ствол, вбивая в узковатый проём гильзу точным рывком. Целится, делает отвлекающий выстрел — второй монстр отскакивает в сторону, вцепляясь в каменные надписи и уродуя их когтистыми узорами. снорк вздымает грудь в таком разъярённом визге, что сталкер искренне думает, что он подохнет прямо здесь. Но, конечно же, лишь получает от своего мутанта дружеско-поторапливающий пинок, а от чужого — стремительно приближающийся рёв. «Если Зона так жаждет нашей смерти…» — думает парень, вновь ныряя в темноту, «Пускай поймает.» *** Раскидываться дерзкими фразами он явно поторопился: они неслись настолько долго, что жгучая боль в боку стала просто невыносимой, а смерть как была на пятах, так и осталась. Ну, ничего — пока разношенные сапоги болтаются, держа подошву, бежать будет. Правда, посильнее лёгких, спешно перешедших с «энергичный юнец» на «жарка в собственном соку», колола зависть — пятисотый метр бега, казалось, давался снорку не труднее утренней пробежки. Конечно, чего таким бояться какого-то охотника на охотников? -Везёт же. — выдавливает Питон из пекучей глотки, рыская глазами в поисках следующего пути. — Куда нам, с пузырями да стрелялками. Александр, мчась вперёд не хуже гончего пса, внезапно заливается живучим смехом, мотая головой. -Ма… ма-ло! — выхрипывает снорк в такт спешным скачкам, одновременно стараясь перейти на следующее слово, но умудряясь лишь искромсать слоги. Ещё одна секунда попыток — и мутант, рассержено сдавив лоб до десятков морщин, идущих чуть ли не в редкие клубья волос, указывает в свою раззинутую пасть. Челюсти торохтят громкими щелчками, так и норовя захлопнуться с булькающим гоготом и лишить снорка пары фаланг. -Есть? Еды мало? — вмешивается с догадкой Питон, пока тот не отрубил себе полруки. Действительно, конвульсирующую от нагрузки диафрагму больше не душит затхлая, мясистая гниль — а с каждым спадающим, полуразвалившимся проходом из лёгких выветривалась и осевшая пыль, и вязкая влага. Правда, посчитать это плюсом было тяжело. Особенно когда на их место становился этот щипающий, пороховитый смрад. -Да-а… — присвистывает сталкер, следя за ногами: впереди, под плотным покровом земли, выпирают подобия рельс. — Срача нет, оно видно. Растащили всё? Приятели твои. Снорк отвлечённо мотает головой, но почти тут же опоминается — и, чуть не хрипнув от испуга, принимается резво тараторить, переменивая «языки» через каждый слог. Заприметив же скривлённое в недоумении лицо своего предмета внимания, идёт на поблажку — и, смерив свободную руку со своей головой, поднимает её повыше. -Большое? Что большое, снорки? Вы тут ещё и разростись умудрились? — оптимизм, Женя, оптимизм… — Эка беда. Если так — пробежим, хрен догонят. Да и чем вы тут кормитесь, друг другом? Снорк энергично кивает, приподымая уголки блеклых «губ» с нотками садизма — а то и внезапно пробудившегося голода. Питон позитива не разделял: если могут позволить себе роскошь каннибализма, значит их много. -Ну, ничего. — говорит он больше самому себе, вытирая с редких бровей пот. — Обойдём. Порычат, да угомонятся. Куда сноркам до кровососа — тупые… Когда понял, что сморозил, было поздно: вот Александр уже насмешливо сверлит его взглядом, выводя губами отдалённое «прибъю». Благо, обиду долго не держал — при первом же обвале без лишней мысли ухватился за решётку сверху руками, за бёдра юноши — ногами, и перешвырнул его на другую сторону. Питон успевает разве что сплюнуть землю изо рта, когда в сантиметрах от рук приземлилась пара крепких армейских ботинок. Заряд адреналина пошёл сталкеру только на пользу: совсем забыв тоску по энергетикам, тот бросился в продолжение «эстафеты» быстрее, чем сам мог это понять. Снорк же, поймав на себе благодарно-смятённый взгляд, преобразился не хуже: впалое лицо, грязное и мокрое от пота, опять зацвело в чеширской, зубастой усмешке. -Да вижу, вижу: сильный, смелый, ловкий-умелый, и вообще красава по жизни. Моё сердце покорено до кончиков артерий, — выжимает из лёгких сталкер, изо всех сил надеясь, что вспыхивающие в них искорки жара появились только от нехватки воздуха. -…а будет и до капилляров, если ты не убъёшься и мы вытащимся отсюда. Слово чести. Повезло, что умеет в какую-никакую медовость: вот задоволенный мутант, словно змея у флейты, уже мечтательно прикрывает опухшие веки. -Сло-ово чести., — добродушно кривляет Александр, мотнув землянистой рукой в сторону кровососа. В глазах, диких, полностью сосредоточенных на окружении, внезапно разгорается знакомый огонёк. -…несу. череп! Большой, краси-ивый! Подарок. для моего сокровища. А что? Учитывая, как грохочат каменные руки, вздымая клубья земли даже с сырой почвы — не сильно походит на блеф (сталкер еле сдерживает какую-то глупую, подростковую улыбку, представляя, как мутант надевает просторную гайку-кольцо на его безымянный палец). И, пока мысли не зашли в ещё более ненужное русло, тот собирается выжать из глотки какую-то меткую ответку — но лишь чуть не сбивает с себя ботинки. А вот и рельсы. И стены — более гладкие, пропитанные мхом, оделаные догнивающими досками с редкими, приятными глазу «нотками» кирпича. И этот чёртов дым. Питон инстинктивно кривит губы: ну куда же без него. Неспешно ползущий вдоль потолка и заметно нагревающий алый артефакт — одним словом, задевающий уж слишком много звоночков в его рассудке. Рука отцепляется от колющего бока, по рефлексу тянется к ломтику ткани сверху. Болтов нет, кармана — тем более; скудная ткань уже который день теребится, как платок… а теперь и вовсе отрывается, тряпкой повиснув на заржавелом ориентире, щедро впихнутым ему в руки. Сначала он, невольно затормозив, может только хлопать глазами: перед рассеянным взглядом плывёт море грязных букв, десятков «канцелярий» и «складов», настолько щедро припорошенных пылью, что нос бросало в неприятную щекотку даже на расстоянии. Из-под плесени и моховистой гнили сверкают заинтересованные «стекляшки» — снорк смотрит на него, как особо-впечатлительная мелочь на иллюзиониста. Сам же юноша экспертом в шахтёрстве не был — а то и вовсе жил в уверенности, что количество оконченных классов склонялось к единичным. Хорошо хоть единственное умение (а именно — метелить языком получше всякого торговца) может помочь. Особенно когда вдалеке уже нарастает рокот шагов. Секундное включение фантазии — и выбор сделан. Взяв во внимание какую-то точку, сталкер быстро сверяет её с остатками какой-то стрелки, затем с около-схожей местностью — и, натянув чуть менее растерянное выражение лица, указывает в один из туннелей впереди. Монстр косится на человека скептическим взглядом — но, вымотанно расширив ноздри и учуяв явно недалёкий запах их гонца, оказывается убеждённым гораздо быстрее. Воспользовавшись моментом, Питон кидается в проход первым; спешно проскакивает мимо неустойчивой бревенчатой «арки», почти впечатываясь в один из полуразбитых ящиков, перепрыгивает второй… и падает в распласт, чуть не опрокидывая своё шарообразное светило. За лодыжку вцепился снорк, зырком указывая вдаль: на еле освещённой земле, в самодельном кратере, валяются шматы давно обугленной туши. Чуть выше же счастливо дымит клубок новенькой аномалии — с впечатанными по бокам остатками «медузы». Камнем вцепившись в артефакт, бледный юноша оголтелыми рывками восполняет дистанцию — и вовремя успевает вжать худощавую шею. Над головой, с удобно зажатым в нём ориентиром, пролетает костлявый локоть «напарника», пружинно загинающийся до самого предела, одним только напряжением выкручивающий всё тело монстра юлой… и одним взмахом устремляющий железку вдаль прохода, навстречу всё нарастающему грохоту шагов. Только сейчас можно заметить его крепкие, вылитые мышцы: скрытые, словно какая-то особенно «эффектная» нычка, за слоями подранной одежды, обвитые виноградными лозами вен и решётками порезов; существо хотелось не столько обзывать мутантом, столько писать с него какую-то античную статую — а то и снимать фото для дефицитных, но жутко популярных журнальчиков… По крайней мере, если бы он не свалился прямиком на него, сбив с ног и всё-таки заехав локтём в нос. Одно радует — дребезжащий землю грохот стопорится вместе с предельно звонким «ДЗЫНЬК!». Даже снорк, старательно скорчивший как можно более скорбно-невинную гримасу, даёт слабину и заходится хриплым, хрюкающим смехом — вполне достойного ребёнка, попавшего камнем в нос разъярённого сторожевого бультерьера. Питон и сам чуть не начинает смеяться — но либо от всех недавних «насыщенных» деньков его новой жизни, которые, кажется, окончательно повалили неустойчивые нервишки, либо от сумасбродного контраста острой боли лёгких с блаженным жаром тела перед ним. Но, пока опъяняющий адреналин совсем не проломил свой путь в его предательский череп и не позволил снорку «поиграть» с ним подольше, сталкер окликивает мутанта, быстро ткнув пальцем в его грудь (обратно бьёт пульсирующее тепло, блаженным током разливающееся по пальцам, заставляя их остановиться на месте, прижиматься ближе, ближе— чёрт, да не сейчас!), затем отводя ладонь в сторону — повеселились и хватит. Александр, с вызовом высунув продолговатый язык, всё же убирает с тощего тела крепкие ноги, неохотно позволяя ему подняться… Но ровно на секунду. Не успел Питон и метнуть взгляд в сторону, как в его воротник, чуть не сдирая прочный шов, вцепилась рука. Мозолистая ладонь впивается в кожу шеи, разворачивая молодого человека за шкирку и наклоняя, словно в каком-то гротескном танце — и вот потеплевшие, потресканные от самовольного забега губы уже оказываются в попросту волшебном плену проворных, заострённых клыков, с ловкостью оттягивающих все самые чувствительные места. С непосильным трудом не поддаваясь всё нарастающей жажде обмякнуть прямо здесь и сейчас (но и не торопясь отрывать губы), Питон распахивает глаза в немом вопросе — и тут же получает на него ответ. Над головой, бритвой срезая маслянисто-угольные волосы, пролетает тот же ориентир. На этот раз уговоры снорку не понадобились. Не дожидаясь и сдавленного «спасибо» в свою сторону, тот скручивается в спине, толчком крепких подошв подбрасывает на ноги сталкера, затем вскакивает сам, бросая ему не менее немой вопрос. Куда дальше? Питон невольно сглатывает смесь слюны — и чувствует, как та ходит ходором в глотке. Монстр уже совсем близко. Не рискуя оглянуться, сталкер опять перекладывает ответственность на судьбу — и, на пару с ошалелым компаньоном, заскакивает в противоположный проход. *** То, что надеяться даже здесь нельзя ну вообще ни на что, выяснилось почти сразу: не прошло и полторы минуты бега, как в этой катакомбе засветились, отражая багровый свет, ещё две пары потресканных противогазных линз. И если изначально они возились в земле, ища крупицы еды с энергичностью ходячего мертвеца, то два более свежих куска мяса, единиственный отпор которых — метелить ногами, вернули в них жизнь, как ничто иное. Вот только первая тварь, учуяв кровососа в виде «бонуса» к банкету, бросается прочь без боя; вторая, менее быстрая, со всей силы получает прикладом по отвисшей челюсти и валится на землю. И даже так сраный мстительный бугай пролетает мимо туши, с завидной яростью волоча за собой остатки ноги. Видно, откуда они пробрались: из пола сияла, приглашая в себя смесью слепой надежды на побег и клаустрофобии, подобие кроличьей норы. «Для полного комплекта не хватает только платья, спешащего зайца и шутника-невидимки.» — развлекает себя мыслью Питон, стараясь отогнать нарастающее изнемождение, подкашивающее горящие ноги. Даже бесконечное русло энергии снорка — и то явно подходило к концу. «Хотя…» Куда бы зашёл этот бексонечный поезд мыслей, он не знает: ноги соскользывают в узкую щель так быстро, что ему приходится опираться на стену прикладом, задерживая падение в ожидании напарника — но его тут же сносит сам Александр, залетая в дыру побыстрее него. Сталкер не может сдержать с губ усмешку — когда-то он припомнит ему эти «приступы бравады». Но не сейчас. Первые пару секунд нора шла прямым, узким туннелем. Потом скромно, будто неуверенно, переместилась в наклонный угол, расширяясь… а затем, сбросив оковы лишних стен, раскрылась в очередной обвал, вновь пуская их скользить вдоль каменной стены, словно какая-то особо травмоопасная (и, как выяснилось, такая же пиздецки болючая) горка. Питон еле сдерживает апатичный стон: снизу их вновь ждёт земля, привычная и глинистая. Но сверху, из небольшой расщелины… Падал свет. Слепящий непривыкшие глаза, ясный, и, несмотря на зеленоватый клубок газовой аномалии, через призму которой он проскользал, однозначно солнечный, рассеивающийся по соскучившейся коже в грубоватой ласке… и одновременно ухудшающий всю обстановку раз в десять. Ведь своих незваных, забравшихся на чужую территорию гостей уже встречает другой снорк. И к нему, тут же спрыгнув с подобия скудного «лежбища», подбирается ещё один. Затем ещё один. И ещё. Через пару секунд их уже голодно оглядывал десяток тварей: рычащих, держащих идеальное расстояние для безопасного прыжка, но при этом толкающих и отпихивающих друг друга с алчной яростью клиентуры какого-то дешёвого ресторана. Но, как известно, сиё треклятое место фаворитов не выбирает. Вот и внимания монстров внезапно переключается на узкую нору: та усеивается трещинами, сбрасывая на пару незадачливых противогазов парочку сталагмитов, прогинается мыльным пузырём… и проваливается. Вместе с ещё одним, чуть менее разогревающим аппетит «гостем». Заприметив кровососа, новая компания рассеивается: не бросается по углам, показывая врагу слабость, а услужливо развигается, собираясь в своеродный круг-толпу на правой стороне каньона — на это их «старый приятель» вонзает когти в стену, меняя траекторию падения дальше, на левую сторону. Александр, сдавив челюсти, вцепляется в руку сталкера: готовься к приземлению. Питон сглатывает сухой комок. О боже, они умрут.