Неполноценные небеса

      — Глупый Тсуна, Ламбо-сан хочет виноградных леденцов!       От чужих криков и нытья хочется поморщиться. Бовино слишком шумный, и от громкости его голоса болят уши и голова. Кроме физических ощущений, Тсунаёши мысленно сожалеет о кофте, за чей рукав его постоянно тянет мелкая Гроза.       Тсунаёши осторожно косится на Аркобалено, чьё лицо казалось ему слишком довольным — это грозило достаточно неприятной тренировкой и будущими шишками с синяками на голове.       Реборн сейчас неспешно и чинно шагал по высокому забору, который отделял дома от дороги и друг друга. Леон, что пристроился на полях шляпы Ками-сама, какая же она безвкусная и старая, вот-вот развалится, наслаждался нехитрой лаской своего хозяина и жмурил глаза.       — А куда мы, собственно, идём? — опомнился Тсунаёши, что прослушал Реборна. Учитель [хотя из проклятого он не очень хороший], ожидаемо, ударил его Леоном-кувалдой.       — Куда нужно, никчёмный ученик!       Никчёмный ученик… Реборн, за все месяцы обучения, ни разу не назвал его по имени. Никчёмный, ученик, Тсуна, Савада — да, но по имени — ни разу. Тсунаёши уверен, что в мечтах киллер видит себя где-нибудь на островах, а его самого — в школе, одного или на кладбище.       Парень помотал головой, прогоняя вякнувшую паранойю к чёрту, и тут же посмотрел на скамейку, где сидела Хроме: девушка глядела то на него, то на иллюзию стоящего рядом Мукуро. Лучший иллюзионист своего поколения лишь рассматривал собственные ногти, изредка кидая в тень ленивые взгляды.       Они стояли недалеко от заброшенного парка аттракционов, где до сих пор жили подчинённые Рокудо. На стене, рядом с которой они остановились, было нарисовано граффити какой-то вырвиглазной расцветки. Тсунаёши не знает почему, но взгляд зацепился за серую стену с рисунком.       Между ребятами повисло напряжённое молчание.       Докуро напряжённо сжимает ткань собственной юбки, непонимающе хмурится и настороженно смотрит на окружающих. Изредка она нерешительно спрашивает других, чего все ждут, но ей лишь улыбаются и говорят не волноваться.       Сколько раз он уже услышал эту фразу за сегодня, никто не считал?       Ощущения странные: инстинкт самосохранения не даёт расслабиться и постоянно зудит над ухом, а интуиция, которая, кажется, не воспринимает окружающих как возможную опасность, молчит. Такой диссонанс пугает, и от него адреналин начинает вырабатываться активнее. Невольно он начинает мять край собственной кофты, стараясь занять хоть чем-то трясущиеся пальцы.       — Вы долго, — недовольный голос вышедшего из тени Иемицу заставляет Тсунаёши нахмуриться и задаться вопросом, а что здесь происходит? Ему ничего не объяснили, интуиция устроила бойкот, а информации для анализа вообще нет слишком мало.       Вышедший вслед за отцом парень ничуть не добавлял понимания ситуации.       Тсунаёши смотрит внимательно, вглядывается в парня, что был старше Савада-младшего не больше, чем на два года. У его визави светлые волосы, карие глаза с золотистой крошкой на дне и лицо больно похожее на Иемицу, разве что моложе. На парне был официальный костюм и галстук, из-за чего Тсунаёши, одетый в чуть помятую одежду, чувствовал себя слегка неловко.       Как и под презрительным взглядом незнакомого ему подростка.       — Тсунаёши, тебе нужно прочитать вот это, — начинает Внешний Советник. Раздаётся шелест бумаг, которые оказываются письмом.

«Тсунаёши, прости, но ты не подходишь на место десятого Босса Вонголы. Тебе нужно сдать кольцо и добровольно передать своё место Босса старшему брату. Можешь не волноваться, Иэясу — достойный молодой человек. Он не опозорит честь семьи и покажет себя, как достойного места Босса.»

      Он смотрит на письмо с каким-то странным выражением лица. Гладит большим пальцем гладкую бумагу с чернильными буквами, вчитывается в ровные строчки и не может понять, какие же эмоции вызывает в нём этот небольшой листок.       С одной стороны: вот она, такая манящая и желанная свобода от обязанностей. Возможно, даже шанс скинуть настолько приевшуюся маску, которая начала сливаться с изначальной личностью.       А вот с другой: нужно доигрывать спектакль. Нужно решать, чем теперь заниматься. Нужно думать, как разбираться с последствиями чужой игры.       — Что всё это значит? — практически шепчет Тсунаёши, переводя взгляд на ребят и чувствуя крепкую хватку пальцев Хроме на своём плече.       Девушка непонимающе смотрит на листок с изящным почерком и перечитывает, едва шевеля губами. Остальные как-то сразу поменялись, теряя своё дружелюбие или снисхождение, к которому он уже успел привыкнуть.       Они расходятся через полчаса — недовольные друг другом и ситуацией.       Тсунаёши едва заметно морщится от боли в голове и в той, что люди называют душой. Сейчас внутренний дисбаланс ощущается особенно остро.       Тсуна на подобную концовку истории «будущего Дечимо Вонголы, Тсунаёши Савады» лишь хмыкает и философски пожимает плечами: ему было только в радость избавиться от вечного источника шума в доме. Он плохо ладил с людьми, плохо их понимал и немного им завидовал, но для общения ему хватало лишь одной маленькой иллюзионистки.       Но Ёши внутри кричит, дерёт глотку в криках, и плачет: громко, горько, навзрыд. Пламя с оборванными связями жгло, оставляло на нежной коже красные ожоги. Ёши медленно и мучительно умирает, сгорая в собственной силе и впервые проявившей себя ненависти, которая смертельным ядом проникает под кожу и заставляет скулить, метаться от боли.       Тсунаёши глубоко вдыхает весенний воздух и думает о слишком сильном запахе вишни.       — Всё будет хорошо, Босс, — улыбается Хроме, Хранитель, который верен только ему. Единственный человек, что остался с ним и сдержал свою клятву, осознавая проблемы, которые повлечёт за собой её отказ.       Тсунаёши кивает и улыбается кончиками губ.       Интуиция говорит совершенно об обратном.