Until the stars do us part

Яркие лучи редкого зимнего солнца падают на тонкие бледные пальцы, сжимающие медленно тлеющую сигарету, и одаривают их лишь светом, но никак не теплом. Прижавшись спиной к бетонному выступу посреди крыши университета, Бомгю делает очередную глубокую затяжку и умиротворённо смотрит вдаль — вид на город отсюда просто великолепный. По дорогам несутся автомобили и автобусы, по тротуарам семенят прохожие, напоминающие пингвинов, бегущих по большой заснеженной льдине, а суету в воздухе, кажется, можно даже носом почуять. И лишь Бомгю никуда не спешит. В замёрзшей руке догорает сигарета, пока на парня доверчиво опускаются пушистые снежные хлопья, а сам он лениво достаёт телефон и смотрит на время: уже десять минут, как закончились все пары. Все студенты торопливо разбежались по своим делам, и только он как пришёл сюда полчаса назад, так и стоит, выкуривая уже вторую сигарету и оглядывая город, живущий в слишком быстром ритме. Но Бомгю это было чуждо — он, кажется, давно уже стал в этой жизни простым неторопливым созидателем. Его совершенно не беспокоило ничего вокруг и он ни за чем не гнался, растрачивая юность в непрекращающихся бегах. Бомгю было и так хорошо, и ему почти ничего не нужно было для того, чтобы чувствовать себя спокойным и счастливым. Только, разве что, пачка сигарет в кармане куртки, старенький, но резвый байк и ещё кое-что. Точнее, кое-кто. Уже едва гнущимися от холода пальцами поднося сигарету к губам, парень делает последнюю затяжку и выдыхает облако сизого дыма, быстро растворяющееся в воздухе. Затем тушит о стенку недокуренную сигарету, отбрасывая её куда-то в сторону, натягивает до пальцев рукава толстовки и спешит к выходу с крыши, слегка обнимая себя руками. В здании совсем пусто — лишь изредка слышны шаги преподавателей из некоторых кабинетов, которые ещё не ушли домой. Бомгю неспешно бредёт по пустынному коридору, думая о своём и всё ещё немного подрагивая от холода с улицы, но слышит слишком знакомый ворчащий голос за приоткрытой дверью их с группой аудитории, и губы сами расплываются в улыбке. Свернув к кабинету, он тихо заходит внутрь и бесшумно крадётся сзади к высокой стройной фигуре старосты, что ищет какие-то бумаги на полке стеллажа у стены. — Бу, — тихо шепчет он на ухо парню, одновременно обнимая за талию, отчего тот испуганно дёргается в сторону. — Чёрт, Бомгю! — восклицает Субин, оборачиваясь и облегчённо выдыхая. — Ты меня напугал. — Извини, — шкодливо улыбается тот в ответ и тянется к щеке старшего, оставляя поцелуй на тёплой коже. — Ай, — морщится тот, отшатываясь к стене, — ты чего такой ледяной? И, потянув воздух носом, расстроенно дует губы. — Ты опять курил на крыше? — вздыхает Субин. — И снова даже не удосужился надеть куртку, да? Но Бомгю только пожимает плечами, не в силах отстраниться от родного тепла и уюта и прижимаясь ближе. — Ты же не злишься, малыш? — тянет он, холодным носом ведя по шее Бина и скользя им под воротник рубашки, выглядывающий из-под серого свитера. — Злюсь, — обиженно бурчит Субин, шлёпая младшего по спине папкой бумаг. — Ты же заболеешь, дурной. Зима на улице, а ты без куртки. — Ну… Мне было немного лень… Ты так переживаешь за меня? — улыбается Бомгю, зная, что этот вопрос и не требует ответа. — Но я могу извиниться, — шепчет он на ухо, слегка прикусывая мочку, и упирается коленом меж ног старшего, прижимая его к стене. Гю тянется к губам парня, намереваясь утянуть его в поцелуй, но тот изворачивается, и губы младшего приземляются ему на шею. — Не здесь, Бом, нас могут поймать, — шепчет Субин, отстраняясь. — Закрой дверь, у тебя же ключ, — с лёгкой ухмылкой произносит Бомгю, целуя длинную шею. — Н-нет, — отвечает старший, пересиливая себя и выпутываясь из крепких рук парня. — И… Прости, но мне снова тяжело дышать из-за твоих сигарет. Он медленно отходит к столу, принимаясь собирать бумаги в папку, а Бомгю обречённо вздыхает, понимая, что снова сначала делал, а потом только думал. — Давай помогу, — шепчет он, когда у Субина едва не падает на пол всё содержимое папки, но младший вовремя успевает её поймать. — Прости, я снова облажался. Я и правда дурак, — смеётся парень, убирая бумаги на место и взлохмачивая рукой пепельные волосы на затылке. — И не поспоришь, — смеётся в ответ старший, наконец заканчивая с работой, с которой попросил разобраться куратор, и укладывает все папки в одну внушительную стопку. — Но любить-то я тебя, дурака, всё равно от этого не перестану. — И я тебя, поэтому дома всё-таки извинюсь, — улыбается Бомгю, беря со стола тяжёлую кипу бумаг. — В деканат их? — Угу, — кивает Субин, забирая свои вещи. Вслед за парнем он выходит из кабинета, не забывая его закрыть, относит вместе с Бомгю документы и отписывается куратору, что работа закончена. На улице холодает и уже потихоньку начинает темнеть, и младший даже в куртке слегка ёжится от холода, не понимая, как совсем недавно стоял на крыше в одной толстовке битые полчаса. И по привычке он тянет руку в карман, чтобы снова достать закурить, но взглядом цепляется за тонкие пальцы Субина в своей ладони, от которых на душе тут же теплеет и все льды тают, и внутри что-то резко переключается, а на губах мелькает лёгкая усмешка. — Ты чего? — спрашивает старший, когда Бомгю резко останавливается, расцепляя их руки. Но тот не отвечает, доставая из кармана пачку сигарет, и грубо сминает её обеими руками, а затем с силой бросает куда-то в сторону. — Ничего, солнце, всё в порядке, — улыбается он, вновь беря Субина за руку и шустро клюнув его в щёку. — Просто не хочу, чтобы ты дышал из-за меня этой гадостью. Я её, конечно, люблю, но тебя я люблю больше. Старший солнечно улыбается, шепча что-то вроде «я тебя тоже», и жмётся ближе к Бомгю, крепко обнимая и мягко накрывая его губы своими, даря родное тепло, уют и счастье. И какой бы кайф ему не доставляли даже самые лучшие сигареты — он к ним и пальцем не притронется, если ценой тому будет возможность целовать Субина. Потому что ради него он готов не то, что несчастный табак — и свою жизнь в бездну бросить. И ни капли об этом не пожалеет.