Неполноценные небеса

      Дазай пустым взглядом смотрит на горизонт, чуть щурясь от света заходящего солнца.       Сегодняшний закат — красный. Нет, даже не так. Кровавый. Словно кто-то размазал свежую кровь по небосводу, оставляя алый росчерк на всё небо.       Завораживающее в своей жуткости и красоте зрелище, один из его любимых типов неба, которыми он мог любоваться долгие часы, чем выводил своего напарника до безумия — Чуя никогда не любил закаты, словно они что-то сделали ему лично.       На фоне алого из-за заката моря, зелёная трава и светлые, практически белые могилы без имени казались какой-то насмешкой.       — И всё-таки, — его голос похож на воронье карканье от долгого молчания. Обычно, после такого кто-то рядом с ним обязательно вздрагивает, но его собеседник больше на подобное не способен. — Одасаку был совершенно прав. С кладбища, на зелёном холме, открывается прекрасный вид.       Он стоял перед надгробием в своём привычном чёрном костюме, аккуратно держа в руках букет белых хризантем.       Налетевший с моря порыв ветра заставил его сощуриться. Лепестки с шорохом затрепетали, а пара из них оторвалась от цветов, пролетая несколько метров и оседая на землю.       — Я оставлю здесь снимок.       Дазай положил перед плитой фотографию.       На ней трое молодых людей улыбались, запечатлённые в навеки остановившемся моменте.       — А я всё же надеялся угостить вас своим каменным тофу…       Дазай прикрыл глаза и неподвижно застыл.       С момента смерти Одасаку прошло пять дней, а ему до сих пор больно. Даже когда Хроме умирала, такого не было. А может, причина в том, что тогда Пламя не бесилось так сильно, стремясь сжечь своего носителя заживо и медленно сводя действия ранее не активной Исповеди на ноль.       — Так и знала, что найду тебя здесь, — тихий голос Нари прервал тишину, но Дазай даже не обернулся.       Девушка бесшумно подошла ближе, становясь за его плечом. От холодного ветра Мотидзуки чуть ёжится, обнимая себя за плечи в попытке согреться.       — Как долго ты уже здесь сидишь? — интересуется она практически безразличным голосом.       — Пару часов, наверное.       Дазай пожимает плечами, словно говорит о чем-то несущественном. Впрочем, в этих словах и вправду нет ничего важного.       — У тебя есть планы на вечер?       [Мори-сан просил заполнить документы и отдать их завтра утром, нужно обговорить с Хироцу парочку организационных моментов, связанных с праздником в честь того, что план Босса Портовой Мафии прошёл успешно и купить продуктов, в их с Чуей квартире заканчивается молоко и сыр, а яйца он выбросил сегодня утром. Ещё надо попросить секретаря отнести документы с делами ребят из нового набора и много остальной мелочёвки, среди которой затесался новый вид самоубийства, найденный в интернете вчера.]       Планов много и он с таким количеством должен просидеть в офисе минимум до десяти часов, но Дазай лишь неопределённо ведёт рукой, сохраняя молчания. Своему голосу он сейчас не доверяет.       — Прелестно, — кивает девушка и резко хватает его за руку. — Значит, ты не откажешься пройтись со мной.       На недоумённый взгляд Нари фыркает, точно они вернулись в школу и её заставляют следить за очередной глупой выходкой одноклассников.       — Тебе надо развееться. Ты сейчас похож на труп больше, чем когда мне понадобилось вытаскивать тебя из петли в своей старой квартире.       От воспоминаний Мотидзуки ёжится, а Дазай слабо улыбается. Они тогда были знакомы чуть больше недели, и он в очередной раз попытался уйти на тот свет. Стоит заметить, что у него почти получилось, но чужое вмешательство резко прервало его встречу с Шинигами.       А ведь тогда он уже видел чёрный подол призрачных одежд, пришедших по его душу…       Дазай не сомневался, что если бы он умер, то отправился в Дзигоку. С такой биографией и душой как у него, в другое место не пустят. Или Ками просто сотрут его душу, дабы не родился вновь, если слова о реинкарнации правдивы.       Было бы забавно, если бы душа Мэриголд, наставлявшая его в прошлом, оказалась его собственной. Его же когда-то называли Нео-Примо Вонгола, а тут такой облом.       Особенно для дорогого предка, чтоб его любимая Вонгола сдохла наконец.       Сейчас действия Вольпе, что ранее вызывали непонимание и удивление, были вполне понятны и даже в какой-то мере логичными, пускай и бесить не переставали. Для таких людей, как он и Мори-сан, остальные морально не потянут подобное.       — До дна, — Нари чуть приподнимает бокал с дорогим коньяком. Виски женщина категорически не переносит, а вино с шампанским пьёт только по праздникам, да и то не всегда.       Осаму пьёт, но сознание его не покидает. Тело пьянеет, а вот разум остаётся возмутительно трезв и это злит. В душе поднимается тёмное раздражение. Всё у него не как у людей, даже напиться нормально не может.       — Кто тебя обидел, небо, попросить бы мне прощение… — чужой голос на русском языке выдаёт текст той песни, которая Дазаю совсем не нравится, но он не мешает.       Нари поёт красиво, но чертовски редко, словно стесняется. Из неё бы вышла хорошая певица, если бы она зачем-то не влезла в мафию.       — Кто тебя обидел, небо, Снова капли на ресницах. Как бы я хотел на время В своё детство возвратиться…       Он засыпает на чужом диване, ощущая себя чуточку легче, пускай голова утром и болит. В горле сухо и перед глазами немного плывёт, но, в целом, терпимо.       Правда, в груди всё ещё ноет, словно от него оторвали кусок сердца.       Он возвращается в офис, ненадолго заходя в их с Чуей квартиру. Напарника там нет, зато его машина на месте. Вроде бы он должен был отправиться в командировку сегодня утром. Нужно забрать какие-то чертовски важные бумаги, с которыми ему потом возиться придется.             Дазай шкодливо усмехается. Кажется, он знает, что оставит своему напарнику на прощание.       Жаль, что чужого лица он, в момент осознания, не увидит.       Очень жаль.