Неполноценные небеса

      Особняк, в котором расположилась организация под названием «Мимик», устроившая настоящий беспорядок в Йокогаме, был неестественно тихим, если не считать звуки выстрелов, звучащих на третьем этаже.       Дазай бежал через особняк, даже не пытаясь сосчитать все повстречавшиеся ему на пути трупы. Их много, у всех были следы от пуль в головах или в грудной клетке — быстрая и точная работа, которая могла бы составить конкуренцию Реборну. Везде пахло кровью и смертью, кто-то из умирающих стонал, моля смерть скорее забрать его.       Но подобной милости Дазай никому здесь не окажет.       Связь с Дождём слабо и тускло мерцала, что значило лишь одно — Атрибут, связанный с Небом, умирает.       Вчера он разорвал связь с Анго — это было чертовски больно. Его рвало кровью прямо на пол, голова гудела, а тело казалось до ужаса слабым. Пламя, до этого просто греющее и пытающееся разжечь что-то внутри него самого — эмоции, былые привязанности, умение любить? — взбесилось и попыталось сжечь его изнутри, что приносило лишь большую боль.       Это были одни из самых ужасных мгновений в его жизни.       Ему пришлось выпить достаточно сильное обезболивающее практически в критическом количестве, чтобы суметь выйти на работу и поговорить с Мори-саном.       Чёртов наставник, сжал зубы юноша, мысленно желая ему сдохнуть.       — Я уже сказал, что всегда думаю, прежде всего, о благе нашей организации. И, как видишь, мне удалось выбить у Секретной службы — а значит, у самого Правительства — разрешение на, скажем прямо, незаконную деятельность. Осталось только разобраться с наглыми бандитами, но Ода-кун, ценой одной своей жизни, с этим справится. Мы в огромном выигрыше. Почему же ты так зол?       Помешанный на благе организации Огай устроил всю эту историю и сумел, незаметно для него, помочь перебраться этим крысам из Европы в Японию. Нет, не коснись это его друга — он бы и слова не сказал, но он же буквально посылает Сакуноске на смерть! Ода — бывший киллер и, пускай он не утратил своих навыков, что было прекрасно видно по состоянию здоровья чёртовых гайдзинов, но у него не было практики!       Ода, ёкай подери весь этот грёбаный план, не был пробуждённым Солнцем или Небом — так просто четыре года более-менее спокойной жизни не пройдут бесследно. Если его друг получит серьёзные ранения, то просто не сможет дожить до приезда врача!       Едва не выбив дубовые створки, он ворвался в бальный зал и увидел лежащего на полу друга, начисто проигнорировав очередной труп. Чёртов Одасаку валялся на полу и устало улыбался.       — Одасаку! — голос дрожал. Дазай чувствовал, как застревает ком в горле.       Нет... Ну, нет же...       — Дазай...       Дазай бросился к Одасаку и пробежал по нему сканирующим взглядом. Из сквозного пулевого ранения в груди на пол успела натечь целая лужа крови. Рана определённо была смертельной.       Дазай опустился на колени.       Почему?       — Ты идиот, Одасаку. Круглый идиот, — со рта срывается злой смешок. Ему хочется смеяться — над собой, над Одой и над безысходной ситуацией, в которую он угодил.       Осаму уже давно не ощущал себя таким слабым и беспомощным.       — Да.       — Нужно быть полным кретином, чтобы умереть из-за такого!       — Да.       Одасаку улыбнулся. На его лице застыло выражение удовлетворения, какое бывает у человека, честно выполнившего уже оплаченную работу.       В его глазах плескалось то же мягкое сожаление, что и у Хроме перед её смертью.       Почему это происходит снова?       — Дазай... Я хочу тебе кое-что сказать.       — Нет, не надо! Тебя ещё могут спасти, нет, обязательно спасут! Не говори так!..       — Послушай меня, — Одасаку сжал его руку испачканными в крови пальцами. — Помнишь, ты мне сказал... Что н-надеялся найти в мире жёсткости и кровопролития — причину, чтобы жить?..       — Да, я так и сказал. Но сейчас это!..       — Ты её не найдёшь, — тихо, почти шёпотом произнёс Одасаку.       Нет, пожалуйста... Просто помолчи... Ещё же есть время, верно?       — Ты и сам наверняка это понимаешь. Какую бы сторону ты ни принял — тех, кто убивает или тех, кто спасает — ничто и никогда не превзойдёт твои ожидания. В этом мире ты всегда будешь одинок. Тьма тебя не отпустит.       «Вырви меня из сна об этом загнивающем мире».       И Дазай впервые осознал, что этот человек, Сакуноскэ Ода, понимает его, как никто другой. Вплоть до самых потаённых уголков души. А он об этом даже не подозревал.       Почему он всегда теряет тех, кто ему дорог?       Наверное, впервые с самого своего появления на свет Дазай так страстно, всем сердцем захотел кое-что узнать. И он спросил человека перед собой:       — Одасаку... Что мне теперь делать?       — Перейди на сторону тех, кто спасает, — ответил Одасаку. — Если всё равно, каким человеком быть, будь хорошим. Помогай слабым, защищай сирот. Для тебя ведь нет особой разницы, нести справедливость или зло... А первое всё же привлекательнее.       — Откуда ты знаешь?       — Я знаю. Лучше, кого бы то ни было.       Дазай заглянул в глаза Одасаку.       Они горели ровным огнём. За его словами стояла непоколебимая уверенность. Собственный опыт или чужое мнение... Одасаку пытался направить его на путь, который сам когда-то избрал. И Дазай это понял.       И решил ему поверить.       Сначала мама, потом Хром, а сейчас Ода... Неужели это никогда не закончится?       — Хорошо, я так и сделаю.       — «Люди всю жизнь ищут спасения, но осознают это лишь на пороге смерти»... А ведь... Точ-чно...       Лицо Одасаку резко побледнело. Он усмехнулся.       — Съесть бы карри...       Дрожащими пальцами он достал из пальто сигарету и с трудом поднёс её ко рту.       На то, чтобы вытащить спички, сил уже не оставалось — Дазай поджёг сигарету за него. Синие глаза с небольшим удивлением взглянули на горящие кончики пальцев. Янтарные языки Пламени приглушённо горели, обдавая своим теплом.       Дазай усмехнулся, в уголках глаз скапливалась влага.       Как же это больно...       Одасаку закрыл глаза, затянулся и удовлетворённо улыбнулся.       Сигарета упала на пол.       Не поднимаясь с колен, Дазай запрокинул голову и закрыл глаза.       Крепко сжатые губы мелко подрагивали.       Он слышит, как связь между ним и Одой рвётся.       Тонкий столбик сигаретного дыма поднимался к потолку.       Никто ничего не говорил.       Горячая слеза всё же скатывается по щеке.       Сколько раз он плакал за свою жизнь?       Как Савада Тсунаёши, он часто рыдал и ныл, мог расплакаться от малейшей мелочи или от вида соседской шавки, которая ему даже до колена не доставала. В детском садике, его часто называли плаксой, не удосуживаясь даже обработать ссадины и раны на коленях.       Но то всё была фальшь, хорошо разыгранная актёрская игра.       Как Дазай Осаму он не плакал ни разу, предпочитая носить беспристрастные маски или ядовитые улыбки, пугая окружающих своим пустым взглядом. Он мог разве что стереть умилительную слезу или выступившую от смеха, или ото сна влагу с уголков карих глаз.       Но, это всё тоже не то.       Так когда же он плакал по-настоящему, навзрыд, до сорванного голоса и полного опустошения?       После смерти Хроме, больше ни разу.       И всё же...       Сейчас он плачет.       Вокруг всё ещё ужасно тихо, словно на кладбище.       — Блядь, — он резко разворачивается, не в силах находится в этой комнате.       У него в голове удивительно пусто, а Пламя раздирает грудную клетку, как когда-то давно, пять лет назад.       Чёртово чувство ностальгии.