Пока наш взятый на прокат Крайслер Вояджер мчит по одному из главных шоссе страны, я стараюсь заглушить свой поток мыслей и очень некстати всплывающих образов бестолковым разглядыванием лесных пейзажей и пролетающих мимо фургонов.
Пару дней назад, сидя в гараже отца Барти за кружкой пива, мы с Томом решили сорваться и поехать автостопом по стране. Спонтанное решение раззадорило нас и обещало скрасить череду надоевших будних дней. Регулус и Барти отказались, сославшись на домашнее задание и какие-то дела в городе, но все прекрасно понимали, что эти двое проведут четыре выходных дня в компании друг друга, заперевшись в комнате у Блэка.
Мы собрали три рюкзака на двоих и побросали их в багажник минивэна. У родителей отпрашиваться не было смысла: не то чтобы мы были настоящими беспризорниками, но их участие в наших жизнях было минимальным.
И сейчас мы молча слушаем диск с недавно выпущенным новым альбомом
Slayer — God Hates Us All, и обстановка такая интимная, словно мы совершили какое-то преступление и собрались сбежать.
— Ты знаешь, что они выпустили этот альбом 11 сентября 2001 года? — спрашивает меня Том.
Он не отрывает свой взгляд от дороги. Он всё так же сосредоточен и слегка зол на меня. Как же, мистера Пунктуальность заставили ждать!
Вообще-то мы с Риддлом типа лучшие друзья, но толика его подавленной агрессии и моя стервозность делают нас похожими на пожилых супругов.
— Это типа день того теракта?
Я смотрю на его профиль. Прямой длинный нос, густые брови и достаточно пухлые губы, с которых он без остановки сдирает кожицу.
— Мгм, — кивает Том.
Ёбанный Аполлон.
— Да ты просто кладезь ненужной информации, — усмехаюсь я.
Он резко переводит свой взгляд на меня. Лицо не выражает никаких эмоций, а глаза слегка улыбаются мне. Я знаю, что он любит эту черту во мне. Я не знаю ни одного человека, что мог бы выбесить Риддла, кроме меня. И осознавать это мне особенно приятно.
— Хочешь поспорить о нужности того, что я знаю?
Ты?
Он едет, не смотря на дорогу. Он ядовито улыбается, открывая моему взору белоснежный ряд передних зубов и пару клыков. Том ждёт, когда моё лицо исказится в гневе или усмешке; он любит смотреть, как эмоции на моём лице меняются от его слов.
Я знал, что эта поездка будет просто чудесной. Наши препирательства – это отдельный вид искусства, и мы можем заниматься этим часами.
Я лишь слегка закатываю глаза, ухмыляюсь и отворачиваюсь обратно к окну.
Я сижу вполоборота так, что одно бедро вжимается в тканевое сиденье машины сильнее, а Тому остаётся лицезреть большую половину моей спины. И он наверняка недоволен этим.
— То тебя не заткнешь, то молчишь, словно язык проглотил, — бубнит себе под нос Том, зная, что я это услышу.
Я кидаю на него взгляд из-за плеча.
— А что я должен говорить?
Да у нас всегда тысяча тем для разговоров. Мы всегда на своей волне. Бесконечный поток непонятных другим шуток и споры ни о чём. Сейчас я молчу принципиально, уж больно много он из себя строит.
Он бросает на меня секундный укоризненный взгляд.
Я разворачиваюсь. Я никогда не умел подавлять своё любопытство и интерес. Я хочу, чтобы он озвучил свои желания. Чего хочет от меня Риддл?
Он улыбается, и по моей давно придуманной риддловской шкале опасности я оценю его сейчас на восемь из десяти.
Сейчас он как хищная самка. Сначала виляет хвостом и трётся мордой о самца, а потом жадно набрасывается, не контролируя ни один из своих порывов.
Том жадный. Том беспощаден и дик. Я бы боялся его, если бы не засовывал в его пасть свою голову каждый день.
Я начинаю подпевать играющей Bloodline. Точнее сказать, пытаюсь перекричать её, чтобы Том слышал только меня, только мой надрывающийся голос.
In my veins your eternity.
В моих жилах твоя вечность.
I'll kill you and your dreams tonight:
Я убью тебя и твои мечты сегодня вечером:
Begin new life.
Начать новую жизнь.
Bleed your death upon me
Пролей на меня свою смерть,
Let your bloodline feed my youth.
Пусть твоя родословная питает мою молодость.
Он закатывает глаза. Он жалеет, что развязал мне язык.
Я смотрю на его руки. Том отбивает такт песни подушечками своих длинных пальцев по кожаной поверхности руля.
И вот я снова представляю, как эти пальцы сжимают моё горло или вцепляются в мои костлявые колени и оставляют на них синяки.
Я не помню, когда начал бегать по этому невидимому содомическому кругу, представляя себя и его.
Песня уже сменилась следующей, а я всё беспрестанно смотрю на него.
Я перевожу взгляд на его темные жидкие волосы, что достают до плеч и слегка склеиваются к концам. Шершавая и покрасневшая кожа на шее ходит каждый раз, когда он глотает слюну или что-то говорит.
Он припадает ртом к моим плечам и сжимает мою тонкую кожу своими острыми зубами. Его руки расположились у меня на талии. Он держит меня. Не даёт мне сдвинуться, но продолжает толкать в эту пропасть.
Я чувствую огненный шар в области паха.
Вот чёрт.
Девушки у меня нет, парня тоже. Я не нуждаюсь в любви, заботе, контроле и прочей хуйне, за которой люди прячут свои комплексы и болезни.
Я могу назваться асексуалом, но есть кое-что, что не даёт мне это сделать.
Я слишком часто представляю себя под своим лучшим другом. Слишком часто просыпаюсь от очередного мокрого сна, где я изнемогаю от желания, где он издевается надо мной, заставляет меня умолять. Я нуждаюсь в нём. Прямо здесь и сейчас я хочу Риддла. Желаю его и получу во что бы то ни стало.
В горле пересохло и сушит губы.
В дверце Тома лежит бутылка воды, и это сейчас как никогда кстати.
Я тянусь к двери, проскальзывая между его рукой, которая крепко вцепилась в руль, и ногой. Я специально задеваю его колено своей горячей ладонью, а грудной клеткой наваливаюсь на пах. Я чувствую, как он вздыхает и пытается поджать ноги. Он в прямом смысле сокращается от моих действий, а его дыхание становится еле заметным, словно он вдохнул и не выдыхает.
Взяв бутылку в руки и попятившись назад, я заглядываю в его глаза. Хитро и намекающе, он просто не может не понять. Он не может не заметить этот взгляд.
Я медленно раскручиваю крышечку от бутылки, продолжая смотреть ему в глаза. Мой рот слегка приоткрыт, а глаза прищурены. Наверное, вне ситуации я бы выглядел очень глупо с такой физиономией.
Но сейчас моё возбуждение двигает мной и заставляет приоткрыть рот чуть шире, припадая губами к бутылке. И я запрокидываю голову вместе с бутылкой в руках так, что на каждом глотке кадык выделяется, и натягивается тонкая кожа на шее. Я делаю пару глотков и отодвигаю её ото рта с характерным, слегка хлюпающим звуком.
Он смотрит на меня.
Губы влажные и немного припухшие, я провожу по ним языком.
Он меняет руки и теперь на руле лежит правая, а левую он вытирает о ткань брюк.
Он смотрит недоумевающе. Вопрошающе.
— Что ты творишь? — спрашивает Том.
И я ухмыляюсь: он чувствует себя некомфортно.
К слову, Том бисексуал. Точнее, ему плевать, что и кого ебать.
И это всегда давало мне ещё больше свободы для фантазий. Согласись, когда у человека нет ног, ты даже не пытаешься представить, как он бегает.
А мне представлять разрешилось самой судьбой. Словно дьявол искушает меня. Риддл и есть дьявол.
И этим мои фантазии сейчас заставляют моё тело двигаться так, что даже слепой увидел бы тут желание, даже глухой услышал бы эту мольбу.
— Что? — переспрашиваю я.
Я веду себя, как ни в чём не бывало. Я - невинная овечка, Том - хищный волк.
Только на деле всё с точностью наоборот.
Я заставляю его представлять меня сейчас также, как я регулярно представляю его.
Моей решимости стоит позавидовать, точно так же, как и моей глупости.
Я тянусь к нему, обжигая своим горячим дыханием кожу его щеки и шеи. Я шепчу ему на ухо:
— С каких пор ты сдерживаешься? Разве не ты мистер-беру-всё-что-хочу-и-сразу?
И он слишком сосредоточенно смотрит на дорогу. Не двигаясь, он лишь изредка моргает. Том сглатывает и тяжело выдыхает.
— Блять, какой же ты...
— Какой?
Я жду от него всплеска, бури.
— Малолетний придурок, — выдыхает Том.
Моя задница напрочь отказывается сидеть на одном месте – теперь я стою на коленях на сиденье Крайслера и тянусь к объекту своего вожделения, слегка прогибаясь в спине, как кошка.
— Ты старше меня всего лишь на полтора года, — напоминаю я Риддлу.
Он постоянно упоминает нашу разницу в возрасте, когда устаёт спорить со мной.
— Да что с тобой? Такое ощущение, будто в твой блядский RedBull подмешали афродизиак, — говорит Том.
У него слишком частое и громкое дыхание.
— Желаешь помочь мне? — я смеюсь ему в лицо.
Чертовски приятно видеть, как малейшее твоё подергивание за ниточки заставляет двигаться безжизненную марионетку. Особенно приятно, когда эта марионетка – Том Риддл. И я сейчас кукловод, что то и дело дёргает за ниточки.
Я жму на рычаги давления и точно попадаю на нужные: я вижу это в глазах напротив.
Том отворачивается, а я стою всё в той же слишком провокационной позе, и мысль о том, что я стою
так ради него, возбуждает меня ещё больше.
Я тянусь к его шее. Он слегка запрокидывает голову.
Он согласен на всё, что только придёт мне в голову. Я знаю это. Мы ведь...
лучшие друзья?
Я оголяю зубы и перед тем, как жадно впиться в его шею, слегка улыбаюсь. Я оставляю два засоса перед тем, как слышу его протяжный стон.
— Сука, — шепчет Риддл и запускает руку в свои длинные волосы.
Я поднимаюсь чуть выше и секунд тридцать дышу ему на ухо. Он покрывается мурашками, а уши и щёки краснеют.
Том по-прежнему старается смотреть на дорогу и быть очень внимательным. Он старается не вестись на мою провокацию.
Но разве можно не съесть желанный кусок торта, когда он вот так лежит (стоит) перед тобой на блюдце с золотой каёмочкой и так и просит: «Съешь меня»?
Пока правой рукой я упираюсь в подлокотник, который разделяет пассажирское и водительское сиденья, левой я уже во всю исследую тело Тома.
Начинаю с шеи. Я слегка сжимаю её, а затем провожу ногтями вниз, спускаясь к плечам. Я кладу руку на плечо, притягивая его чуть ближе к себе. Рука скользит вниз, задевает грудь, живот и приостанавливается на рёбрах. Мои ладони сжимают его костлявые рёбра, пока я языком провожу влажную линию от ключиц, которые в открытом для меня доступе из-за достаточно свободной рубашки с тремя не застегнутыми верхними пуговицами, до мочки уха.
Я спускаю руку ему на штаны. Начинаю вести от узких коленей, поднимаясь всё выше и выше. Я замираю тогда, когда моя рука попадает на ткань, что разделяет мою ладонь и заметно возбужденный орган Тома.
Я аккуратно сжимаю его сквозь брюки.
С уст Тома срывается глухой стон.
— Я хочу тебя, — шепчу я ему.
Том сворачивает на обочину.
