Неполноценные небеса

      Дазай делает глоток крепкого коньяка, ощущая как приятное тепло распространяется по телу, а в душе появляется легкость, которая осложняет процесс мышления, но ещё не настолько, чтобы он не мог отдавать отчет себе и происходящему вокруг него цирка.       Мори о чем-то говорит вместе с Элис, что всем своим видом показывает незаинтересованность в общении со своим хозяином. За прошедшие года она ничуть не изменилась, оставаясь всё той же хрупкой девочкой и идеалом для Огая, который щурил свои алые глаза и покровительственно смотрел на балаган, в который превратился спокойный званный вечер, устроенный в честь успешного уничтожения одного из кланов, который всячески мешал Портовой Мафии в заключении контракта с Триадой, и за свою же дурость смелость был стерт с лица земли Двойным черным.       У стены стоит Хироцу-сан, что спокойно наблюдает за дракой пьяных офисных работников, к которым уже идет охрана, и Осаму практически слышит, как в голове у мужчины шевелятся шестеренки в размышлених, какое наказание применить к зарвавшимся юнцам, что позорят честь Портовой Мафии.       Дазай знает, что на таких придурков звание начальства вряд-ли подействует, поэтому мысленно ставит заметку о расстреле одного из них на глазах у всей организации и понижении в звании второго. Несмотря на все советы психологов, пушка у виска всегда действовала на людей намного лучше, чем слова. Особенно, если перед этим из нее кого-то пристрелили.       — У тебя слишком довольное лицо, — фыркает подошедшая к нему Коё с бокалом вина.       На ней сегодня нет кимоно, вместо него длинное темно-серое платье в пол и гладкие атласные перчатки. По мнению Дазая, ей традиционная японская одежда идет намного больше, но на таком празднике нужно соответствовать определённому дресс-коду и женщина была вынуждена достать из шкафа стесняющее и мешающее в бою платье, которое сильно урежет ее способности, если какие-то идиоты решат прервать их торжество.       Юноша вздыхает и опрокидывает стакан, разом глотая оставшийся виски, а после кидает взгляд в сторону балкона, откуда открывается прекрасный вид на Токийский залив. Следом глаза цвета коньяка переходят на черную макушку Акутагавы, которого пустили в здание — парню пора привыкать, что жизнь мафии состоит не только из убийств, которые тот совершал с потрясающей легкостью. Юноша ощущает неясные эмоции, смотря на свой старый плащ, который Рюноске до сих пор бережно носит, пускай ему и нужно было одеть что-то более официальное, чем его прикид.       Говорит человек, вечно ходящий в костюме-тройке, мысленно фыркает Осаму, ощущая еле заметное тепло, распространяющееся от желудка.       — Что на этот раз? — будто бы спокойно интересуется, но хорошо знающие люди услышат усталое раздражение в безразличном голосе.       Но отказывать Коё он может редко. Несмотря на свой паршивый характер и садисткую натуру, чувство благодарности ему не чуждо — если быть точнее, то именно по отношению к Коё и ещё нескольким личностям оно ещё не подохло в муках, погребенное его великим эгоизмом.       — С чего ты взял, что я хочу тебя о чём-то попросить? Может я просто постоять рядом хочу, посмотреть в окно? — практически искренне интересуется хозяйка Золотого демона, приподнимая бровь.       — Ты серьезно?       Та лишь хмыкает, признавая свое поражение, и делает глоток вина. Язык проводит по накрашенным губам, и за этим жестом следит половина зала — всё таки Озаки считалась одной из сексуальнийших женщин мафии и малейшими жестами могла возбудить любого человека.       Дазай привычно игнорирует подобный жест, лишь ненадолго прикрывает глаза и ставит стакан на поднос проходящего мимо официанта.       — Проводи Чую-куна домой, — через пару минут молчания вздыхает Коё и повторяет его жест с бокалом. — Он уже успел напиться и Босс не хочет, чтобы он со своей способностью разнес зал к чертям. Сам знаешь, каким он бывает в такие моменты.       Дазай едко усмехается, показывая, что он думает об этом его состоянии. Особенно в последнее время — уже готовая порваться связь начала обеспечивать им мокрые ночи и ужасное раздражение на целый день раз в неделю, что заставляло его скрипеть зубами и мысленно молиться о том, чтобы вся эта хрень побыстрее закончилась и можно было вздохнуть спокойно.       Дазая парни, и уж тем более Чуя, не привлекают. Он сомневается, что сможет когда-нибудь переспать с другим мужчиной и не ощущать при этом отвращение, поскольку всё ещё свежи воспоминания о юности, когда у его лже-Хранителей начали играть гормоны и те периодически начинали коситься на его задницу с не самыми хорошими намереньями. Всё-таки в детстве он был хорошеньким мальчиком, теплым и хрупким, совсем чистым, а ещё вечно смущенным. И то, что отношение к однополым отношениям у него ещё тогда было весьма… Предвзятым, никого не волновало.       В те моменты Дазай начинает верить в богов и благодарить за то, что он не родился девкой. Иначе все было бы ещё хуже.       — Будешь мне должна, — кидает он, а после идет в сторону комнаты, куда обычно скидывают всех гостей, что не рассчитали свои силы и выпили алкоголя сверх нормы.       Чуя попадал туда редко — всё же свою меру он знает, а потому сверхнормы не выпивает. Но сегодня утром вид у него был весьма потрепан и зол, а это значит, что на этой неделе была его очередь. И нервы у него совсем не к черту, поэтому не удивительно, что Накахара не считал количество выпитого и попросту забылся.       Как здорово, что его вывели до того, как этот идиот начал приносить проблемы.       Обычно особо пьяных просто отправляли домой, но бывали исключения. Чуя входил в их число, так как в стадии алкогольного опьянения коротышка не всегда мог контролировать свою способность и он с несчастными жертвами сопровождающими мог легко отправиться в полет, примерно на пару тысячь метров над уровнем небоскрёба, в котором происходил праздник. Как итог, забирать напарника должен был Дазай, поскольку только ему не грозит разбиться в кусок фарша. К его и Чуиному сожалению, но окружающих это мало волновало.       Напарник вел себя в этот раз на удивление тихо и послушно, разве что периодически ворчал и предупреждал о скоропостижной кончине от его прекрасных ручек в черных перчатках, если он разобьет ему машину или хотя бы ещё раз завернет так резко, что рыжий просто напросто слетает с кресла пассажирского сидения. Осаму же неизменно отвечал, что готов принять любую смерть, только не от рук вредного и злого гнома [или киллера, посланного Вонголой по его грешную душу, но это детали].       В общем, доехали в относительно мирной обстановке. И дверь получилось открыть практически сразу, всё-таки Накахара отказался усадить свою королевскую задницу на пол и подождать, и в итоге пришлось придерживать пока ещё несовершеннолетнего алкоголика, чтобы тот не рухнул мордой в пол [хотя Дазай с радостью понаблюдает за этим зрелищем и даже посодействует ему].       Слава богам, что снимать с напарника обувь и плащ ему не пришлось — Арахабаки уже начал действовать и Чуя смог более-менее аккуратно снять ботинки с ног, не порвав те при этом. Плащ отлевитировал на вешалку и затих, а сосуд Бога начал задумчиво пялиться в стену.       Если такое происходит, то стоит ждать беды.       Спокойствие закончилось, когда напарник внезапно просто оттолкнул его к стене. Дазай зашипел от неприятных ощущений — гематомы на спине, оставшиеся после зачистки, всё ещё не прошли и тут же напомнили о себе. Чуя же на это никак не отреагировал, задумчиво смотря на напарника мутно-голубыми глазами.       В голове мелькает мысль об неплохой бледной коже, что под неоновым светом улиц, пробивающимся из окна, и Дазаю хочется вмазать себе по лицу. Раз так пять, чтобы не пялился на напарника. Он же не так много выпил, верно? Да и парни его никогда не привлекали…       Нужно звонить Нари, а то уже совсем всё плохо. Вон, уже на Чую засматриваться начал.       Чертова связь соулмейтов.       Чуя давит ему на затылок и Дазай, не успевший толком среагировать, послушно наклоняется, чувствуя чужое дыхание на щеке. Оно теплое, пахнет дорогим вином и чем-то терпким, вяжущим рот.       Поцелуй с Чуей был… Неплохим. Дазай может признать это, но только очень и очень глубоко внутри себя, вот только главенство отдавать он не намерен. Поцелуй вышел мокрый, голодный, грязный, некую перчинку добавлял вкус крови — Накахара слишком резко дернул его на себя, из-за чего разбил себе губу, из которой теперь сочится алая жидкость, отдающаяся металлом на языке.       Они отрываются друг от друга так же резко, как и сошлись. Дышать тяжело, легкие горят от нехватки кислорода, а губы ноют — никто из них особо нежным не был.       Когда Накахара пытается повторить свой маневр, но уже с более трезвым взглядом, забинтованная ладонь ложится на губы.       — Чиби, а ты не хочешь ничего объяснить? — схожие интонации проскальзывали, когда Чуя чуть не подох из-за собственной дурости на задании. Голос почему-то хриплый, низкий, словно Дазай выкурил пару сигарет подряд. Мотидзуки не раз говорила, что таким голосом можно легко соблазнять людей, вот только этим парень не особо пользуется. — Что это было?       — Поцелуй, — нервно облизывается напарник, а шатен невольно залипает на это, за что тут же дает себе мысленно пощечину.       Нужно звонить Нари, срочно.       — Ладно, задам вопрос по-другому: с чего ты, кричащий мне о ненависти каждый день, внезапно лезешь целоваться?       — Насколько я успел заметить, ты сам был не против. Иначе бы уже вырубил.       Вот же сволочь. Вот почему он такой внимательный, когда этого не нужно?       — Наглеешь, коротышка, — фыркает. Но и не отрицает. Он вообще любит правильно расставлять акценты и недоговаривать, подталкивая своего собеседника к нужному ему решению, ведь ложь слишком простой и ненадежный метод. — А теперь, правду, потому что в смену твоей ориентации я не верю.       У Чуи в этот момент скулы краснеют, и это выглядит достаточно забавно, даже мило. В такой момент он похож на застанного за чем-то неприличным ребенка, что почти что заставляет Дазая засмеяться.       Но он не смеется. Потому что ему правда интересно узнать, почему Чуя решил его поцеловать и сейчас смотрит на напарника не мигая.       — Я… я последние два месяца только и ищу, как прекратить все эти сны, — Чуя выглядит виноватым. Словно бы у них когда-то были отношения и он сейчас признается в измене. Хотя нет, Чуя слишком гордый для подобного, да и отношений у них даже дружественных нет.       Да, они могут доверить друг другу спину на задании. Но дружба? Или любовь? Смешно звучит, но несмотря на связь соулмейтов они даже не пытаются что-либо изменить — слишком привыкли и знают, что нынешние характеры точно не изменятся.       — И причем тут поцелуй к решению проблемы?       — Нам надо переспать.       Он говорил, что всё плохо? Нет? Так всё оказалось ещё хуже.       У Дазая даже мысли о подобном не возникали, а из-за чужой теории бросаться в омут лишь ради одной возможности спокойно поспать? Нет, он пускай и псих [вообще-то садист, но у него с психикой небольшие проблемы, так что да, псих тоже подходит], но привык вначале думать головой.       — С чего ты взял, что это сработает? На мой взгляд, это полнейший бред.       — То есть, информация из литературы Мори это бред. Я ему передам это.       — Давай решим всё завтра, я хочу спать и не настроен обсуждать подобное сейчас. И ближайшую неделю точно.