Неполноценные небеса

      Причина, по которой он вступил в Портовую мафию, на самом деле была проста, как математический пример для детей из детского садика — дважды два равно четыре.       Да, ему было интересно понять человеческую природу, изучать людей в мире крови, страданий и амбиций, смотреть на творящиеся вокруг интриги. Смотря на то, как лучшие серые кардиналы Японии плетут тонкую паутину и ведут тихие, но кровавые и жестокие бои между собой, он не уставал восхищаться чужим воображением и хитростью. На фоне других, его собственная игра в Саваду Тсунаёши казалась какой-то мелочной, несущественной, и ему хотелось научиться делать так же.       А ещё лучше — превзойти их всех или, хотя бы, многих.       Но это не было главной причиной.       Он признаёт, что обучение у Мори было увлекательным и наполненным мрачным весельем. Каждый день, каждый час, каждый момент был пропитан хорошей порцией безумия и горько-сладкого адреналина, который он ощущал при каждой попытке покончить с собой. Это было его личной эйфорией, наркотиком, который никто не понимал и не мог с ним разделить.       Это даже не мазохизм — скорее его любимый, извращённый и медленный способ самоубийства, пускай это и шло в разрез с его мечтой о быстрой и безболезненной смерти.       Но это тоже не являлось главной причиной.       Мори говорил ему больше полугода о том, что в мафии он найдёт себя, своё место и причину жить. О том, что его таланты здесь будут высоко ценить. Не уставал повторять о больших перспективах с той способностью, которая день за днём пожирала его изнутри и не давала быть простым человеком — простым даже для мира мафии, ведь эсперов за людей не считают даже там. Да и просто говорил о том, что зарывать такой талант будет кощунством.       Это был лишь маленький кусочек правды, почему именно он был выбран Огаем, но тоже главной причиной не являлось.       Причина, из-за которой он вступил в мафию крылась всего в одном предложении, от которого он не смог отказаться. Слишком велико искушение, слишком хорошие аргументы, слишком…       Просто слишком.       — Хочешь, я научу тебя смешивать лекарства?       Он этого хотел. Терпел все тренировки, каждую странность, нарушение личного пространства и боль — всё ради возможности получить необходимые навыки и приготовить для себя необходимое средство, которое максимально быстро и безболезненно сможет убить его.       Этой ночью будет исполнен главный пункт сделки, которую он заключил практически год назад, и скоро всё будет закончено.       Сейчас он стоит в покоях Босса Портовой Мафии и вспоминает, что был здесь всего лишь два раза за всё это время. При знакомстве, когда лучший врач подпольного мира только взял его под своё с Элис крыло, и сегодня.       Будь он Савадой Тсунаёши, которым больше руководили чужие ожидания с Пламенем, он бы сейчас попытался помешать чужим действиям. Или позвал на помощь других людей, которым с чистой совестью и душой сдал и Огая, и его план. Конечно, сам бы отгрёб за молчание и долгий обман, но в собственной правильности не усомнился бы.       Потому что Савада Тсунаёши — добрый, наивный и тепличный мальчик, что ради похвалы других мог и в кратер вулкана прыгнуть, лишь бы кто-нибудь стал ему другом.       Но было два «но».       Первое: Савады Тсунаёши больше нет.       Второе: Ему слишком сильно понравился этот город, что бы не согласиться на любой выход из ситуации, в которую Йокогаму завёл этот обезумевший старик с давно съехавшей крышей.       Уже в их первую встречу было чётко видно, что Босс Портовой Мафии был стар и явно не в себе, пусть впечатление производил достаточно умело. Хотя глупые приказы, из-за которых гибли сотни людей и Йокогама начинала окрашиваться во все оттенки крови, были в тот момент далеко не редкостью.       Время делало только хуже — старик окончательно поседел, потерял остатки разума и даже не мог подняться с кровати. Несмотря на все надежды подчинённых, состояние лидера не улучшалось даже с приходом Огая, который не пытался вылечить мужчину.       — Как вы себя чувствуете, Босс? — интересуется доктор, надевая на себя медицинские перчатки. В тишине комнаты этот звук был практически оглушающим.       — Доктор… Приказываю Исполнительному комитету убить их всех… Будь это противоборствующие группировки или военная полиция, все, кто бросает нам вызов, должны быть уничтожены к заходу солнца…       Учитель слегка насмешливо усмехается, сжимая в своих руках скальпель. Тот угрожающе сверкает в свете красной луны, что сияет в ночном небе.       Красивое сияние, подумал Дазай, на мгновение отвлёкшись от театра двух актёров, в чьё число Босс не входил. Словно кто-то измазал снежно-белую луну в венозной крови.       — Это… не разумно, — выдаёт Мори, делая шаг в сторону кровати.       — Не важно, сколько людей мы потеряем. Убейте, просто убейте…       Босс продолжал шептать и приказывать убивать людей даже лёжа в постели, и это немного раздражало.       — Понимаю.       Дазай совсем не удивился, когда его наставник перерезал собственным скальпелем чужую глотку, окропляя стены красной кровью. Движение было умелым, ведь за спиной у Мори года практики во вскрытии людских тел, и не только для операций.       Порез не очень глубокий — в качестве оправдания будет сказано, что из-за осложнений начались судороги и требовалось открыть дыхательные пути, разрезав горло, — но этой глубины вполне достаточно, чтобы перерезать несколько жизненно важных артерий с драгоценной для организма кровью.       После такого нормальные люди не выживают.       За окном сияет красным светом луна, что придаёт его глазам достаточно страшный вид. При таком освещении становились особенно видны алые искры ему всё ещё интересно, а почему именно красные, если у него даже намёка на Ураган нет?.       Напоминает блики дорогого красного вина, которым его после первой пытки угостил Мори, поощряя за успех.       Он смотрит на стекающие по стене капли, на алое пятно, что быстро расползается на белоснежном одеяле, на скальпель, которому доктор позволил свободно упасть на пол.       Вокруг Мори и покойного Босса было много красного.       Но Осаму ощущал, что ему плевать.       Просто п л е в а т ь.       — Босс покинул этот мир из-за серьёзной болезни. Умирая, он назначил меня своим наследником, — взгляд Мори, которым он окинул его, был далёк от нормального. Огай даже не скрывал своего желания убивать и калечить, но всё же был в своём сознании.       Опасное состояние, он не раз видел его у себя в зеркале. Пугает не столько кровь на лице, сколько взгляд — стеклянный, чуть безумный, удивительно ясный и нечитаемый одновременно.       Взгляд настоящего профессионального убийцы.       — А ты был моим свидетелем. Тебе ясно?       Дазай молчит, не говоря ничего.       Дазай молча смотрит на расползающееся по красивым обоям покоев Босса кровь и никак не меняется в лице.       За окном сияет полная луна, под рёбрами судорожно бьётся Пламя Неба, удерживаемое его способностью и Мраком.       — Естественно, Босс.       Дазай уже давно усвоил и принял правило, что мир не строиться на взаимопонимании и доброте — такой мир будет слишком хрупок и долго не выдержит, умерев уже через несколько мгновений. Усвоил, что мир не удержится только на договорах и сделках — те являются лишь крохотной, практически незаметной частью фасада всего мироздания, которую можно легко сломать.       Дазай усвоил главное правило жизни сразу после того, как проснулся в больнице практически год назад.       Мир всегда строился на чьих-то костях и крови.