Until the stars do us part

Яркое солнце поблёскивает на морских волнах, лёгкий прохладный ветер треплет волосы бредущего по берегу парня, а отдалённый шум редких машин периодически нарушает шёпот прибоя. Субин накидывает капюшон на голову и сильнее натягивает рукава толстовки, скрывая за ними бледные худые руки, сжимающие банку дешёвого противного энергетика, и медленно перебирает ногами по светлому песку. Ему не только от энергетика — ему от жизни и от самого себя уже противно. А ещё он устал. Устал и попросту не может уже ничего сделать. У него не осталось стимулов жить, ему больше ничего не придаёт сил встать с колен и продолжить путь, а все окружающие проходят мимо, игнорируя умирающего изнутри парня — оно и верно, у каждого свои проблемы. — Докатился, — вздыхает Субин, падая на песок, отпивая гадость из банки и морщась. Солнце ласково пробегается по лицу Бина, словно пытаясь безмолвно помочь, поддержать, согреть, но душа его охладела уже, кажется, безвозвратно. — Устал я, — шепчет он морю, протягивая руку к кромке воды и пальцами чувствуя прохладу волн. — Я сдаюсь. Пошатываясь, он встаёт на ноги и шагает в сторону одинокой старой железной вышки на берегу, вновь натягивая до ладоней сползшие вверх рукава толстовки и с отвращением глядя на растянувшиеся по рукам уродливые шрамы, которые в моменты просветления он раньше перекрывал бессмысленными татуировками на последние деньги. — Я бы попросил прощения, но… Мне не у кого, — нервно усмехается Субин, стоя на вершине вышки. — На меня всё равно всем было наплевать. Стало быть, вряд ли кто-то вообще заметит, если я исчезну. Зато хотя бы для меня все проблемы наконец-то решатся, — вздыхает парень, бросая взгляд куда-то за спину, на далёкую дорогу, с которой его точно не увидеть, и возвращает взгляд на неспокойные волны, которые словно предчувствуют беду. Со смешком он откидывает чёртову жестянку с недопитым энергетиком, глубже кутается в капюшон и, расставив руки в стороны, разбегается, срываясь с края подобно птице. Только вот крыльев у него нет.

***

Солнце по-прежнему яркое, ветер всё такой же прохладный, а волны всё также шумят и словно что-то нашёптывают, рассказывая сказки морских глубин. Субин помнит, как лицо обдувал ветер, помнит, как вода затянула в свои холодные объятия, помнит последний луч солнца и темноту после него… — Замечательно умер, — удивлённо тянет парень, приподнимаясь и оглядываясь — он лежит всё на том же берегу, совсем рядом с кромкой воды. — Ты не умер, — тихо доносится откуда-то сзади. Субин резко оборачивается на голос, но никого не видит. — Кто здесь? Ты где? — хмурится он, продолжая разглядывать пустоту перед собой. — Я здесь, — ещё тише говорит незнакомый голос, после чего меж волн показывается серебристая макушка и глубокие, как океан, тёмные глаза. Бин выжидающе смотрит в них, параллельно замечая, как на локонах играет солнце, и искренне не понимает, почему и как парень так долго сидит под водой, умудряясь разговаривать. Наконец незнакомец отводит взгляд, на секунду прикрывая глаза, и выныривает по пояс. А Субин на пару секунд подвисает, пробегаясь взглядом по хрупкому, но завораживающе красивому телу с тонкой, почти белоснежной кожей и… Чешуёй??!!? Проморгавшись, Бин всматривается снова. Нет, ему не показалось — на шее и животе у парня действительно чешуя, уходящая куда-то дальше под воду. — Кто ты такой? — вопрошает Субин, удивлённо распахивая глаза и всё ещё разглядывая редкие прозрачные чешуйки серебристо-зеленоватого оттенка, переливающиеся на солнце. — Я… — мнётся незнакомец, вновь норовя опуститься под воду, но останавливаемый поймавшим его за руку Субином. — Я русал. И с этими словами он с лёгким всплеском поднимает над водой самый настоящий хвост, уже весь усыпанный всё теми же серебристо-зеленоватыми блестящими чешуйками. — Прошу, только не кричи, нам нельзя показываться людям… — умоляет парень, нервно мотая хвостом по поверхности воды. — Он такой красивый, — восхищённо выдыхает Субин, протягивая руку к хвосту и аккуратно касаясь. — Как… Как тебя зовут? — Бомгю, — отвечает русал, тут же расслабляясь, мило улыбаясь и подставляя хвост парню. — Я Субин, — невольно улыбается он в ответ, ловя себя на мысли, что не помнит, когда делал это в последний раз. — Субин, — тянет Бомгю. — Красиво звучит. А зачем ты прыгнул? — спрашивает он, подплывая ближе и глядя прямо в глаза. — Я… — запинается Бин. — Мне очень сложно объяснить. Я устал, понимаешь? Я… Я сдался. — тяжело вздыхает он. — А это… Это же ты меня сюда вытащил? — Да, — кивает Бомгю. — Я сначала подумал, что ты решил просто поплавать, как делают все люди, которые сюда приходят, но… Ты даже не пытался плыть. Я не понимал, почему так, поэтому подумал, что ты тонешь и тебе, должно быть, плохо или ты просто не умеешь плавать, поэтому решил один раз нарушить главное правило нашего мира и поплыл к тебе, а потом вытащил на берег. Твоё сердце билось, но ты как будто спал, а я не знал, что сделать, поэтому оставил тебя здесь и стал охранять, пока ты не очнулся. — Бомгю… — качает головой парень, вздыхая. — Ты правда не понимаешь? — Нет, — хлопает Гю пушистыми ресницами. — Я решил не продолжать жить, — протянул Субин. — Потому что так проще, потому что я уже не смогу исправить свою жизнь, и я давно утратил её смысл и мотивацию жить дальше. — Но как же так?! — воскликнул русал, хлопая хвостом по воде и брызгая на Бина. — Жизнь — это же самое ценное, что есть на Земле! Жизнь нужно хранить, оберегать и заботиться о ней, цепляться за неё до самого конца… Почему же ты не стал? Почему ты говоришь, что так проще? Нет ведь ничего хуже смерти, и возможности хоть что-то исправить тоже нет только у мёртвых. Тем более, что если совсем ничего нельзя исправить, всегда можно начать всё с чистого листа… — Есть что-то и похуже смерти, поверь, — горько улыбается парень. — Например, моя жизнь. Каждый день я боролся, падал, вставал и снова шёл вперёд, пока попросту не устал. Меня никто не поддерживал, среди родных я чувствовал себя чужим, а тягот становилось только больше. И любой, даже самый огромный источник когда-нибудь иссякнет, если его совсем не пополнять. Вот и мои силы иссякли, потому что тратил я их нещадно, но пополнять мне их было нечем. И жизнь моя скатилась под откос ещё больше — начал курить, запивать проблемы алкоголем, чтобы забыться, а потом хлестал дешёвые поганые энергетики, чтобы не уснуть и успеть хоть что-то сделать за ночь по учёбе, чтобы меня не отчислили из университета. А сегодня вот не выдержал. Сдался. Субин замолчал, глядя вдаль и роняя одинокую слезинку, тут же её вытирая, а Бомгю глядел на Субина, всё ещё искренне его не понимая. — А что за рисунки у тебя на руках? — спрашивает русал, разглядывая чернильные узоры поверх шрамов. — Это татуировки, — отвечает Бин. — Ими я несколько раз пытался перекрыть свежие шрамы после того, как резал себя. — Резал?! — с ужасом восклицает Бомгю. — Зачем? — Это называется селфхарм, — вздыхает парень. — Как и сейчас, я ненавидел себя, вот и издевался над самим собой. К тому же, многие из шрамов — на венах, они остались после неудачных попыток покончить с жизнью. Правда, когда я начал это делать, я не помню. Слишком мне пришлось тяжело. — Субин, я… Я мало понимаю из того, о чём ты говоришь, но… Мне кажется, тебе очень нужна помощь, — произносит русал, смотря в погасшие глаза Бина, в которых вдруг на мгновение снова мелькает огонёк. — Могу я тебе чем-то помочь? — Мне уже не поможешь, Бомгю, — качает головой парень, вновь невольно улыбаясь от одного взгляда на это чудо морское с такими глубокими-глубокими глазами. Нет, их точно создавал тот, кто придумал и подводные глубины. — Почему? — жалобно спрашивает Гю, очаровательно дуя губы. — Всем можно помочь. И тебе тоже можно. Ты только скажи, что я могу сделать. Я правда-правда очень хочу тебе помочь, я не хочу, чтобы ты прощался со своей жизнью. Я сделаю всё, что хочешь, только давай ты не будешь умирать? — легонько улыбается русал, подплывая к самому берегу и протягивая руки к Субину, укладывая их на его коленях и вглядываясь в глаза так же, как и сам Бин в его. Парень обречённо вздыхает, садясь ближе к воде, и рассматривает скромные россыпи крошечных чешуек на тыльной стороне ладоней Бомгю. Он тянет руку и мягко касается их, проводя по коже вверх до плеча и зарываясь пальцами в серебро вьющихся волос, а русал прикрывает глаза с улыбкой и доверчиво льнёт ближе, склоняя голову навстречу руке. У Субина что-то опять ломается внутри, но на этот раз там, где ни разу до этого не болело — прямо за рёбрами, чуть-чуть слева. И это «что-то» упорно соглашается со словами Бомгю, присоединяясь к нему и силясь переубедить хозяина. — Но почему? — тихо спрашивает Субин, не понимая, что он такого сделал, что этот совсем незнакомый парень так хочет ему помочь — раньше он с таким никогда не сталкивался, потому что другим было на него абсолютно всё равно. — Почему ты так хочешь мне помочь? Разве тебе не всё равно на какого-то незнакомого человека, которого ты первый раз в жизни видишь? — Нет, — мотает головой Гю. — Не всё равно. И вижу я тебя вовсе не в первый раз, — улыбается он. — Ты здесь часто бываешь, и я уже давно тебя запомнил. Нам, русалкам, нельзя показываться людям, потому что они нас или боятся, или убивают, но наблюдать за ними можно сколько душе угодно. И я тоже наблюдал… А однажды заметил тебя. Ты тогда был такой одинокий, опустошённый и грустный, что моё сердце заплакало при виде тебя. И каждый раз, когда ты появлялся у моря, ты был таким же, а меня всё больше терзали мысли, почему же ты так несчастен. И я не знаю, почему так привязался к тебе, но одно знаю точно — моё сердце остро почувствовало одиночество, потому что я сам одинок. Все мои ровесники уже давно нашли своих спутников жизни, а мой возраст — это уже очень поздно в нашем мире. К тому же, мы моногамны и пару свою выбираем раз и навсегда, а если она погибает, то мы уже никогда не будем счастливы в любви. И чем старше становимся — тем острее мы чувствуем одиночество, — вздыхает русал, укладываясь головой на колени Субина. — Может, поэтому я тебя и почувствовал. Но я правда не хочу, чтобы ты умирал. Ты мне… Ты мне дорог… И ты должен жить, ты должен со всем справиться, потому что жизнь — это… — Это самое ценное, что есть на Земле, — отвечает парень Бомгю его же словами, улыбаясь. Он не может удержаться и снова пропускает влажные серебристые пряди меж пальцев, не понимая, как такое невинное, светлое и с огромным плюшевым сердцем чудо может существовать в таком ужасном мире. А ещё он так и не понял, почему ему всё время хотелось улыбаться — он за всю жизнь, кажется, не улыбался столько, сколько за один сегодняшний день. — Я тебе… И правда дорог? — спрашивает Бин, не веря, что русал действительно знал его, наблюдал за ним и так же, как и сейчас, думал, как ему помочь, пока его сердце плакало. — Очень, — отвечает Бомгю, сжимая руку парня, словно тот вот-вот куда-то убежит и не вернётся. — Потому что больше ни о ком другом моё сердце не плачет… И могу ли я всё-таки тебе помочь? — Наверное, можешь, — задумчиво произносит парень, отчего Гю тут же оживляется. — Как? Скажи, я всё сделаю, — тараторит русал, хлопая хвостом по воде. — Оставайся рядом, — шепчет Субин, сжимая его руку в ответ и понимая, что, кажется, теперь он в ответе за одно невинное плачущее сердце, и именно от него зависит, будет ли оно плакать, смеяться или крошиться на мелкие осколки. И всё равно, что он знает его хозяина всего ничего — он сидит сейчас рядом на берегу, ныряет в глубины его глаз и сжимает руку с тоненькими чешуйками, улыбаясь тепло и расслабленно. Просто потому, что так хочется. — Просто оставайся рядом и не бросай меня. Если я смогу хотя бы иногда приходить сюда, говорить, слушать тебя и шум волн, а главное — чувствовать твою поддержку и набираться сил, то… Возможно, их и хватит, чтобы начать жизнь с чистого листа. — Правда? Честно? — смотрит Бомгю на парня щенячьим взглядом. — И ты обещаешь не умирать? — Обещаю, — вздыхает Бин, понимая, что теперь он точно обязан жить дальше. Хотя бы ради этого морского чуда. — А я обещаю, что всегда буду рядом и буду поддерживать тебя, — улыбается русал, слегка подпрыгивая и бросаясь на Субина с объятиями, утягивая за собой в воду и заставляя его впервые за несколько лет звонко рассмеяться вместе с ним. А сам даже не замечает, что чужое одиночество его сердце больше не чувствует.