Запретный плод

      Девушка ждала, когда прибудет в место назначения. Корабль летел, рассекая пушистые облака, маневрируя и оставляя за собой белые полосочки. Она чувствовала, как пилот ускорялся, как взывала металлическая лошадка.       В паре метров стоял ветхий домик, который выглядел так, будто недавно выдержал кругосветное путешествие на открытой палубе корабля. Дряхлые автомобили с прогнувшимися крышами и капотами стояли во дворе, все изъеденные ржавчиной; где-то вдалеке виднелась выцветшая наклейка: «За мир!».       Девушка с трудом пыталась не разрыдаться прямо при всех. Заветное «Мы на месте, мисс!» — слегка приподняло настроение. Она медленно отстегнула ремень, не спеша выходить теперь, когда уже прибыла. Диаспро волновалась перед встречей с заклятым врагом, не зная, как та ее встретит.       Выбравшись наружу, она услышала чириканье пташек и почувствовала запах свежескошенной травы. Сильный порыв ветра разметал ее волосы, и Диаспро откинула пряди с лица. По большому полю медленно полз Кнут — он убирал сорняки с лужайки. Приближалась осень. Если она дотянет до нее.       Высоко в небе полуденное солнце сверкало, как зеркало, но не горело. Она направилась к школе, взглянув по дороге на студенток, что-то решавших на природе. Вдали Диаспро заметила мольберт с натянутым холстом; в дальней от входа стороне было какое-то соревнование.       Несколько камешков застряли в ребристой подошве ее кроссовок и скрипнули, когда Диаспро ступила на мощенное плиткой крыльцо. Она нажала на кнопку звонка, но ничего не услышала и усомнилась в том, что он работает.       Двери открыла женщина с седыми волосами — Фарагонда. Она была одета в свою привычную повседневную одежду, ее прическа походила на спутанный клубок коричнево-серой проволоки. На ее лице не было никакой косметики, но, несмотря на всё это, от нее исходило какое-то кукольное очарование.       — Какая честь, мисс Диаспро! Здравствуйте.       Диаспро тут же узнала голос, который часто звучал на советах директоров: как у маленькой девочки, только с легкой хрипотцой.       — Мадам Фарагонда, здравствуйте.       — Так мило, что вы пришли. Мы уж и не думали, что вы решите нас посетить так внезапно. — она отступила назад, открывая дорогу.        — На самом деле, я ищу Блум.       Дисапро вошла в большой зал, который служил прихожей, где царили изысканные ароматы каких-то палочек. На стене перед ней висели картины, в некоторых местах на полу валялись коврики. Стену справа занимал огромный гобелен. Мельком взглянув на него, Диаспро отметила, что основным мотивом узора была пятиконечная звезда. «Пентаграмма? — подумала она. — Магическая фигура одного из профессоров». Где-то сверху что-то скрипнуло, и обе женщины повернулись. По лестнице спускалась рыжеволосая; она шла уверенно.       На ней была свободная белая рубашка, джинсы и кожаные ботиночки, в руках она держала синюю книжечку. Блум ничуть не изменилась с тех пор, как они в последний раз виделись. Высокая угловатая фигура, изящные привлекательные черты лица, прическа, которая, как всегда, немного растрепана: большая копна волос, а на макушке торчат локоны, как ветки подрезанного кустарника. Подойдя ближе, она неуверенно спросила:       — Диаспро?       — Привет, Блум. — Диаспро изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал естественно, будто ничего не произошло, но получилось так, будто она говорила со слабоумным.       Она взяла руку девушки, другой рукой, обняв ее, неуклюже прижала к себе. Блум тоже ее обняла, хотя совсем не понимала, к чему этот жест. Диаспро отпустила руку и очень удивилась, что Хранительница Пламени Дракона спокойно отреагировала.       — Диаспро, ты что-то хотела?       — Нам нужно поговорить.       — Это очень важно?       — Если прибыла сюда, то однозначно.       — Что ж… друга держи ближе, а врага — еще ближе. Пойдем со мной в комнату.       Добравшись до комнаты, Диаспро уселась на мягкую голубую кровать, а Блум — напротив, на стул, стоявший совсем рядом.       — Как всегда, стройная, — проговорила Диаспро, — Все еще длинные волосы.       Блум слегка встрепенулась, но потом восприняла подобное за комплимент.       — А знаешь, ты выглядишь великолепно. Очень мило.       В наступившем молчании она подумала, не сказала ли чего-нибудь лишнего. Она заглянула в глаза Диаспро, ощутив некоторую неловкость, — казалось, взгляд замер на ее лице, но в следующую секунду он уплыл в сторону.       — Хочешь чего-нибудь? Чаю или кофе? — спросила Блум.       — Кофе, пожалуйста.       Блум провела ее к небольшой кухоньке, где стоял чайник и различные баночки — с кофе, приправами, сахаром.       — Господи, что случилось со временем, Блум? Быть может, мне нужно было сперва позвонить?..       — Нет, ничего, все в порядке. Что тебя привело сюда?       Она положила синюю книжку на деревянный стол посреди комнаты, и Диаспро разглядела, что это старый дневник. Она наблюдала, как Блум открывает шкафчики, достает кофе, чашки, открывает небольшой холодильник. Движения ее были медленными, методичными; она осторожно ставила все на стол. Блум потрясла чайник, включила его, отодвинула крышку банки с кофе, потом пошарила рукой и выдвинула ящик с ложками.       — Что-то случилось?       — Да.       — Со Скаем? Я чувствую, что ЭТО связано с ним, раз ты пришла аж к самой МНЕ.       — Нет, он… — Диаспро соображала, как аккуратно рассказать ей о случившемся. — он стал куда-то пропадать.       Чайник закипал. Блум достала из-за него какое-то устройство, похожее на радиопейджер с двумя торчащими проволочками — короткой и длинной. Она прикрепила его к краю чашки так, чтобы проволочки свисали внутрь, и начала наливать воду из чайника. Когда чашка наполнилась, раздался пронзительный электронный писк. То же самое Блум проделала со второй чашкой.       — Здорово придумано. — заметила Диаспро.       — Очередной проект Текны, у нас таких полно. Куда он стал пропадать?       — Ночами не бывает дома, а в последующий день просто спит…       — Молоко?       — Нет, спасибо.       — И давно это продолжается? — поинтересовалась Блум. Ей стало в момент жалко собеседницу, она практически стала ей товарищем по несчастью.       Она налила себе кофе и немного молока, потом поставила бутылку угрожающе близко к краю стола, повернулась, взяла с полки поднос и водрузила на него обе чашки, едва не задев рукой бутылку. Диаспро встревожилась, дотянулась и передвинула ее.       — Сахар?       — Нет, спасибо, я пью без сахара.       Отвлекшись на странный звук, Блум потянулась через стол к сахарнице, совсем не смотря на нее. Как раз перед ней Диаспро поставила молоко.       Она рванулась, но было уже поздно. Рука Блум, толкнув бутылку, сбила ее, как кеглю. Бутылка закрутилась по столу, расплескивая молоко, и скинула на пол одну из чашек, которая разлетелась вдребезги. Обжигающе горячий кофе выплеснулся, струя хлестнула по брюкам Диаспро и обожгла ноги, попала на ноги Блум, ее рубашку, растеклась по полу.       Блум схватила посудное полотенце, намочила его под струей холодной воды из крана и прижала к ногам Диаспро, отчаянно извиняясь и объясняя, что это ее вина.       — Ничего, Блум, прекрати. — сказала Диаспро, — Мы все уберем.       Девушки подошли к другому концу кухни и взяли швабру, тряпку и ведро.       — Извини еще раз, — произнесла Блум, вытерев пол и наливая кофе в новую чашку. Она чувствовала себя прямо раздавленной от стыда.       — Ничего. Я давным-давно привыкла к тому, что тебе помогают. — иронически заметила королева Эраклиона.       Они перешли в темную комнату, где стояли два кресла, спинки которых были накрыты, и диван. На стенах висело несколько молодежных, можно сказать, раздражающих взгляд абстрактных постеров, и Диаспро решила, что это, наверное, работы одной из девушек клуба. На деревянной полке выстроилась коллекция фигурок из какой-то игры. Посреди круглого стола валялась колода карт.       Диаспро подождала, пока Блум поставит поднос и возьмет свою чашку, а потом уже взяла свою.       — У тебя есть какие-нибудь соображения, куда он пропадает, Диаспро? — спросила она.       — Не представляю…       — Ох, подожди! Я забыла дневник!       Блум подскочила и вышла из комнаты, аккуратно обогнув дверную ручку. Диаспро с изумлением глядела, как ловко движется эта девчонка. Блум вернулась с дневником и вручила его собеседнице.       — Посмотри, сюда я записывала все, что происходило между нами.       — Хочешь сказать, он сбегал от тебя так же? — ответила Диаспро; внутри у нее все натянулось. — И как скоро это началось?       Блум издала смешок.       — Конечно, он бегал к тебе. — она поколебалась, — Видно, природа такая.       — А кто-нибудь еще был?       — Честно, мне известно только про тебя, Диаспро. Сколько у него баб в гареме — знает только он сам.       — В последний раз, когда он вернулся, от его одежды пахло чужими женскими духами… А весь вечер — у нас был бал-маскарад — он избегал меня и делал вид, что мы незнакомы.       — Ох…       — Мне никого не хотелось видеть до недавнего времени. Когда я узнала, что, возможно, Скай ходит налево, я обомлела. В иной раз задумываюсь, что со мной не очень весело. Постоянно думаю о всех тех вещах, которые я уже никогда не смогу делать, будучи замужней.       — Люди все время совершенствуются, они могут измениться. — сказала рыжеволосая и вспомнила Валтора, — У меня есть живой пример.       Диаспро промолчала.       — Наше с тобой горе весьма преуспело во всяких несчастьях, правда?       — Не уверена, что могу на это ответить… Кто же вершит судьбы?       — Быть может, есть Боги, которые управляют судьбами людей…       — Ты так думаешь?       — Существуют феи, ведьмы, демоны, русалки. Почему не быть Богам?       — Все это очень странно… Как же быть со Скаем?       Блум взглянула на нее:       — Бежать? Забыть? Не вспоминать?       Блум предложила варианты, и они, казалось, ошеломили ее.       — Я… я должна быть сильной и бороться с этим…       — Успокойся, в жизни бывает все.       Диаспро решила открыть дневник. Обложка истрепалась, а страницы помялись. Листы были исписаны аккуратным почерком. На каждый день отводилась страница, и почти каждый сантиметр содержал полезную информацию: списки, телефоны, напоминания, заметки, подчеркнутые жирными линиями. Некоторые листы были частично или полностью вырваны. Диаспро нашла страницу и обнаружила, что снизу оторвана полоска примерно в четыре сантиметра. Вглядываясь в почерк, она наконец увидела «О СКАЕ», подчеркнутое жирной линией. В столбик было написано:       Я его не понимаю, почему он так ко мне относится.       Я ему надоела?       Он меня не любит?       Кто она — Диаспро?       Диаспро вздрогнув, подняла голову и проговорила:       — Ты ответила на все эти вопросы?       — Старалась.       Она содрогнулась, словно бы вновь переживая все моменты.       Диаспро посмотрела сквозь решетку имитации камина на золу и маленькие деревяшки и рассеяно подумала, что они, наверное, лежат здесь с прошлого года. Низкий потолок — совсем не как в замке — когда-то кремовый, был в странных желтоватых пятнах. Комната показалась такой темной и мрачной, что Диаспро выглянула в окно посмотреть, не пошел ли дождь.       Она сжала и разжала пальцы. Тело словно налилось свинцом; она ощутила себя подводной лодкой, которая перед погружением открыла балластные цистерны. Диван прогнулся под ней, под диваном был каменный пол, под полом была земля. Она вдруг осознала, насколько эта комнатка мала по сравнению со всей планетой, и почувствовала, как сила земного притяжения увлекает ее вниз.       — За что нам это все? — прошептала Диаспро.       Блум начала по очереди вытягивать пальцы, щелкая костяшками. Такая привычка у нее была в школе, которая действовала многим на нервы.       — Мне страшно, Блум, — сказала она, — Мне очень страшно. — Снаружи доносилось пение птиц и далекий гул приехавшего автобуса. Она закрыла глаза, пытаясь сдержать набежавшие слезы. — Прости меня. Это с тобой случилось такое несчастье, а плачу я.       — Я уже достаточно наплакалась, — тихо ответила Блум.       — Этого не должно было произойти, — сказала Диаспро, — Быть может, если бы знали про этого человека больше…       Блум наклонилась к ней:       — Я не думаю, что кто-нибудь смог повлиять на ход событий. Все это такое неясное, так похоже на шутку, у каждого могут быть десятки разных интерпретаций.       Диаспро ссутулилась, сжалась, будто стараясь защититься от чего-то.       — Ты действительно считаешь, что, если бы кто-то знал будущее наперед, смог бы что-то изменить? Если бы я знала, что мне попадется самовлюбленный парень, пришло бы мне в голову отказываться от знакомства с милым, по виду, человеком? Легко говорить, когда все уже произошло, не так ли? — уверенно рассуждала Блум.       За окном на лужайке Диаспро увидела дрозда и позавидовала его простодушию и свободе. Она увидела, как он наклонил голову, и в следующее мгновенье в клюве появился извивающийся червяк. Никогда в жизни Диаспро не чувствовала себя такой беспомощной.       Она взглянула на обложки книг, которыми были заставлены полки вокруг камина: «Проекция в цифровом мире», «Убийство в заговоре», «Прошлое в настоящем». Диаспро никогда раньше не увлекалась подобными книгами, но сейчас жадно вчитывалась в названия, надеясь, что в какой-то из этих книг находится ответ на ее вопросы. Девушка встала.       Рыжеволосая неуверенно поднялась, сделала несколько шагов к блондинке и обняла ее. Блум почувствовала, что на ее плечо капают слезы.       — Прости, Блум. За то, что я была такой.       Блум прижала ее к себе сильнее и тоже расплакалась.       Ничего, — всхлипывала Блум, — я хочу, чтобы с тобой ничего не случилось, чтобы ты не познала его гнев. Я помогу тебе всем, чем смогу. Но я не знаю как. Ты можешь обратиться ко мне в любое время.       — Я собираюсь победить его… остановить…       — Может нам стоит прогуляться? Подышать свежим воздухом.       Они пересекли двор и вошли в студию, устроенную в пристройке школы. Запах льняного масла и скипидара напомнил Блум музей, комнату, где реставрировали картины. Мастерская выглядела на удивление чистой и просторной; окна выходили в поле, а в крыше были световые люки. Стены, по-видимому, недавно побелили. По стенам были развешаны холсты, и еще десятки холстов валялись кучей на полу. Художницы работали над новыми картинами, но сейчас здесь никого не было. Диаспро представила себя в роли художницы; как в одной руке у нее была бы зажата палитра, а в другой она бы с помощью тонкой верблюжьей кисточки наносила на холст краску, подправляя какую-то деталь. На низкой скамеечке лежала жестяная крышка.       На оставленной картине, точно еще незаконченной, изображалась группа людей, с капюшонами, надвинутыми на лицо, теснилась на скалистом мысе под стеной замка.       Диаспро внимательно разглядывала портреты на стенах. На одном была изображена мадам Фарагонда, на другом — высокий эльф, сидевший за неприбранным столом. Потом она посмотрела на один из пейзажей. Картина действовала угнетающе: зловещее небо над мрачной Облачной Башней, выписанной нарочно небрежно. Техника впечатляла.       — А ты не рисуешь, Диаспро? — вдруг произнесла Блум.       — Совсем нет.       — Рисование научило меня по-иному смотреть на мир. Я учусь рисовать то, что вижу внутри себя. — задумчиво проговорила девушка.       Диаспро посмотрела на стопку холстов, прислоненных к стенке. В каждом присутствовало ощущение беды, что и в пейзаже на стене.       — Образы, — пояснила рыжеволосая, — все время приходят ко мне. Каждая мысль вызывает образ. Хотела бы я знать, что со мной произойдет завтра, послезавтра… через год. Но понимаю, что это невозможно. Не существует человека, кто рассказал бы тебе твою жизнь от и до…