I need a doctor

      Госпиталь военного профиля, построенный чёрт знает сколько лет назад близ Лиора, чуть севернее границы с Ишваром, представлял собой воплощение безвкусного объединения разношёрстных корпусов, половина из которых светила средь каменистых дорожек, облупленных и давно не видавших капитального ремонта, нелепой грязно-голубой краской. Те здания, которые впопыхах отстраивались нескольким позже, имели куда более демократичное и располагающее к себе (по мнению Арчера, которому видок больницы нагонял тоску неизвестного генеза) розовато-персиковое покрытие.       Основной корпус выглядел гораздо внушительнее собратьев и насчитывал порядка трёх этажей, но полковник всячески поносил начальство за решение оставить верхний уровень открытым — всё-таки, Восточный округ никогда не слыл местом спокойным, так что, по мнению Арчера, который в первую очередь был опытным стратегом и уже после работником медицинского учреждения, именно в самые верхние окна, в случае боевых действий, прилетит первый снаряд. Поскольку власть имущие в государстве Аместрис редко заботятся о сохранности гражданских лиц, слова полковника предпочли пропустить мимо ушей, весьма удачно изобразив на плотных обрюзгших лицах подобие снисхождения:       Мол, чем бы Вы, полковник, не тешились, лишь бы работали исправно — резкие слова мужчины ни на кого должного впечатления не производили.       Однако, во всём госпитале оставалось по крайней мере три человека, которые питали к новоиспечённому хирургу если не обожание, то явное уважение и, в некоторых случаях, симпатию. Премерзкого, на первый взгляд невнимательного человека, характера патологоанатома Нокса, которого Арчер имел честь узнать ещё со времён Ишварской кампании, полковник по-своему научился читать, и не без удивление отметил, что большая часть обидных слов, сказанных анатомом, на самом деле скрывает в себе нечто более глубокое, чем просто едкая насмешка. Сам Нокс, привыкший отрицать любые изменения, вносящие в стабильный режим работы нотки хаоса, успел привыкнуть к полковнику Арчеру куда быстрее, чем могли предположить их коллеги: нелюбовь к военным в принципе не позволила опытному врачу закрыть глаза на все достоинства молодого хирурга. Тот, невзирая на холодность к пациентам, оказался очень исполнительным, ответственным человеком.       В целом, доктор Нокс заимел привычку поправлять неопытного коллегу в самом начале его карьерного пути, напоминал, как именно стоит обрабатывать постоперационные раны и всячески критиковал, ругаясь на чём свет стоит:       — Клянусь, таких отвратительных швов я не видел со времён академии.       И, как оказалось позже, слукавил: швы, накладываемые Фрэнком, действительно не отличались аккуратностью, сам Нокс никогда не старался сшивать кожу ровно, но просил не ровняться на него в этом вопросе, потому как давным давно не работал с живыми пациентами. С другой стороны, проверяя как-то раз состояние экстренно доставленного в больницу пацана, получившего добрый осколок от снаряда в живот, анатом невольно присвистнул. Работа выполнена чисто, не придраться — осложнений, несмотря на сложность операции, так и не наблюдалось.       — Это ничего не значит, — обронил Нокс как-то, нарочито хмуро протирая запотевшие стёкла очков. Мальчишка, бледный как смерть, и всё же живой, лежал на кровати, укрытый тонким полотном казённой простыни, — Хоть сделано на совесть, может остаться шрам, так что в следующий раз старайся шить красиво.       Откуда-то сбоку послышалось приглушённое хмыканье. Стоя среди палаты, облокотившись худым плечом о стену, Фрэнк Арчер устало прикуривал сигарету. Высокий лоб покрыла испарина, операция действительно выдалась не из лёгких.       — Если он выживет, — начал полковник тихо, еле скрывая триумф, известный только тем, кто много раз подряд держал в руках чужие судьбы, — Этот шрам станет ему напоминанием о том, кого следует поблагодарить. Не находите?       — Ты совершенно не меняешься, Фрэнк, — встретившись с голубыми глазами хирурга, похожими отчаянно на застывший в прозрачном бокале кусочек неба, Нокс одарил того лёгкой, но улыбкой, — Хорошего специалиста отличает скромность.       — А ещё умение не критиковать молодых коллег, — подхватил Арчер, довольный ситуацией более чем. Рассмеявшись — хриплым, лающим немного смехом — патологоанатом присоединился к офицеру, доставая старую потрёпанную зажигалку.       Это была его маленькая, но всё-таки победа.       Таким образом, не без боя Арчеру удалось выцарапать себе наиболее выгодное, позволяющее совершать любые действия, кроме откровенно противоправных, ради собственных нужд положение — подобные фокусы ему уже удавались в армии, но там и правила игры резко отличались. В армии всегда имел смысл вести нечестные игры, плести интрижки, в то время как больница научила мужчину добиваться поставленных целей одним лишь физическим трудом.       Всё могло быть донельзя замечательно, если не считать срочного вызова, ради которого полковнику пришлось пройти длиннющий, похожий на кишку коридор, одна из ветвей которого вела в подвал, а другая — в реанимацию, и повернуть налево.       Запах медикаментов, без того резкий, преследующий любого медработника, стал совсем невыносимым: начинало казаться, что антисептических средств здесь разлили настолько много, что вместе с болезнетворными микроорганизмами выжгли напрочь слизистую оболочку носа и глаз. Спустя мгновение запах показался Арчеру сладковатым, а ещё через несколько секунд он сообразил, что так пахнет больное, вспотевшее несколько раз подряд измученное тело.       Если бы медбрат по кличке Рихтер (никто так и не узнал, настоящая ли это фамилия) не проговорился заранее о том, что горе-пациент молод, Фрэнк точно догадался бы, втягивая ноздрями воздух вокруг койки: это определённо точно мог быть мужчина едва моложе тридцати. Воняло спёкшейся кровью, и внезапно полковника замутило. Образы закрутились в его голове вихрем, заставляя мозг выкидывать в сознание много раз увиденные картины. Побелевший как свежий мертвец, Арчер отчего-то замер, так и не решившись откинуть грязную, пропитанную сукровицей простынь, под которой тяжко дышал так, что хрипы слышны за пару метров от койки, их больной.       Нет, спутать его с Кимбли оказалось невозможно — не без облегчения подумалось военному, когда его подрагивающие пальцы несмело сжались на покрытой бордовой коркой ткани. Пускай на мгновение мелькнула в глазах знакомая желтизна, отдающая в янтарь, мужчина, кажется, будто бы смотрелся в зеркало. В очень искривлённое, неправильное совершенно зеркало.       И это, вашу мать, солдат? Они что, издеваются надо мной?       Фрэнк Арчер медленно качает головой. И смотрит.        Юноша не тянул внешне и на двадцать пять, впрочем, глаза у него оказались такими же лазурно-голубыми, как у самого Арчера. Потерявший много крови, он почти светился в полумраке больничной палаты, анемично-бледный, с пухлыми синюшными губами. Кем бы ни был горемыка, ему досталось будь здоров: Фрэнк так и не потянул простыню ниже, засмотревшись, очевидно, на искажённое страданиями лицо.       Он молчал. Не издавал ни стона, ни плача — только шумно через раз дышал, отчего крылья его тонкого носа тяжко вздымались. Спутанные, измазанные в крови чёрные волосы неопрятно свисали на пол, обрамляли точёное, словно у куклы, лицо.       Фрэнк Арчеру, блядь, не верилось. Он почти забыл про своего больного, заглянув вместо этого в бумаги. Тупо прочитал несколько верхних строк, покрутил так и этак личное дело, а после уставился выжидающе на Рихтера, так и ковыряющего носком ботинка полы где-то позади:       — Здесь какая-то ошибка, — длинный серовато-бледный палец ткнул в верхнюю строчку досье, — Я пришёл сюда к некоему полковнику Вонгу, мужчине двадцати восьми лет. А что здесь забыл этот мальчишка, я понятия не имею.       — Да не может здесь быть ошибки, — Рихтер небрежно тряхнул головой и выхватил досье из рук военного. Несколько раз пролистал, сверился с фотографией. Книжонка в кожаном переплёте уткнулась Арчеру прямо в грудь, — Полковник Николас Вонг, двадцать восемь лет, начальник военной полиции. А вот и документы, сам смотри.       С явной неохотой военный пролистал личное дело ещё раз с таким видом, будто бумажки, которые он то и дело нервно сминал пальцами, имеют куда большее значение, чем еле поддерживающее жизнь тело, укрытое простынёй — в отчаянной попытке не шокировать медперсонал тяжестью повреждений.       Да, определённо Рихтер оказался прав. Лицо на фотографии в точности соответствовало тому, лежащему на подушке далеко не первой свежести с одной лишь разницей: мужчину с картинки плотно обтягивал синий офицерский мундир неизвестного Арчеру кроя. Что-то здесь вообще казалось странным и не желало уложиться в голове — с какой-то стати тяжело раненного привезли не куда-нибудь, но в Аместрис, на самые его окраины, где взрывы снарядов время от времени отзывались за окном предсмертным воем раненных шакалов. Будь этот Николас Вонг так важен — подумалось Фрэнку — спихнули бы его в эту проклятущую дыру?       — Так и есть, — на языке полковника равносильное «я неправ». Арчер захлопывает дело, продолжая то ли невзначай, то ли вполне осознанно игнорировать возню на койке, — Могу я попросить Вас озвучить состояние моего подопечного? — похоже, чисто армейская привычка взяла над мужчиной вверх, и он закончил так, будто в очередной раз требовал рапорт от солдата.       Сопровождающий Вонга иностранец, под метра два ростом, коренастый, исконно бандитской наружности, едва скривил губы, прожигая врача недоверчивым взглядом. Говорил он на их языке медленно, обдумывая как следует фразы, однако почти без акцента, так что в целом, с натяжкой, незваных гостей вполне можно было принять за аместрийцев.       — Вот ты и посмотрел бы, — фамильярность вырвалась сама собой, в какое-то мгновение Арчеру показалось — убьёт, возьмёт за шкирку и треснет как следует об стенку, тут ему особых усилий прикладывать не придётся. Да только вот понимает, ублюдок, что его драгоценному (почему, собственно, его?) мученику Николасу никто не сумеет помочь. Подохнет, загнётся от потери крови прямо на грязной больничной койке в стареньком госпитале на Восточной окраине, — Ты только в бумажки тыкаться умеешь или взаправду лечишь? Даже не посмотрел на него.       Кажется, Рихтер, не привыкший в подобных ситуациях лезть вперёд полковника, осмелился сделать несколько шагов к гостям и с раздражением поцокал языком:       — Мы заинтересованы в том, чтобы сделать для пациента всё возможное. Поэтому господин хирург желает узнать, что именно произошло. Если не заметили, мы теряем время. Вашему другу, спустя жалкие минуты, придётся переезжать этажом ниже.       От осознания, что этажом ниже находится морг, Фрэнк невольно хмыкнул: он-то считал, что их не в меру молодо выглядящий солдатик отправится туда гораздо раньше.       — В ЮВАС, — начал незнакомец почти оскорблённо, — Совсем другие порядки. Система сочла полковника, — тот кивнул на койку, где так и продолжал давить вздохи раненный, — Опасным для общества. Решила пришибить. Знаете, Сивилла редко промахивается, а в этот раз расстояние оказалось большим, в общем, — собравшись с силами (очевидно, говорить наёмнику было трудно), он вдруг потянулся огрубевшими от оружия пальцами к испачканной простыни, бесцеремонно срывая с покалеченного тела. Кто-то сбоку сдавленно ахнул, приложив ладони ко рту, — Полковник остался жив, правительство ни за что не согласится поставить его на ноги, но ведь вы можете? В вашей стране никому нет дела до преступных коэффициентов?       Признаться, Фрэнк ни слова не понял из речи киллера: если про союз Восточных стран военный слышал мельком и некогда учил в академии, разглядывая на политических картах мелкие, никого не интересующие точки, то слова вроде «Сивилла», «система» или «коэффициент преступности» для него так и остались загадкой. В досье начальника полиции действительно присутствовали написанные от руки цифры, наспех обведённые красными чернилами, мелкие пометки, кривые настолько, что не разобрать, если не вчитываться как следует.       Впрочем, все эти непонятные, раздражающие порядком мелочи перестали быть важными, когда наёмник сдёрнул окровавленную тряпку, с бессильной злобой кинул себе под ноги, не забывая при этом наступить пыльным ботинком. Тяжёлый, похожий на жидкий свинец, взгляд полковника Арчера медленно скользнул на бескровное лицо, потом ниже, останавливаясь на сведённых судорогой плечах: Вонг всеми силами сдерживал боль. Есть вероятность, что по пути в Аместрис того накачали доброй порцией болеутоляющих средств, в противном случае такую долгую поездку горемыка точно не пережил бы. Смотреть ниже Фрэнку по какой-то причине не хотелось, и всё-таки он сделал это.       Тотчас пожалел.       Кем или скорее чем не являлась бы пресловутая система Сивилла, — Арчер окончательно отбросил идею расспросить подробнее о диковинной машине — с молодым офицером она обошлась несправедливо жестоко. Нет, разумеется, Арчеру не в первой видеть ужасы войны, и оторванные конечности, вывороченные снарядами кишки наружу с остатками нечистот, но то, во что превратилось тело Николаса Вонга, едва ли язык поворачивался назвать «рваной раной».       — Блядь, — тихо выругался военный, сделал шаг вперёд и успел уловить, как голубые глаза, чем-то похожие на его собственные, посмотрели так…непривычно смело, словно бросали вызов всему вокруг: посмотри на меня, тебе страшно?       Арчер нахмурился. Обнажённый живот едва подрагивал, мышцы пресса ощутимо напряглись, и в целом, если проигнорировать тот факт, что бёдра больше походили на кастрюльку сырого мясного фарша, перемолотого прямо с костями и обжаренного на слабом огне, можно было сказать, что юноша выглядит здоровым.       Выглядел бы, если бы не ноги, повисшие буквально на двух жалких лоскутках обугленной ткани. Фрэнку подумалось, что лучше бы Николас взаправду умер или хотя бы остался калекой окончательно — тогда раны имело смысл прижечь, избавляя пациента от жутких, ни на что не похожих болей.       — Вы уверены, что здесь есть что «ставить на ноги»? — тихо, без намёка на смешок отозвался Арчер. Говорил так, впрочем, будто Вонг уже отправился на тот свет, и в целом смотрел скорее не на него, а на его сопровождающего, — Вы думаете, — ещё сильнее понижая голос, мужчина сквозил неприкрытой угрозой, — Я возьму на себя такую ответственность? Вы с ума сошли, — наконец голос его дрогнул, послышалась злость, — Я отказываюсь от этой аферы. Уезжайте отсюда, немедленно.       Воздух в помещении быстро загустел, как бывает во время напряжённых дискуссий. Проще покинуть палату, нежели вставать между двумя спорщиками, один из которых только потому не представлял угрозы, что перестал носить с собой кобуру с табельным пистолетом.       — Я не для того пёр его через границу, — рявкнул наёмник, быстро теряя терпение. Начинало казаться, что сейчас он действительно схватит Арчера за грудки и швырнёт прямо в стену — неясно тогда, кому помощь окажется нужнее: Вонгу или же всё-таки Арчеру, — Чтобы ты, сука, указывал мне на дверь. Ты лечишь военных, так чем этот хуже? Руки отсохнут провести операцию?       — Это тебе не аппендицит удалять, урод ты этакий, — сам переходя на «ты», Фрэнк не собирался уступать оппоненту, и, хотя голос он не повышал, зубы его скрежетали друг о друга, искривился некрасиво рот, руки сжались в кулаки сами собой, — Твой друг, товарищ или кто он там — больше похож на говяжий фарш, чем на человека. Моя работа — лечить людей, а не котлеты на досуге лепить.       — Да неужели? — иностранец расхохотался так громко, что хлипкие стены госпиталя заходили ходуном, — Хотя, конечно же, ты ведь ноги только отрезать горазд, пришить обратно слишком сложная работа. Не для армейской собаки.       Стоило только Арчеру открыть рот, подумывая о том, что бы такого цепляющего крикнуть обидчику, как позади него вдруг оглушительно рявкнул молодой, хрипловатый от простуды голос, на плечо легла рука, но не для того, чтобы, как обычно, привести в чувства, а отпихнуть от койки. Ошалевший, Фрэнк не сразу понял, что это Рихтер выскочил вперёд, вставая прямо между ними. Подрагивающими от негодования пальцами паренёк стискивал поеденный молью плед, схваченный с соседней кровати.       До полковника далеко не сразу дошло, что всё это время Вонг так и пролежал на грязной простыни совершенно обнажённый, с развороченным наружу мясом, подрагивая мелко от озноба.       — ХВАТИТ, — медбрат озлобленно покосился куда-то в стену, после накинул на больного плед, очень стараясь не задеть жутких ран, — Николас всё ещё здесь. Хватит говорить о нём так, будто его здесь нет вовсе.       Чувствуя себя пристыженным, наёмник тотчас замолк и потупился, хотя до сих пор украдкой поглядывал на Арчера с недовольством и, как ему показалось, злобой. Сам Арчер своей вины признавать не собирался: на полковника Вонга он смотрел так, будто тот собирался умереть прямо на его глазах, и не знал толком, чьи именно муки пытается прервать этим.       Что-то во взгляде офицера ЮВАС зацепило Фрэнка Арчера не на шутку. Отсутствие страха — бледный, разодетый и залитый кровью, он умудрялся смотреть ровно. Он понимал всё, не винил и не молил о помощи. Ему плевать — цепляться за жизнь или умереть прямо здесь, пачкая полы реанимационной палаты. Николас Вонг не имел права смотреть на Арчера так — как смотрел до этого только Кимбли, и захотелось ударить его как следует, сгрести пальцами эти длинные, грязные от крови патлы, как следует приложить затылком. То, что не сумела некая система сделать, закончить самому — как можно скорее.       — Пожалуйста, — стоило наёмнику покинуть душное помещение, Рихтер поджал губы вдруг. Он редко просил о чём-либо так, но Арчер весь обратился в слух. Занервничал, больше всего желая сейчас выйти и закурить. Молодой медбрат осторожно ощупал лоб пациента, проверил пульс и заглянул тому в глаза, проверяя ширину зрачков, — Его нужно прооперировать прямо сейчас.       Когда мальчишка просил так, Фрэнк Арчер не смел называть себя простым военным. В такие моменты он куда больше чувствовал себя врачом, а потому, после недолгой борьбы, кивнул в сторону выхода:       — Подготовь операционную, и попроси у анестезиолога что-нибудь полегче, можно даже веселящий. Он не должен умереть у меня под ножом.       Рихтер помялся еще несколько секунд, сверлил начальника недоверчивым взглядом, то и дело косясь на койку, где ещё виднелась свесившаяся с края матраца тонкая рука, сплошь покрытая синяками от наспех сделанных уколов. Одним взглядом взяв с Арчера обещание не делать ничего плохого, медбрат скользнул к двери, запахивая неуклюже халат по дороге. Ещё с минуту в коридоре слышалось гулкое эхо его шагов и тихое бормотание.       Из чувства осторожности, Фрэнк не стал говорить сразу, вместо этого подперев как следует дверь и, подтащил к койке пациента шаткий деревянный стул спинкой вперёд, уселся на него. К его неприятному удивлению, Николас всё это время не сводил с лечащего врача глаз, почти не мигал, глядя по-змеиному. В его взгляде не было опаски, угрозы или недоверия. Он оставался пустым, словно мужчине кроме всего прочего начисто разорвали содержимое черепной коробки. Арчер чуть не рассмеялся от мысли, что, стоит посветить Вонгу фонариком в одно ухо, лучик света пройдёт из другого, не встретив никакого сопротивления.       — Товарищ офицер, — начал развязно и даже вкрадчиво Фрэнк, сузив глаза. Определённо, с Николасом Вонгом стоило играть по его правилам. Может быть, между ними в самом деле намного больше общего, чем может показаться на первый взгляд, — Я не могу приступить к операции, не предоставив информацию о своих намерениях. Начнём с того, что с этого дня я — Ваш лечащий врач Фрэнк Арчер. Вы должны понимать, что рискуете не только здоровьем, но и жизнью, а я рискую своей репутацией. Скажите, на какие именно результаты терапии Вы надеетесь, полковник Вонг?       Смешок, вырвавшийся вдруг с припухших уст, показался Арчеру чужеродным, не принадлежащим этому человеку, лежащему на сероватых застиранных простынях. Чёрные пряди волос разметались по подушке, плечи его всё ещё подрагивали, однако взгляд оставался ровным. Почти безмятежным.       Стоило Фрэнку Арчеру наклониться чуть ниже, опираясь на две ножки шаткого стула, Николас, с трудом разлепив пересохшие губы, отрывая с них тонкую кожицу, ведя кончиком пожелтевшего от обезвоживания языка по мелким ранкам, сумел изобразить слабую, уставшую от всего улыбку:       — Умереть, мистер Арчер.