Неполноценные небеса

      Выходя на улицу, Тсунаеши трёт ладони друг о друга и выдыхает на них тёплый воздух — ему холодно.       Холод распространяется от сердца, смешивается с кровью, оседает на мышечных волокнах и застывает где-то глубоко-глубоко внутри — под черепом, в мозге, в подсознании.       В больнице ему не помогало ни тёплое одеяло, ни кондиционер. Горячий чай и тёплая одежда тоже не сильно согревали. Некогда чистая и тёплая кожа сейчас постоянно холодная и бледная, практически синяя от быстро сходящих гематом — чем-то напоминает кожу мертвеца.       — Если бы вы пролежали там ещё полчаса, то могли бы попросту не выжить, — улыбаясь говорил ему врач, что проводил операцию и спасал его нахрен никому не сдавшуюся жизнь.       У него в кармане брюк лежит плотный конверт с банковской карточкой, ключами от дома и письмом, что было написано отцовской рукой. Пока он читает, медсестра стоит рядом.       — Бедный мальчик, где же твои родители? — насквозь лживо и безразлично сочувствующе и ласково улыбается та и её голос патокой стелится по комнате, вытекая через окна и двери наружу.       Тсунаеши не слушает — всё его внимание сосредоточено на листе бумаги.       Иемицу пишет, что забирает Нану и детей с собой в Италию. Так же было короткое пожелание не сдохнуть и не последовать за Докуро раньше времени — конечно, запасной вариант нужен всем без исключения. Строчки ровные, текст — абсолютно сухой в своих эмоциях, разве что с лёгким налётом презрения и безразличия.       На карточке оставляют деньги — «их должно хватить до конца старшей школы, если ты, конечно, планируешь туда поступать». Тсунаеши бы от них отказался, если бы не осознание их надобности и нежелание тратить своё время на заработок в каком-то дешёвом кафе или другом заведении, где он бы смог устроиться на полставки.       От чужого сочувствия, осознания собственной ненужности и простого «справишься, если нет, то не наши проблемы», у Тсунаёши челюсть невольно сжимается, а взгляд леденеет. Работница больницы, что говорила своим тошнотворно-сладким голосом с собою, он же её не слушает ним, отшатнулась от холода в чужих глазах и, что-то бормотав себе под нос, ушла, тихо прикрыв за собою дверь.       Тогда он ещё не осознавал, что это будет одна из последних его эмоциональных вспышек, которая сможет пробиться сквозь ледяную стену и не увязнуть в чёрной дыре, где раньше было горящее Пламенем Неба сердце.       Сейчас, выйдя под лучи тёплого солнца, он замечает деталь, на которую раньше не обращал внимания — у него от эфемерного холода подрагивают кончики пальцев и хочется засунуть их в кипяток, лишь бы те согрелись. Ему как-то плевать на всё на то, что на коже ладоней появятся ожоги, лишь бы эта проклятая дрожь прошла.       Когда Тсунаеши возвращается в абсолютно пустой особняк семейства Савада, то там всё покрыто слоем пыли. Шум, что за последний год стал привычным и даже немного родным, сменился на жуткую тишину, которая давила на нервы.       В школу он пойдёт лишь через пару дней, поэтому у него хватит времени на попытку провести капитальную уборку и выкинуть ненужные лично ему вещи, которые не удосужился забрать Внешний Советник.       А потом нужно посетить одну могилу за городом, где обычно хоронят людей с небольшим денежным состоянием.       Кладбище он посещает раньше, чем начинает приводить своё место жительства в порядок.       По дороге, Тсунаеши покупает букет нежно-розовых роз — любимые цветы Хроме.       В месте, где похоронена его подруга, тихо, а он не произносит ни слова — ласково проводит кончиками пальцев по холодному камню и кладёт цветы на надгробие, желая извиниться за задержку. Воспоминания об одном единственном человеке режут не хуже ножа, а Тсунаеши ощущает какое-то извращённое удовольствие от присутствия в этом месте, хотя любви к боли — физической ли, душевной ли, — не замечал за собой никогда.       Тсунаеши глубоко выдыхает и возвращается домой, грея руки в карманах штанов.       Через два дня его жильё это место уже давно перестало быть для него домом становится чистым и удивительно пустым — два мешка фотографий, чужих рисунков на холодильнике и игрушек детей, которые исчезли вместе с Вонголой из его жизни, сжигаются на заднем дворе вместе с письмом. Подарки от Хранителей, отца и девочек тоже летят в огонь, покрываясь чернью и превращаясь в угли с пеплом.       Тсунаеши начинает ходить в тёплой куртке даже в помещениях, а носить перчатки перестал — те не спасают от холода, лишь мешают нормально шевелить подвижными пальцами.       Он старается спастись от холода и занять себя хоть чем-то, чтобы не сойти с ума.       Получается, откровенно говоря, паршиво.