Без воздуха

POV Катя Пушкарева Я сидела на полу этой темной, душной комнатушки и осознавала, что моя жизнь скатилась на абсолютное дно. Дальше, кажется, уже было некуда. Внутри было пусто. Пусто и тихо. Как будто выпотрошили, вывернули все внутренности наружу, потрясли в воздухе для верности, а потом бросили подыхать на асфальт. Что-то подобное уже было, не правда ли? И вот… Неужели я опять скачусь в тот ад? Сняв наконец-то ненавистные туфли, я откинула голову назад и расслабилась. Нельзя, нельзя поддаваться! Я должна справиться, это всего лишь жизнь. Что такого? Но в мыслях упорно вертелось: целая… Целая жизнь! А мне ведь только двадцать шесть… Неужели…все? Темнота уютно обволакивала мои голые плечи, на стеллажах мелькали блики фар проезжающих машин, из зала еле-еле слышалась музыка. Там было весело и празднично, здесь — темно и пусто. Темно и пусто… А мне все равно. Неужели снова одна? Спешить было некуда, по крайней мере, мне. Я, похоже, везде опоздала. Или, наоборот, успела? Как странно. Успела туда, куда не стоило успевать. Будто чувствуя, что понадобятся, собирая днем клатч, кинула туда пачку тонких LM, с засунутой внутрь зажигалкой. Ни на что не надеялась, машинально. А вот как оно сложилось. Понадобились, просто необходимы сейчас! Пока ослабевшими руками доставала сигареты, входная дверь тихо открылась и закрылась. Он замер на секунду в нерешительности, а потом сел на пол, уперев локти в колени, прислонившись спиной к шершавой стене, только строго напротив меня. Я прищурилась, невольно про себя усмехнувшись, и молча прикурила, выпуская струйку полупрозрачного дыма прямо в сторону пронизывающего комнату луча света, падающего из окна. Он смотрел и не шевелился, только хмурил брови или кусал губы. Боялся что-то сказать? Глупо. Хотя, кажется, в моей жизни ничего умного и не случается. Не хотелось облегчать ему задачу, но, видимо, придется. — Будешь? — как-то на удивление просто дался мне этот вопрос. Без надрыва, без спазмов в горле, только горькое першение и привкус табака на языке. — Знаешь, Ремарк писал, что сигареты — молчаливые друзья, — задумчиво сказала я, — В отличие от людей, они не сбивают с толку. Он опустил голову, все так же не сказав ни слова, и протянул руку в знак согласия. Я вернула зажигалку в пачку и толкнула ее по скользкому полу вперед. Коробочка крутанулась и угодила прямо в открытую ладонь. — Не знал, что ты куришь, — сказал он, вставляя в зубы сигарету и привычным движением прикуривая. — Не знала, что ТЫ куришь, — повторила я, и выдержала паузу, — Зачем пришел? Закончить? Прости, у меня перерыв. Сейчас, немного отойду и продолжим. Он провел ладонью по лицу, и вздохнул. — Ты соврала мне… — А почему я должна была тебе что-то говорить? Может быть, исповедоваться тебе? Ты, оказывается, еще и священник? А, Андрей? Он сделал длинную затяжку и медленно, задумчиво, выпустил струйку дыма изо рта. — Считай, что я хочу помочь. Ты слишком многого не знаешь, Катя. — А почему я тебе верить должна? — во мне не было злости, разве что оголенный скепсис, нервы, проступающие из-под содранной кожи, — Ты как-то вел себя… располагающе? Хорошо, хоть не изнасиловал. У меня внутри зарождались какие-то чистые эмоции. Незапачканные, как будто свежие. Мне было абсолютно неважно, кто передо мной, и что я о нем знаю. Все не так, как кажется? И пусть! Он — просто человек, сидящий сейчас напротив, и этот разговор ничего не значит. Только темнота, сигаретный дым и мы вдвоем. Что это? Обнуление? — Я бы не сделал этого. Мне нужно было только выбить у тебя почву из-под ног. — Получилось? — равнодушно спросила я. — Нет, ты же все равно соврала. — Не правда. — Что же ты не сказала, что была его любовницей? Что его тесть убил твоих… — Хватит! — испуганно вскрикнула я, выпрямившись, наивно пытаясь ухватить его взгляд в темноте, — Откуда ты знаешь?! — Да какая разница, Кать? — Знал, и все равно спрашивал? — В процессе сопоставил факты, вспомнил фамилию… — ответил он, пряча глаза. — Откуда? — Я не враг тебе, Катя, — вздохнул устало и замялся, не договорил. — Ты знаешь, я почти всю жизнь думала, что у меня нет врагов. А за последние три года жизнь научила обратному. Буквально носом натыкала… — И что, теперь враги — все? Он затушил окурок прямо о паркет и выбросил куда-то в угол. — Я не верю тебе, — коротко ответила я, отворачиваясь. — Давай заключим перемирие? В любом случае, нам еще жить вместе. — Жить? — нервно хохотнула я, — Нет уж! Я сегодня же соберу вещи и поеду в Петербург, домой. Хватит с меня этой мишуры! Я порывисто дернула за лямку платья, и она упала на плечо. Но мне было все равно. Андрей тяжело сглотнул и выдохнул, как перед прыжком. — Катя, ты не понимаешь, кажется! После твоего сегодняшнего разговора с Денисом, он может начать рыть. Под тебя рыть! И ты в опасности, пойми. В реальной опасности теперь! — А раньше была какая-то мифическая?! — возмутилась я, — У тебя что, хобби такое, помогать сирым и убогим? Я достаточно жалкая, чтобы меня спасти?! Я резко вскочила на ноги, порываясь выйти за дверь, но он тут же меня остановил, настойчиво сжав мне плечи, но держась на расстоянии вытянутых рук. — Да стой ты, Катя! Мы так ни к чему с тобой не придем. Давай ты не будешь рубить с плеча? Я докажу тебе, что не желаю ничего плохого. — Хочешь, честно? — я пытливо взглянула ему в глаза, как будто пытаясь найти ответы на все свои вопросы. Андрей нерешительно кивнул, но смотрел прямо, с готовностью, не отворачиваясь. — Иногда мне действительно кажется, что ты — единственный, кто говорит правду. Только звучит она грубо, как пощечина. — Так ты веришь мне? — нахмурившись, переспросил он. — Знаешь, что я недавно поняла? Даже можно сказать, сейчас. — Что? — Что у всего есть своя цена. Какая твоя, Жданов? Он мотнул головой и только невесело усмехнулся. Согласился, я точно знала, чувствовала. Как будто моя интуиция настроена на его волну. У него есть цена, и он стоит дорого, очень. Но тут только одна загвоздка: мне платить нечем, а значит… — Доверие — это очень много, особенно когда его недостоин. — Это «нет»? — спросил Жданов. — Нет, Андрей Палыч. — Снова на «вы»? — Зато честно! — хохотнула я, — Вы с завтрашнего дня — мой начальник. — Значит, остаешься? — Нечего терять. Пора бы привыкнуть… — грустно улыбнулась я, пытаясь сглотнуть подступающий к горлу комок. А как было бы просто довериться сильному мужчине, свалить на него все свои проблемы и просто прижаться к широкой груди. Готова поспорить, что Андрей бы все разрулил, разрушил все стены, горы свернул, учитывая его пробивной характер. Ради меня? На кой черт ему это? Просто так? Из благотворительности? Я была уже слишком взрослой и наученной горьким опытом, чтобы поверить в сказку про доброго Деда Мороза. — Не плачь, Катька, — как-то на удивление тепло сказал он, как будто почувствовал мое состояние и ободряюще сдавил мне плечи, — Теперь все будет по-другому. И… прости за… Кажется, он смутился. Хоть и не оправдывался, но был… искренен? Или Жданов просто прекрасный актер? Плевать. Уже плевать! — Проехали, — бросила я, поведя плечами, освобождаясь от его мертвой хватки. Он без вопросов отпустил, а я подняла с пола туфли и решила все-таки добраться до злосчастной гримерки, если там еще хоть кто-то остался. Дошла до двери и обернулась: — Вы ничего обо мне не знаете. — Как и ты обо мне, — послышалось в ответ. POV Андрей Жданов Я захлопнул дверь и уперся лбом в ближайшую стену. Было гадко до невозможности, в первую очередь, от себя. Со мной такое и раньше бывало, но чтоб так сильно! Андрей Жданов всегда умел правильно расставлять приоритеты: дело — в первую очередь, потом — все остальное. И сейчас ведь все для этого треклятого дела! Но в груди все рвало, выворачивало, как будто ребра перемалывало от вида этой девчонки. Она там, сломленная и опустошенная. Одна. Постояв буквально пару минут в тишине, я зашел обратно в подсобку и увидел Катю, достающую из сумочки сигареты. Да, кажется, я ее сломал. Вот так просто, блять! Не знаю, зачем я тогда вернулся, это до сих пор выше моего понимания. Просто не мог знать наперед, что тот момент станет моей точкой невозврата. Что после него вся жизнь перевернется с ног на голову, и уже станет невозможно забыть, не думать, выкинуть, отпустить. Нет, я не влюбился. Тогда я ее зауважал. Она держалась настолько достойно, стойко, спокойно, как будто внутри стоял стальной стержень. Не истерила, не кричала, не топала ногами, как это делали бы другие на ее месте. Смотрела своими огромными пустыми глазами и твердо говорила: не верю. А вот я верил. Такое опустошение — это готовность перед смертью, когда нечего терять и некуда бежать. Она смирилась, и в этом, почти мазохистском, смирении, я все отчетливее видел свое отражение. Это была моя собственная ломка, я узнал ее, даже искаженную в огромных девчачьих глазах. Отпустить ее в Питер было сродни убийству. Не добрались бы Крестовские, она бы сама наложила на себя руки. Почему-то в этом я был уверен. А может, Кирилл бы справился? Но он бессилен даже перед своей ломкой, куда ему еще и ее? Я понял, что не смогу, не отпущу ее, не хочу этого делать. И не во влечении дело, не было его как такового в тот момент. Катя сидела на полу изломанной куклой с сигаретой в руках и задумчиво глядела в темное окно. Она была мне нужна, как будто знала что-то такое, чего я не знаю. То, что мне сейчас необходимо. Это глупо и высокопарно как-то, но мне было плевать. Не послать ли к чертовой матери все эти условности? — Вы ничего обо мне не знаете, — бросила она у выхода. А я хочу. Теперь хочу. — Как и ты обо мне, — ответил я и пошел вслед за тоненькой фигуркой дальше по коридору. Дверь в гримерку Милко по обыкновению была не заперта. Сам маэстро, наверное, принимал поздравления в зале. Платья и реквизит, скорее всего, увезли еще пару часов назад. Ольга Вячеславовна обычно уходила сразу же после грузчиков, таскающих коробки. Праздник, судя по времени, подходил к концу, и в комнатушке, сплошь уставленной зеркалами, должно было быть пусто, но слышался звонкий женский смех и какие-то радостные вскрики. Катиного лица я не видел, но она решительно распахнула дверь, и картина, представившаяся нашему взору, не порадовала даже, блять, меня. На широком диване, откинувшись на спинку, сидел Кирилл и две девчонки-модельки. Он вальяжно обнимал одну из них за талию и интимно шептал что-то на ушко. Еще несколько девушек, пританцовывая, пили прозрачную жидкость из бокалов. Очевидно, мартини, полупустые бутылки от которого стояли на столике. В общем-то, я не был удивлен. Сыночек и раньше устраивал ровно такие же афтепати с бабочками Милко, но не при жене под боком… Сукин сын, да как же тебе хватает мозгов на такое?! Открывшуюся дверь они даже не заметили, равно как и наше с Катей присутствие. Не знаю, чего я от нее ждал. Подсознательно готовился к тому, что придется усмирять ее истерику, хватать и вытаскивать из комнаты. Да все, что угодно! Как женщины реагируют на такие картины со своим мужем в главной роли? И опять ее недооценил. Не сказав ни слова, Катя вышла из гримерки и только в коридоре повернулась ко мне: — Можешь дать мне ключи от квартиры? — ровным голосом спросила она, слегка хмурясь. — Кать… — Вот только не говори сейчас ничего. Дай ключи? Я ничего у вас не украду, обещаю. — Я отвезу. — Не доверяешь? — ехидно приподняла бровь она. А я только вздохнул и пошел к гардеробу за нашей верхней одеждой. Две смс для Кольки и мамы — одна минута. Путь до парковки — три. Еще полчаса гробовой тишины в машине, и мы дома. — Спасибо, — тихо сказала она и проскользнула в комнату Кира, закрыв за собой дверь. А я остался в абсолютном недоумении: это апатия на грани жестокости? Или ненависть на грани мазохизма? Врезать бы сейчас сыночку по его поганой роже, но, похоже, начать стоит с себя.