Синонимы к слову «‎реакция»‎

В одном году примерно 52 воскресенья. Одно из них было убито на попытку найти ответ на вопрос “а по каким правилам должно проходить знакомство с человеком, если знакомство уже состоялось ранее, но после него вносились такие правки к этому знакомству, что теперь нужно restart the game?”. Чжухон, судя по его приглашению, задавался таким же вопросом и, что свойственно ему, пришел к выводу — сознательно позволить этой ситуации случится ещё раз, "а там разберемся". И пусть эта ситуация произойдет в квартире самого Чжухона. Чтобы МАКСИМАЛЬНО показать своё расположение. Ну. В таких красках и мотивах увидел это Минхёк, рассуждая, что он бы поступил на месте Чжухона так же: не придумал бы ничего прямее жеста, чем формулировкой “ну, ты придешь, да?” пригласить на “обычную посиделку”, ещё и перестраховавшись по части возможной неловкости между ними тем, что они будут в компании (а там тема-за-темой-шутка-за-шуткой, но на какой-то адекватный разговор и привыкание к друг другу в итоге выйдут). И как бы да — знакомство уже было, но во время первого знакомства Минхёк был в другом статусе в глазах Чжухона. Теперь все по новой. И как бы да — формально там будет ещё и Кихён, и это один из тех редких моментов, когда его присутствие спасает Минхёка в разы больше, чем спасает ранее найденный коннект с Чжухоном. И как бы да, то, что инициатором приглашения был сам Чжухон, — и есть причина, почему на чангюновское, такое аккуратно опускающее какую-либо преамбулу и сразу переходящее к сути “ты можешь подождать меня, и мы просто придём вместе”, ответ Минхёка был отмахивающим “зачем? ты думаешь, меня что-то пугает в этой встрече?”. И как бы да — не пугает; он уже прекрасно понимает, что такое Чжухон и какие именно с ним стили в общении можно юзать, но вариант признать, что ты к этой ситуации относишься как-то не до конца “чиллово” — это спровоцировать в Чангюне старо-добрые переживания, а Минхёк только-только привык к тому, что он ведет себя так, словно НИКОГДА и НИКАКИХ недомолвок между ним и Чжухоном не существовало. Существовали только те встречи, что были после всего мафиозно-ящерного вечера, те, где Чжухон с Минхёком виделись мельком, и так формально-быстро, едва успевая в “привет-пока”, что это даже не в счет. А теперь Минхёк подходит к квартире, ловит точечный укол беспокойства в солнечное сплетение и какое-то время держит ладонь на ручке двери, не открывая и дожидаясь от своих легких ровного дыхания, потому что всем будет комфортно, если он не будет выглядеть так взволнованно. А потом он слышит голос Кихёна, такой ровный и выверенный, что можно завидовать и стремиться брать пример. Но разобрать все слова от и до в кихёновской фразе сложно. (А вот Чжухоновское, в тоне «да-понял-я-гсссподи», слышно отчетливо). — Но ты же не будешь его смущать, — уже более складно слышится от Кихёна, и Минхёк непроизвольно улыбается, находя его заботу даже милой. — Конечно, не буду, — Чжухон как бы шепотом пытается, но таким громким, что его слышно через дверь лучше, чем Кихёна, который шепот не использует. — Только не оставляй меня наедине. — С кем из них? — С двумя вместе. Мне неловко именно с двумя, по отдельности мне нормально. Чудно, — думает Минхёк. Может, он действительно был не прав в своем непреклонном “друзья — это те, кто быстро схватит все изменения вокруг тебя и в тебе”, и зря пропускал мимо ушей чангюновское “есть ряд причин, почему Чжухон под твой пример не подходит”. И, теоретически, Минхёк прекрасно понимает всю особенность скованности Чжухона. (В конце концов, Минхёк тут тоже не готов сходу лишить Кихёна звания “спасательного круга” в этой встрече). Но Минхёк через самовнушение пытается создать на лице повседневно-приветливую эмоцию, ведь все окей, ничего страшного не происходит, он пришел без какой-либо цели, кроме общения с двумя своими друзьями (запишем карандашиком Чжухона в это определение). Чжухон первым кивает в знак приветствия; щурит взгляд, приглядываясь и скрещивая руки на груди (в режиме то ли вот-вот что-то скажет, то ли очень тяжело вздохнет). Нечто наезжающее в этом чувствуется, но Кихён начинает говорить быстрее, чем Минхёк разберется в Чжухоне: — Ты вовре… — И чё, у вас все прям серьезно? — Чжухон, фальстарт, — обрывает его Кихён.— Извини, — бросает он в сторону Минхека. — Да я просто пытался пошутить,— оправдывается Чжухон, расслабляя лицо в комичной усмешке; и реально же, все в нем кричит, что он, как мог, уходил в юмор. Типа если сразу в лоб озвучить главное обстоятельство, почему им с Минхёком друг перед другом немного не норм, дальше будет легче. Минхёк понимает. — Смешно, — с напускной вежливостью подтверждает Минхёк. — Спасибо, — абсурдно так же вежливо отвечает Чжухон. — Это будет тяжелый день, — шепотом комментирует на фоне Кихён. == (А может Кихён и не особо тут какой-то спасающий элемент). В гостиной Чжухона — широкий диван, большое кресло и телевизор с огромным экраном напротив всего этого уютного комплекта мебели. И вот телевизор, на который было принято решение транслировать видео с ютуба, спасает, а Кихён, за час общения выбравший позицию отвечать на вопросы, а не задавать и не направлять застрявший в тупике разговор — халтурит. Но так Минхёк думает только первые пару минут. Потом появляются видео с ютуба, и это как постоянно обновляющийся контент, за который можно зацепиться и который можно обсудить. — Привет, Рита Скитер, — салютирует Кихён; ещё и позу выбирает для встречи с саркастичным посылом "не прошло и полгода": прислоняется плечом к стене, держит руки в карманах спортивных штанов и взгляд пытается повторить такой же, какой был у Чжухона, когда он "шутил" с Минхёком в первые секунды. Чангюн хочет верить, что выглядит куда более убедительней в игре “ничего странного не происходит, я просто пришел к друзьям”, чем выглядел Минхёк (надо быть совсем идиотом, чтобы поверить в его чилловое “ты думаешь, меня что-то пугает в этой встрече?”). — Что-то ты какой-то недружелюбный, — замечает Чангюн, а потом подбирает прозвище в ответ, даже не оборачиваясь на Кихёна и вешая пальто на вешалку. — ...Железный человек? Кихён высоко оценивающе мычит в ответ. И немного улыбается, считая, что стресс-тест окончен и можно уже не стоять с видом “ну, раз ты пришел — тебе и вывозить это всё”. (Чангюна напрягло бы куда больше, если бы Кихён был заботливо-приветлив). — Снег? — риторически с нотками аля “ну давай о погоде поговорим, мы же тут стоим слишком близко к открытой двери гостиной и поговорить о главном не можем” продолжает Кихён, рассматривая тающие снежинки на волосах и вороте пальто Чангюна. — Снег, — в такой же бессмысленный ответ уходит Чангюн, отдавая Кихёну пакет с закусками, выбранными по методу “рандомное ассорти, потому что я сейчас не в состоянии грамотно обдумать, кто что там ест, и составить меню”. Кихён хочет продолжить увлекательный диалог, теперь уже не о погоде, а о еде, но этот порыв совпадает с желанием Минхёка появиться рядом с ним, держа в руке пирожное на пластиковой подставке (это было одно из пирожных, которыми Минхёк внес свой вклад в еду за столом). Сыгнорировав существование Чангюна в ноль, Минхёк пристает с какой-то херней, предварительно назвав это “очень важным вопросом”: — Что бы ты выбрал: нобелевскую премию в будущем, — Минхёк презентационно держит подставку снизу, выставляя пирожное для Кихёна в лучшем свете и погружая в сговорчивый шёпот. — Или пироженку прямо сейчас? Кихён с сомнением смотрит на десерт, и с ещё большим сомнением смотрит на Минхёка. — Это вопрос про синицу в руках и журавля в небе? — Это вопрос про нобелевку в будущем или пирожное прямо сейчас, — имея в виду “давай быстрее отвечай, а не философию тут ищи”, торопит его Минхёк. — Любой выберет нобелевку, — излишне серьезно подходит к этому Кихён, а Минхёк пожимает плечами, при нем же отламывая маленькой ложкой кусок от десерта и, смотря в глаза, съедает его. — Любой ли? — с хитрой улыбкой уточняет Минхёк, и есть что-то высмеивающее беспринципность Кихёна. Кихёна это возмущает (но так, не на показ, а чуть-чуть внутри не дает покоя минхёковская ухмылка) и он с каким-то характером движений в стиле “ща я тебе докажу” отлипает от стены, поворачиваясь в сторону гостиной и зовя Чжухона по имени. Минхёк опускает взгляд, широко улыбаясь, когда вместе со второй ложкой пирожного слышит кихёновское: — А Минхёк тебя уже спрашивал про то, что ты выберешь нобелевку в будущем или пироженку прям… Ааа, — саркастично тянет Кихен, видимо, в этот момент заметив, как Чжухон замирает с ложкой пироженого у рта. (Не придумали ещё названия той скорости, с которой подобная сцена успокоила Чангюна до полного нуля за царящую тут атмосферу). — А ты что выберешь? — обращается Минхёк уже к Чангюну. — Как там ваша премия называется? — Пулитцеровская. — Ну так? — Минхёк ест уже третью ложку и в его взгляде столько лукавства, что Чангюн улыбается в ответ без причины улыбаться. — Пулит что-то там или пирожное прям сейчас? Презентация для Чангюна предвзято хромает, у Кихёна был задел на уровень презентации нового айфона, а ему даже пирожное как ювелирное украшение не крутят со всех сторон, а только небрежно указывают на него ложкой. — И то, и другое, — выбирает Чангюн, и думает, как бы так Минхёку передать мысль “я рад, что когда пришел, увидел тут серьезный спор из-за нобелевки и пирожного, а не квартиру в руинах”, но их разговор может быть хорошо слышим. Минхёк хмыкает, словно прозвучала шутка, которая у него в междусобойчике с самим собою и Чангюну её не понять. — Что не так с моим ответом? — Я ответил так же, — поясняет Минхёк, и его четвертая ложка пироженого. — Максимализм заразен, да? Чангюн, если ёбнуться и посмотреть на это все серьезно, не считает такой подход за максимализм, а свои личные максималистские заскоки, как ему кажется, он значительно сбавил по сравнению с прошлым полугодием, поэтому, если все рассчитать и грамотно сконцентрировать силы в определенных направлениях, можно получить в жизни “и то, и другое”. (Он специально начинает об этом говорить, зная, что выбесит, и Минхёк насильно всучит ему вторую часть пирожного, только бы он замолчал). === — Давай ты сразу ответишь на один вопрос, — вместо толкового приветствия начинает Чжухон, как только Чангюн садится рядом с ним на диване, бегло оглядывая стол, на котором пакетов от доставок больше, чем самой еды. Минхёк остается в прихожей, удивительно умудряясь говорить по телефону не во весь голос, но каждое его слово слышно даже сквозь закрытую дверь. По телевизору на стопе видео с ютуба с названием “как Илон Маск собирается колонизировать Марс?”, и Чангюн улыбается со всем своим очень теплым приливом чувств от того, как привычна и спокойна атмосфера в квартире Чжухона. Поэтому беспрекословно повторяет за ним: — Давай я сразу отвечу на один вопрос. — С кем из присутствующих ты встречаешься? — Чжухон, — предупреждающе ложится на плечо рука Кихёна за его спиной. — Да я шучу так сегодня, — нарочито устало-раздраженно закатывает глаза Чжухон, из чего Чангюн понимает, что не один сегодня получил вопрос, на который не знаешь как реагировать: то ли нервно рассмеяться, то ли содержательно ответить. — Смешно, — дает каменную реакцию Чангюн, забирая со стола первый попавшийся в руку раскрытый пакет с чипсами. Судя по еще одному закатыванию глаз, и “смешно” Чжухону уже говорили, и он делает вздох, чтобы и этот момент немного прояснить, одновременно с этим улавливая слухом голос Минхёка из прихожей: — В жизни не видел такого тинейджерского рюкзака. Взгляд да-че-вы-все-шуток-не-понимаете переключается на взгляд выстрела в упор в сторону прихожей: — Какой-какой там рюкзак?! — раскатно уточняет Чжухон. — Чжухон, — предупреждающе ложится вторая рука Кихёна ему на плечо. (Нет слов, чтобы описать, как легко Чангюн смеется). — Вот с ним и встречаюсь, — и так же легко признает, не скрывая, насколько его радостно прикалывает сейчас происходящее. — Он милый, правда? — Нет, — говорит Чжухон. — Нет, — соглашается с ним Кихен. — Не обижайся, — оправдывается Минхёк, сообразив, что к комментариям к рюкзаку моментально должно идти пояснение: — Я не имел в виду ничего плохого. Всё лучше, чем нудный портфельчик из пятидесятых годов как у Кихёна. Пауза. (Не придумали ещё названия той скорости, с которой подобная сцена добила Чангюна до ватно-счастливого состояния и открытого смеха). — Ко мне остались какие-то претензии на тему того, почему мы раньше не собирались вместе? — Ни одной, — ровно говорит Чжухон, потянувшись к столу, чтобы взять бутылку 0,5 с пивом и с щелчком открыть крышку. — Ни одной, — соглашается с ним Кихён, забирая протянутую ему бутылку. === (На самом деле, все оказалось не просто “втупили в телек и обсуждаем только видео”; у Чангюна нет предположений, как именно тут сгладились все острые углы за время его отсутвия, но он просто благодарен, что можно продолжать находиться в своей особенной невесомости ума, много улыбаться в равной степени с тем, как и периодически “уходить в себя” и вылетать из диалога). Чжухон забрал к себе мышку и клавиатуру, поэтому, по большей части он руководил темами видео, и Чангюн не чувствовал никакого подвоха, который накрывал Кихёна, заставляя его допытываться “а почему мы смотрим пятое видео какого-то твоего блогера-конкурента?”. Ну смотрим и смотрим, — думает Чангюн. Кихёну он может предложить ту же тактику: молчать, пока у Минхёка и Чжухона на каждое видео диалог строится по типу: Минхёк говорит “я не понял ничего, о чем было видео”, а Чжухон говорит “а вот это проблема блогера! а вот значит плохо объяснил!”. Ну вот такое сегодня у Чжухона соревновательно-критичное положение планет, Чангюн не считает, что тут можно сделать что-то, кроме как заткнуться, находить из всех закусок на столе любимые и искать недочеты у других блогеров, чтобы эти недочеты Чжухон избежал в своих видео. А потом вся внеплановая летучка с разбором ошибок резко заканчивается так же, как началась и Чжухон говорит “минуту” уходя в одну из комнат, которую он называет своей “мастерской”. — Наконец-то, — тихо вздыхает Кихён, не настроенный в выходные так много анализировать и так мало говорить любую пришедшую в голову чушь. Он расценивает чжухоновское “ладно, выключаем” штилем после шторма, и сообщает об этом сравнении как бы сам себе, чтобы это мог услышать только Чангюн, сидящий рядом с ним, но не мог услышать ни Минхёк, сидящий в кресле рядом с диваном, ни тем более Чжухон, исчезнувший из поля зрения. А потом “из мастерской” слышится подозрительный грохот и не менее подозрительное шуршание полиэтиленовой пленки. Мир в гостиной переходит в режим лютой тишины, и все трое смотрят на дверь той самой “мастерской”. Кихён с мольбой “нет”, Минхёк в замешательстве, а Чангюн вздыхая и, не глядя на стол, подвигая к Кихёну ближе вторую бутылку пива. — Он же сейчас не… — откровенно ноет Кихён, недоговаривая фразу. — Он сейчас да, — обрывает его надежды Чангюн. И прикидывает, что реакция Кихёна на то, что сейчас случится — это не открытое раздражение к тому стилю встречи, который Чжухон выбрал, это раздражение на то, что к подобным делам Кихён привык подходить с максимальной подготовкой, и ему никогда не был близок спонтанный и порывно-вдохновленный импульс Чжухона. — Почему вы так загадочно разговариваете? — нервно усмехаясь, спрашивает Минхёк в таком простодушном тоне, что Чангюну его жаль в каком-то смысле. Кихён не хотел делать предвкушение Минхёка ещё более сложным в своей неопределенности, поэтому обещает “а сейчас увидишь” таким тоном, после которого хочется сказать “да мне уже и неинтересно вообще-то”. Чжухон заходит с камерой, уже закрепленной на штативе, а в зубах зажимает свою тетрадь для сценариев, потрепанную и с рисунком, где космонавт в скафандре, находясь на Луне, печатает сообщение NASA, делает опечатку, исправляет и приписывает в конце “дурацкие перчатки, сори”. — Мне нуфвно снять спешефл, — всё ещё удерживая тетрадь в зубах, объясняет Чжухон; и вот — настоящая причина того, что они тут сидят, а не какое-то "ну так, увидеться, посидеть, пообщаться, постебать на тему отношенек"; Чжухон ставит штатив рядом с диваном, убирает со рта тетрадь и поясняет: — У меня на канале наконец-то миллион подписчиков, а еще скоро Новый год, поэтому пришло время для чего? … … … — Время спешла пришло, — помогает додуматься Чжухон. — Мы же специально смотрели других блогеров, чтобы не сделать, как делают они, а сделать круче. Никто не врубился в это? … … … — Короче, врубаемся сейчас, сценарий уже есть, — он переходит на капитанский тон и улыбается фальшиво мило, словно сейчас будет не лютая техническая работа, а веселая и забавная игра: — И мне нужно мнение каждого из вас. Потому что вы все разные, а значит, можете посоветовать такие же разные прикольные фишки. “Молчи, умоляю”, — взглядом передает Чангюн Кихёну, потому что если тот сейчас вклинится своими советами в хорошее настроение Чжухона, начнутся споры и рабочие перепалки на тему того, сколько времени нужно для подготовки видео; и это отразится на всей встрече, а она и так не из самых будничных. Минхёк лезет в оставленную на столе тетрадку без какого-либо разрешения, листая её, пока не находит последнюю исписанную сценарием страницу (и так ловко он это проворачивает, что Чангюн не успевает и его пропилить взглядом “давай хотя бы сегодня без таких резких движений в сторону чужого имущества”). Минут пять назад ещё все было ровно, а сейчас атмосфера так стремительно меняется, что Чангюн, из-за своего разобранного спокойствием состояния, не может в неё вмешаться и вернуть как было обратно. Потому что было все прекрасно. А сейчас Кихён пьет, чтобы молчать, Минхёк листает тетрадь так, что она чудом остается ещё со страницами, а Чжухон на творческом подъеме тормоза себе перерезает и садится к Минхёку на подлокотник кресла, уже что-то втирая про спешел и уже тыкая в тетради на что-то важное. У Чангюна голова кружится от их зарождающейся дуэтной энергии; он несколько раз открывает рот, чтобы попробовать вклиниться в диалог Минхёка и Чжухона, но там нет и секунды паузы. Поэтому он забивает. В целом, Минхёк сегодня и до этого был включен в творческую жизнь Чжухона больше, чем кто-либо ещё; он активней диссил ролики конкурентов Чжухона и подробней расспрашивал о той или иной особенности работы на ютубе с научно-развлекательным контентом. И поэтому, учитывая ещё и склонность Минхёка в творческих кругах, где кишат идеи одна за другой, чувствовать себя, как на празднике жизни, нет ничего удивительного, что ему любопытна вся тетрадка и вся “закулиска” того, как Чжухон собирается снимать спешл. Слушая Минхёка со стороны, может показаться, что это уже его видео, и Чжухон только лайк-репост-подписка на такую отзывчивость. Кихён говорит, что если Минхёк реально будет способен дотошно вытерпеть все пожелания и сомнения Чжухона по каждому кадру, без заранее оговоренного с ним плана как и что они будут делать, то — удачи, Кихён тоже тогда лайк-репост-подписка. Но почему-то ему кажется, что Минхёк тоже скоро выдохнется. — Его хватит часа на три, — делает ставку Кихён (и это ещё при всем уважении к Минхёку). — Общее дело сближает, — говорит Чангюн, забывая вначале объяснить “я рад, что они так спелись, и не хочу, чтобы ни ты, ни я это разрушили”, а уже сразу переходя к озвучиванию вывода и того, почему он против присоединяться к культу Кихёна занудить по поводу съемок спешла. — Если скандалом не заканчивается, — очень, как ему кажется, реалистично замечает Кихён. — Я надеюсь на лучшее, — скидывает Чангюн, а потом до него долетает, какие категоричные слова подбирает Минхёк, споря о конструкции вступительного слова (кажется, он называет подводку Чжухона устаревшей, и то, что такая подводка смотрится довольно растянуто и излишне слезливо на фоне тех, кого они посмотрели; а надо коротко и очень “красиво”, с попаданием в чувства подписчиков), — ...Я ставлю час. В итоге: пять часов создания вечного двигателя идей. Хромакей двигался по всей площади гостиной, дубли сменялись одни за другими, какие-то не устраивали Чжухона, какие-то Минхёк удалял с камеры, даже не показав результат. Вообще. Ни по какой логике Минхёк не должен был вести себя так прямолинейно в выражении своего мнения и так рисковать миром между ним и Чжухоном. Но он так себя ведёт. И Чангюна поражает, насколько Минхёк не пытается понравиться, хотя созданы все обстоятельства для того, чтобы он это делал. По идее, ему бы с Чжухоном почаще думать, прежде чем говорить, а не так увлекаться операторским соучастием в создании “вечного двигателя идей”. Иногда Минхёк говорит немного резко. Иногда так много резко, что даже Кихён поднимает голову и смотрит в их сторону, ожидая, что Чжухон негативно воспримет такие замечания. Но. В Чжухоне может отразиться обида в любом другом случае, но в случае своего творчества — он и хочет максимально честное мнение, очищенное от скидки на “хорошие отношения” с ним. И Минхёк не то чтобы грубо звучит. Он звучит технически и доёбывается до света, звука, деталей, переходов и прочего. Он ведет себя так же, как ведет Кихён, поэтому Чжухону удобно с такой моделью поведения работать. (Удобно ли Кихёну узнать, что у них с Минхёком одинаковая модель поведения как операторов — это уже другой вопрос). Чангюн не понимает, зачем они с Кихёном на этой вечеринке ютуба. Их мнение улетает куда-то в воздух и не долетает до адресатов, но как только они начинают общаться между собой, Чжухон свистом зовет их, пару раз щелкает пальцами и добавляет “у меня тут спешел, можно чуть-чуть заинтересованности и поддержки во взгляде ко мне направить?”. Ладно. Все лучше, чем в мороз ехать куда-то загород и искать заброшенную обсерваторию, как было на съемках прошлого поздравительного ролика, — успокаивается сам себя Чангюн. — Наконец-то это закончилось, — начинает Кихён, но его прерывает бездонный энтузиазм Минхёка. — Все равно ни черта не понятно, как получилось, давай смонтируем хотя бы минут семь? Кихён замирает с креветкой в кляре поднесенной ко рту. НЕЛЬЗЯ ТАК ВСЕ БЫСТРО ДЕЛАТЬ. Лично у него в постулатах это в корне неправильных подход. Кадрам нужно дать время “отлежаться”, глазам отдохнуть, иначе никакого трезвого монтажа не получится, они пять часов не отрываются от разных видов съемок, у них мозг взорвется ещё намешать сюда и редактирование ролика. Об этом Кихён, конечно же, говорит. Минхёк, конечно же, услышал его, пересматривая один из отрывков на маленьком экране камеры: — У меня есть два варианта того, как это может быть. Давай я смонтирую, покажу тебе, и если тебе что-то из этого подойдет, ты просто продолжишь видео в том же стиле. Чжухон в шаге от того, чтобы кинуться к нему на шею. Вместо этого он говорит “велком”, открывая нараспашку дверь в комнату (он вообще не любит все это "объяснение на пальцах", так что раз тут само собою выяснилось, что Минхёк умеет в монтаж, то велком и только велком). Минхёк идёт по указанному маршруту, даже не отрываясь ни от ещё одного неудачного дубля с камеры, ни от продолжения своей прошлой мысли насчёт перехода в начале. Кихён ищет в Чангюне поддержку и сообщение новостей, потому что тот сидит так, что может увидеть часть того движняка, что организовывается в мастерской против воли Кихёна. — Там включается компьютер? — без особой надежды уточняет Кихён. — Там включается компьютер. — Мы тут до утра. — До утра следующего дня. — Может, нас обойдет это стороной. — Нас когда-то обходило это стороной? — Вас слышно! — орёт Чжухон. …. Пауза. Кихён продолжает в той же громкости голоса: — Он нас не слышит на самом деле. — Нет, иначе возмутился бы круче, — соглашается Чангюн. — И не он один бы возмутился, — подмечает Кихён, а затем молчит какое-то время и осторожно направляет разговор туда, где его ждёт подтверждение того, что он был прав. — Не всё так страшно оказалось, да? — Ты о чём? Ну понятно, — сам себе кивает Кихён, перед глотком пива отмахиваясь: — Да уже забей, вопрос снят. — Вот поэтому мы с тобой и дружим, — говорит Чангюн, а Кихён смеётся уже так, что его точно слышно в соседней комнате. === Чжухон шустро разворачивает вокруг биржу труда и без работы не остается вообще никто, особенно те, кто этой работе сопротивляются (Кихён), и особенно те, кто делает вид, что он в комнате существует в виде интерьерного решения (Чангюн); Чжухон, в стиле “примите как факт”, заставляет их кружок “отчуждения” переместиться на диван в мастерской, чтобы все бубнение было за его спиной, пока он тут прикатывает второе компьютерное кресло к первому, на котором Минхёк обустроился с повышенным комфортом. (И явно надолго). Кружку "отчуждения" достаются наушники и ЦУ “пересмотреть старые чжухоновские видео и найти самые забавные отрывки, которые подойдут для спешла”. Задание, вроде, не требующее какого-то лишнего обсуждения, но Кихён начинает: — А почему… — Потому что, — обрывает его Чангюн, уже всовывая один из наушников в правое ухо Кихёна. — Всё, мы смирились, смотри в экран. Для полного принятия Кихён сходил в гостиную за пироженкой, и как-то с ней — с пироженкой — ему стало веселее, потому что в данный момент его задача и работа ему понятна. Находить смешные минуты в старых роликах можно и без предварительного плана, нужно только подготовить гугл.таблицу на телефоне, чтобы систематизировать подходящие моменты на “есть сомнения\это я бы точно добавил”. Идиллия, к которой Чангюн привыкает (и молится, чтобы её ничто не довело до распада на атомы), держится ровно до того момента, пока очередное видео не начинает тормозить, загружаясь на пару секунд дольше обычного; и Кихён, впервые за час молчания, находит свободное время обратить внимание на “а что там интересного происходит в активном процессе склеек кадров?”. И не может не отметить: — Брак по звуку на фразе “перенесемся”. Тут надо понимать. Кихён не хочет раздражать или провоцировать ни Чжухона, ни Минхёка; он хочет, чтобы раз уже все поняли-приняли, что черновик вступления ролика будет сделан на такую скорую руку и без плана, то давайте хотя бы сразу исправлять даже самые мелкие косяки, чтобы потом на них не отвлекаться. (Хотя со стороны может показаться, что он чем-то недоволен). А он всем доволен. Пирожное вкусное, ностальгия от видео с Чжухоном до улыбки доводит, с Чангюном не возникает никаких разногласий, Минхёк с новой терпеливой стороны открывается. Отличный же вечер. — На две секунды, — идёт в "сам знаю" Минхёк, даже не оборачиваясь на него. — И только если совсем придираться, это можно услышать, — идет в “да это мелочь” Чжухон, оборачиваясь на него. В Чжухоне перфекционизм всегда взят за основу, но достичь успеха, а не истощения от перфекционизма, у него получается только потому, что он умеет вовремя останавливаться в доёбках к самому себе. (Учился он этому долго). — Я не пытался придраться, но сразу же услышал, — а вот Кихён в это не до конца и не всегда может. — Давайте тайм-аут, — Чангюн быстрее всех соображает, что нужно делать, если Чжухон нетерпеливо вздыхает и на нервах выдыхает, а Минхёк ведёт себя подозрительно тихо. (Видимо что-то копит в чувствах к Кихёну). (И Чангюн не хочет сегодня узнавать, что именно). Кихён подобные радиоволны в свою сторону тоже умеет расшифровать. И если с Чжухоном он знает, как все дружно разрешить, то с Минхёком споры чаще всего заканчиваются тем, что их мирит кто-то третий. Поэтому Кихён пробует перебить тему. (Максимально удачно). — А давно ты умеешь в монтаж? Чангюн делает звук на видео погромче, чтобы он бил по барабанной перепонке Кихёна в одном сигнале “видео смотри, а не с ними разговаривай”, но Кихён вынимает наушник, тем самым показывая, что, может быть... Если Кихёну очень захочется… Он замолкнет. Но пока не хочется. Потому что: а что тут такого? Почему нельзя спросить? — Я в универе монтировал много видео то для учёбы, то просто ездил куда-то с друзьями и хотел красивый клип на память. Это успокаивает, — отстраненно едва слышно выговаривает Минхёк, хмурясь в экран и пытаясь без очков и линз увидеть все "инструментные кнопки" программы. — Никогда бы не подумал, — беззлобно кивает Кихён, а Чангюн снимает свой наушник, чтобы и его отдать Кихёну, не оставляя возможности сказать что-либо ещё. (Кихён активно сопротивляется и шипит “я просто разговариваю, что не так?"). — А этот “брак по звуку” легко выравнивается уже на финальном монтаже, — возвращает к претензии Чжухон, несколько раз переслушав отрывок. Не. Конечно. Чжухон очень рад, что Кихён настолько шарит в звуке, что способен быстро услышать то, что обычно Чжухон замечает только в смонтированном видео (когда проще выявить все звуковые перепады, чем в момент прослушивания разных отрывков по несколько раз подряд), но вот чё он начинает раньше времени? — Тайм-аут, — все ещё предлагает Чангюн. — Ты же потом сам скажешь, какого черта мы про этот звук не сказали, — уже себе под нос, но все ещё упрямится Кихён. Кихён же тупо хочет как лучше. Чангюн прячет лицо в ладони. Потому что получается как всегда. — Что тебе там опять не нравится? — не без отдельного, своего, личного чжухоновского раздражения уточняет он, крутанувшись на кресле уже так, чтобы видеть всю тусовку на диване перед собой. — Тайм-аут сделай, — настаивает Чангюн, отматывая видео на телефоне на пару минут назад, чтобы уже спокойно и без лишнего участия Кихёна в диалогах, в которых не надо участвовать, посмотреть вместе с ним пропущенную часть. — Ты не один работаешь и тебе не одному нужен перерыв. Чжухон, ещё не отошедший от запала в общении с Кихёном, сначала открывает рот, чтобы еще раз по-чжухоновски что-то уточнить, а потом до него доходит, на кого Чангюн намекает. Что, кстати, довольно справедливо. Чувство легкой вины значительно охлаждает эмоции, и он разворачивается в кресле уже к Минхёку. Вряд ли Минхёк так хорошо притворяется, что не слышал их разговора, скорее всего, он действительно сейчас немного отключен от реальности и настолько маниакально-сконцентрирован, что Чжухон может сказать только “понимаю это чувство”. Минхёк даже в ответ не смотрит, ещё минуту отвечая на то, как его Чжухон зовет по имени, двумя вариантами (либо “ммммм”, либо “сейчас, подожди...”). Чжухон щелкает пальцами перед Минхёком и экраном, не найдя никакого другого способа, чтобы привлечь к себе внимание. — На улице снег выпал, — сообщает Чжухон, когда Минхёк на него смотрит ужасно недовольно (как ребенка забрать с детской площадки в разгар игры). — А ещё я хочу курить. (Чжухон курит только по случаям каминг-аута лучшего друга, но тут надо придумать весомый повод для того, чтобы заставить оторваться от компьютера как раз причину каминг-аута его лучшего друга, так что сегодня в меню сигареты, что поделать). — Иди, я пока… — Ты со мной тоже пойдешь посмотришь на снежок с балкона, — ставит его в известность Чжухон, поднимаясь с кресла и достаточно четко объясняя своим тоном, что у Минхёка нет выбора, кроме как пойти надеть верхнюю одежду и узнать, какой вид открывается с балкона Чжухона. Как только за ними закрывается дверь в мастерской, Чангюн резко нажимает на паузу на видео, и из вполне себе спокойного состояния превращается в состояние речитативного наезда: — Ты домой вообще хочешь? Одиннадцать ночи, какой, к черту, брак по звуку на секунду?! — Но он же сам… — Давай я отдам тебе своё пирожное, а ты вообще в сторону компьютера больше не смотришь, договорились? — Чангюн редко бывает в общении с Кихёном в таких нервно-быстрых интонациях. Поэтому Кихён немного охуевает с этого. Но на пирожное соглашается. === Разговаривать с Минхёком наедине в теории Чжухона не пугало, на практике немного нескладно проходят первые минуты, но Чжухон мысленно страхует себя тем, что всегда есть возможность вернуться к теме общего энтузиазма по спонтанному монтажу его спешла. Проще постепенно разряжать остатки напряжения между ними (если затягивать беготню от ситуации “наедине”, станет ещё хуже). (На крайний случай — запасной вариант поговорить о снеге никто не отменял; или о том, какой красивый вид даже в ночное время суток у него тут с балкона открывается, Минхёк же по городу тащится, должен заценить). Чжухон, на логичном окончании разговора ни о чём, ждет, пока Минхёк дофотографирует до желаемого соблюдения горизонта панораму перед собой, чтобы спросить о чем-то, о чем он забывает, отвлекаясь на звук сообщения и, открыв, долго думает, а потом находит в телефоне калькулятор, затем календарь и снова долго думает. У него возникает вопрос. (И возникает желание обсудить этот вопрос прямо сейчас). И Чжухону кажется вполне естественным и ловким обрушить эту тему на Минхёка, потому что будь на месте Минхёка кто угодно другой, он бы не так бесконечно обдумывал свою реплику. Значит, и с ним надо вести себя так же, как он ведет себя с любым своим хорошим знакомым. — Вот ты в курсе, когда у вас годовщина? — в прямую спрашивает Чжухон, поднимая взгляд от калькулятора. Он чуть втягивает в “давай-давай, пожалуйся на жизнь со мной”. Минхёк на кнопку съемки нажимает еще пару раз, и вроде даже не выглядит сбитым с толку, хоть и явно ожидал любого вопроса и любой подводки к беседе-ни-о-чем-только-бы-сделать-вид-что-нам-норм, но не такой связанной с тем, почему-вообще-нам-как-бы-не-до-конца-норм. (Чжухон придерживается курса “обговорить за сегодня вслух все моменты того, что у Минхёка отношения с моим лучшим другом”, потому что он может об этом говорить, а не отрицать или делать вид, что этого не существует.) — Помню, какой это месяц, — говорит Минхёк, встречаясь взглядом с Чжухоном, но уже в конце интонационно нервно смазывает ноту, пытаясь не заржать от того, насколько это сейчас странно. Чжухон, опираясь о перила балкона, соприкасаясь рукавами куртки со снегом, поворачивает голову на Минхёка и откровенно признается не без самоироничного смешка “я идиот”: — А я не помню даже пору года, — шепчет он, широко улыбаясь. — Там на стыке мая и июня, — добавляет он, а потом нерешительно, но пытаясь так же повседневно: — Я перерыл всю нашу переписку, но так и не понял, как она считает. Чжухон прогнозировал, что Минхёк будет дольше оставаться в смятении, но Минхёк быстро чувствует чжухоновское приглашение на свободное общение и принимает его. — Ты тоже не участвовал в выборе даты, но уже странно спрашивать, какое именно это число, потому что с тобой ведут себя так, будто все очевидно? — продолжает он, убирая телефон вместе с ладонями в карманы пальто. — Обидишь жутко, если спросишь, — поддакивает Чжухон, наклоняясь чуть ближе и шепотом-шепотом-шепотом: — Я вот сейчас сочиняю сообщение в ответ на “ты уже взял отгул на этот день?”. И самое тупое, я уже второй раз забываю эту дату. — Попробуй понять по фоткам с прошлой годовщины, в телефоне же можно посмотреть дату фотографии, — предлагает Минхёк, уже зная о Чжухоне достаточно, чтобы сделать вывод, что совместная селфи в тот день явно была. Чжухон смотрит на него так, будто Минхёк выбрал нобелевскую премию в будущем, а не пирожное прямо сейчас, и был абсолютно прав в этом решении. — Ты так выкрутился? — Только не сдавай меня, — вместе с полушуткой смеётся Минхёк. Чжухон улыбается в ответ. Чжухон и не думал рассказывать про этот диалог кому-то ещё, особенно Чангюну. Ему нравится, что с Минхёком у него есть свои отношения, не связанные с Чангюном. (Хоть какой-то плюс в том, что правда не сразу договорилась до конца: они успели хорошо законтачить, проигрывая детям в компьютерном клубе и гуляя по супермаркету, быстрее, чем Чжухон узнал, что у Минхёка с его лучшим другом есть какая-то годовщина). === Мы тут реально до утра следующего дня, — пытается смириться Чангюн, пока Кихён осознает, какой невъебенный кармический долг записан за его душой, если Чжухон ловит его в коридоре по дороге к желаемой пироженке и допрашивает на предмет "реально сильно режет по ушам брак или ты придирался? Ну придирался же!" Чангюн слышит, как кто-то заходит в "мастерскую" и подходит ближе, и, раз нет встречных слов “почему ты видео не смотришь, а халтуришь?”, значит, это не Чжухон и не Кихён. — Один тут отдыхаешь? — начинает разговор Минхёк, почти падая на второе компьютерное кресло, и разворачиваясь к Чангюну. — Знаешь слово "конъюнктура"? — сразу к делу переходит Чангюн, убирая ладонь с компьютерной мышки, пока не начали шипеть на то, что он что-то не так и не туда мог нажать. Он уже поиграл с черновиком монтажа в угадай-ку на то время, когда это приблизительно все может закончиться, и мудро держит комментарии по этому поводу при себе, чтобы не влететь во второе “брак по звуку”. (Энтузиазм энтузиазмом, но это должен кто-то вовремя свернуть). — Конъюнктура? Впервые слышу это слово. Но по мне это заметно, да? — вздыхает Минхёк, лениво улыбаясь. Чангюн до сих пор не помнит, как они вообще в первую встречу дошли до этого слова в диалоге, но вполне допускает, что мог старательно выпендриваться в своем словарном запасе, чтобы Минхёк запечатлел его как серьезного журналиста, а не как просто друга своего друга, которому нужна помощь по учебе. (Но получилось, что не получилось). Сейчас Минхёк расценивает это все как забавную шутку; и Чангюн с ним соглашается, освобождая место за компьютером. Он хочет сесть обратно на диван, но остается во втором кресле, потому что пока за экраном компьютера только один сгорает идеей, а Чжухон остается с Кихёном на диване, процесс вроде как должен идти быстрее. Кихён тоже этот момент — не допускать Минхёка с Чжухоном на общем квадратном метре — просекает, и, когда возвращается с Чжухоном в комнату, быстро занимает его показом своей таблицы. Когда она заканчивается, Кихён соображает поговорить о чем-то, не связанным с деятельностью Чжухона на ютубе, чтобы немного разгрузиться от водоворота научно-образовательного сегмента в их вечере. — Как прошел ваш отпуск? — спрашивает Кихён, блокируя телефон боковой кнопкой, чтобы Чжухон перестал туда смотреть и внес свой вклад в участие беседы о жизни своих друзей. — Да, — автоматит Чангюн, разворачиваясь в кресле полубоком так, чтобы и Минхёка перед собой видеть, и голову в сторону дивана повернуть, уверенное “да” закрепляя. Вообще, вопрос вгоняет в ступор. Типа. Это очень новая ситуация: друзья знают, почему у него с кем-то были совместные планы, знают, с кем именно были эти совместные планы, и они не охуели на этой стадии настолько, что интересуются отпуском напрямую. До него до сих пор не может дойти, что та ситуация, которую он никогда не допускал за реальность, сейчас вовсю требует от него ответной реакции в режиме онлайн. — Да? — не понимает Чжухон. — Ну да, — подтверждает Чангюн ещё раз. … Кихён вздыхает с ответа Чангюна так же, как вздыхал с брака по звуку. Чжухон вздыхает с ответа Чангюн так же, как вздыхал со вздоха Кихёна на брак по звуку. Всех их че-то не устраивает ответ. Минхёк первый зовет его по имени. — Тебя спросили, как прошёл отпуск, а не ездили ли мы вообще, — и с мягким смешком исправляет услышанное, понимая из ответа, какой вопрос Чангюну послышался. — А, — не до конца въезжающе, хоть уже и с налаженной связью с Землёй кивает Чангюн. — Нормально. Пять дней довольно мало, чтобы отдохнуть, но, в целом… — Нормально? — саркастично заканчивает за него Чжухон. — Неплохо, — меняет на синоним Чангюн. И дальше тишина, за которую Кихён еще дал время что-то добавить к сочинению вслух “как я провел осень”, Чжухон же отыграл мимически “кому ты тут даешь время для ответа” и пошел в обращение к Минхёку: — Можно альтернативную историю? Минхёк чуть смеется, говорит “можно” и выдает монолог на пять минут. Чангюн за это время осознает всю разницу между Минхёком, рассказывающим что-либо в компании, и Минхёком, рассказывающим что-либо дома. Первый с частотой разных нот и эмоций, разворачивается в кресле так, чтобы видеть всех, говорить всем и ловить реакцию всех. Второй глубокий, тихий, местами монотонный и очень искренний; говорит таким голосом, каким хочет, а не каким нужно, чтобы внимание к нему было удержано. Чангюн не может решить, какой ему из них нравится больше. (Он полагает, что оба). В час ночи Кихён одобряет вариант (явно что-то при себе оставляет из комментариев, но одобряет и ждёт, когда подъедет такси), Чжухон тоже одобряет (при себе ничего не оставляет, и Минхёк немного смущается от его шквала благодарности). Чангюн с завистью смотрит на Кихёна и его фразу “отлично, такси будет через пятнадцать минут”, потому что лично его такси через пятнадцать минут явно НЕ будет, пока у него есть Минхёк, который утверждает, что “надо доделать еще пару вещей”. Кихён нервно усмехается, прощается и говорит Чжухону “ты разбудил древнее зло, удачи”. — Закончим завтра? — еще раз пробует Чжухон; может, Минхёк не расслышал, а Чжухон как-то не так донес посыл отпустить и забыть монтаж. — Почему завтра? — в упор смотрит на него Минхёк даже как-то строго и даже как-то “что ты тут выдумываешь?”. Чжухон открывает рот на ещё одну попытку и Чангюн ему мимически передает “брось эту затею”. — А ты сам остановиться не можешь, да? — понимает Чжухон, на 40% в восхищении этим/на 60% сочувствуя этому (ещё одного надо брать под своё менторство и учить тому, что перфекционизм хорош только в разрешенных дозах; и вообще, его бы с Кихёном организовать в одну группу и ездить по мозгам двоим сразу). — Три часа ночи, Минхёк. Я бы уже спать пошёл. — Без проблем, иди. Мне осталось полчаса работы, потом я сохраню на рабочий стол, а ты уже утром посмотришь. — Может все-таки... — Я брошу это на середине, только если сейчас вырубят электричество, — с улыбкой, но совершенно серьезно говорит Минхёк, и Чангюн слышит в его ноте раздражение от того, что его пытаются оттащить от чего-то, во что он уже включился всей головой. Чжухон сдается (только сегодня), но мысленно ставит задачу проесть всю сущность Минхёка (и Кихёна) своим разработанным курсом по умению останавливать себя в работе. — Чангюн рассказывал, что ты можешь и по десять часов, не двигаясь, делать чертежи, — с пониманием отзыватся Чжухон. — Приятно перестать быть невидимкой, — констатирует Минхёк, не без элемента поддевки, в которой негатива особо не осталось, но не вспомнить кажется невозможным. Чангюн игнорирует. — Не, раньше ты и не был невидимкой, — а вот Чжухон не игнорирует. — Раньше ты был девушкой, с блестящими глазами, которая помогает по учебе, — палит Чжухон напоследок, потому что находит это забавным. Вот теперь Чангюн точно игнорирует. И то, как Минхёк говорит “и почему я не удивлен?” — тоже. Чангюн остается с ним в комнате вдвоём и в какой-то момент вообще забывает, что они не дома. Это привычная картина: быть рядом, пока Минхёк не замечает рядом никого и ничего, впившись взглядом в экран компьютера; с момента его перехода на удаленную работу (точнее с момента раздражения от того, что пусть он и работает с компанией из Японии, и официально числится у них в штате, он все равно будто оторван от коллектива, до полного принятия дистанционного режима фразой "о, а так даже удобней"), для Чангюна это вполне обычный час, который они могут проводить вместе, если приезжают к друг другу не в выходной день. Только обычно он тоже смотрит в телефон или в ноутбук, а сейчас смотрит на кнопки клавиатуры и не может перестать обдумывать их отношения, ещё и на фоне сегодняшней встречи, которая, вроде не вышла за грань "обычной посиделки", но помогла окончательно разобрать все детали по нужным ячейкам. И поэтому ему особенно нравится думать про Минхёка, потому что ежедневно сталкиваться с ним в разговоре или поступках — это одно, а вот остановиться, сформулировать его образ у себя в голове — это совсем другое. Минхёк не будет считать оскорблением, если не прийти в какую-то часть города, чтобы посмотреть на его граффити, но страшно обидится, если ему покажется, что ему отказывают в обсуждении его задумки. Минхёк бывает капризным и легко раздражительным, чересчур чувствительным, но в какие-то моменты, когда кажется, что случившееся отразится в нем травмой или проблемой, он наоборот собран и все выдерживает без колебаний. Каким-то образом Минхёк умеет успокоить в нем те части себя, к которым Чангюн самокритичен больше всего. Каким-то образом он знает, за какие черты лучше не заходить, за какие заходить можно, и, что самое удивительное, за какие Чангюн всю жизнь думал, что заходить нельзя, а за них зашли, и он чувствует себя лучше, чем когда вешал табличку “нельзя”. И Чангюн флешбэчит в памяти день-за-днем, закручивая все события: он путешествовал с Минхёком, ел с ним, спорил с ним, мирился с ним, смеялся с ним, молчал с ним, занимался сексом с ним, делился с ним своими мнением по самым разным вопросам; засыпал у Минхёка на плече в поезде, вымотанный долгой поездкой, засыпал, опираясь на его грудь в ванной, усыпленный мягкими поглаживаниями под горячей водой, засыпал у него на коленях коротким дневным сном, пока Минхёк гладил по плечу, а второй рукой держал телефон и вчитывался в черновик статьи. Минхёк — первый человек, кого он видит утром, и последний, кого он видит ночью. (Ещё не каждый день, но за ним это определение уже закрепилось). — Ты ведешь себя странно, — без каких-либо понятных для Чангюна смыслов говорит Минхёк, уже что-то почувствовав во взгляде на себя, и это что-то такое, что оказалось способным пробиться сквозь его “ничего не замечаю вокруг во время работы”; ответа нет (Чангюн понятия не имеет, что на это вообще отвечать), поэтому Минхёк переводит взгляд с экрана на него, замечая на шее цепочку, которую явно заметил ещё раньше, но сейчас замечание пришлось “к слову”: — Без спроса таскаешь моё. Как отвечать на это уже понятие есть: — Я спрашивал разрешение, — отбивает Чангюн. — Не помню такого. — Это было в семь утра. — А, тогда понятно, — выдыхает Минхек, но не может не улыбнуться. — В семь утра, — повторяет он, а потом смотрит в глаза, сохраняя молчание. (И почему-то от этого взгляда внутри до сих пор что-то приятно шуршит и ноет). (Для людей, которые в отношениях не первые месяцы, это не самая частая нервно-волнительная эмоция из-за просто взгляда). — Ты был очень сговорчивым, — напоминает Чангюн. — Я был сонный. — Все равно считается, — финально мягко оспаривает он, прерывая гипнотизирующую гляделку, отправляющую разум куда-то сильно не туда. — Много ещё осталось? Я хочу домой, — добавляет он немного милым тоном, чтобы это было шутливо, а не ушло в копилку общих жалоб за весь день от его дуэта с Кихёном. (Те самые жалобы, на которые Чжухон ещё как-то реагировал, а Минхёку было вообще мимо ушей, кто там что считает насчёт его методов работы). Минхёк говорит "ещё минут десять" и уходит в свои азбуко-морзные клики мышкой, а Чангюн пытается вычислить, в какой из двух “домов” им удобней будет отсюда поехать. С работой Минхёка дома и своей работой по стабильному графику стало в разы легче жить на две квартиры; точнее, они уже смешались так, что, закрывая глаза перед сном, Чангюн не может вспомнить, в чьей именно спальне находится. Минхёк даже намеками больше не трогает тему совместного жилья, видимо, решив, что он свою позицию во всех красках передал, а гордость, вместе с совестью, не позволяют Чангюна принудить к желаемому. (Ну или, как тоже возможная причина, после своего увольнения, Минхёк не рискует сильно убеждать Чангюна в чем-то, где замешаны особенности социальной жизни с нетрадиционной ориентацией). Чангюн прекрасно понимает, что ему дали столько времени на решение этого момента, сколько ему будет нужно для того, чтобы в итоге в слове “дом” имелась в виду одна общая квартира. И. Если ещё обобщенней посмотреть. Сложно не отметить за Минхёком то, что он начал более осознанно и спокойно подходить к тому, чтобы дать Чангюну жить так, как Чангюну хочется; потому что подобное право на свободу от осуждения, лишних вопросов и попыток скорректировать чужую личность удобней для себя в обход планам этой личности, Минхёк чувствует к себе и пытается ответить тем же. И. Если продолжить обобщенно смотреть. Весь стиль жизни, что у одного, что у другого, — и есть причина, почему стабильно случаются ситуации, когда в темноте спальни путаешь свою вещь с чужой, а не ночуешь только в своей и со своими вещами. Работа Чангюна, как бы не была по строгому календарю, предполагает минимальные (и не очень) разъезды, что дает ему частые и нужные возможности быть одному и самому по себе. У Минхёка есть стрит-арт, дающий площадку, чтобы эмоционировать как пожелается его душе и в какие пожелается часы дня и ночи. Не будь у них факторов возможности “выкидывания” всего своего “чересчур” в характерах куда-то, кроме отношений, они бы “задушили” эмоциями и претензиями друг с друга еще в самом начале. Минхёк сохраняет видео на рабочем столе и выключает компьютер, чувствуя на себе взгляд Чангюна, который он никак не может трактовать, поэтому еще раз говорит, что тот ведет себя странно. — Я просто смотрю на тебя, что не так? Минхёк не улыбается, всматривается в него и меняет свой ответ на “ОЧЕНЬ странно”. === — К тебе идти через дворы минут двадцать, — отклоняет Минхёк предложение о такси, как только они выходят из подъезда. Чангюн так и не услышал, почему конкретно с ним "что-то не так", а свой ответ составил из “ничего, я просто счастлив”, но Минхёк все ещё не принял это за “окей”. — Через дворы? — Чангюн повторяет это в каком-то умилении. — Даже в карту не надо забивать маршрут? — Не, я тут ходил же, — просто отвечает Минхёк; и как-то Чангюн балдеет от того, что у него есть личный навигатор по дворам Сеула, как будто первый день этот навигатор у него вообще есть; Минхёк все-таки не выдерживает: — Что тебя так радует? — Что могу идти по странным дворам вслепую, и быть уверенным, что ты приведешь куда надо. — Это доверие называется, прикольная штука, да? В отношениях такое бывает, — немного подстебывающе от смятения-странного-смущения шутит Минхёк. (Чангюна прорывным рефлексом тянет взять его за руку именно на улице, но он по привычке останавливает себя). Все дворы по дороге пустые и тихие, а город, с ночной жизнью и неоновыми лампами реклам, живет где-то в отголоске от спального района, и он думает об этом еще метров сорок, а потом Минхёк видит стену с граффити, с каким-то тегом, сложным для разбора букв из-за темного освещения, но с очень красивым дизайном шрифта. (Хотя Чангюн сейчас в таком странном чувстве, когда красивым ему кажется каждая частичка мира вокруг Минхёка). Минхёк, конечно же, в курсе всего: — Эта надпись живет уже года три, потому что её оберегает ресторан напротив, — указывает рукой на соседнее, в метрах восьми от них, здание. — Даже скамейку рядом поставили, чтобы обозначить типа их секретное место и чтобы было удобно взять кофе на вынос и красивую фотку в инсту запилить с их геолокацией. Минхёк по-доброму хмыкает (такое использование стрит-арта в его системе мироздания только поощряется), а Чангюн делает все, чтобы эту стену и граффити на ней Минхёк смог почувствовать уже лопатками. Уже плевать, что переулок прямой и ведет прямо к автомобильному шуму и главной улице, уже плевать, как близко уличное освещение и как легко их заметить, уже так_плевать_на_все, кроме того, что хочется прижаться к Минхёку и в этих чертовых кирпичах запечатлеть всё смешинки в его вопросительных предложениях, которыми он частит и частит, пока не прерывается на поцелуй. Чангюн расстегивает пуговицы на его пальто, чтобы удобней обнять двумя руками за пояс и признаться, поддавшись моменту: — В день, когда мы вырезали трафареты, когда все только начиналось, я сидел на твоем диване и мечтал, как буду целоваться с тобой около подобной стены. А о чем думал тогда ты? Минхёк открывает глаза и долго молчит. (Чангюн считает каждую секунду такого молчания за сознательное дразнение). (Не может же его мозг так сильно перезагружаться от услышанного). Кажется, эта ситуация была давно, а Чангюн, на самом деле, не открыл какой-то секрет; и, с учетом тех отношений, к которым они пришли, Минхёка не должно удивлять подобное откровение; но чем дольше он тянет молчание и чем отчетливее чувствуется его учащенное сердцебиение, тем ближе Чангюн к тому моменту, когда хотел смутить он, а в итоге ему ещё не ответили ни словом, а уже реакция на Минхёка отзывается скачком электричества под кожей. — Все, что бы я сейчас не сказал, проиграет на фоне твоей пафосной романтичности. (Ещё бы Минхёк избежал ответа как-то иначе). Чангюн тихо смеется, вместе со смехом снижая на пару градусов своё любовное настроение, заставляющее шепотом рассказывать Минхёку что-нибудь трепетное. Он осознает себя на том уровне отношений с ним, когда можно и взволновать чем-то сентиментальным, а можно с этого же и посмеятся. (И все одинаково приносит счастье). Минхёк ярко улыбается и, на самом деле, тоже ничего не может, кроме как ещё раз прижаться к его рту, обнять за шею, тянуть к себе и тормозить разрастающийся поцелуй шуткой: — Нет, если идти до дома так, за двадцать минут мы не успеем. И Чангюн думает. Вот. Отличная ситуация, когда можно "кстати" спросить: — Тебе нравится этот квартал? (Ну, ему кажется это уместным вопросом). (Минхёку явно так не кажется, но если начнет уточнять, какая причинно-следственная связь создала Чангюну в голове эту формулировку, вряд ли добьётся чего-то менее странного). — Тут недалеко место, где мне впервые в жизни выписали административный штраф. Такая ностальгия, — смеется Минхёк, свободно играя в поддавки в хаотичном диалоге. — Ты был бы не против здесь жить? — продолжает Чангюн, приближаясь к его лицу, но слишком нервничая, чтобы сходить с пути своей мысли и отвлекаться на косвенную историю о начальных минхёковских стрит-артовских похождениях. (Чангюн решает, что ебанутость Минхёка на городе — это то, с чего надо начинать узнавать комфортное для него месторасположение, а уже потом что-то предлагать). Минхёк не сразу понимает, к чему вопрос, он запутался в нарушенной логики разговора и в коротких поцелуях, больше похожих на легкое прикосновение. — В Сеуле нет района, где мне бы не хотелось пожить хоть какое-то время. О, так это просто отлично, — думает Чангюн. — Не хочешь переехать? — спрашивает Чангюн. — Куда переехать? В этот район? — Тут есть одна неплохая квартира. Минут двадцать идти, если через дворы. Да ты издеваешься, — теряя улыбку и моментально включаясь в суть разговора, выражает Минхёк, не способный реагировать как-то иначе, кроме как серьезным и сосредоточенным взглядом. (Никаких дополнительных слов к прошлой фразе Чангюн не придумывает, хоть и пытается). — Удобней будет тебе переехать ко мне, — поэтому Минхёк первым прямолинеет, не оставляя возможности отмазаться туманными формулировками. — Моя квартира больше. (Он говорит это сдержанно и по-деловому, как предлагает заключить соглашение). — Мне к тебе, — подтверждающие выдыхает Чангюн, совсем не собрано, совсем не по-деловому и совсем плывет в полуулыбке. — И к работе тебе ближе. — И к работе мне ближе. — И арендодательница у меня живет в другой стране, а я её вижу только на аватарке в переписке. — Это, конечно, плюс. … — А давно тебя перестало это пугать? — Минхёк как робот, генерирующий один вопрос за другим, и не в силах свободно выдохнуть, пока хотя бы приблизительно не поймет, что за херня происходит и почему так внезапно. Когда. это. перестало. пугать. Чангюн понятия не имеет. Когда он об этом думает, у него в голове проигрывается голос Минхёка во фразе “давай уже решать все проблемы по мере поступления”, и это как привязывающаяся песня, которой он уже начал подпевать. — Недавно. — Хорошо. Звучит довольно комично, и Чангюн не хотел создавать такую странную атмосферу, особенно после дурашливой нежности. Наверное, надо было как-то все иначе подавать, но у Минхёка уже было время понять, что он тут собирается жить далеко не с тем, кто всегда может правильно и чётко что-либо обозначить. Чангюн первым заговаривает после длинной паузы, не меняя тему: — Но я бы поискал варианты двухкомнатной квартиры. У тебя удаленная работа, я многое заканчиваю дома тоже за ноутом, поэтому, нам будет комфортно, если у нас будет возможность быть в отдельных комн… — Ты точно-точно понимаешь, что мы обсуждаем и на что ты соглашаешься? — перебивает Минхёк, готовый вдоль и поперёк пройтись, убеждаясь, что да, сейчас все_и_всё понимают. Чангюна это немного веселит и много расслабляет. Возможно, Минхёк параноически допускает, что все озвученное — это просто новый вид спонтанности и новый подтекст действий “на эмоциях”. Это не так, — улыбается Чангюн ужасно спокойно, пока Минхёк вглядывается в его мимику и взгляд, все про "не так" расшифровывает, но хочет ответ голосом. (Как всегда хочет ответ голосом). Чангюн думает, что безумно любит его и говорит об этом вслух: — Понимаю. Я только что согласился на керамогранит.