Без воздуха

POV Андрей Жданов Я лежал долго, может быть, час или два, боясь даже шевельнуться и потревожить ее сон. Думал о жизни, о любви, о женщинах и о том, что я, скорее всего, просто старею. Неужели вот он, кризис среднего возраста, подкрался? Ведь нет других объяснений, почему именно она. Да, симпатичная, ну и что? Искал, но не находил чего-то особенного. Я встречал на своем пути много женщин, и были среди них те, кто красивее, умнее, увереннее, моложе, но никто, ни одна, не смогла выбить меня из колеи, заставить забыть о своих целях и делах. Ни одна! Возможно, это такой щелчок по носу от судьбы. Ведь я всегда гордился именно этим: умением сохранять самообладание в любой ситуации. Наивно был уверен, что с собой-то уж точно всегда справлюсь! Но вот, вместо того, чтобы помогать Коле, я лежу здесь, сжимаю в руках чужую девушку и думаю о том, что не хочу терять ее. Никогда. Ни сейчас, ни через год, ни через десять. Я хочу лежать так каждую ночь. Я нагулялся. Кажется, женщинам больше нечем меня удивить. Слишком много их было, слишком разных, но все как одна. А с Катей, и только с ней, было по-другому: не только тело радовалось, горело от желания и удовольствия, но и душа. Не хотелось доказывать что-то, самоутверждаться, наоборот, было спокойно и уютно, как будто пришел домой после долгой поездки. Только моя поездка была длиною в жизнь. Ту жизнь, в которой у меня никогда не было такого ощущения, ни с кем. Может быть, только давным-давно, в забытом детстве… Не знаю, в чем загадка. Может, и правда, пары создаются на небесах, и она — моя? Пусть пришла ко мне через пень-колоду, но это же не проблемы, так, затруднения. Разве может людей что-то остановить, если они хотят быть вместе? А потом поймал себя на мысли, что я просто идиот. Сорвался камнем на землю и шарахнулся башкой прямо об асфальт. Это только мечты. Катя не моя. И вообще, неизвестно, захочет ли когда-нибудь стать моей. Она — жена сына, невестка, и это теперь знает весь мир. Я же не могу бросить на полпути все, что делаю. И рисковать жизнью любимой тоже не могу. Нет иного пути, чем ждать, надеясь, что в будущем обстоятельства станут более благосклонны к нам. Я тихонько усмехнулся своим мыслям, а Катя, будто услышав, открыла глаза и серьезно, сосредоточенно посмотрела в мои. — Разбудил? — тихо спросил я, а она только покачала головой в ответ. Почти невозможно было совладать с собой, не коснуться, не сжать в объятьях, но я смог. Сел, спустив ноги на пол, чертыхнулся про себя и буквально оторвал взгляд от соблазнительно закушенной губы. — Андрей, послушай… Боже, малышка, да что ж ты делаешь? Она села вплотную ко мне, поджав ноги под себя, и как будто колебалась, раздумывала над чем-то. Я не мешал, просто смотрел, наслаждаясь. Румянец, проступивший от смущения, был виден даже в приглушенном свете торшера и невероятно шел ей. Катино лицо становилось сразу живым и неподдельным, честным, сдавало хозяйку с потрохами, но в этом и была вся прелесть. Она замерла и напряглась, решилась. Дерзко и смело посмотрела мне в глаза и наклонилась прямо к моим губам, касаясь легким поцелуем. Я опешил. Мог ожидать всего, что угодно, только не этого. Не того, о чем мечтал, но запрещал себе даже думать. Блять! Да что же она творит? Я решил не мешать ей, чтобы не спугнуть внезапный порыв, только дышать стало тяжело, практически больно. Нужна была еще доза, как наркотик. Ты же открыла ящик Пандоры. Ты знаешь это, Катя? Не знаю, что она увидела в моих глазах, но, замерев на несколько секунд, привстала и легко перекинула ногу через меня, усевшись прямо на колени. — Кать, я… — Чшшшшш… Это было как в классике кино: она прижала свой пальчик к моим губам, останавливая поток ненужных слов, а я уже был готов, кажется, на что угодно, лишь бы увидеть продолжение. Только бы не проснуться сейчас. Ведь это сон? — Ничего не будет, — тихо сказала она, и я судорожно сглотнул комок в горле, — Я только хочу попробовать… Катя наклонилась ближе к моему лицу, чуть поворачивая голову, и снова коснулась губ. Ну, нет! Второй раз ты так просто не отделаешься! Я обхватил ладонями ее талию и придвинул ближе к себе, понимая, что она должна была отчетливо почувствовать мое возбуждение. Что ж, в такой момент это можно и не скрывать! Я буквально впился в ее губы, на краю сознания отмечая, что абсолютно теряю голову, пробуя их на вкус. Было уже поздно останавливаться. Не осталось ничего, что могло бы заставить отпустить ее, разжать руки или оттолкнуть. — Катюша, Катенька… — выдохнул я ей в губы, спуская руки ниже, на ее бедра. — Андрей, это только поцелуй, слышишь? Я постарался унять рваное дыхание и ритмичное буханье сердца, но все было тщетно. — Ты меня без ножа режешь, малышка… — Я не могу… И я не могу! Кого это вообще волнует? Но я бы не поступил с ней так. С кем угодно, только не с Катей. Это бы поставило огромный жирный крест на нашем будущем, даже таком призрачном. Ну и что? Хоть какое-то оно могло бы быть, но только не после изнасилования. Нет, значит, нет… В конце концов, любое «нет» может рано или поздно превратиться в «да». — Хорошо, ничего, — пробормотал я, снова увлекая ее в поцелуй. Она не сопротивлялась, подавалась мне навстречу, выгибая спинку, обнимала руками, хватаясь пальцами за рубашку, послушно открывала ротик, впуская мой язык и как будто замирала. Катя совершенно точно не была опытной любовницей. Неужели ничему не научилась за два года семейной жизни? Да, блять! Я резко прервал поцелуй, отстранил ее от себя и отпустил. Моя голова — мой враг, но я не мог иначе. — Почему «нет»? Мужа любишь? Не хочешь изменять ему? — Он ни при чем здесь… просто… не хочу. Я готов был поклясться, что она была возбуждена не меньше, чем я. Невозможно сыграть страсть ТАК! Невозможно имитировать дрожь ладоней, напряжение тела, стук сердца… Не хочу? — Если для тебя это важно, то Кирилл и не был мне никогда настоящим мужем… Скорее уж другом, братом… — О чем ты? — Я никогда не видела в нем мужчину, и даже до таких поцелуев дело не доходило, не говоря уж… Я не верил своим ушам. Серьезно?! Да не может быть такого, чтобы… — Ты хочешь сказать, что у вас ни разу не было секса? — нахмурился я, и сердце забилось еще быстрее в ожидании ответа. Катя только отрицательно покачала головой, подняла руки, медленно, будто растягивая удовольствие, вытащила конец уже ослабленного галстука из узла и бросила этот забытый мной предмет одежды на пол. — За два года? Не может быть… — Я же не вру тебе, — спокойно ответила она, снизу вверх проходя пальцами по ряду пуговиц на моей рубашке. — Ты ему постоянно изменяла? — прохрипел я, не в силах проглотить комок, застрявший в горле. — Ни разу, — серьезно ответила Катя, посмотрев мне в глаза. Не врала. Не могла она врать! Или я полный идиот, что пытаюсь читать эту девушку как открытую книгу? Что если там другой язык? Что если я просто обманываюсь ее честными глазами? Катя вновь опустила взгляд и одну за другой начала расстегивать мои пуговицы. Как завороженный я наблюдал за этой картиной: она раздевала меня. Сама! И я мог кричать победный клич альфа-самца, но слова не шли, захлебывались где-то в глотке. Значит, я один такой за два года? Единственный, перед которым не смогла устоять? И мой сын не прикасался к ней, а паспорт со штампом — это только бумажка. Фикция! Чем больше раз я прокручивал эту мысль в голове, тем сильнее разрасталась в груди эйфория. Моя! Она может стать моей, и будет ей! Катя справилась со всеми пуговицами и, ладонями проведя по груди к плечам, раздвинула ткань, вызывая дрожь по всему телу. Каждое ее прикосновение обжигало, плавило кожу, добираясь до оголенных нервов. Мне не хотелось даже шевелиться, как мог я сдерживал улыбку, настолько же искреннюю, насколько безумную. Моя! Я не сопротивлялся, когда она стянула с меня рубашку, когда прикоснулась губами к шее, чуть ниже уха, когда прочертила дорожку влажных поцелуев к ключице, и остановилась, глубоко вдыхая. Мое возбуждение, казалось, давно уже достигло предела, но все еще нарастало. В паху уже ныло, и, я уверен, Катя знала, что я готов ко всему. Прямо сейчас. С ней. Стоило только сказать. Она медлила, а я, недолго думая, потянулся к застежке на спине. — Нет, Андрей… Нет, снова нет! Я споткнулся о свои же мысли, но устоял. Что ж, значит, твои губы у меня сегодня не заберет никто. Я притянул ее к себе, сжимая с такой силой, что казалось бы, должен был сломать. Но ей нравилось, она отвечала, прижималась и неосознанно ерзала у меня на коленях. Моя. Минуты лились не то медленной полноводной рекой, не то буйным водопадом, я не считал их, просто не мог. Поверил бы, что прошли сутки, пока мы не отрывались друг от друга, не произнося ни слова, отдавались поцелуям, прикосновениям, нежности, вытекающей из кончиков пальцев. И в них было больше страсти, огня и наполненности, чем в любом моем сексе. Да, тогда я окончательно понял, что нагулялся. То и дело мои руки проникали под ее юбку, лаская бедра и гладкую округлую попку — единственные участки оголенной кожи, которые были доступны моим ладоням. Блять, да кто придумал такое дурацкое платье? Затянутое под самое горло, с длинными рукавами, без намека на вырез ни спереди, ни сзади… Как броня, хранящая сокровища. Полмира я бы отдал сейчас, чтобы прикоснуться губами к ее напряженному соску, обвести языком, сжать ладонью мягкое полукружье, провести ей по животу, задевая пупок, спускаясь ниже, к эпицентру женского возбуждения, пальцами по влажной коже, глубже, сильнее. Мне было чертовски мало, но она позволяла только то, что хотела. Стоило руке скользнуть между ног или дернуться к застежке платья, Катя тут же мягко отводила ее, сохраняя эту хрупкую дистанцию между нами, и я подчинялся ее воле. Но все-таки я чувствовал, угадывал пожар в Катином теле. Мне даже не требовались доказательства, что между ее ног влажно, и трусики уже насквозь мокрые от возбуждения. Мне нужно было только ее согласие, чтобы показать, каким бывает настоящее наслаждение. Я знал, на что был способен, а с ней, казалось, преград совсем не существовало. Никаких преград, кроме слова «нет». Я забылся, просто отключил мозг, отдался ощущению мягких губ и нежной ткани, под которой ЕЕ тело, желанное, столь близко. Настолько потерял голову, что в какой-то момент перевернул девушку, уложив спиной на диван и нависнув сверху. Вот оно! Та поза, при которой она в моей власти, я между ее разведенных ног, могу играть на чувствительных точках, как на скрипке. Только и стоит, что снять ненужные, лишние тряпки, стереть границы, слиться воедино… — Моя… — прошептал я и как в бетонную стену врезался в ее холодный взгляд. — Отпусти, — отчетливо сказала Катя. Я замер на вытянутых руках и помотал головой, пытаясь выгнать оттуда сладкий туман. Это было слишком жестоко, чересчур резко. Из невероятного сна в суровую реальность. Мою голову отказывался покидать образ того, как я вхожу в нее, плавно, сантиметр за сантиметром, смакуя ощущения, она подается мне навстречу, выгибая спинку, и тело наполняется эйфорией на грани с безумием. Отпустить, отпустить — билось пульсом в сознании, но руки не слушались, до тех пор, пока она не оттолкнула и не встала напротив дивана, глядя на плоды своих трудов. Никто еще не видел настолько разбитого и растерянного Андрея Жданова. Уникальное зрелище только для тебя, Катя… За окном уже стало совсем светло. Ясное голубое небо оттеняло макушки деревьев в окне, пели птицы, и эти картинки, звуки, запахи словно проступали из небытия в мое сознание. — Вызови такси, пожалуйста, — сухо сказала единственная любовь в моей жизни и повернулась ко мне спиной. Еще один удар под дых. Кажется, я готов выдать хрупкой девочке черный пояс в этом виде спорта. — Это была такая проверка? Или наказание? Она бросила на меня быстрый взгляд и смутилась. — Просто хотелось попробовать… — Что? Вкус моей крови? — Не делай вид, что тебе близка сентиментальность… — дернула красивым плечиком Катя. Я усмехнулся. — Да, это точно не обо мне. В конце концов, эта ночь у меня была. Катя — не сон, не наваждение, не плод воображения. Она — реальность. И эти сексуально припухшие губки, растрепанные волосы, румянец на гладких щеках, безнадежно измятое платье — это все сделано мной, и никем иным. Это — мое, и она сама будет моей тоже. Рано или поздно. *** Такси ехало еще час, который мы просидели в беседке около дома. Я курил одну за одной Катины сигареты, заглушая волнение, а она задумчиво затушила половину первой и только молча глядела вдаль, чуть щурясь и морща носик. Да, меня отчетливо начинала бесить вся эта ситуация. И нет, Катю я не винил, только себя. Откровенно говоря, у нее не было никаких причин доверять мне и, тем более, любить. Все, происходящее со мной — только мои заморочки, и ничьи больше. Вот себя и стоит наказывать. Выглядели мы, конечно, весьма колоритно, растрепано и устало, как после бурной ночи. Таксист косился с интересом, но, к счастью, смолчал. Убил бы, ей богу! Да и вообще, не отказался бы сейчас от хорошей такой драки, крепкого мордобоя, чтобы за физической болью потерять душевную. Слишком много неизрасходованной, чистой энергии скопилось внутри, а у меня не получилось пустить ее по назначению. Побегать что ли сходить? Или вообще плюнуть на свою сентиментальность, вспомнить, кто я есть, и поехать к одной из своих любовниц. Насрать, что утро. Кто-нибудь дома. Только поможет ли? Я усмехнулся и покосился на Катю. Ни одна любовница ее уже не заменит. К чему обманываться? Только усложнять себе жизнь. Я покачал головой, сунул водителю деньги и вышел из машины, прикидывая, как нам лучше зайти домой. Интересно, Кирилл дома? Спит или ждет ее? Может, мне вообще уйти? Переодеться на работе, например. Но Катю это, кажется, не заботило. Она уверенным шагом пошла к двери, и я ничего лучше не придумал, чем пойти за ней. Можно было только гадать, что у нее на уме, но если она не сомневается… На что-то решилась? Только на что? Ответы на все мои вопросы нашлись сразу же, как только мы переступили порог квартиры. Кирилл вышел из спальни и застыл у двери. Наверное, это был первый и последний раз, когда я испытывал перед ним стыд. Слишком очевидная картина, пошлая, грязная… Что говорить? Оправдываться? Вот только оправданий мне не хватало, блять, сейчас! Кто поверит, что ничего не было, если невооруженным глазом видно, что было, как минимум, многое. Сам бы ты поверил? — Явились? — зло спросил он, — Странно, папа, ты говорил, что не знаешь, где моя жена. Катя пустым взглядом посмотрела сквозь него и кинула в угол прихожей туфли, которые держала в руках. Оперевшись о стену, стянула кроссовки и, мягко ступая по гладкому полу, молча прошла в спальню. — Где ты была? — повысил голос сын, и я напрягся, как бы он не пошел вразнос, — Я спрашиваю, ГДЕ ТЫ БЫЛА?! — А есть разница? — безэмоционально ответила она. Я нахмурился. И это — Катя? Робкая милая девочка? Та, что сама разожгла во мне огонь ночью, та, что смотрела сейчас с ледяным спокойствием. Актриса? Она достала из тумбочки какие-то косметички, папки с документами и кинула на кровать. — С ним спала, да? — прошипел Кирилл, кивая на меня. — Да, этой ночью я была с ним. Еще вопросы? Она приподняла бровь, оценила его реакцию и продолжила доставать вещи из шкафчиков. Меня не покидало ощущение нереальности происходящего. Я не мог даже двинуться с места, наблюдая картину семейной ссоры. Был ли я рад? Нет. Это было грубо, низко, гадко, не хотелось видеть Катю такой, но и отвести взгляд, уйти, не мог. Чем кончится эта перепалка? Моей окончательной ссорой с сыном — бесспорно. Презрением родителей? Вероятно. Но меня пока интересовала только она, Катя, и ее решение. — Шлюха, — выплюнул ей в лицо Кир, — Такая же блядь, как все! Только и можешь, что ноги раздвигать! — Да, так бывает, — спокойно ответила Катя, положив перед ним открытую папку с документами, — Это мое заявление о разводе и нотариально заверенный отказ от раздела имущества. Подпиши и избавишься от меня навсегда. Она вытянула из шкафа небольшую спортивную сумку и начала утрамбовать все, что было разложено на покрывале. — И что, так просто возьмешь, и уйдешь?! Катя пожала плечами, взяла в руки какие-то вещи, обошла мужа и закрылась в ванной. — А ты, мразь, ничего не скажешь?! — обратился Кир ко мне. — Что ты хочешь услышать? — Присунул и рад, да? Хороша? Понравилась девочка? Только ничего не смутило? Я провел руками по лицу, но легче не стало. Я ведь не желал ему зла никогда, но эта ненависть, чистая, неподдельная, уже не исчезнет никогда. — Кирилл, послушай… В этот момент дверь ванной открылась, и оттуда вышла Катя, уже умытая, причесанная, переодетая в джинсы и легкую кофточку. Она забрала из комнаты сумки, надела лодочки на высоком каблуке и пошла в мою сторону. — И что, вот так и уйдешь? Да, Катя?! — крикнул ей муж, сжимая кулаки. Мне показалось, что он точно сейчас кинется на нее, и тогда драки не избежать. Но обошлось. — Да, так и уйду, — не поворачиваясь, ответила она. — Ну и вали, ДРЯНЬ!!! — заорал Кирилл, — Не возвращайся никогда! Ненавижу тебя, шлюха!!! Он метнулся в спальню, громко хлопнув дверью, и в квартире воцарилась тишина. Только стук Катиных каблучков отсчитывал секунды. Глупо. Какой-то по-детски наивный скандал. Может быть, стоило объясниться? Поставить точки, поговорить, как взрослые люди… Или это пройденный этап? Я же почти не знаю ничего об их отношениях. — Прощай, Андрей. И проследи, пожалуйста, чтобы он подписал заявление и развелся со мной. — Куда ты собралась? Давай я отвезу. Она посмотрела на меня мягко и ласково, улыбнулась и покачала головой. — Нет, хватит. Я не хочу. Это не жизнь, а настоящий фарс. Правда? Не для меня. Было приятно познакомиться, Андрей Палыч. Но это все. — Это все, Катя… — пробормотал я машинально. Нужно было что-то ответить, остановить, убедить… Не могла же она просто так уйти именно в тот момент, когда я обрел надежду на счастье? Могла. Это было бы только мое счастье, не ее, и моя жизнь, которая для этой девочки была чужой и тягостной. Так пусть она будет счастлива, я справлюсь. Всегда справлялся, значит, и сейчас получится. Я растерянно оглянулся по сторонам, убеждая себя, что все правильно, как надо, но не чувствовал уверенности. Она уходила и все снова вставало на свои места, только радости уже не было, поздно. Катя поежилась и, неуверенно ступая на высоких каблуках, вышла за дверь. Прямая тонкая спина, расправленные плечи и вскинутый подбородок. Она была уверена в том, что делает. Долгий взгляд на прощание, как будто в замедленной съемке, и хлопок двери, разделившей мой мир на «до» и «после». Удивительно, как слаб может быть сильный человек. Но я справлюсь. И ты справишься, малышка. Я все для этого сделаю. POV Катя Пушкарева Я знала, что прощалась с Андреем той ночью. Странно, но два противоположных осознания пришли ко мне одновременно, разрывая и так больную душу в клочья. Я, кажется, любила этого мужчину, именно так, как хотела любить, не за что-то, а вопреки всему, даже здравому смыслу. Это чувство было в точности таким, какое может оправдать если не все, то многое. Я чувствовала Андрея каждой клеточкой, тянулась и больше всего на свете желала быть рядом. Но не могла. Да, мне не было жизни рядом с этими людьми, ведь это не мой мир, не моя судьба, я им чужая, как ни крути, как бревно в глазу. Даже для Жданова, даже для Кирилла, для всех окружающих я — марионетка. Все указывают, как мне жить, как поступать, как одеваться, как себя вести, а я устала от этого. Как я могу обрести счастье, если не владею собой? Я только подчиняюсь и не беру на себя ответственность за происходящее. Это априори проигрышный вариант. Истина свалилась на меня, как кирпич на голову: я должна жить сама. И пусть опасно, пусть меня даже убьют через месяц, пусть не буду много зарабатывать, пусть голодать буду — это все мелочи, если я буду свободна. Все, что я делала дальше, было будто во сне. Я поцеловала Андрея, сама, подсознательно мечтала попробовать его губы на вкус, грезила этим, даже во сне видела. Его поцелуи были волшебными, опьяняющими, безумными, но не могли уже остановить меня. Я уходила, не кривя душой, не оборачиваясь, хотя очень хотелось. Просто скидала в сумку одежду, которую действительно полюбила, влезла в шикарные туфли — особый подарок Милко, и вышла за дверь. Все. Один звонок с вокзала, и Ромка встретил меня в Питере, взволнованный и растрепанный, окинул цепким, изучающим взглядом и забрал багаж из рук. — Что случилось? Почему ты приехала? Я пожала плечами и улыбнулась. — Вернулась. — А муж? — Развожусь. — Катя, да что случилось? — нахмурился он. — Ничего, все в порядке… Кажется, я говорила недостаточно убедительно, но мне было все равно. Зачем доказывать кому-то что-то? Бред. Пора усвоить, что я не обязана оправдываться, особенно, говоря правду. Мы приехали на мою квартиру, запыленную, с затхлым, нежилым запахом. Я открыла настежь все окна, впуская вечернюю прохладу, достала любимые кружки и заварила чай, отыскавшийся в шкафчике. В этом городе особый воздух, влажный, густой, с особенным запахом вековой истории. Я делала глубокие вдохи до боли в легких, и пританцовывала, порхая по кухне, пока Рома, сидя за столом, с интересом наблюдал за всеми моими действиями. — В такие вечера хочется слушать Сплин и пить красное сухое вино из большого бокала на длинной ножке, — улыбнулась я, взглянув на Малиновского. — Расскажи мне, какие у тебя планы? — Нет. — Что? — не расслышал он. Я кашлянула, прочищая горло, и снова заговорила. — Нет, я не буду ничего рассказывать. — Не доверяешь? — нахмурился он. — Просто хочу научиться жить сама. Своим умом, без помощи и подсказок. — Кать, я же, вроде, не давал тебе повода… — Нет, нет, Ромочка, — я подошла к нему сзади и по-дружески обняла за шею, слегка сжимая, — Дело же не в тебе. Просто хватит жить чужим умом! — Ты не понимаешь… — Не хочу! Не хочу знать ничего. Опасности, беды… Моя главная беда — это я сама. Он весь вечер пытал меня, что же случилось в Москве, заходил и так, и эдак, обидел ли меня Жданов или его сын, почему я уехала, что буду делать… а я только улыбалась. Не было ничего конкретного, и быть не могло. Просто наконец-то я была уверена в том, что делаю! Видимо, выводы, которые я сделала сейчас, оказались верными. Именно тогда начинал выстраиваться мой мирок, светлый и счастливый, в котором хотелось жить, наслаждаясь этой жизнью. Когда уже стемнело, я стала отправлять Малиновского домой. Он сопротивлялся, предлагал не оставлять меня одну, недоверчиво косился на мою счастливую улыбку, а на выходе сжал в объятиях, не дав возможности даже ахнуть, уткнулся носом в волосы и тяжело вздохнул. — Мне кажется, тебя стоит только оставить одну, ты тут же ускользаешь из моих рук. — Меня в них никогда не было, — хмыкнула я. — Была, — улыбнулся Рома, — Помнишь? Тот единственный раз… Я напряглась, ощущая жар от его ладоней, но не было эйфории, возбуждения или радости. Хотелось побыстрее вырваться, освободиться, и я уперлась руками в его грудь, отталкивая. — Нет, Рома, не помню. Все было в прошлой жизни, не со мной, не с нами… — резко ответила я, — И тебе тоже стоит забыть. — Так, значит? А я не смог… забыть так просто. — Мы только друзья, не больше. — Прости. Его слова и загнанный, побитый взгляд только подтвердили мне, что я собиралась все сделать правильно. Он уже жалел, или пожалел бы очень-очень скоро. Теперь я не обманусь, не начну строить дом на старых обломках. Мне не нужны были отношения, не нужен был никто рядом. Мое тело и мозг отчетливо дали мне понять, что я теперь таю в объятиях только одного единственного мужчины, но он далеко, и, скорее всего, останется несбыточной мечтой. Все, что мне осталось — это воспоминания о наших разговорах, о поцелуях, о поездке по ночной Москве волшебной ночью. Он — мой сон, мое наваждение, и только. На следующее утро родительская квартира уже была пуста. Я там была и пропала. Собрала сумку, поехала на Московскую площадь и села в автобус, направляющийся в Гатчину. Почему туда? Не знаю, может, потому что мы однажды ездили с родителями смотреть Приоратский дворец, и мне безумно понравился его парк, размером с половину города, ничем не примечательный, но уютный, теплый что ли. По объявлению я сняла небольшую квартирку в старом трехэтажном доме, недалеко от кирхи, и сразу заселилась. Это было мое личное пространство. Пусть там все было старым и ветхим, не было стиралки, и воду постоянно отключали, но я была счастлива, и с завидным энтузиазмом драила комнатку, мыла окна и стирала шторы. Родительскую квартиру я сдала через неделю, тоже по объявлению. По-хорошему, ее стоило продать, но не хотелось заниматься бумажной волокитой. Я была настроена восстанавливать свое душевное равновесие, а для этого требовалась пауза. Работа для меня тоже нашлась быстро, неофициальная, с маленькой зарплатой, зато рядом с домом. Меня взяли продавцом в небольшой продуктовый на первом этаже дома, типичный питерский магазинчик со скудным набором самого необходимого. Туда заходили все жители близлежащих домов, так что вскоре я перезнакомилась с соседями. Это были и забавные пенсионеры, и замученные молодые мамочки, и проявляющие ко мне внимание мужчины, но все вели себя адекватно, смягчались от моей искренней улыбки, здоровались на улице, общались у дома. Благодаря этим людям, я почти три месяца жила в прекрасном тихом мирке. Ромка звонил почти каждый день. Я общалась с ним, рассказывала о прошедшем дне, но где живу не говорила. Мы встречались в Питере, гуляли, но я не спешила открывать все карты. Он не нес за меня ответственность, и это пора было закрепить как незыблемое правило. Таким было мое желание, твердое и окончательное. И даже Малиновский отныне должен был его уважать. Только одно обстоятельство отравляло мою безоблачную жизнь: когда заканчивалась дневная суета, и я оставалась наедине с собой, я скучала по Андрею. Он никак не исчезал из моих мыслей, как бы ни прогоняла, приходил во сне и просто так всплывал в памяти. Намучившись, я просто перестала сопротивляться и с наслаждением окуналась в воспоминания. Изредка я видела, что в глянцевых журналах выходят о нем статьи. На снимках Жданов был неизменно красив, свеж и обаятелен. Я покупала эти журналы, чтобы разглядывать по вечерам, кончиками пальцев проводя по любимому лицу, и знакомая продавец в газетном киоске даже пошутила, не фанатка ли я притягательного черноволосого московского мачо. Мне оставалось только пожать плечами и улыбнуться. Никто не должен был знать, насколько близко я могла бы быть к этому мужчине. Или не могла? Говорят, президент Зималетто почти никогда не спал с одной и той же женщиной дважды. Какова вероятность попасть в эти «почти»? Вряд ли бы я осталась единственной, скорее очередной. Но вся спокойная жизнь разбилась об острые камни реальности, когда в один теплый августовский вечер, заскучав на работе, я включила маленький черно-белый телевизор, настроенный на местный канал. Питерские новости начинались с громкого происшествия, о котором вещала симпатичная ведущая с горящими глазами. На повестке дня было убийство бизнесмена Дениса Старкова. Я замерла, открыв рот, и не заметила, как уронила бутылку с вином, которую держала в руках. По полу рассыпались осколки стекла, и расползлась лужа красной, яркой жидкости, будто крови. Я даже не подозревала, что в этой крови уже начала тонуть моя жизнь.