Неполноценные небеса

      Йокогама в середине мая тёплая, яркая, пропахшая цветами и праздниками. Люди ходят по улицам, любуясь на цветы в парках и на улицах своего города, полной грудью вдыхая запах растений. Приезжающие туристы уделяют особое внимание тюльпанам вокруг местного стадиона. Впрочем, кроме цветения здесь есть на что ещё посмотреть.       Тсунаёши попадает в Йокогаму практически случайно — в честь праздника классный руководитель решил им объявить об общей поездке в какой-нибудь город, чтобы ученики посмотрели на празднование подобных событий в крупных городах. В прошлом году это был Токио. В этот раз город был выбран путём обычной жеребьёвки, в которой повезло Курокаве, чья угрюмая персона в последнее время цеплялась за Тсунаёши, как за спасательный круг.       Сама экскурсия должна была длиться примерно два с половиной дня, полтора из которых уже прошли. Пускай семь часов можно было вычеркнуть, ведь они уходили на поездку в арендованном автобусе, но остальные были уделены прогулкам по крупнейшему портовому городу Японии. Они в первое же утро (они приехали туда вечером, что было ещё одной причиной недовольства) оставили в номерах свои рюкзаки с немногой сменкой, после чего пошли гулять по ярким улицам, смотря на местные достопримечательности и наслаждаясь запахом моря.       Честно говоря, он вполне мог остаться дома. Сама мысль о получении удовольствия в толпе придурков и учителя ещё несколько дней, которые он вполне законно может провести дома, была достаточно скептически и отрицательно воспринята его сознанием и психикой.       Ему бы посидеть в одиночестве, да подумать о последних словах Мэриголд или всё же Елены?, но Хана старательно выводила его из себя вытаскивала его из дома после той попытки вскрыть себе вены, чем вызывала глухое раздражение. Девушка не считалась с его мнением и заставляла изображать из себя нормального человека, что живёт, а не существует. А изображать приходилось, иначе вопросов будет слишком много.       Сам город ему... Вопреки всем ожиданиям, Йокогама ему понравилась — большой и шумный город на берегу Токийского залива запал ему в душу [она у него всё ещё жива] огромными зданиями, тысячью магазинов и кафе, снующими по улицам людьми и летающими в небе чайками. В этом городе нет места мёртвой тишине и вечному спокойствию, какие были до приезда Реборна, и после его исчезновения — везде что-то происходит. Создавалось впечатление, что даже сейчас где-то далеко, а может и на соседней улице, происходит что-то интересное. Может обычное ограбление или происки серийного маньяка.       От одной мысли мурашки бегут по коже, это весьма сильно... Возбуждает.       От фантазий о собственной смерти и её вариациях отвлёк неприятный зуд в области запястий.       Карие глаза слегка недовольно посмотрели на кожу, скрытую под слоями белоснежных бинтов и рукавами чёрной куртки, которую он теперь носит повсеместно. Хотелось почесать руки, содрать подсохшую корочку ногтями, и наконец-то избавиться от этих ощущений, но нет — Тсунаёши боль не любит, а потому терпит.       С тех пор как он попробовал вскрыть себе вены прошло чуть больше половины месяца. К сожалению, у него ничего не получилось — Хана и врачи успели спасти его жизнь. А последняя, после выписки, не постеснялась потягать за уши, при этом достаточно больно выкручивая их.       Если бы Курокава пришла немного позже, то проблем бы у него не было, а так приходилось в больнице слушать чужие пояснения школьного материала [у неё выходит объяснять лучше, чем у Реборна. Позор тебе, как репетитору, сволочь в дурной шляпе.] и девичьи жалобы на одноклассников, распустившийся Дисциплинарный комитет, а так же на него самого. Особенно часто ему вспоминали про его неудачную попытку суицида, после которой девушка каждое утро приходила проверять — жив Тсунаёши или опять решил помереть.       С одной стороны, её понять можно — девушку бросили парень и лучшая подруга, что даже банального сообщения не отправили и никак не попрощались. В школе она ни с кем особо не общалась, одна только Киоко бегала за ней хвостиком, ведь у главного идола школы должна быть «холодная подруга». А потом и в школе начала твориться такая хрень, что только и оставалось, что перекреститься, да взять биту ради сохранения собственной жизни.       Тсунаёши же был для неё привычен и поведение его практически не изменилось. Так называемая аксиома — Тсунаёши Савада всегда будет «Никчёмным Тсуной», а значит никогда не изменится. А тут начались пропуски школы, учитель попросил зайти, а вместо привычного одноклассника она находит бессознательное тело в окружении красной воды и парочки острых лезвий.       — Ты в курсе, что если бы надавил ещё немного, то лезвие достало бы артерии? Ты хоть представляешь, что было бы, если бы при порезе вен ты потерял такое количество крови, а я бы пришла, хотя бы на полчаса позже? — эти слова врезались ему в подсознание и Тсунаёши разумно помалкивал [спасибо, Хана-тян, он учтёт эти ошибки при следующей попытке].       Тогда она говорила с ним долго, нудно и серьёзно, словно бы действительно боялась за его жизнь. А может и вправду боялась — Тсунаёши ведь один из немногих оставшихся приятелей, которых не отталкивает её поведение. Да и глаза смотрели уж слишком взволнованно, словно бы у неё до сих пор перед глазами стоит та картина с ванной и кровью.       Но Тсунаёши на чужое мнение плевать, у него своих проблем в голове хватает.       Когда вокруг стало не видно смутно знакомых лиц одноклассников и их экскурсоводов, то Тсунаёши понимает, что остался один. Это его не расстраивало и не пугало, совсем нет — те уже успели его достать своим нытьём и попытками задеть его словами или действиями.       Но то потом.       Сейчас его намного больше волновал вопрос — покупать или не покупать эту книжку в красно-белом переплёте? Он пытался переключить своё внимание на другую литературу, но взгляд упорно возвращался на книгу с интересным названием, качественными иллюстрациями и достаточно хорошо описанной информацией, от которой у домашних девочек и мальчиков, что усиленно хотели отобрать столь занятное чтиво только для него, но Тсунаёши это как-то по боку, кровь стыла в жилах.       Он всё же купил «Полное руководство по самоубийству» и решил продлить прогулку по торговому центру. Покупка приятно грела его замёрзшую душу и на это не повлияло даже пару синяков, полученных в толпе. Тем более, настроение подправил горячий зелёный чай и сашими с крабами, которые Савада заказал в одном из недорогих ресторанов традиционной японской кухни.       Прогулка в одиночку понравилась ему намного больше — без ограничений, без криков одноклассников и без необходимости кого-то ждать. Тсунаёши признавал, что чувствовал себя среди толпы достаточно комфортно ведь в толпе убить конкретного человека в разы сложнее, а ему пока что хочется посмотреть на этот город, но порой хотелось побыть одному и делать то, что хочется.       С деньгами у него проблем не было — их было достаточно, чтобы спокойно жить до окончания средней школы, если не тратить по несколько тысяч йен каждые три часа.       Хоть что-то сделали, и на том спасибо.       Уже под конец прогулки по торговому центру с первоклассной смотровой площадкой, откуда он смог понаблюдать за Фудзиямой, спокойствие покинуло его, стоило только зацепиться взглядом за одного ребёнка около кофейни с каким-то детским названием.       Это была достаточно миленькая маленькая девочка. Красивое лицо с большими синими глазами, красный бант в золотистых кудряшках, платье в оборочках и, конечно же, пара полосатых чулков с лаковыми туфлями на хрупких ногах. Всем приветливо улыбается, смотрит так доверчиво и наивно, кого-то ищет. Один лишь её вид вызывал желание позаботиться и накормить сладким тортом за прозрачной витриной, на который она постоянно косится.       Прямо идеал для педофилов и лоликонщиков.       Настоящего идеала просто не существует, что бы кто не говорил.       А от идеальности этой девочки аж зубы сводит.       Где-то на периферии сознания мелькает инстинкт самосохранения, который буквально орёт об опасности, исходящей от ребёнка, от которого волнами исходят тепло и милота.       Интуиция, как и само Пламя Неба, уже давно не проявляли себя, поэтому теперь оставалось полагаться на прежнюю чуйку и собственные мозги, на которые он никогда не жаловался.       Почему она, девочка, прицепилась именно к нему — не ясно. Она практически прилипла к Тсунаёши, цепляясь за длинный рукав чёрной куртки. Парень ощутил едва заметное раздражение [этот день богат на эмоции, не находите?], когда ребёнок вцепился в его пальцы, не скрытые ничем, хотя Хана пыталась заставить его носить тёплые перчатки, чтобы можно было скрыть бинты с пока ещё тусклыми шрамами.       Но, к обоюдному удивлению, девочка с тихим «ой» рассыпалась искрами. Пустота под рёбрами росла в геометрической прогрессии.